Жила-была мышка-трусишка по прозвищу Большие Уши. У других мышей ушки маленькие, аккуратные, а у этой здоровые, как лопухи. Правду говорят, у страха глаза велики, но и уши у него не меньше. Бедняжка от любого шороха дрожала, от малейшего стука обмирала. Пошли как-то мыши на охоту, и её с собой зовут.
– Эй, Большие Уши, пока кот спит, пойдём чем-нибудь поживимся.
– Нет, я в норке посижу. Вдруг кот проснется? – испугалась она.
– Да чего её звать, видите, у неё сердце в пятки ушло, – засмеялись мыши и побежали по своим делам.
Сделала мышка шаг и в страхе замерла: всё ей кажется, что сердце в пятках бьётся. Вернулись мыши сытые, а она сидит на одном месте и дрожит.
– Эй, ты чего в углу нахохлилась? Иди к нам, – позвали её мыши.
– Как же мне идти, если сердце в пятках? Вдруг наступлю? Так и раздавить недолго, – отозвалась она.
– А ты ушами помаши, может, взлетишь! – захохотали мыши.
Попробовала мышка ушами махать – ничего не получается. Тогда смастерила она из клиновых листьев пару крыльев. Взмахнула ими и вылетела из норки. "Теперь мне кот не страшен, – обрадовалась мышка – Не буду больше с мышами жить. Подамся к птицам".
Прилетела она к птицам. Увидали они летучую мышь и удивились:
– Ты кто?
– Я новая птица, – оробела летучая мышь.
– Ты птица?! Вот насмешила. Да ты на себя посмотри. Разве это крылья? Перепончатые, точно лягушачьи лапы. На них же ни одного пёрышка! А это что за недоразумение у тебя на голове? – Рассмеялись птицы.
– Это мои уши, – пуще прежнего смутилась мышка.
– Где ты видела, чтобы у птиц были уши? Смех да и только!
Поняла летучая мышь, что и здесь она не ко двору пришлась. Вздохнула и полетела прочь от насмешек. С тех пор она летает по ночам, а днём спит. И каждый раз, готовясь ко сну, летучая мышь повисает вниз головой, всё надеется, что сердце из пятки на место встанет.
Давным-давно, когда птицы ещё не умели летать, Творец прислал им в подарок крылья на любой вкус и цвет, чтобы каждая выбрала те, что ей по душе. Обрадовались птицы.
Первым явился Орёл.
– Я хочу парить над землей выше всех и строить гнёзда на горных кручах, чтобы мои птенцы росли бесстрашными и сильными, – сказал он, выбрав два широких крепких крыла.
Следом прибежал Жаворонок.
– А я хочу летать так высоко, чтобы восходящее солнце слышало, как я пою гимн в его честь, – восторженно прощебетал он и нашёл два лёгких и быстрых крылышка.
– Не спорю, высота – это хорошо, но самое важное в крыльях – выносливость, чтобы можно было полетать по свету, на других посмотреть и себя показать. Что за радость круглый год на одном месте сидеть, – степенно вышагивая, проговорил Журавль.
Он сразу приглядел скромные, но надёжные крылья и, не теряя слов даром, отправился в свой первый перелёт.
Модница-Ласточка долго примеряла и придирчиво осматривала
разные крылья, всё никак не решаясь, на каких остановиться.
Мне бы хотелось в ясные дни я летать высоко в небе, а в ненастье держаться поближе к земле. К тому же не надо забывать и о внешности. Крылья должны быть изящными.
Тут Ласточка заметила два тонких изогнутых крылышка и тотчас
поняла, что они словно созданы для неё.
– Насчёт внешности она правильно мыслит, – согласно кивнул попугай. – Главное, крылья должны быть яркие. Что за радость носиться под облаками, где тебя никто толком не разглядит? Другое дело, когда крылья броские, видные: летишь, и все тебе завидуют.
Попугай сразу ухватился за самые пёстрые крылья и, гордый своим приобретением, отправился восвояси.
Сова посмотрела ему вслед и укоризненно покачала головой.
– Баловство это, красота. Пустое бахвальство. Крылья должны быть неприметными, чтобы можно было над лесом летать да добычу высматривать, а коли тебя за версту видно, недолго и с голоду помереть.
Вскоре птицы разобрали все крылья и осталось лишь две пары: одни побольше, а другие малюсенькие. Прискакал Воробей, известный шалопай: солнце давно припекает, а он только глаза продрал. Поглядел на крылья и сразу же те, что побольше, выбрал.
– Мне размах нужен, – заявил он и давай крылья прилаживать.
Да они великоваты оказались, с головой бедолагу накрыли, какой уж тут полёт. Примерил он те, что поменьше, взмахнул ими, взлетел и весело зачирикал. Эти в самый раз пришлись – лёгкие, удобные, порхай себе с ветки на ветку да радуйся.
Последним приплёлся Страус. Огляделся, а выбирать-то и нечего. Надел он крылья, что остались, попробовал взлететь – да не тут-то было. Сам он большой, грузный, а крылья маловаты. Посмотрел Страус в небо, а там Орёл парит, ростом куда меньше него, а крылья раскинул огромные, что полотнища. От возмущения Страус затопал ногами и закричал:
– Вон они мои крылья! Всему свету расскажу, что Орёл, разбойник, на чужое позарился!
Посмотрел на него мудрый Ворон и молвил:
– Что ты, глупый, раскричался? Разве Орёл виноват, что ты позже всех явился? Не даром народная мудрость говорит: "Кто рано встаёт, тому Бог даёт".
Стыдно стало Страусу, что он промешкал. Опустил он понуро голову, взял остатние крылья и побрёл прочь, ведь взлететь он так и не смог. Да только Бог его пожалел и наделил другим даром. С тех пор Страус научился удивительно быстро бегать.
Высоко-высоко в небе жила Дождливая семья. Почему Дождливая? Да потому, что все в этой семье работали дождями.
У каждого дождя была своя туча или облако, так же как у людей бывает своя комната или рабочее место. Когда дожди отдыхали от трудов, они собирались вместе и тогда с земли казалось, что высоко в небе парит одно огромное облако, хотя на самом деле это, конечно, было не так. Работали дожди всегда порознь, потому что каждый твердо знал свое время и место.
Самым старшим был дедушка Косохлест. Он был таким строгим и суровым, что мало кто осмеливался ему перечить. Когда дедушка выходил на работу, он обязательно брал с собой своего закадычного друга – Порывистого Ветра. Вдвоем они быстро проверяли, где плохо положена черепица, где не задраена щель, а где не притворено окно, и напоминали об этом нерадивым хозяевам. А уж если Косохлест заставал кого на улице, то стегал беднягу ледяными струями так, что у того надолго пропадала охота попадать под дождь.
Второй по старшинству была бабушка Морось. Чаще всего она принималась за дело осенью. Она долго-долго сеяла холодную, мокрую пыль, жалуясь на зябкость и проморзглость, и в конце концов так надоедала людям, что те не могли дождаться, когда же она, наконец, уберется восвояси.
Папа Ливень был самым энергичным. В отличии от бабушки он считал, что работу надо делать быстро и с полной отдачей. Он очень гордился, когда люди говорили про него: "Льет, как из ведра." Нельзя сказать, что люди его не любили, но все же предпочитали не попадать ему под руку, не то в миг промочит до нитки.
Мама Дождина спешки в работе не любила. Она считала, что каждое дело надо делать основательно, поэтому не обрушивалась бешеным потоком, а неспеша равномерно поила землю, и заканчивала работу, когда все грядки были политы на совесть.
Однажды летним днем в Дождливую семью пришла большая радость -
родился маленький дождик, которого назвали Ситничком. Он был еще совсем крошкой, но его родители и бабушка с дедушкой беспокоились о будущем малыша. Целыми днями шли горячие споры, где и как он будет работать.
Дедушка считал, что в ребенке надо воспитывать твердость. Папа убеждал, что сына надо вырастить энергичным и сильным. Мама говорила, что главное, чтобы малыш рос трудолюбивым и добросовестным, а бабушка только молча вздыхала в ответ.
Ситничек, уютно свернувшись в облачке-колыбельке, слушал их бесконечную перебранку. Как-то раз, когда родители были заняты очередным спором, к нему в гости заглянул Солнечный Лучик и, услышав разговор взрослых, сказал:
– Дождем работать неинтересно. В дождь все прячутся по домам. Другое дело солнечная погода. Тут каждому хочется выйти на улицу.
С этого дня Ситничек твердо решил, что будет работать только в солнечную погоду. Когда он объявил об этом своим родителям, в доме поднялся настоящий переполох.
– Надо вылить эту дурь у него из головы! – бушевал дедушка.
– Что за молодежь нынче пошла? Никуда не годится! – плакалась бабушка.
– Он растет шалопаем! – возмущался папа.
– Что о нас люди подумают! – всхлипывала мама.
Они долго вдалбливали малышу, что у каждого дождя есть свое время и место, и уж, конечно, солнечная погода совсем не годится для дождливой работы. К тому же, грозили они Ситничку, если Солнце заметит его на земле, то высушит до капельки, он ведь еще слишком маленький и не умеет возвращаться в облако.
Ситничек пытался объяснить, что он хочет приносить радость и не желает, чтобы от него прятались, но никто его не слушал. Крошке-дождику стало так грустно, что он решился на отчаянный поступок. Случилось это в середине июля, самого жаркого летнего месяца. Улучив момент, Ситничек глянул на залитую солнцем землю, зажмурился и полился вниз. Капли весело забарабанили по листьям деревьев, крышам, мостовым. Солнце сияло и искрилось в каждой капельке, отчего казалось, что с неба сыплется брильянтовая россыпь.
Ситничек очень боялся, что люди разбегутся по домам, но ничего подобного не произошло. Никто и не думал прятаться. Взрослые радостно улыбались, а ребятишки выскакивали на улицу и с криками: "Грибной дождь! Грибной дождь!" носились по лужам, ведь каждому известно, что в грибной дождь дети растут гораздо быстрее, как грибы.
Ситничек был так счастлив, что готов был идти хоть целый день, но, увы, через пару минут он кончился. Дождик лежал капельками на траве и цветах, да мокро поблескивал на тротуаре. Ситничек взглянул на небо. Крошечное облачкоколыбелька растаяло без следа. К тому же крошка-дождик еще не научился возвращаться домой. Солнце ярко светило, глядя на него с высоты.
"Наверное, оно рассердилось и теперь высушит меня до капельки," – подумал Ситничек и приготовился к худшему. Но тут произошло чудо. Солнце улыбнулось и перекинуло для него чудесный мост, который переливался разными цветами и поднимался до самого неба, дугой опоясывая землю.
– Радуга! – радостно восклицали люди и, задрав головы, смотрели, как Ситничек возвращается по мосту домой. Правда, его мало кто разглядел, ведь он был такой маленький.
С тех пор споры в Дождливой семье прекратились, потому что Ситничек нашел свое место и время. Он всегда идет в солнечную погоду, и Солнце строит для него разноцветный мострадугу. Жаль, что Ситничек не часто радует людей своим появлением, но ведь он еще слишком маленький, чтобы работать каждый день.