Январь

Январь — месяц больших молчаливых снегов. Прилетают они всегда вдруг. Вдруг ночью зашепчутся, зашепчутся деревья — что-то творится в лесу. К утру станет видно: пришла настоящая зима! Лес утонул в дремучих сугробах. Под холодным сводом неба, покорно склонив тяжёлые головы, застыли скорбные белые деревья.

Вместе со снегом налетели и набежали в лес диковинные невиданные существа. Они расселись по пням и сучкам, вскарабкались на ёлки и сосны — странные белые фигурки, неподвижные, незнакомые, но на что-то очень похожие...

Тут вылез из сугроба лесной человечек в огромной белой папахе. Там на пеньке сидит не то белочка, не то зайчик. Сложил он белые лапки на белое пузечко, молчит и смотрит на белый лес. На камне у речки белая Алёнушка: склонила голову на плечо, подпёрла белой ладошкой белую щёчку. Обласкало солнце пригорюнившуюся Алёнушку, и с мохнатых хвойных ресниц её закапали слёзы.

А вот зверёк-оборотень. Сделай шаг в сторону, посмотри чуть со стороны — и обернётся зверёк простым сучком, запорошённым снегом. Вот птица не птица, зверь не зверь: пальцем тронь — рассыплется в прах.

Белые медведи и белые совы. Зайцы, куропатки, белочки. Сидят, лежат и висят.

Полон лес диковинных птиц и зверей. Хочешь увидеть их — поторопись. А то дунет ветер — поминай как звали!

Как медведя переворачивали

Натерпелись птицы и звери от зимы лиха. Что ни день − метель, что ни ночь − мороз. Зиме конца-краю не видно. Разоспался Медведь в берлоге. Забыл, наверное, что пора ему на другой бок перевернуться.

Есть лесная примета: как Медведь перевернётся на другой бок − так солнце повернёт на лето.

Лопнуло у птиц и зверей терпение.

Пошли Медведя будить:

− Эй, Медведь, пора! Зима всем надоела! По солнышку мы соскучились. Переворачивайся, переворачивайся, пролежни уж небось?

Медведь в ответ ни гугу: не шелохнётся, не ворохнётся. Знай посапывает.

− Эх, долбануть бы его в затылок! − воскликнул Дятел. − Небось бы сразу зашевелился!

− Не-ет, − промычал Лось, − с ним надо почтительно, уважительно. Ау, Михайло Потапыч! Услышь ты нас, слёзно просим и умоляем − перевернись ты, хоть не спеша, на другой бок! Жизнь не мила. Стоим мы, лоси, в осиннике, что коровы в стойле, − шагу в сторону не шагнуть. Снегу-то в лесу по уши! Беда, коли волки нас пронюхают.

Медведь ухом пошевелил, ворчит сквозь зубы:

− А мне какое до вас, лосей, дело! Мне снег глубокий только на пользу: и тепло, и спится спокойно.

Тут Белая Куропатка запричитала:

− А не стыдно, Медведь? Все ягоды, все кустики с почками снег закрыл − что нам клевать прикажешь? Ну что тебе стоит на другой бок перевернуться, зиму поторопить? Хоп − и готово!

А Медведь своё:

− Даже смешно! Зима вам надоела, а я с боку на бок переворачивайся! Ну какое мне дело до почек и ягод? У меня под шкурой сала запас.

Белка терпела-терпела − не вытерпела:

− Ах ты, тюфяк мохнатый, перевернуться ему, видишь ли, лень! А ты вот попрыгал бы по веткам мороженым, лапы до крови ободрал бы, как я!.. Переворачивайся, лежебока, до трёх считаю: раз, два, три!

− Четыре, пять, шесть! − насмехается Медведь. − Вот напугала! А ну кыш отседова! Спать мешаете.

Поджали звери хвосты, повесили птицы носы − начали расходиться. А тут из снега Мышка вдруг высунулась да как запищит:

− Такие большие, а испугались? Да разве с ним, куцехвостым, так разговарить надо? Ни по-хорошему, ни по-плохому он не понимает. С ним по-нашенски надобно, по-мышиному. Вы меня попросите − я его мигом переверну!

− Ты? Медведя?! − ахнули звери.

− Одной левой лапкой! − похваляется Мышь.

Юркнула Мышь в берлогу − давай Медведя щекотать. Бегает по нему, коготками царапает, зубками прикусывает. Задёргался Медведь, завизжал поросёнком, ногами задрыгал.

− Ой, не могу! − завывает. − Ой, перевернусь, только не щекочи! О-хо-хо-хо! А-ха-ха-ха!

А пар из берлоги − как дым из трубы.

Мышка высунулась и пищит:

− Перевернулся как миленький! Давно бы мне сказали.

Ну а как перевернулся Медведь на другой бок − так сразу солнце повернуло на лето. Что ни день − солнце выше, что ни день − весна ближе. Что ни день − светлей, веселей в лесу!

Сорока и крот

– Хорошо, крот, тебе под землёй! А у нас семь бед на день: то ветер, то заморозок, то снег.

– Это кому ж хорошо – мне, что ли?

– Тебе, убогий! Под землёй – как под крышей.

– Это кто же под крышей – я, что ли?

– Ты, ты, а кто же!..

– Так полезай ко мне, и тебе хорошо будет!

– Я? Под землю? Нет уж, лучше в лесу: семь бед – один ответ!

Лиса и Заяц

— Почему это, Заинька, у тебя такие длинные ушки? Почему это, серенький, у тебя такие быстрые ножки?

— А всё потому, Лисонька, что уж очень у тебя шажки тихие да уж очень острые зубки!

Ястреб и Оляпка

— Ну, Оляпка, попалась: сейчас я тебя сцапаю!

— А я, Ястреб, от тебя в полынью нырну.

— А я тебя у полыньи подкараулю!

— А я во вторую полынью выскочу.

— А я у второй подкараулю!

— А я тогда в первую выскочу.

— А я... И долго ты так от полыньи к полынье будешь мотаться?

— Да пока тебе за мной гоняться не надоест!

Окунь и Налим

— Чудеса подо льдом! Все рыбы сонные, апатичные — один ты, Налим, бодренький да игривый. Что с тобой такое, а?

— A то, что для всех рыб зимою—зима, а для меня, Налима, зимою - лето! Вы, окуни, дремлете, а мы, налимы, свадьбы играем, радуемся-веселимся!

— Айда, братцы-окуни, к Налиму на свадьбу! Сон свой разгоним, повеселимся, налимьей икоркой закусим...

Птичьи столовые

А мы строим птичьи столовые. Самые разные. Кто — целые сказочные домики пряничные. Кто — столики самобранные. Строим на земле шалашики из елового лапника. В них забегают овсянки и воробьи и залетают снегири и синицы. А некоторые ухитрились сделать птичьи кафе-автоматы. Насыпали в бутылку зерно, перевернули её над полочкой, укрепили. И теперь не надо три раза в день засыпать на полочку корм, птицы сами себя обслуживают.

Но самая, пожалуй, необычная птичья столовая — водяная! О ней особо рассказать стоит.

Столовая-прорубь

Бывают такие быстрые речки, что в них зимой не везде замерзает вода. У такой полыньи, у живой воды, любят зимовать птички оляпки. Целыми днями летают они у полыньи, садятся на обледенелые камни, весело приседают, кланяются и даже поют. Да так звонко, весело и старательно, что даже из клюва парок вырывается! И хоть мороз, а они купаются, плавают и ныряют. Но все это только до той поры, пока сильный мороз не скует полынью. На дно не нырнуть, водяных жуков и личинок не достать. Тут уж не до песен. Сидят на камнях скучные и голодные. Вот тут-то и надо взять длинный шест и разбить лед в полынье. Это нетрудно: лед еще тонкий, глубина под ним по колено, а бить можно прямо с берега. И оляпки тогда не улетят на другую речку, а останутся тут жить: жуков ловить, вас веселить.

Выдра и Ворон

— Скажи, Ворон, мудрая птица, зачем люди костер в лесу жгут?

—Не ожидал я, Выдра, от тебя такого вопроса. Промокли в ручье, замерзли, вот и костер разожгли. У огня греются.

—Странно... А я зимой всегда в воде греюсь. В воде ведь морозов никогда не бывает!

Жалобы на сугробе

Тра-та-та-та! Что я видела, что я слышала! Ребята птицам прекрасную столовую — большую, бесплатную, с самообслуживанием! — устроили, а они, неблагодарные, на соседнем сугробе на них жалобы пишут! Привередничают и капризничают.

Чечётки лапками на снегу наследили:

«Семечки и конопля в столовой недавленые. Клюв свихнёшь, пока их раскусишь! У нас от такой пищи мозоли на языке!»

Большая синица носом выстукала:

«Сало салу рознь! Могли бы вывешивать и несолёное, у нас от солёного животы болят!»

Пухляк коготком нацарапал:

«Безобразие! Прилетел перекусить, а столовую снегом засыпало! До вечера коноплю раскапывал. Хоть бы навес сделали, что ли!»

Овсянка напрыгала:

«Осталась голодная, обед ветром сдуло! Кто сделал кормушку без бортиков? Ветер у него в голове!»

Снегирь хвостом начертил:

«Где семена сорняков? Где рябина, калина и бузина? Где арбузные и дынные семена?»

Тра-та-та-та! Ой, что-то будет, ой, кто-то рассердится!

Сердитые голоса

Скрипела-гадала в лесу старая ёлка: «Жаловаться — не жаловаться, жаловаться — не жаловаться, жаловаться... Ну, раз вышло «жаловаться» — пожалуюсь!

Росли вокруг меня десять дочерей — ёлочек-красавиц! Росли, меня, старуху, радовали. Все как одна: яркие, зелёные, стройные! Им бы жить да жить! Но под Новый год пришёл дед с топором и — всех под корешок! Расшумелась я, а он мне и говорит:

— Молчи, ворчунья старая! Дочкам твоим честь великая, будут с ребятами Новый год встречать. Разукрасят их лентами да ожерельями, оденут в серебро да золото, конфетами и пряниками одарят, хороводы вокруг них водить станут. Радоваться надо, а не скрипеть, темнота ты лесная!

Порадовалась я тогда, а сейчас вижу: отводили ребята вокруг ёлочек хороводы, украшения сняли, да и выбросили их на помойку. Были ёлки — стали палки.

Жалко мне дочерей, да и ребят жалко: что это за Новый год, если без ёлки? А как быть, не придумаю. Ох ты, головушка моя тёмная, дремучая...

Жаловаться — не жаловаться, жаловаться — не жаловаться? Скрип-скрип, скрип-скрип...»

* * *

Полвека прожила я на свете и всё думала, что я берёза. Но прошлой весной подошёл ко мне турист и на боку у меня вырезал — «ВАНЯ». Летом дачник подошёл и вырезал — «ЛЕНЯ». Осенью грибник присел отдохнуть. Посидел в тени, отдохнул и вырезал на коре — «МИША». А зимой подкатил лыжник, прочитал на мне все имена, воткнул палки в снег, вытащил огромный ножище и вывел — «ЭДУАРД». Так что же я наконец: берёза или Эдуард? И почему все, кому не лень, тычут в меня ножами?

Февраль

Февраль — пора низкого солнца и длинных теней. Мороз и иней! Берёзы стоят пушистые и розовые. Лиственные берёзы стали хвойными, все в белых сверкающих иголочках. Каждый прутик, каждая былинка нарядны и праздничны. Всюду лебяжий пух: топнешь лыжей — и вихрь снежинок взлетает выше головы!

Тишина. И только потрескивает, постукивает что-то в лесу — не то мороз, а может, и дятел.

Плывёт за окном белая дремлющая земля. Но вот минула ночь — и за окном уже новые места.

Свистит метель — от земли до неба весёлая кутерьма! Испуганные берёзки вытянули по ветру тонкие руки-ветви, а чёрные строгие ели хмуро покачивают головами и осуждающе хлопают себя по бокам косматыми лапами.

А ветер свистит, и снег метёт, дышать не даёт, слепит глаза, сталкивает с дороги, заносит следы. И солнце сквозь снежную муть — как багровый летящий шар.

Ещё минула ночь — и за окном уже новый вид.

Снег стал сырой и пористый. Деревья чёрные и мокрые. Дует тёплый ветер, дали туманны и скучны. Солнца не видно, небо серое, низкое, тяжёлое. На чёрных ветвях набухли капли. В лужах толкутся голуби и воробьи. Голоса людей разносятся громко и резко. Машины разбрызгивают грязный снег.

С каждым новым днём новые события и новые открытия. С каждым новым днём всё больше за окном света. Всё длинней вырастают на крышах сосульки. Всё короче тени. Маленькая синичка не испугалась зимы и пропела свою первую весеннюю песенку. Воробьи становятся всё беспокойнее и задиристей. Воркуют — даже по ночам — голуби. На улицах продают южные цветы мимозы.

Воробей и Синица

— Угадай, Синица, какое у людей самое страшное оружие?

— Ружьё?

— Э-э, не угадала!

— Пушка?

— Опять не угадала!

— Какое же тогда, Воробей?

— Рогатка. Из пушки-то по воробьям не стреляют, а из рогатки — только успевай отскакивай! Я-то уж знаю, я-то стреляный воробей!

Сорока и Волк

— Эй, Волк, чего ты хмурый такой?

— От голода.

— И рёбра торчат — выпирают.

— От голода.

— А воешь отчего?

— От голода.

— Вот и говори с тобой! Заладил, как сорока: от голода, от голода, от голода! Чего это ты нынче такой неразговорчивый?

— От голода. . .

Бюро лесных услуг

Нагрянул в лес холодный февраль. На кусты сугробы намёл, деревья инеем опушил. А солнышко хоть и светит, да не греет.

Пригорюнились птицы и звери: как дальше жить?

Хорёк говорит:

—Спасайтесь, кто как может!

А Сорока стрекочет:

— Опять всяк сам за себя? Опять поодиночке? Нет чтоб нам сообща против общей беды! И так уж все про нас говорят, что мы в лесу только клюёмся да грызёмся. Даже обидно...

Тут Заяц ввязался:

— Правильно Сорока стрекочет. Один в поле не воин. Предлагаю создать Бюро лесных услуг. Я вот, к примеру, куропаткам помочь могу. Я снег на озимях каждый день до земли разрываю, пусть они после меня там семена и зелень клюют — мне не жалко. Пиши меня, Сорока, в Бюро под номером первым!

— Есть-таки умная голова и в нашем лесу! — обрадовалась Сорока. — Кто следующий?

— Мы следующие! — закричали клесты. — Мы шишки на ёлках шелушим, половину шишек целыми вниз роняем. Пользуйтесь, полёвки и мыши, не жалко!

«Заяц — копатель, клесты — бросатели», — записала Сорока.

— Кто следующий?

— Нас запиши, — проворчали бобры из своей хатки. — Мы осенью столько осин навалили — на всех хватит. Приходите к нам, лоси, косули, зайцы, сочную осиновую кору да ветки глодать!

И пошло, и пошло!

Дятлы дупла свои предлагают для ночлега, вороны приглашают на падаль, вороны свалки показать обещают. Сорока еле записывать успевает.

Притрусил на шум и Волк. Ушами попрядал, глазами позыркал и говорит:

— Запиши и меня в Бюро!

Сорока чуть с дерева не упала:

— Тебя, Волка, в Бюро услуг? Что же ты в нём хочешь делать?

— Сторожем буду служить, — отвечает Волк.

— Кого же ты сторожить можешь?

— Всех сторожить могу! Зайцев, лосей и косуль у осинок, куропаток на зеленях, бобров в хатках. Я сторож опытный. Овец сторожил в овчарне, кур в курятнике...

— Разбойник ты с лесной дороги, а не сторож! — закричала Сорока. — Проходи, проходимец, мимо! Знаем мы тебя. Это я, Сорока, буду всех в лесу от тебя сторожить: как увижу, так крик подниму! Не тебя, а себя сторожем в Бюро запишу: «Сорока — сторожиха». Что, я хуже других, что ли?

Так вот и живут птицы-звери в лесу. Бывает, конечно, так живут, что только пух да перья летят. Но бывает, и выручают друг друга. Всякое в лесу бывает.

Королёк и Пухляк

— Ну, брат Королёк, и растолстел же ты за зиму! Сразу и не узнаешь — эвон какой верзила. Что в длину, что в ширину. Тяжелей меня небось стал?

— Тяжелей тебя, Пухляк, разве станешь... Вон ты дылда какой, сучки под ногами ломаются, ветки до земли гнутся. Сколько веса-то уже набрал?

— Я-то? Да десять граммов тяну, а ты?

— А я семь...

Почему год круглый

Солнце.

Все говорят: круглый год, круглый год! А почему год круглый? Да потому, что Земля вокруг меня мчится по кругу. Как полный круг сделает — так и год.

Дуб.

И совсем не потому! Год потому круглый, что за год на всех деревьях годовое кольцо нарастает. Как год — так новое ко. А кольцо — тот же круг!

Ёлка.

Нет, друзья, нет и нет. Всем вам известно, что мы круглый год зелёные. А как же могли бы быть зелёными круглый год, если бы сам-то год был не круглый?..

Еловая каша

У всех день рождения радость. А у клестят беда. Ну что за радость вылупиться зимой? Мороз, а ты голышом. Один затылок пухом прикрыт.

У всех птиц родители как родители, детей летом выводят, когда тепло и сытно. Одним клестам законы не писаны. Угораздило же высидеть клестят зимой, да ещё двадцать девятого февраля! Что это за день рождения, который бывает один раз за четыре года? Прямо хоть плачь: ни зелени, ни гусеничек; снег, холод…

А родители хоть бы что!

Вон папа-клёст сидит себе на ёлке и песни поёт. А у самого пар из клюва, будто трубку курит!

Это я так про клестят думаю.

Только вижу, что сами клестята живут не тужат!

Клестята кашу едят. Хороша каша из еловых семян! Каши наедятся и спать. Снизу гнездо как пуховая перинка, сверху мама как перяное одеяльце. А изнутри каша греет. Ёлка клестят баюкает, ветер им песни мурлычет.

Немного дней прошло выросли клестята. Ни горлышки не застудили, ни носы не отморозили. Да толстые такие, что в гнезде тесно. И неугомонные: чуть из гнезда не вываливаются.

Это, наверное, всё от забот маминых и от еловой каши.

А ещё от яркого солнышка и морозного ветра.

Нет, день рождения всегда счастливый день.

Пусть даже зима и мороз. Пусть даже двадцать девятого февраля.

Всё равно!

Заяц и Полёвка

— Мороз и вьюга, снег и холод. Травку зелёную понюхать захочешь, листочков сочных погрызть — терпи до весны. А где ещё та весна — за горами да за морями...

— Не за морями, Заяц, весна, не за горами, а у тебя под ногами! Прокопай снег до земли — там и брусничка зелёная, и манжетка, и земляничка, и одуванчик. И нанюхаешься, и наешься.

Сердитые голоса

Безобразие какое — прямо на голову наступают! Нет чтобы стороной обойти! Шею набок сворачивают! Эй, нельзя ли поосторожней!

Хватай его за лыжи, цепляй его за ноги!

Жалуемся на лыжников! Снег все молодые посадки по шейку засыпал, сверху одни макушки торчат. А лыжникам всё нипочём: топчут нас, ломают и портят! Во всех парках и садах. Да и в лесу. Для них шуточки, а мы на всю жизнь калеки. Просим внимания и защиты!

Молодые дубки, липки, клёны и ёлочки

Оголодали, продрогли, измучились!

Жалуемся на своих сердобольных и жалостливых хозяев! Знаете, что они выдумали? Они выпустили нас на свободу! И думают, что сделали доброе дело. А что нам на этой свободе сейчас есть и пить? Где от мороза прятаться? Ведь мы птицы летние, да ещё и в клетках изнежились. Уж подождали бы до тёплого мая! Не выпускали бы нас раньше времени на погибель.

Зарянки, Дрозды, Зяблики и другие летние птицы

Март

Зима кончается, весна начинается. Но зима не сдаётся без боя. Кто кого!

За весну вступается день: становится всё длинней, теплей, светлей. Дневное солнце рушит снеговые крепости, всюду звенит капель, везде проступает живая вода.

Но у зимы есть союзник — ночь. Ночью мороз опять заковывает воду в ледяную броню и бронёй-настом покрывает подтаявшие снега.

Утром хоть глаз зажмурь: вверху сверкает солнце, внизу сверкают снега! На синем небе — «кошачьи хвосты» белых облаков, на белой земле — синие тени деревьев.

У домов галдят воробьи и воркуют голуби.

В лесу звенят синицы и громко барабанят дятлы.

На иве у раскисшей дороги поёт овсянка, всем проезжающим выговаривает: «Смени сани, возьми во-з-з-з!»

А тем, кто поутру несёт скотине сено, слышится в песенке овсянки другой совет: «Неси, неси, не тру-с-с-си!»

И верно: сена за зиму поубавилось, беречь надо. Да и сани пора на телегу менять.

Оживают в марте леса. Загустели кроны — это набухли на ветвях почки. Ветви у берёз, тальников стали бронзовыми. Такой цвет называют мартовским загаром.

У птиц началось движение. Зимние гости — снегири, чечётки, свиристели, щуры — потихоньку улетают на север. А с юга уже летят грачи, скворцы, жаворонки.

Для скворцов везде вывешивают скворечники.

В марте «щука хвостом лёд разбивает». В марте «курица из лужицы напьётся».

Истосковались по живой воде зимующие птицы: всю зиму глотали снег. Пьют из луж сороки, вороны, галки. Купаются воробьи — отмывают зимнюю грязь. На берёзах бормочут тетерева. Растёт шум в полях и лесах.

Весенний шум.

Сорока и Заяц

— Слушай, заяц, все говорят, что осина страсть горькая. А ты, смотрю, грызёшь её и даже не жмуришься!

— А я, Сорока, осинку на третье блюдо употребляю. Когда на первое только воздух свежий, на второе — прыжки по снегу, так и горькая осина на третье слаще мёда покажется!

Птицы весну принесли

Грачи прилетели — проталины принесли. Трясогузки-ледоломки лёд на реке раскололи. Зяблики появились — зелёная травка заворсилась.

Дальше — больше. Пеночки прилетели — цветы запестрели. Кукушка вернулась — листья на берёзах проклюнулись. Соловьи показались — черёмуха зацвела.

Весна так и делается: каждый понемножку.

Воробьиный термометр

Птицы у меня не бездельничают. Воробьи у меня, например, температуру показывают. Как термометры. Утром только взглянул в окно на кормушку — и уже знаю, тепло на улице или холодно, надевать рукавицы и шарф или не надевать.

Если воробьи гладенькие и поджарые, значит тепло на улице, а если пухлые и взъерошенные, словно надутые шарики, значит мороз трескучий, береги уши и нос! И хоть бы когда подвели меня воробьишки.

Стеклянный дождь

Слышно было, как уходил ночью из леса мороз. Он стучал клюкой по деревьям всё тише, всё дальше.

Я вышел во двор и долго стоял, вглядываясь и вслушиваясь.

В воздухе плыл шорох.

Уху знакомо шуршание трав, кустов и ветвей. Но сейчас шуршало ни на что не похоже.

Казалось, шуршит сам воздух. Шуршит и чуть слышно позванивает.

На смену морозу пришла оттепель.

Я вытянул в темноту ладонь. В ладонь стали покалывать крохотные иголочки. Ничего было не видно, но что-то творилось в лесу.

Утром все увидели: снег заковала хрустящая глазурная корочка. Ветви берёз и хвоя сосен оделись в стеклянные чехольчики.

Всё похрустывает и позванивает, как обёрнутое в скрипучий целлофан. Стены, заборы оплыли матово-голубым льдом.

Сыплет мелкая водяная пыль. Невидимые капельки, не долетая до земли, замерзают в льдинки. Льдинок тоже не видно, но слышно − шорох и звон!

Сыпучий снег стал гремучим. Глазурная корочка с грохотом проламывается и рушится под сапогом. В проломах − белые битые черепки.

Всё шуршит, хрустит и звенит.

Звонкий весенний денёк!

Зимние долги

Расчирикался Воробей на навозной куче — так и подскакивает! А Ворона-карга как каркнет своим противным голосом:

— Чему, Воробей, возрадовался, чего расчирикался?

— Крылья зудят, Ворона, нос чешется, — отвечает Воробей. — Страсть драться охота! А ты тут не каркай, не порть мне весеннего настроения!

— А вот испорчу! — не отстаёт Ворона. — Как задам вопрос!

— Во напугала!

— И напугаю. Ты крошки зимой на помойке клевал?

— Клевал.

— А зёрна у скотного двора подбирал?

— Подбирал.

— А в птичьей столовой у школы обедал?

— Спасибо ребятам, подкармливали.

— То-то! — надрывается Ворона. — А чем ты за всё это расплачиваться думаешь? Своим чикчириканьем?

— А я один, что ли, пользовался? — растерялся Воробей. — И Синица там была, и Дятел, и Сорока, и Галка. И ты, Ворона, была…

— Ты других не путай! — хрипит Ворона. — Ты за себя отвечай. Брал в долг — отдавай! Как все порядочные птицы делают.

— Порядочные, может, и делают, — рассердился Воробей. — А вот делаешь ли ты, Ворона?

— Я раньше всех расплачусь! Слышишь, в поле трактор пашет? А я за ним из борозды всяких корнеедов и корнегрызунов выбираю. А Сорока с Галкой мне помогают. А на нас глядя, и другие птицы стараются.

— Ты тоже за других не ручайся! — упирается Воробей. — Другие, может, и думать забыли.

Но Ворона не унимается:

— А ты слетай да проверь!

Полетел Воробей проверить. Прилетел в сад, там Синица в новой дуплянке живёт.

— Поздравляю с новосельем! — Воробей говорит. — На радостях-то небось и про долги забыла!

— Не забыла, Воробей, что ты! — отвечает Синица. — Меня ребята зимой вкусным сальцем угощали, а я их осенью сладкими яблочками угощу. Сад стерегу от плодожорок и листогрызов.

Делать нечего, полетел Воробей дальше. Прилетел в лес, там Дятел стучит. Увидел Воробья, удивился:

— По какой нужде, Воробей, ко мне в лес прилетел?

— Да вот расчёт с меня требуют, — чирикает Воробей. — А ты, Дятел, как расплачиваешься? Как расплачиваешься?

— Уж так-то стараюсь, — отвечает Дятел. — Лес от древоточцев и короедов оберегаю. Бьюсь с ними не щадя живота! Растолстел даже…

«Ишь ты, — задумался Воробей. — А я думал…»

Вернулся воробей на навозную кучу и говорит Вороне:

— Твоя, карга, правда! Все за зимние долги отрабатывают. А я что хуже других? Как начну вот птенцов своих комарами, слепнями да мухами кормить! Чтобы кровососы эти ребят не кусали! Мигом долги верну!

Сказал так и давай опять на куче навозной подскакивать и чирикать. Пока свободное время есть. Пока воробьята в гнезде не вылупились.

Барсук и Медведь

— Что, медведь, спишь ещё?

— Сплю, барсук, сплю. Так-то, брат, разогнался — пятый месяц без просыпу. Все бока отлежал!

— А может, медведь, нам вставать пора?

— Не пора. Спи ещё.

— А не проспим мы с тобой весну-то с разгону?

— Не бойся! Она, брат, разбудит.

— А что она — постучит нам, песенку споёт или, может, пятки нам пощекочет? Я, Миша, страх как на подъём-то тяжёл!

— Ого-го! Небось вскочишь! Она тебе, Боря, ведро воды как даст под бока — небось не залежишься! Спи уж, пока сухой.

Сорока и Воробей

— Чего это ты, Воробей, раззадавался? Чего это ты расчирикался? Все хорошие певцы помалкивают ещё, а тебя прорвало — орёшь и подскакиваешь!

— Эх, Сорока, мне-то с моим голосом только и петь, пока другие молчат! На безрыбье и рак рыба, на бесптичье и воробей соловей! Чик-чирик!

Птичий будильник

Хоть убей не могу утром проснуться! Мама будит — мычу, брат будит — лягаюсь. Наконец меня надоумили. Сделай, говорят, кормовую птичью полочку, да не простую, а с будильником. Укрепи на полочке прутик с колокольчиком и ломтиком сала. Я так и сделал. И просыпаюсь теперь на рассвете. Чуть посветлеет, а у меня уже колокольчик звонит за окном. Синички слетелись и теребят сало. И встаю, и умываюсь, и завтракаю под весёлый звон. Я уж и в школу иду, а птичий будильник всё не унимается! Надёжный. И заводить не надо. Знай сало меняй.

Сердитые голоса

Обрадовались мы, кусты ивы, мартовскому солнцу и зацвели. Зацвели на свою голову...

Кто пройдёт — букет наломает. Кто проедет — целые веники надерёт. Стоим обломанные, ободранные, сами себе противные. А зацветали — думали: сами радоваться будем и других радовать. Весной ведь на наши «барашки» летят за пыльцой мухи, и пчёлы, и шмели, и бабочки. Даже муравьи приползают. Птицы прилетают для охоты. Гул, бывало, над нами стоял — шум, суета, веселье!

А сейчас — ни себе, ни другим. Ветер, ветер — разнеси по земле наши печали!

* * *

Предупреждаем!

Строят сейчас ребята для нас дома — скворечники и дуплянки. За это им наше птичье спасибо! Но по горькому опыту знаем мы, что бывают у них и брак, и недоделки.

То леток сделают широкий, что любая ворона или сорока голову просунет, а то и кошка пролезет. То из фанеры дом склеят — от дождей и солнца он весь покоробится. То крыша у дуплянки протекает, то у скворечника в щели дует. А то доски берут сырые, даже плесень на стенках растёт. А бывает, такой срубят скворечнище — ну чисто собачья конура!

Время ещё есть: исправьте все недостатки. Не вывешивайте негодные птицам домики. Нам ведь в них жить, детей выводить!

Скворцы, Синицы и другие дуплогнёздики.

Апрель

Апрель — месяц первых цветов и последнего снега, пора вешнего солнца и вешней воды.

Ночью заморозит, днём распустит. То солнце, то дождь, а то вдруг и снег!

Под снегом журчит вода, через болото не пройти, в лесу вода, на полях вода, дождь моросит — апрель-водолей!

В апреле весна всё переделывает на свой лад. Каждый день новости. Каждый день новые звуки, новые краски, новые запахи.

Над проталинками запели жаворонки. Сколько проталин, столько и жаворонков. Чёрные золотоносые скворцы трепещут крылышками у скворечен и поют, поют без конца! В их песне слышится и свист куличка, и крик иволги, а то, бывает, и тихое кукареканье петуха или блеяние ягнёнка.

Чёрные блестящие грачи шумно возятся у своих гнёзд и каркают басом.

Трясогузочка-ледоломка семенит ножками по бережку и покачивает длинным хвостом. Говорят, что она хвостом лёд на реке ломает.

Прилетели дикие утки, гуси, прилетели лесные кулики вальдшнепы и болотные кулики кроншнепы. Прилетели крикливые чибисы. И их кряканье, гогот, хорканье, свист и писк слились в общий весенний хор.

У дятлов своей песни нет, дятлы громко стучат клювами по сушине — треск на весь лес! Это называется «дятлы играют на барабане».

Громкими голосами птицы гонят из лесов и полей зимнюю тишину.

Тёплые струйки ветра приносят новые запахи — запахи нагретой земли, первых клейких листочков, первых цветов.

Первые пчёлы вылетают на первые цветы. Первые бабочки — крапивницы и лимонницы — порхают на солнце. Жужжат на припёке мухи.

В апреле в лесу — как на земле неизведанной. Что ни шаг, то открытие. На обсохших бугорках вдруг увидишь... грибы! Это самые ранние наши грибы — строчки и сморчки.

Из надломленной берёзки капает сок. Сок можно собрать в кулёк из берёсты и выпить. На вкус он сладковат. Это хорошо знает большой пёстрый дятел. Весной он пробивает клювом в берёзовой коре дырочки и пьёт сок. Разные насекомые — тоже сладкоежки! — приползают и прилетают к дятлу в гости на сладкий сок.

Вышел из берлоги медведь. Вылезли из нор барсуки. Сейчас они голодные и худые. В глухом лесу, на грязи или на сугробе, встречаются их когтистые следы.

Со всех сторон слышится бормотание косачей.

Грязны и трудны пути-дороги. Но зато какие незабываемые встречи бывают на них!

Сколько всего увидишь, услышишь, узнаешь! Сколько всему порадуешься!

С первым апреля!

Володя вбежал в класс и закричал:

— На дворе глухая зима, не светит ярко солнце, не набухли на деревьях почки, не барабанит в лесу дятел, не прилетели птицы!

Все грустно повесили носы.

Тогда Володька запрыгал и закричал ещё громче:

— Всех обманул! С первым апреля!

На большой перемене все сбежались на школьный двор.

Ярко светило солнце. Везде лужи. На деревьях набухли почки. У скворечен пели и щёлкали клювами скворцы. На грачевнике белоносые чёрные грачи орали басом. А с голубого неба лились жавороночьи трели. Самих жаворонков не было видно: летели на север одни их песенки.

Жаворонки прилетели! Здравствуй, весна!

С первым апреля!

Сорока и Енот

— Енот, а Енот, а ты ягоды есть любишь?

— Люблю!

— А птенцов и яйца любишь?

— Люблю!

— А лягушек и ящериц любишь?

— Люблю!

— А жуков и сороконожек любишь?

— Люблю!

— А. .. а червяков и улиток любишь?

— Тоже люблю!

— А чего же ты тогда не любишь?

— Не люблю, когда меня глупыми вопросами от еды отвлекают!

Дятел

Дятлу без носа — что нам без рук! Носом деревья выстукивает, носом шишки на кузнице разбивает. Дупло носом долбит, дырочки на берёзах пробивает — сладкий сок пьёт. Даже на «барабане» носом играет!

На все руки у дятла нос. Пёрышки носом чистит, муравейники разрывает, птенцов кормит. Дятлу без носа хуже, чем нам без рук.

Лимонница

Назвали её лимонницей за ярко-жёлтый, лимонный цвет. Такая на вид неженка и недотрога, а всю зиму под снегом зимует. И весной вылетает, когда по ночам ещё морозы звенят. Греет солнце — порхает весело и беззаботно, а ударит мороз — упадёт на землю, замрёт и лежит как опавший жёлтый листок. Ждёт терпеливо ясного тёплого дня. И снова тогда мелькают её жёлтые крылья словно два солнечных зайчика.

Махаон

Махаон не прячет своей красоты: то крылья раскроет, то сложит. Словно хвастается: хороши крылья и сверху и снизу! На земле он как жёлтый кленовый лист. А в полёте словно бумажный кораблик, летящий на всех парусах. Всё лето украшает опушки и лесные поляны. Кто бы ни увидел его — непременно ахнет. Всех радует его красота.

Медведь и Крот

— Послушай, Крот, весь век в земле возишься, вот-то, поди, умываться часто приходится?

— Ой, Медведь, и не говори! Замучили меня умывания. До того часто, до того часто — два раза в год. Раз — весной, в половодье, раз — осенью, в ненастье. Завидую, косолапый, тебе: медведи, говорят, век не моются!

Трое на одном бревне

Вышла речка из берегов, разлилась вода морем. Застряли на островке Лисица и Заяц. Мечется Заяц по островку, приговаривает:

— Впереди вода, позади Лиса — вот положение!

А Лиса Зайцу кричит:

— Сигай, Заяц, ко мне на бревно — не тонуть же тебе!

Островок под воду уходит. Прыгнул Заяц к Лисе на бревно — поплыли вдвоём по реке.

Увидела их Сорока и стрекотнула:

— Интересненько, интересненько… Лиса и Заяц на одном бревне что-то из этого выйдет!

Плывут Лиса и Заяц. Сорока с дерева на дерево по берегу перелетает.

Вот Заяц и говорит:

— Помню, до наводнения, когда я в лесу жил, страсть я любил ивовые ветки огладывать! До того вкусные, до того сочные…

— А по мне, — вздыхает Лиса, — нет ничего слаще мышек-полёвок. Не поверишь, Заяц, целиком их глотала, даже косточки не выплёвывала!

— Ага! — насторожилась Сорока. — Начинается!..

Подлетела к бревну, на сучок села и говорит:

— Нет на бревне вкусных мышек. Придётся тебе, Лиса, Зайца съесть!

Кинулась голодная Лисица на Зайца, но бревно окунулось краем — Лиса скорей на своё место. Закричала на Сороку сердито:

— Ох и вредная же ты птица! Ни в лесу, ни на воде от тебя нет покоя. Так и цепляешься, как репей на хвост!

А Сорока как ни в чём не бывало:

— Теперь, Заяц, твоя очередь нападать. Где это видано, чтобы Лиса с Зайцам ужились? Толкай её в воду, я помогу!

Зажмурил Заяц глаза, бросился на Лису, но качнулось бревно — Заяц назад скорей. И кричит на Сороку:

— Что за вредная птица! Погубить нас хочет. Нарочно друг на друга науськивает!

Плывёт бревно по реке, Заяц с Лисой на бревне думают.

Желна и Сорока

— Ой, Желна, что-то с Филином нашим неладно! Каждую ночь стонет и охает! Уж не заболел ли, не простудился? То хрипит, то бурчит, то ворчит — словно ежом подавился!

— Что ты, Сорока, что ты! Да это он самые свои нежные песни поёт! Самые развесёлые! Молчи уж, а то услышит ещё, обидится! Тс-с!

Карась и Окунь

— Охо-хо, Окунь, горемычная я рыба! Вся-то моя жизнь в грязи да в тине.

— А ты, Карась, клюнь на крючок — попадёшь в сметану…

Пять тетеревей

Прилетел на обочину тетеревиного тока рябчик и завёл свою песенку: «Пя-ять, пя-ять, пять тетеревей!» Я пересчитал: шесть косачей на току! Пять в стороне на снегу, а шестой рядышком с шалашкой, на седой кочке, сидит.

А рябчик своё: «Пя-ять, пя-ять, пять тетеревей!»

– Шесть! – говорю я.

«Пя-ять, пя-ять, пять тетеревей!»

– Шесть! – стукнул я по колену. – Считать не умеешь!

Ближний – шестой – услышал, испугался и улетел.

«Пя-ять, пя-ять, пять тетеревей!» – свистит рябчик.

Я молчу. Сам вижу, что пять. Улетел шестой.

А рябчик не унимается: «Пя-ять, пя-ять, пять тетеревей!»

– Я же не спорю! – говорю я. – Пять так пять!

«Пя-ять, пя-ять, пять тетеревей!» – рябчик свистит.

– Без тебя вижу! – рявкнул я. – Небось не слепой!

Как залопочут, как замельтешат белые крылья – и ни одного тетерева не осталось!

И рябчик улетел с ними.

Муравей и Траурница

— Отведайте, уважаемая Траурница, берёзового соку. Мёд, чистый мёд — губки оближете!

— Благодарствую, Муравей, — в самом деле как мёд!

— Да вы не стесняйтесь, пробуйте, пробуйте!

— Благодарствую, я уже.

— Да как же уже, если сами и не пригубили?

— А я, дорогой, приножила.

— Как вы сказали?

— Приножила я, говорю. То есть ногой попробовала. Ведь мы, бабочки, вкус не языком узнаём, а ногами.

— Ишь ты! Ну да уж ладно: пробуйте, пробуйте — пальчики оближете!

Синички-арифметички

Весной звонче всех белощёкие синички поют: колокольчиками звенят. На разный лад и манер. У одних так и слышится:

«Дважды два, дважды два, дважды два!» А другие бойко высвистывают: «Четыре-четыре-четыре!»

С утра до вечера зубрят синички таблицу умножения. «Дважды два, дважды два, дважды два!» − выкрикивают одни.

«Четыре-четыре-четыре!» − весело отвечают другие.

Синички-арифметички.

Лягушки

В болотце довольно ворочаются и урчат лягушки. Высовывают из воды мокрые пучеглазые головы. Вздувают голубые горлышки, дрыгают пятнистыми лапками. А на болотной закраине лёд ещё! Каково-то им, голым, в ледяной воде?

— Каково? — спрашиваю.

— Ничего, ничего! — отвечают.

Лосёнок и Ворон

— Ой, Ворон, Ворон, посмотри-ка скорей в лужу: что там за пугало отражается? Ну и ну! Ноги — жерди, уши — лопухи, а нос-то, нос — словно тыква! Вот так зверь! Как такого урода земля держит!

— А это, Лосёнок, тебя надо спросить. В луже-то, голубчик, ты отражаешься. Собственной персоной! От ушей до копыт!

Шепчущие следы

В светлых осинниках и ольшаниках снег сошёл, палый лист сохнет на солнце, скручиваясь в рулончики, свёртываясь в кулёчки, сжимаясь в кулачки. Лист сухой, а земля под ним мокрая. Идёшь и вдавливаешь сапогом сухие листья в сырую землю.

Лось ли пройдёт, человек ли − всё одно оставит следы, вдавит лист в землю. Пройдут, вдалеке стихнут, а следы их вдруг и зашепчутся. То лист примятый распрямится и соседний заденет. То стебелёк высохнет и распрямится. Развяжется тесёмочка жёлтой травы. Или встряхнётся сжатый в гармошку пучочек брусники.

Давно ушагали из лесу лось и человек, где-то они уже далеко-далеко, а следы их всё шепчутся, шепчутся. Долго-долго…

Сердитые голоса

За какие такие особые заслуги каждую весну для скворцов столько скворечников вывешивают? За что им такая особая честь: за красивые глаза, за звонкие песни или за пользу?

Если за красивые глаза, то почему вы не делаете дуплянок для нас — сов-сипух, неясытей и домовых сычей? Глаза у нас красивые — большие, блестящие, золотые.

Если за звонкие песни, то почему забываете про нас — горихвосток, синиц, трясогузок, мухоловок-пеструшек?

А если за одну только пользу, то и нам — стрижам, пищухам, поползням — нужно тоже дома строить.

Так-то вот, дорогие юннаты. А то заладили одним скворцам, будто только они одни звонкие песни поют да поля и лес берегут. Так, братцы, несправедливо!

Мы пролетели тысячи километров — и вот мы на родине.

Но вдруг вернулась зима, посыпал снег, задул ледяной ветер. Мы все, конечно, перелетели к человеческому жилью. И потому, что ждали от людей помощи, и потому, что у жилья прокормиться легче.

А вы, ребята, взяли бы да помогли нам.

Пусть все в непогоду насыпают на полочки и проталины муравьиные яйца, мучных червей, коноплю. Если не от вас, то от кого же нам ещё помощи ждать?

А мы вам летом отпоём и отработаем. Мы — это скворцы, жаворонки, зарянки, трясогузки.

Май

Май — пора быстрых перемен. Нависла над рощей синяя туча — и зазвенел сверкающий дождь. Не успел дождь отзвенеть, а уж над берёзовой рощей зелёная дымка. Из почек высунулись острые зелёные клювики. И на каждом дождинка висит.

Май — страна песен и плясок.

Птицы поют днём, поют утром и вечером. А иные даже ночью поют. Лучше всех поют соловьи, певчие дрозды, черноголовки, зарянки. Это заслуженные певцы леса. Не у всех птиц такие звонкие и красивые голоса. Но и безголосые не унывают, шумят чем только могут. Дятел носом стучит, бекас хвостом дребезжит, аист клювом трещит, как трещоткой. Когда только едят и отдыхают! Зяблик за день спел 2900 песен — по 168 песен в час. Лесной конёк и того больше — 3230 песен, 188 песен в час!

Кукушка до того докуковалась, что даже голос сорвала и охрипла.

Кто поёт, кто танцует. Танцуют на болоте журавли, приплясывают на току тетерева. Вороны орут по-особому, по-весеннему. Лягушки и те хором поют.

Май — пора светлых ночей. Зорька зорьке руку протягивает. Ночные птицы — совы и филины — удивлённо хлопают глазами — всё светло да светло! Когда же мышей ловить?

А ребятам-юннатам глазами некогда хлопать. У юннатов-животноводов стадо растёт. Нарождаются телята, жеребята, козлята, ягнята, поросята, крольчата. У садоводов и огородников посадка, прополка, подрезка деревьев. А надо ещё и на рыбалку успеть — рыба начинает клевать.

Комары в мае начинают гудеть. Хорошо, если утренник их прихлопнет, а то успевай только себя по рукам да по шее хлопать.

Лес зазвенел, цветы везде, над цветами бабочки. Пчёлы гудят — мёд собирают. Не всё и птицам петь да плясать — пора гнёзда вить, птенцов выводить.

Много интересных событий происходит в мае. Весело по нему путешествовать.

Все хотят петь

Жабы поют, совы бубнят. Шмель гудит басом. Про птиц и говорить нечего! От зари до зари поют.

Скворцу своей песни мало, так он чужие перепевает. Сидит на берёзе, блестящий и чёрный, словно в дёготь окунутый, разводит крылышками, словно сам себе дирижирует, и щёлкает клювом, как парикмахер ножницами.

То белобровником просвистит, то вертишейкой прокричит, то уточкой крякнет. И петухом, и гусаком, и барашком.

Иволгой, пеночкой, сорокой!

На разные голоса: и за себя, и за всех.

Певица

Тем хорош лес, что сколько в него ни ходи, сколько ни смотри и ни слушай, а все увидишь невиданное и услышишь неслыханное. А увидишь и услышишь — опять пойдешь.

Стоял я на тяге. Уж солнце утонуло в лесу, а вальдшнеп все медлил. И такая была прозрачная тишина, что упадет хвоинка — и слышно, капля сока с березы капнет— слышно. Слышно даже, как муравьи бегут — так и топочут.

В луже лопались пузыри, таинственно и тихо: «у-ук! у-ук!» Это запевала жаба. И вдруг шумная возня, шорох листьев и писк. Я прислушался. И услышал новую песню!

Будто птичка пела в кустах. Стрекотала и щебетала. Повторяла свое «ци-ци-ци» на разные лады и манеры.

Я слушал и вспоминал. Зарянка не так поет, дрозды не так свистят. Всех птиц знаю, а такой никогда не слыхал.

Я нагнулся, чтобы разглядеть, но под ольхами загустела тьма, даже видно стало свечение гнилушек. Тогда я включил фонарь. Гнилушки потухли, а там, где они голубели, выдвинулся пенек. А на том пеньке сидела лесная мышь: усы топорщились, глаза блестели. Погасил фонарь — засветились гнилушки, послышалась песнь!

Поющая мышь — дело неслыханное.

Что ж, буду знать.

И если кто меня спросит, скажу: «Слышишь? Это поет мышь!»

* * *

Интересно разгадывать лесные загадки, но еще интереснее их находить.

Одуванчик и дождь

— Ура! Караул! Ура! Караул!

— Что с тобой, Одуванчик? Уж не заболел ли? Ишь жёлтый весь! Чего ты то «ура», то «караул» кричишь?

— Закричишь тут! .. Корни мои рады тебе, Дождю, радёшеньки, все «ура» кричат, а цветок «караул» кричит — боится, что пыльцу испортишь. Вот я и растерялся — ура, караул, ура, караул!

Мухоловка и Заяц

— Чего, Заинька, приплясываешь, чего, серенький, ушами потряхиваешь?

— С горя, Мухоловочка, с горя! Комары после дождя вылетели — ни попить, ни поесть. А ты чего подлётываешь, чего крылышками взмахиваешь?

— От радости, Заинька, от радости! Комары после дождя вылетели — самое времечко попить да поесть!

Лесной гребешок

Что ни куст густой, то гребешок лесной. И ни одного неряху линючего гребешок не пропустит – непременно причешет. Лиса ли, медведь ли, заяц – ему всё равно: всех расчёсывает, причёсывает, приглаживает. С зайца белый клок, с лисы – рыжий пук, с медведя – бурые космы.

Иной куст, самый густой да колючий, – шиповник или боярышник, – сам за весну станет как зверь мохнатый. Шерсть на нём звериная дыбом, даже подойти страшно!

Соловей и лягушка

Журчал в кустах ручеёк. Жила в ручье лягушка. А в кустах — соловей.

Только солнце садилось за лес — лягушка и соловей начинали петь. Лягушка урчала и квакала, а соловей щёлкал и свистел.

Конечно, соловей не лягушка. Ему, наверное, было противно слушать её, поэтому он свистел и щёлкал всё громче и громче.

Но и лягушка не соловей. Она, наверное, боялась, что её из за свиста не слышно, и тоже всё громче квакала и урчала.

До того раззадорятся - гул и стон!

Соловей раскат за раскатом — только листики вздрагивают.

Лягушка надрывается — даже рябь по воде.

А ты стоишь и слушаешь, хоть и грызут тебя комары.

Все на лягушку сердились: не даёт соловья толком послушать! И в ладоши хлопали, и камни в ручей бросали. А ей хоть бы что.

Но вдруг она замолчала. Наверное, её уж сожрал. Толстенный пятнистый уж жил в этом ручье.

Все очень обрадовались: вот теперь-то мы послушаем голосистого соловья!

Вечер за вечером опускается на тугай, и тишь, и покой, а соловей всё никак не распоётся. Посвистит, пощёлкает — и умолкнет.

И всё как-то вполсилы, лениво и нехотя. И как-то небрежно, с помарками, кое-как. Ни листик от свиста не дрогнет, ни сердце. Наверное, спорить ему стало не с кем — он и размяк. Худо стал петь: дрябло, сонно и вяло. Хоть снова лягушку в ручей подбрасывай!

Гнездо

Гнездо — это птичий клад. Он надёжно спрятан в траве или листьях. Яички в нём — как горстка сияющих драгоценностей. В гнезде козодоя они беловатые, словно мрамор; в гнезде славки переливчатые, как жемчужины; а в гнезде певчего дрозда похожи на изумруды. Но что изумруды и жемчуга — они мертвы! А в яичках будущие птенцы и тысячи будущих песен.

Одним отличается птичий клад от настоящего: его нельзя трогать. Только не тронутый, только не найденный принесёт он радость.

Дроздёнок

Весёлое в лесу времечко: что ни день — то день рождения! У ежей — ежата, у зайцев — зайчата, у дроздов — дроздята. Лисята, галчата, скворчата. Горячая пора, все детишкам угощение ищут. У всех забот полон рот.

Дрозды, не покладая крыльев, работают от зари до зари. Ещё бы: каждому птенцу подавай в день тридцать завтраков, тридцать обедов и тридцать ужинов! А птенцов в гнезде пять. И у каждого рот — как кулёк.

Рябчик

Пёрышко к пёрышку, пятнышко к пятнышку — сразу и не увидишь. А она рядом сидит: лесная курочка-ряба. Не моргнёт, не дохнёт: обмерла. Наверное, яички снесла, да не простые, а золотые: очень уж бережёт! Прячет от злого глаза. Вот умница, дай-ка погляжу... А курочка — фрр! — и улетела. А где сидела, там полное лукошко яичек. Не простых, золотистых. Ещё и в крапинку!

Как такие не прятать, как не беречь. 

Филин и Соловей

— Не бойся меня, Соловей, я не проглотить тебя собираюсь, я тебе песенку хочу спеть! Май в лесу, все песни поют...

— Спой, Филин, спой, раз уж так разохотился.

— Пу-гу-гу-гу! Бу-бу! Пу- гу-гу! Бу-бу!

— Ой, ой!..

— Ну вот — и этот сознание потерял! Пятому уже пою — и все в обморок падают. До чего же у меня голос чувствительный, так за сердце и берёт! Пу-гу-гу! Бу-бу!

Рябчик и Соловей

— Люблю я весенние цветы, Соловей!

— И я люблю, — такие они красивые!

— Да нет, Соловей, не то.

— Такие они ароматные!

— Да нет, не то.

— Так что ж, коли не то?

— Вкусные они, Соловей, очень! Особенно незабудки. Незабываемый вкус!

Орлёнок и Воробьёнок

— Эй, Орлёнок, у тебя родители кто?

— У меня папа с мамой орлы!

— Вот счастливый! А у меня папа с мамой обыкновенные воробьи. ..

— Не завидуй мне, Воробьёнок. Твои воробьи с утра до вечера тебя кормят, а мои орлы меня — только утром да вечером.

Королёк и Паук

— Э-э, Паук, да у тебя праздник! Вся паутина в росе. Иллюминация и фейерверк! Вот небось радости-то!

— Меняю всё это сверкание на одну муху! Третий день из-за этой иллюминации комаришки во рту не было. Паутина отсырела. Сети рвутся. Сам окоченел. Ещё день так попраздную — и готово: закрою все восемь своих глаз, все восемь ног протяну!

Хомяк работает головой

Повезло хомяку — наткнулся на гнездо дрофы-красотки. Лежат прямо на земле два большущих яйца — ну словно два бочонка с мёдом. Забирай и пируй!

Только вот лапками никак яйцо не обхватить — выскальзывает. И за щёку такое не затолкать — ещё и рот раздерёшь. А бросить, конечно, нельзя, — жалко.

Возился хомяк, возился, ёрзал, сопел, пыхтел — ничего не получается. Тогда упёрся в яйцо лбом — и покатил его к себе в нору! Раз дело не по зубам, не по лапам — головой надо работать!

Капустница

Всем знакома эта большая белая бабочка. Огородники её даже издали узнают : летает как-то подскакивая, взблёскивая крылышками, кидаясь из стороны в сторону. Как увидят, так быстрей стараются отогнать. Беда, если бабочка успеет отложить на капусту яички. Выведутся из яичек прожорливые гусеницы и оставят от кочанов одни кочерыжки. Очень вредят капусте капустницы.

Ящерица

Кто сказал, что ящерица противная? Как только у него язык повернулся? Наверное, он никогда ящерицу близко не видел.

Особенно красива ящерица весной. Весной она в праздничном зелёном наряде: горят щитки и чешуйки! Сказочная малахитовая красавица. И уж если лягушки бывают царевнами, то ящерицы и подавно!

Репница

Репница похожа на маленькую капустницу. Но вреда от неё капусте, редиске не меньше, чем от большой капустницы. Ещё даже и больше. Потому что яички она откладывает на листья не кучкой, а по одному : попробуй-ка отыщи их! Не уследишь, не найдёшь — и пропадут все труды. Не любят огородники всех белых бабочек: репниц, капустниц и брюквенниц. Одни от них неприятности. Стараются их разогнать. И правильно делают!

Ёжик

Все ежа видели, все его знают. И все его любят, хоть он на вид и сердитый. При встрече съёжится в шар и недовольно пыхтит. Рассерженный моток колючей проволоки. Этакий нелюдимый лесной колобок: «Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл, а от тебя-то и подавно уйду».

И уйдёт! Высунет сперва из колючего мотка мокрый рубчатый нос.

Потом заблестит озорной чёрный глаз. Носом пошмыгает, глазом покрутит — да как припустит со всех четырёх! Только пяточки замелькают. 

Сердитые голоса

Лягушка. Жалуюсь на рогаточников! Бродят они весной по берегам болот — носа из воды высунуть не дадут! А у нас, лягушек, весной самый концертный сезон. Нам песни петь надо, нам не высовываться нельзя. Объясните им это кто-нибудь. Сами-то мы объяснять не можем, сами-то мы только квакать умеем.

Муравей. Мы, муравьи, такие крохотные, что самая маленькая хвоинка для нас всё равно что для вас большое бревно. Из тысяч и тысяч брёвен-хвоинок сложены наши дома-муравейники. Для вас ничего не стоит пнуть муравейник ногой, а для нас - начинай всё сначала! Для вас это забава, а для нас беда! Опять починка, опять ремонт! А тут тебе дождик, а тут тебе ветер. Уважайте хоть наш труд: ведь тысячи тысяч хвоинок — и каждая как бревно!

Рыба. Сейчас мы, речные рыбы, идём из больших холодных рек в тёплые мелкие речки. И вот кто-то на нашем пути строит заборы-заколы. Посредине воротца, а в воротцах — сеть. Мы идём, идём — да всё в сеть и в сеть! А оттуда нам одна дорога — на сковородку! Нельзя нас так ловить, ведь мы же икру идём метать. Переловите всех — что потом делать станете?

Июнь

Интересные встречи в июне бывают и средь белого дня, и среди белой ночи. Приключения и события ждут путешественника на каждом шагу.

Но комариное войско надёжно охраняет лесные тайны. Теперь только самые упорные и любознательные путешественники проникают в лесные дебри. Там им открывается первая тайна: оказывается, не все комары кровопийцы! Кровь-то, оказывается, одни комарихи пьют. А комары, как нежные бабочки, питаются нектаром цветов.

Много забот у птиц — во всех гнёздах уже появились птенцы. Но хватает времечка и на песни: ведь сейчас самые длинные дни и самые короткие ночи.

Больше всех птенцов в гнезде у большой синицы — целая дюжина! И меньше всех у козодоя — всего два. Много ли птенцов или мало — всё равно надо их защищать. Отовсюду слышны тревожные птичьи голоса. Если их крики переводить на человеческий язык, то только и слышно: «Караул! Помогите!» Или: «Осторожно! Спасайтесь!»

Птицы, которые гнездятся компаниями, при виде хищника громко зовут на помощь соседей. Ласточки, воробьи, дрозды-рябинники общими силами прогоняют врага.

Понаблюдайте за ними, послушайте их — и вы научитесь понимать птичий язык.

Птичий трудодень длится шестнадцать — девятнадцать часов. С рассвета до темна надо кормить птенцов: самим и червячка заморить некогда. Больше ста раз в день приносит корм птенцам лесной конёк. А мухоловка-пеструшка — больше четырёхсот. Зато и птенцы растут не по дням, а по часам. Иные перед вылетом становятся тяжелее своих родителей!

Но птенцы не дармоеды. Чем больше они едят, тем больше от них пользы. Птенцы очищают от вредных насекомых наши леса, сады и поля. Даже хищные птицы работают на нас. Одна сова за лето съедает тысячу полёвок и тем самым сохраняет зерно. А как птицы украшают и оживляют леса и поля!

В июне зайчата, лисята, медвежата, барсучата, лосята и бельчата набираются ума и сил. Можно и их повстречать, если путешествовать настойчиво и умело.

На лугах колосятся хлеба. Зреют в огородах овощи. Луга готовятся к покосу. Цветут цветы, порхают бабочки, копошатся жуки. Всюду кипит жизнь.

Всё у тебя есть: уши, чтоб всё слышать, глаза, чтобы всё увидеть, ноги, чтобы всюду пройти. И голова, чтобы всё понять. Была бы охота!

Пыльные зайцы

Пробились сквозь тугай белые, запудренные пылью дорожки. Все они тенями разрисованы и следами расписаны. Тут вот удод-кривоножка насеменил, длинным носом дырок наковырял. Там фазан пробежал — настрочил свой куриный след. Вот чёткие сердечки от копыт пугливой косули. Зайчик-толайчик наставил восклицательных знаков. А вот он и сам навстречу катит.

Меня увидел, рванулся назад, а пыль с него — столбом! По дороге помчался, а со спины пыль — волной. От лап до ушей в пыли — ну и неряха!

Каждое утро встречал я таких пыльных зайцев. Встречу и удивляюсь: где это он так извозился? Хоть на сучок его вешай и палкой пыль выколачивай.

Оказалось, что зайцы — прямо как курицы! — «порхаются» в пыли. Как-то иду и вижу: заяц в пыли валяется и ногами длинными дрыгает. На одном боку поёрзал, на второй перевалился. На втором поёрзал — спиной о дорогу чесаться стал. Накатался, наёрзался, надрыгался — да как встряхнётся. Пыль клубами пошла, будто гриб-пыхтун лопнул! По дороге помчал — словно смерчик пыльевой завихрился.

Каждое утро из сырых тугаев выходят на сухие дорожки зайцы. Ложатся мокрыми животами на тёплую пыль. А шкурка линяет, начинает чесаться. Вот заяц и дрыгается. И до того выкатается в пыли, что даже лисицы, глядя на него, плюются...

Шмель и Цветок

— Ответь мне, Цветок, ты кто — он или она?

— А я, брат Шмель, и сам не пойму!

— Как это — не знаешь! Вот, например, ландыш — он.

— То ландыш...

— А вот, например, ромашка — она.

— Так то ромашка.. .

— А ты кто такой?

— Я-то? Да я, Шмель, иван-да-марья!

Сорока и Лось

— Дяденька, что случилось: целый день из озера не вылезаешь? Уж не волки ли тебя стерегут?

— Э-э, Сорока, что мне волки! Покусачее звери на берегу поджидают, покровожадней.

— Кто же они, злодеи, кто же они, кровопийцы?

— Да комары-ы!

Муравей и Сороконожка

— Вот напугал, Муравей! Да ты что, с неба свалился, что ли?

— «С неба, с неба!». .. С рябиновой ветки я свалился!

— А что ты там делал?

— «Делал, делал»!.. Коров пас!

— А ещё что?

— «Что, что»!.. Доил коров!

— А ещё что?

— Молочко сладкое пил.

— А ещё что?

— Вот пристала! Ну, задремал немножко да и скатился с листа! Тебе что, у тебя сорок ног, а у меня всего шесть: на двух стою, двумя тлю-коровку держу, двумя молочко тлиное собираю!

Бабочкина дорожка

Сквозь мокрые от росы травяные джунгли тянется сухая каменная дорожка. Кусты и трава набухли водой: куст за день — как из ведра обольёт, в траву шагни — и до пояса мокрый. А дорожку солнце уже подсушило: идёшь — только камешки под ногами позвякивают.

Ночью ползали по дорожке огромные чёрные слизни, всю дорожку разрисовали блестящими слюдяными полосками. Сейчас слизни уползли в тёмные мокрые заросли. А оттуда, к теплу, солнцу и сухости, прилетели пёстрые бабочки. Разноцветные камешки, разноцветные бабочки. Белые, жёлтые, голубые. Бурые, красные, рыжие. В полоску, с пятнами, в крапинку. Большущие, как листья клёна, и крохотные, как незабудки.

Я иду, а они взлетают, порхают над головой и сейчас же опускаются сзади. Живая пёстрая лента взлетает волной и, перемахнув через голову, обрушивается на камни.

И кажется, будто брызги летят, — это крохотные голубянки взлетают вверх.

Обратно я иду в полдень. Мокрые джунгли уже просохли. Везде раскрылись цветы. И бабочки разлетелись.

Перламутровка

Рыжим пламечком мелькает она в сумраке леса, как только крылья о ветки не обобьёт! Садится на листья открыто и смело: быстра она и неуловима. А на ночь одевает «ночной халатик» — плотно сжимает крылья. Расшит «халатик» шёлком, жемчугом и перламутром. В таком можно спокойно спать, никто тебя не увидит. Лежит просто чешуйка коры, вся в жемчужных росинках и перламутровых паутинках. Кому такая нужна?

Павлиний глаз

За круглые пятнышки на крыльях, схожие с «глазками» павлиньих перьев, назвали его павлиний глаз. Но «глазастым» и ярким он бывает только тогда, когда ему ничто не грозит. Чуть мелькнёт тревожная тень — и павлиний глаз быстро захлопнет крылья, словно зажмурится. И сразу превратится в сухой незаметный листок. Минует беда, бабочка снова раскроет крылья. И снова засияют на солнце четыре удивлённых и чуть испуганных «глаза».

Всех радует эта красивая бабочка. А вредит она одной лишь крапиве.

Голубянка

Голубянка маленькая, но красивая и живая. И очень полезная. Она опыляет цветы. Так же старательно и прилежно, как делают это шмели и пчёлы.

В тёплые тихие дни любят голубянки слетаться весёлыми стайками к мутным лужицам на дорогах. Тут они ползают, взлетают, садятся, гоняются друг за другом. И с удовольствием пьют из лужицы воду.

Пестрянка

Бабочка пёстрая, блестящая, нарядная. Только очень уж медлительная и ленивая! Бывает, часами сидит на одном цветке. И не одна, а с подругами. Не спеша ощупывают цветок хоботками и лапками. А крылышки искрятся и переливаются. Не знаешь, на что и смотреть: на пёстрый цветок или на разноцветных пестрянок? Так всем в глаза и бросаются. Но ни птицы, ни ящерицы их не трогают: очень уж они горькие и невкусные. Потому-то они такие ленивые и доверчивые.

Колюшка и Уклейка

— Ну и влипли мы с тобой в историю, Уклейка!

— Ох, и не говори! Прямо рыболову в ведёрко угодили. У меня от испуга даже спинка побледнела!

— А у меня от злости живот покраснел!

На зарядку, становись!

Утро начинается с зарядки. Я включаю радио и выхожу во двор. Катя-сорочонок скачет за мной вдогонку. В окно несётся: «Поставьте ноги на ширину плеч. Первое упражнение — ПОТЯГИВАНИЕ. Начали: раз-два, раз-два! Очень хорошо!»

Ещё бы не хорошо: солнце и ветер!

«Новое упражнение — ПРИСЕДАНИЕ. Присесть. Встать. Присесть. Встать!»

Катя приседает, но вставать ей не хочется. Она насмешливо смотрит на меня, удивляясь моему послушанию.

А в окно: «Последнее упражнение — ДЫХАТЕЛЬНОЕ. Начали. Дышите глубже, глубже! Так, хорошо! Руки в стороны! Очень хорошо!»

Катя дышит старательно. И вот долгожданное: «Зарядка окончена, переходим к водным процедурам!» Катя не переходит, а перелетает к тазу с водой. Окунаться, плескаться, купаться она очень любит.

После купанья мы снова вместе. Мы сохнем и загораем. Я спрашиваю Катю о том и о сём. Она что-то бормочет, лопочет, стрекочет. Катя торопится: впереди день, полный событий и приключений. Вот Катя не выдержала и понеслась. Сейчас не выдержу и я.

Сорока – воровка

Сорока-воровка деток кормила. Яичко украла - этому дала. Птенчика утащила - этому дала. А этому не дала: больше украсть не вышло.

Этот терпел-терпел да как заорёт! Тут и попался мне в руки.

Я рад: сорочонка поймал!

Принёс домой, посадил в корзину. А он в корзине сидеть не хочет. Хочет, как все, на стуле. Сидит и орёт. Так рот разевает, что страшно: как рот пополам не разорвётся!

Заметался я с места на место.

В одном месте слепня поймал, в другом жука нашёл. Сунул сорочонку в рот, а ему мало. Крыльями трясёт, рот не закрывает, а уж орёт так орёт!

Я все места обегал - ничего не нашёл. А сорочонок со стула слез, стал за мной гоняться.

Я в буфет - крошки собрал, в кладовую - творогу взял, в огород клубничку сорвал.

А ему всё мало. Клеваться начал.

Что делать? Я к соседям во двор. Из тазика рыбку утащил, с кустов смородины нащипал, на сливу за сливами полез. Тут-то меня и поймали: что тут за сорока-воровка?

Первый раз в жизни подумал я о сороке хорошо. Чем она виновата? Этому дай, этому дай, а взять-то где?

Меня вон один сорочонок и тот чуть до воровства не довёл. А у неё их пять!

Сойка и Филин

— Эй, Филин! Да ты глухой, что ли?

— Я не глухой, я сердитый!

— На кого же ты сердишься?

— На весь белый свет! То ли дело зимой: ночь чёрная, непроглядная, никто тебя не увидит. А сейчас, в белую ночь, я у всех как бельмо на глазу. Всякая птичья мелюзга на тебя голос повышает. Ух, как я зол. Белый свет мне не мил!

Сойка и Дятел

— Чжээ — чжээ! Кгха!

— Что с тобой, Сойка, жёлудем, что ли, подавилась? Чего хрипишь на весь лес?

— Обманули меня, Дятел, люди. Вот и верь им после этого! Яйца, говорят, полезно сырые пить, то да сё... Я целое лето птичьи гнёзда грабила, всё лето сырые яйца пила, а что толку? Как был голос противный, хрипучий, так и остался. Гха! Чжээ!

Сердитые голоса

Страшнее кошки зверя нет. Особенно для нас, птиц, живущих у человеческого жилья. Это же злодеи и душегубы. Жалуемся на кошек. Нет больше терпения. Хватают без разбору и старого и малого. Схватят и сидят себе на солнышке, жмурятся. Лапкой умываются. Смотреть противно!

И что только хозяева этих кошек думают? Мы им песни поём, комаров, мух ловим, гусениц в их садах и огородах поедаем, а они для нас пальцем пошевелить не хотят. Кошки разбойничают днём и ночью, а им и горя мало.

Поселковые и деревенские ласточки, воробьи, горихвостки, мухоловки, скворцы.

Ребята любят ходить в лес с собаками. То в пограничников играют, то в индейцев. Они играют, веселятся, а мы слёзы льём. Потому что нос у собак чутьистый — не спрячешься, ноги быстрые — не убежишь. Хорошо ежу: съёжится в колючий клубок и пыхтит. А остальным что прикажете делать? Ноги у нас ещё слабые, крылья ещё короткие. Один голос громкий. Вот мы и просим: не берите собак с собой в лес! Пожалейте вы наши головы!

Лесные птичата и зверята.

Оскорбляют словом и действием! Кого обзывают мерзкими тварями? Нас, жаб. Уж мы такие, уж мы сякие! Мы и противные, и скользкие, и ядовитые. Почему у ребят на руках бородавки? Тоже, оказывается, от нас. А раз так — бей жаб!

А ведь мы пользу приносим. Поедаем в ваших огородах слизней, гусениц, личинок. И бородавки совсем не от нас. И не такие уж мы уроды: у нас красивые золотистые глаза.. .

Не нравится вид наш, так хоть наши дела уважайте!

Серые жабы.

Июль

В месяц июль мы входим незаметно. Сразу и не понять: что же изменилось вокруг? То же жаркое солнце, та же густая зелень. Те же птичьи голоса и цветы.

То, да не то!

Солнце тут злее — с раскалённым белым ободком. Новые кругом появились цветы. По-иному, ленивее, зазвучали вокруг голоса птиц. И на иной лад лопочут на ветру зелёные листья.

Не многим, не броско, но всё же отличилась страна «Июль» от страны «Июнь». Так ведь и по названию они похожи, только-то и всего, что в слове вместо «н» — «л».

Жара. Млявые вороны на заборе в изнеможении свесили крылья и разинули клювы. Ласточки и стрижи кружатся над водой: пьют и купаются на лету.

Жаркие жёлтые волны катятся по созревшим полям, и горячая пыль на дорогах завивается вихревыми столбами.

Лениво плывут кучевые облака — огромные и таинственные, как далёкие снежные горы. Лениво колышутся ветви и лениво прыгают солнечные зайчики. Лениво, не шевеля крыльями, кружат в небе хищные сарычи и луни. Даже комарам лень днём кусаться — ждут вечера.

Птицы поют реже и неохотнее — начинают менять перо, линять. Ручьи перестают бурлить — давно схлынули вешние воды. Умолкли отчаянные лягушачьи концерты.

Но тишины нет! Лягушек сменили кузнечики: трещат, не умолкая, в лесах и полях. Да и какая там тишина, если то и дело грохочут грозы, дождь звенит по проводам, хлещет по листьям. Путешественнику по «Июлю» долго спать не положено. Проспишь — и останешься ни с чем. Не увидишь утренних июльских цветов, которые не сводят с солнца разноцветных глаз. Не услышишь, как гудят от пчёл огромные липы. Не понюхаешь, чем пахнут по утрам лесные поляны и вырубки. А пахнут они так, будто варят на них земляничное варенье!

Шагает путешественник по лесам и полям по колени в траве, как в зелёной воде.

Дали дрожат и плывут. Струится горизонт. Струятся леса, дороги, курганы. Плывут далёкие дома и целые посёлки. Плывут, как сказочные корабли.

Лисица и Ёж

— Всем ты, Ёж, хорош и пригож, да вот колючки тебе не к лицу!

— А что, Лиса, я с колючками некрасивый, что ли?

— Да не то чтоб некрасивый. . .

— Может, я с колючками неуклюжий?

— Да не то чтоб неуклюжий!

— Ну так какой же я такой с колючками-то?!

— Да какой-то ты с ними, брат, несъедобный. . .

Грачонок и Жук

— Ну, Жук, прощайся с белым светом — сейчас я тебя съем! Скажи на прощанье, как хоть зовут-то тебя, бедолагу?

— Зовут меня, Грачонок, жук-могильщик!

— Фу, гадость какая! От одного названия подавиться можно. А ну проваливай с глаз долой, не омрачай своей фамилией ясный день и моё весёлое настроение!

Ленточник

Бабочка большая, красивая, нарядная. Порхать бы такой над весёлым зелёным лугом, перелетать с цветка на цветок, а ей любо летать над грязной лесной дорогой, сидеть у мутной дорожной лужи, даже на дохлой лягушке! Торопится ленточник к пням с каплями прокисшего сока, садится на гнилые опавшие яблоки. Странные вкусы у тополёвого ленточника: подавай ему всякую гниль и прель. Чем хуже пахнет — тем милее ему.

Крот

Вспучилась вдруг земля и высунулся из неё крот. Нос — бурав, лапы — лопаты, зубы — ножи: подземный землекоп и охотник.

Не любит крот ясного солнца и свежего ветра: всю жизнь в тёмном и сыром подземелье. Землю копает, туннели строит, червяков ловит. Даже за сухой травой для гнезда наверх не вылезает, а втягивает её за корни прямо из-под земли.

И всё-таки хочется ему, наверное, изредка на наш белый свет хоть глазком взглянуть. Высунется и рот разинет от удивления!

Медведица

Эта бабочка не любит порхать. Любит она подолгу лениво и неподвижно сидеть на листьях. Ей даже спрятаться лень: сидит на самом виду. Словно знает, что никто её не тронет и не обидит. И в самом деле, все от неё воротят носы: не по вкусу она обитателям леса. Не будем и мы её обижать. Вреда от неё никакого, а видеть её одно удовольствие.

Металловидка

Бабочка скрытная, незаметная. Летает она только ночью. С головы до ног усыпана пухлой пыльцой и только на бархатных крыльях два маленьких «зеркальца». Блестящих и ярких, как из начищенной меди. Из-за них-то, наверное, её и назвали металловидкой.

Для чего эти «зеркальца» — никому неизвестно. Может, в ночной темноте они светятся от луны и помогают бабочкам находить друг друга? Кто знает: много ещё тайн в ночном лесу...

Козодой

Назвали птицу козодоем, а она и молока в рот не берёт! Осоед ос ест, овсянка овёс клюёт. Что правда, то правда. А вот козодой коз не доит.

Летать над стадом он любит. Бывает, покрикивает над стадом и в крылья, как в ладошки, похлопывает. Но это он не молока выпрашивает, просто жуков и бабочек ловит. Стадо вспугивает их из травы, а он ловит. Рот у него большущий, словно сачок. Ловкий рот. Но коз он не доит. И не доил никогда.

…А всё равно козодой!

Кувшинка

Днём кувшинка нежится на воде — и все любуются ею. А ночью ныряет под воду. Стиснет белые лепестки в кулачок и нырнёт с головой. Спит всю ночь в глубине.

Ясное будет утро — снова вынырнет из воды. Снова развернёт лепестки навстречу солнцу и станет радовать всех. Ну а если облачно, если дождь и туман, то весь день под водой проспит. И носа наружу не высунет! И будут смотреть на неё одни только рыбы.

Лиса и Куропатка

— Все меня, Куропатку, обидеть норовят: в лесу — волк серый, в поле — хорёк бурый, в воздухе — ястреб пёстрый. Хоть бы ты меня, Лиса, пожалела!

— А я что — рыжая, что ли? . .

Лосёнок и Лосиха

— Посмотри, мама, какие у меня ноги длинные-предлинные!

— Длинные, сыночек, длинные и большие.

— Посмотри, мама, какие у меня уши высокие!

— Высокие, сынок, ушки — большие.

— А отчего это, мама, у меня такие ушки и ножки большие?

— А оттого, сынок, что ты у меня ещё совсем маленький. .

Сердитые голоса

— Была я красивая, была я пригожая — стала сама на себя не похожая!

Траву ребята на мне вытоптали, кусты повыломали.

Берёзку на дрова срубили, ёлочку — на подстилку.

Забросали меня пустыми банками, грязной бумагой, щепками и тряпками.

Жалуюсь! Была я лесной полянкой, стала лесной помойкой!

Лягушонок

Чего только не делают жители леса наедине! Вытворяют, что только в головушку им придёт. Играют, поют, танцуют. А то купаются и загорают. Как этот вот лягушонок. Нашёл сыроежку с дождевой водой и давай в ней плескаться, словно в тазу! А теперь сидит на краешке и загорает. Дышит целебным воздухом. После водных процедур принимает воздушные ванны. Завидно даже...

Волчье лыко

До того ягоды хороши — сами в рот так и просятся! Но об этом даже и думать нельзя: ягоды ядовиты! У всех красных ягод — земляники, малины, брусники — красный цвет как яркий фантик на вкусной конфетке: «Съешьте нас». А у этих — как стоп-сигнал: «Не пробуйте, не прикасайтесь! Мы волчьи ягоды с ядовитого волчьего лыка!» .

Сердитые голоса

Жалуемся на коллекционеров. Не на всех, конечно. На тех, кто собирает лекарственные растения, минералы, жуков и бабочек, мы не жалуемся. А жалуемся мы на тех, кто собирает для коллекции птичьи яйца. Сколько из-за этого погибает в лесу гнёзд! Сколько потом собранных яиц бьётся от неумелого обращения, сколько потом выбрасывается на помойку!

А ведь каждое яйцо — это будущая птица.

Лесные, полевые и болотные Птицы

Август

Путешествие в августе лучше всего начинать ранним утром. Сунь в карман бутерброд — и быстрей за калитку.

Утро и белый туман. Туман весёлый, весь солнцем пронизан, сияет и светится — хоть глаза жмурь!

Над головой кляксы синие — это просветы неба. Под ногами пятна седые — луговинки сырой травы. По сторонам неясные тени шепчутся и шевелятся. Весь мир утонул в тумане!

Но вот всё поплыло, заколыхалось — и просияло! Дали стали чёткими, краски яркими, звуки звонкими. А роса такая, что хоть умывайся!

Росинки дрожат на кончиках листьев. Росинки стреляют красными стрелами. Росинками переполнились цветы-бокалы.

На листьях манжетки — гранёные звёзды. Колоски и метёлки согнулись от ожерелий. Еловые лапы словно хрустальные люстры.

Качнула синица еловую люстру — обрушились сверкающие подвески. Ударили они по осинке — осинка вспыхнула и затрепетала.

В гамачках паучьих — ртутные бусы. Нити паутины — как нити жемчуга. А сети паучьи — созвездья в лесной вселенной.

Струится парок над тропинкой. Синие лучики проткнули чащу. От радости повизгивают дрозды.

Но главное чудо уже свершилось. Когда туман поднимался и таял, на миг в просветах повисала радуга. Не привычная семицветная, а невиданная — снежно-белая. Белая на голубом.

Свежесть утра бодрит. И впереди ещё весь день.

Мухолов и Реполов

– И чего ты, Реполов, уставился на меня — не узнал, что ли?

– По рассеянности, брат Мухолов, по рассеянности, Что-то я в последнее время вдруг стал задумываться. Вот смотрю сейчас на тебя, а сам думаю: потому его Мухоловом зовут, что он мух ловит. А меня как зовут? Реполов! Стало быть, должен я репу ловить и клевать! А я, глупец, всю жизнь сорняками питался! Представляешь, брат, всю жизнь делал не то, что мне на роду было написано!

Сорока и Медведь

— Эй, Миша-Медведь, на вопрос ответь.

— Какой вопрос, стрекотуха?

— Почему тебя Медведем зовут? Глухарь — он весной глухой, понятно, заяц-беляк — он зимой белый, понятно, а вот Медведь — не понятно!

— Хе-хе! Бестолковая ты птица. Медведь — значит мёд ведающий. Знаю, стало быть, где мёд в лесу спрятан.

— А где, где он, мёд-то?

— Так я тебе и сказал! Ты же всем разболтаешь сразу, все вы в лесу тогда медведями станете.

Крот и Филин

— Слушай, Филин, неужели ты меня проглотить можешь?

— Могу, Крот, могу. Я такой.

— Неужто и зайчонка протолкнёшь?

— И зайчонка протолкну.

— Ну а ежа? Хе-хе. . .

— И ежа проглочу.

— Ишь ты! А как же колючки?

— А колючки выплюну.

— Смотри какой молодец! А Медведь вон на ежа даже сесть боится.. . 

Ночной павлиний глаз

Самая крупная наша бабочка: крылья в ладонь! Порхает в ночной темноте, как большая летучая мышь. Но не комаров она ловит и даже не ищет нектар. За всю свою жизнь она не проглотит и капельки, всю жизнь не ест.

На день скрывается в укромном местечке и сидит неподвижно и незаметно. Но случись нечаянно коснуться её, как с шорохом дрогнут широкие крылья и моргнут на них четыре глазастых пятна. Ты отшатнёшься испуганно, а бабочка улетит.

Жук – Скакун

Славные имена у жучишек: точильщики, пилильщики, бомбардиры. Усачи, долгоносики, карапузики. Или этот вот: скакун полевой! Скакун так скакун: ты ладошкой его, а он — хоп! — и подскочил. И в траве затерялся: попробуй разгляди зелёного на зелёном! Лучше и не ищи, только зря глаза проглядишь.

Звериная баня

Дикие звери тоже в баню ходят. И больше всех любят бегать в баню… дикие свиньи! Баня у них простая: без жара, без мыла, даже без горячей воды. Всего-навсего одна ванна — лунка в земле. В лунке — вода болотная. Вместо мыльной пены — жижа. Вместо мочалки — пучки старой травы и мха. Вас бы в такую «баню» и не заманить. А кабаны так и лезут. Вот до чего баню любят!

Но ходят кабаны в баню совсем не за тем, зачем ходим мы. Мы зачем в баню ходим? Мыться. А кабаны ходят… пачкаться! Мы грязь с себя мочалкой смываем, а кабаны нарочно грязь на себя намазывают. И чем больше вымажутся — тем хрюкают веселей. И после своей свиной бани они в сто раз грязнее, чем до неё. И рады-радёшеньки! Уж теперь-то сквозь грязевой панцирь никакие кусаки до их шкуры не доберутся: ни комары, ни москиты, ни слепни. Щетина у них летом редкая, вот они и намазываются. Выкатаются, вымажутся — и не почешутся!

Скатерть-самобранка

По лесу идёшь — под ноги смотришь. Лес не тротуар, — можно и споткнуться.

Я ногу занёс, а под ногой живой ручеёк. Широкое шоссе.

Вперёд и назад торопятся муравьи: вперёд налегке — назад с добычей. Я посмотрел назад и увидел большой муравейник. Там, у самой муравьиной тропы, птичка — лесной конёк. Она нагибается и хватает муравьев одного за другим.

Не везёт муравьям: их все любят. Любят дрозды и зарянки, дятлы и вертишейки. Любят синицы, сороки и сойки. Любят хватать и глотать. Вот ещё один любитель — лесной конёк.

Только вижу, любитель это особый: не ест муравьев, а грабит! Отнимает от муравьев гусениц, мух и жучков. Высматривает, что повкусней, и, как увидит, — отнимет.

Тянется живой конвейер. На нём чего твоя птичья душа желает. Клюй — не хочу! Молочная река, кисельные берега. Скатертью муравьиная дорожка. Всё на ней припасено. Сам выбирай, сам бери. Скатерть-самобранка.

Лиса и Мышь

— Мышка-трусишка, ты треска боишься?

— Ни крошечки не боюсь!

— А громкого топота?

— Ни капельки не боюсь!

— А страшного рева?

— Нисколечко не боюсь!

— А чего, ж ты тогда боишься?

— Да тихого шороха...

Белка и Лесной Конёк

— Голосистый Лесной Конёк, почему ты песни петь перестал? В лесу-то не осень ещё, пел бы да пел!

— Надоело, Белка, ой как надоело! Сама посуди: восемьдесят дней пою! По три тысячи семьсот песен в день. Ну-ка посчитай — сколько получится? У тебя на хвосте волосков столько нету. Двести девяносто шесть тысяч! Охрип, осип, осовел. Пусть теперь другие поют, я свою летнюю норму выполнил!

Лесные силачи

Ударила первая капля дождя, начались соревнования.

Соревновались трое: гриб подосиновик, гриб подберёзовик и гриб моховик.

Первым выжимал вес подберёзовик, он поднял листик берёзы и улитку.

Вторым номером был гриб подосиновик. Он выжал три листка осины, сосновую шишку и маленького лягушонка.

Моховик был третьим. Он раззадорился, расхвастался. Раздвинул шляпкой мох, подлез под сучок и стал выжимать. Жал-жал, жал-жал — не выжал. Только шляпку свою раздвоил. Как заячья губа стала.

Сердитые голоса

Жили мы в прозрачном озерке. Жили — не тужили. Всё вокруг глаз радовало, и дышалось легко. Но протоптали ребята-туристы дорожку к нашему озерку. Это бы ничего: ребята хорошие, аккуратные. Зря деревья не рубят, кусты не ломают, уходят — костёр водой заливают. Даже мусор после себя убирают.

Только вот убирают они его по-своему: в охапку — да в наше озерко! Все концы в воду. Скопились у нас на дне разные банки-склянки, бумага да тряпки. Мы год терпели, два терпели, а на третий год — не вытерпели! На дне свалка — глаза б не глядели, вода ржавая — дышать нечем.

Вот и жалуемся.

Озерные рыбы большие и маленькие

Сентябрь

Месяц сентябрь... Пора пёстрых листьев. Листья летят, кружатся, падают, скачут. Устилают землю и воду таким пёстрым ковром, что в глазах рябит и кружится голова.

По всему лесу шорохи, шелесты, шёпоты.

Всё перекрашивается: берёзы и клёны — в жёлтое, рябины и осины — в алое. И стоит весь лес как сказочная жар-птица: и золото, и пурпур, и бронза, и малахит!

Хорошо в осеннем лесу!

Хорошо идти по лесной тропинке. Хорошо находить грибы. Хорошо просто смотреть и слушать.

А это кто такой шустрый? Ежик, конечно. Спал себе спокойно после ночной охоты и беду не чуял. А тут ногой толкнули, шапкой накрыли, как какую-нибудь бабочку-капустницу! Одно спасение: съёжиться и колючки растопырить. Может, и бросят.

Грибы тоже прячутся: кто под лист папоротника, кто под еловую лапу. Тёплые тайнички ищут. А тех, которые на виду стояли, — всех собрали уже.

Новая встреча — белка!

Эта осени не боится. Ей что ни дерево — то скатерть самобранная. На ёлках и соснах — шишки, на рябине — ягоды, на лещине — орехи, на дубе —жёлуди. Набегается, наиграется, наестся — и спать в «гайно». Свернётся на моховой перинке, накроется хвостиком, как одеяльцем.

Шуршат опавшие листья под ногами. Попискивают синицы в ветвях. А над головой, под самыми облаками, летят на юг журавли. И прощальные голоса их громко звучат над ярким и пёстрым месяцем сентябрём.

Белая Куропатка и Клюква

— Батюшки, вот так Клюква-ягода! Щёки-то, щёки какие! Красные, блестящие — так вся и сияет!

— Вот и сияю — мой черёд настал! Раньше только и слышно в лесу: ах, земляника, ох, черника, ух, малина! А теперь, осенью, я самая главная ягода. Я, Клюква болотная!

Лисица и заяц

— Слыхал, Заяц, как охотники мой лисий хвост называют? Трубой! Хи-хи- хи...

— А мой заячий хвост охотники прозвали цветком. Цветком, цветиком, цветочком.

— Да ну-у! А ну дай-ка мне цветочек понюхать. ..

— Но-но-но! Я твою лисью породу знаю! Цветок понюхаешь, а ногу откусишь. Проходи, проходи со своей трубой!

Сорока и осень

— Слыхала, Осень, что Лебедь, Рак и Щука сговорились тебя из леса прогнать? Пусть только нос сунет, хвалились, мы-де ей покажем, где раки зимуют!

— Э-э, Сорока, не первый год они мне грозят! Сговариваются, сговариваются, а как приду, так кто куда: Лебедь — в облака да на юг, Рак упятится в нору, а Щука спрячется в глубину. И до весны о них ни слуху ни духу!

Осоед и Змееед

— Знаешь, Осоед, а ведь мы с тобой, брат, герои!

— Какие там, Змееед, герои — птицы как птицы.

— Ну не скажи! Все от змей да ос в кусты шарахаются, а мы с тобой уплетаем их за обе щеки и даже не вздрагиваем. Геройские мы, брат, с тобой едоки!

Мухомор

Мимо мухомора не пройдёшь, чудо-чудное, диво-дивное! Сказочная Красная шапочка. Или домик на курьих ножках? А может, гномик лесной в бисерном колпачке и кружевных панталончиках? Вот-вот зашевелится, поклонится и что-нибудь скажет. ..

Траурница

Бабочка большая, красивая. Легко парит и порхает в струях весеннего ветра. Уже в апреле вылетает она из своих зимних ухоронок. То носится на тихих полянах, то, распластав крылья, нежится на тёплых пеньках и валёжинах. Но больше всего любит сидеть на пораненных клёнах и пить сладковатый сок. Сперва проверяет сок лапкой: вкусный ли он? А уж потом разворачивает хоботок и сосёт.

Ну а осенью, когда древесного сока нет, прилетает на опавшие битые яблоки и сосёт сок фруктовый. Без сладенького не живёт!

Кто как спит

— Ты, Заяц, как спишь?

— Как положено - лежа.

— А ты, Тетерка, как?

— А я сидя.

— А ты, Цапля?

— А я стоя.

— Выходит, друзья, что я, Летучая Мышь, ловчее всех вас сплю, удобнее всех отдыхаю!

— А как же ты, Летучая Мышь, спишь-отдыхаешь?

— Да вниз головой...

Дуб и Рябина

— Ой, рябина-рябинушка, что взгрустнула ты?

— Была я, дуб, тонкой рябинкой, а стала сухой корягой. Ободрали меня ребятишки как липку, разделали под орех. Ни ягод на мне, ни сучков, ни веток — хоть в костёр головой! Хоть бы ты, дуб, меня защитил.

— Что ты, что ты! Я сам теперь, голубушка, такой, что краше в дровяной склад кладут. Всю-то осень жёлуди с меня сшибали, камнями да палками по голове молотили. Всю душу вытрясли! Был я дубом, стал дубиной...

Чечётка и Клёст

— «Во поле берёзонька стояла! ..»

— Ну что ты, Чечётка, всё берёзу расхваливаешь? Пустое дерево: ни тебе семян еловых, ни сосновых.

— Зато, Клёст, семена берёзовые. Ты их едал?

— Не видал и не едал! И не собираюсь! Потому что нет вкуснее семян еловых и сосновых! «Елоч- ки-сосёночки, зелёные, колючие! . .»

— Не зря ты, Клёст, кривоносый! Вот и вкус у тебя какой-то кривой! Да слаще берёзовых семян на всём свете нет ничего! «Во поле берёзонька стояла. ..»

Сердитые голоса

Жалуемся на мальчика с охотничьим топориком. Шёл он по лесной тропке и топориком своим срубал сучки и ветки налево и направо. Молодым берёзкам и осинкам вершинки срубал. Кору стёсывал на стволах, втыкал топорик и делал зарубки. Когда мы, древья, спросили мальчика, зачем он делает это,— мальчик показал нам язык и ничего не ответил.

Жалуемся на мальчика с коробком спичек. Он тоже шёл по лесной тропинке и всё вокруг поджигал. Вспыхивали, как фейерверк, сухие кусты можжевельника, дымили пучки пожухлой травы, чадили лесные муравейники, коптили на стволах натёки смолы. Мальчик кричал и смеялся, а мы задыхались от страха и дыма. Когда мы спросили мальчика, зачем он делает это, — мальчик показал нам кулак и ничего не ответил.

Лесные кусты

Что хотите с нами делайте: на куски режьте, жарьте, варите, солите. Даже маринуйте! Но только не выдирайте с корнем, не разрывайте вокруг лесную подстилку, не портите нашу грибницу.

А не послушаетесь, так мы совсем расти перестанем!

Грибы

Октябрь

По стране «Октябрь» налегке не попутешествуешь. Нужны крепкие сапоги, тёплая и непромокаемая одежда.

В октябре пустуют леса и поля. Ни голосов людей, ни криков птиц. Слышнее всего в октябре — ветер. Ветер свистит в жёсткой стерне на полях и в голых сучьях в лесу. Ветер гонит тучи по небу и волны по воде. Ветер срывает с деревьев последние листья и гонит на юг последние стаи перелётных птиц. Ветер гудит в проводах, барабанит в окна. Ветер, всюду ветер. Разгульный ветер-листобой!

Хорошо в такую погоду тому, у кого крыша над головой да припас в кладовой. Людям что: у них дома, магазины, центральное отопление. Они даже сводку погоды только под воскресенье слушают: ни снег, ни дождь им не страшен.

А вот жителям лесов и полей в октябре достаётся!

Гонит ветер с севера холод, за холодом надвигается голод. А у них ни домов, ни магазинов, ни печей. И о погоде никто не предупреждает. И потому каждый устраивается как может. Хомяки, полевые и лесные мыши в норках зёрна на зиму запасают. Белки, куницы, лисы в тёплые зимние шубы переоделись. Горностаи, ласки, зайцы-беляки и белые куропатки загодя белые маскировочные халаты заказали — чтоб на снегу их было не видно. Барсуки, медведи берлоги и норы укромные облюбовали. Бобры осины валят, сочные ветки на зиму запасают.

Туговато в октябре и птицам насекомоядным: насекомыши-то попрятались! Приходится вегетарианцем становиться: дрозды — на рябину, дятлы — на шишки. Синицы в окна стучат: «Выставляйте для нас кормушки!»

Раскисли лесные и полевые дороги: ни пройти ни проехать! Одному ветру везде дорога — мчит напрямик и ревёт страшным голосом. На лесных жителей страху и холоду напускает.

Сорока и Снегирь

— Эй, увалень, как звать-то тебя? Откуда, красногрудый, к нам в лес прилетел? Что ж ты молчишь, воды, что ли, в рот набрал?

— Не-е, не воды, рябины. От удовольствия онемел!

Ветер и Холод

— Ветер, опомнись! Зачем ты у последней ромашки обрываешь последние лепестки!

— А я гадаю, гадаю-у, гадаю-у-у! Любит Ромашка тебя или нет? Любит, не любит, любит, не любит. . . Не любит! Не- е-ет!

Косач молодой и Косач старый

— Только и слышу: зиму зимовать скоро, скоро снег на голову, мороз за нос! А что такое, Косач, зима?

— А ты, Косачок, лето знаешь?

— Знаю! Как же не знать.

— Так вот зима — это лето наоборот.

— А что такое мороз?

— А ты жару знаешь?

— Знаю!

— Так вот мороз — это жара наоборот.

— А что такое— «зиму зимовать» ?

— А ты жизнь хорошую да беззаботную знаешь?

— Ещё бы не знать!

— Так вот это — наоборот!

Сорока и Заяц

— Вот бы тебе, Заяц, да лисьи зубы!

— Э-э, Сорока, всё равно плохо. . .

— Вот бы тебе, серый, да волчьи ноги!

— Э-э, Сорока, невелико счастье. . .

— Вот бы тебе, косой, да рысьи когти!

— Э-э, Сорока, что мне клыки да когти? Душа-то у меня всё равно заячья...

Волк и Сова

— Мы, Сова, с тобой во всём одинаковые: ты серая, и я серый, у тебя когти, и у меня когти, ты хищница, и я хищник. Почему же встречают нас люди по-разному? Тебя хвалят-расхваливавают, меня клянут-проклинают.

— А ты, Волк, что ешь-то?

— Да всё больше жирных барашков, да козлят, да телят. ..

— Ну вот, видишь! А я всё мышей вредных. Похожи мы с тобой по одёжке, да разные по делам!

Заяц и Медведь

— Белка на зиму грибы запасает, Бурундук — орехи. А ты, Медведь, всё без дела шатаешься. Вот засыплет снег землю, что лопать-то станешь?

— Ты, косой, за меня не волнуйся. Я, брат, самоед. Я зимой сам себя ем. Ha-ко, пощупай, сколько сала под шкурой я припас — на всю зиму хватит. Я не зря по лесу шатаюсь, я сало коплю. Чего и тебе, косой, советую.

— Э-э, Медведь, какое там сало. .. Нам, зайцам, в лесу не до жиру, быть бы хоть живу!

Сорока и Медведь

Эй, Медведь, ты днём что делаешь?

— Я-то? Да ем.

— А ночью?

— И ночью ем.

— А утром?

— И утром.

— А вечером?

— И вечером ем.

— Когда же ты тогда не ешь?

— Когда сыт бываю.

— А когда же ты сытым бываешь?

— Да никогда.. .

Воробей и Дятел

— Эй, Дятел, все птицы к зиме приспосабливаются: кто на юг улетел, кто на задворки подался. Один ты всё на том же месте стучишь. Смотри, останешься с носом!

— А мне, Воробей, только того и надо! Я носом и шишку раздолблю, и сухостоину раздроблю, и листья сухие разбросаю, и дупло для ночлега выдолблю. Мне бы только с носом остаться!

Уймите доброжелателей!

Караул! Уймите не в меру жалостливых и бездумно нас любящих!

Зима на носу, а они вздумали нас на зиму глядя выпускать из клеток. «Летите, бедненькие невольники, на свободу!»

А что нам, летним птицам, делать сейчас на этой свободе? Кругом снег и мороз. Что прикажете есть и пить? Куда от холода прятаться? Ведь мы в клетках избаловались... Потерпите со своей жалостью хоть до лета! Тогда мы с полным своим удовольствием.

Сердитые голоса

Я, Клюква, обижена на ребят. Настроение у меня совсем кислое. Ещё бы! Я старалась цвела, я старалась росла, бока на солнышке грела, соками наливалась. Стала я крупной, красной, витаминной. А что толку? Вон сколько ягод моих по болотам осталось! А кому приятно быть недосмотренной, недособранной? Да под дождями осенними мокнуть?

Не забудьте про меня хоть весной. Я, Клюква подснежная, и весной хороша! Не забудьте, а то я с горя раскисну!

Клюква-ягода

Не очень-то нас рыболовы радуют, не то что мы их! Полбеды, когда ещё червяка с крючком под нос подсовывают. Тут хоть честно: хочешь — червяка хватай, хочешь — не хватай. А то ведь что придумали. Вода сейчас холодная, прозрачная. Зажигают они ночью на носу лодки костерок из смолья и тихонько плывут вдоль берега — высматривают в воде, где мы спим. Увидят — и острогой в спину! Кого убьют, кого покалечат!

Нечестно так, товарищи рыболовы: ночью, исподтишка, во время сна... Да ведь и нельзя: запрещено!

Щуки, Окуни, Язи

Ноябрь

Въезжаем в страну холодную, сырую и сумрачную, в страну «Ноябрь».

Сыплет белый снег на чёрную землю.

Всё вокруг становится пегим.

Лес полосатый, как бока зебры.

Борозды пашни — как клавиши у рояля.

На белых речках — чёрные полыньи, на чёрных дорогах — белые лужи.

На бело-чёрных берёзах чёрно-белые сороки сидят. «Приехал ноябрь на пегой кобыле».

Чёрные озёра и белые берега.

Чёрные пни в белых шапках.

Чёрные галки над белым полем.

Белые зайцы на чёрной земле.

Белые муравейники у чёрных стволов.

Белые кочки на чёрном болоте.

Всё двухцветное и рябое.

Чёрный дом с белой крышей.

Белый дым из чёрной трубы.

Чёрный стог с белым боком.

Одно небо ровное — серое и глухое.

Ни звонкого голоса, ни гулкого эха. Всё как-то исподволь. Шёпотом, стороной. То дряблая оттепель, то упругий мороз. Серо и сыро, пусто и глухо.

Полузима-полуосень, полудень-полувечер.

Робко напутали, напетляли по снегу птицы и звери. А человек прошагал — как расписался. Чётко и твёрдо — как чёрным по белому.

Эхо

Стоит на берегу лес, густой, как стена. Крикнешь — лес ответит. Раз спросишь — лес трижды откликнется.

— Эхо лесное, спросить могу?

— Ау, ау, ау...

— Куда это листья лесные пропали?

— Опали, опали, опали...

— Травы лесные, где вы, не вижу?

— Ниже, ниже, ниже...

— Цветы луговые, а вы всё цветёте?

— Что ты, что ты, что ты...

— Птички-певички, давно ли галдели?

— Летели, летели, на юг улетели...

— Рыбы речные, вы-то где?

— А мы на дне, мы в глубине...

— Лягушки и жабы, куда подевались?

— В ил закопались, в ил закопались...

— Белки и зайцы, про вас не знаем!

— Линяем, линяем, линяем...

— Так что же творится в лесу? — мы спросим.

— Осень, осень, осень...

Не ленится эхо, на все вопросы отвечает, о чём ни спроси.

— Спасибо, эхо, за доброту!

— Ау, ау, ау...

Ласка, Белочка и Медведь

— Я, Ласочка, к зиме беленькой стала — как берёзка!

— А я, Белочка, серенькой — как осинка!

— Ну а я, Медведище, как ёлочка: зимой и летом одним цветом!

Сорока и Оляпка

— О-о-ой, Оляпка, никак купаться в полынье вздумала?!

— И плавать и нырять!

— А замёрзнешь?

— У меня перо тёплое!

— А намокнешь?

— У меня перо водоотталкивающее!

— А утонешь?

— Я плавать умею!

— А... а. . . а проголодаешься после купанья?

— А я для того и ныряю, чтоб водяным жучком закусить!

Сердитые голоса

На кого бы ещё пожаловаться? На соседей жаловалась, на родственников жаловалась, на погоду жаловалась. А ну-ка, я теперь сама на себя пожалуюсь!

Жалуюсь сама на себя! Живу я у людей в доме и порчу им жизнь. Хлеб грызу, книги пачкаю, обои рву. По ночам со своими друзьями и родственниками грызусь — спать никому не даю. Прошу принять меры: поставить капкан или мышеловку!

Домовая Мышь

В сентябре мы просили ребят: не забудьте сделать для нас кормовые столики!

В октябре мы радовались: ребята столики выставили!

А в ноябре на них жалуемся! Не на всех, конечно, а на тех, кто вместе с угощением ставит на столики западни. В клетку мы совсем не хотим, и не об этом мы вас просили.

Синицы

Декабрь

Медленно и почти незаметно из страны «Ноябрь» мы въезжаем в страну «Декабрь»...

В стране «Декабрь» очень короткие дни и очень длинные ночи. В лесу, на полях, на болотах тихо и пусто. Солнце за облаками, звуки приглушены, запахи заморожены. Снег с каждым днём всё глубже и глубже. Позёмка течёт по сугробам, заметает следы. По ночам поскрипывает мороз.

Мороз и ветер проверяют, как кто к зиме приготовился. Хорошо ли барсуки норы свои утеплили, удачно ли медведи берлоги выбрали? Вовремя ли ласки, горностаи и зайцы-беляки в белые шубки переоделись? Хороши ли зимние шубы у лисиц, куниц и белок? Хороши ли зимние хатки у бобров и ондатр? Спят ли крепко, по-зимнему, ежи, бурундуки, летучие мыши?

А кто не спит, у кого нет тёплой хатки и зимних запасов — те по-своему приспосабливаются. Жмутся к жилью сойки, сороки, вороны, галки: что-нибудь да и перепадёт! Волки, там где они ещё уцелели, тоже подходят по ночам к человеческому жилью: вдруг в овчарне дверь запереть забыли, а может, собачонка глупая на улицу выскочит! Хори и лисы оставляют следы возле курятников.

Писк и весёлая возня на рябинах. Тут и свиристели хохлатые, и снегири красногрудые. А на ёлках и соснах клесты. А то дятел прилетит, шишку сорвёт. Или белка прискачет. Синицы налетят: нашумят, намусорят. Потом разбегутся, разлетятся — и опять тишина. Чуть ветер посвистывает в голых ветвях. В ранних сумерках тонет лес. Ночь надвигается долгая, тёмная и холодная. Все дневные птицы и звери ищут поукромнее уголок, а ночные собираются на охоту. И ребята, путешествующие по «Декабрю», спешат к дому.

Яблонька и Воробей

— Слушай, Воробей, ты мужик умный, среди людей крутишься, не слыхал ты, что они про зайца-русака говорят? Хищный он зверь или нет?

— Ой, Яблонька, насмешила, ой, уморила! Какой же заяц хищник? С его крысиными зубами впору только кору глодать.

— Кору?! Ох, чуяла моя сердцевина: огложет меня со всех сторон, хищник свирепый! Погубит, злодей!

Заяц и Белка

— Ты слышал новость, Заяц?

— Я всё, Белка, слышу: эвон уши-то у меня какие!

— Так что же ты своими ушами слышал?

— Я слыхал, что тебя, Белка, Лиса съела!

— Ну, это что! А я вот слыхала, что ты, Заяц, Лису съел!

— Вот это да! Что же мне теперь делать?

— Известно: глазам верить, а не ушам!

Помогите!

Пришла зима — спасайся кто может! А кто не может? Вот мы, синицы: большие, хохлатые, длиннохвостые, пухляки, московки. И мы: воробьи, овсянки, поползни. Что делать нам? Мы не улетаем в жаркие страны, как перелётные птицы. Мы не прячемся в мох, как лягушки и ящерицы. Мы не впадаем в спячку, как ежи и медведи. Нам каждый день надо есть. А еда вся под снегом!

Не удивляйтесь, что мы ещё с осени начинаем в окна носами стучать. Мы загодя напоминаем: слушали весной и летом наши песни? Ели осенью груши и яблоки? Это мы ваши сады от листогрызов и плодожорок берегли. Долг платежом красен. Теперь ваш черёд.

Северный юг

И среди нас, птиц, есть домоседы и путешественники. Одни, перелётные, на зиму улетают на юг. Другие, оседлые, всю жизнь на одном месте живут. А есть ещё зимующие: это те, которые прилетают в наши леса на зиму. Белые куропатки, пуночки, подорожники, белые совы. Летом они живут у самого Ледовитого океана, и наши леса для них уже юг. Такая у них там зима лютая и свирепая, что наша им тёплой кажется.

Прилетают к нам с севера на зиму и клесты, снегири, чечётки, свиристели. И для них у нас юг. Но юг-то югом, а с едой туго бывает. Так что не забывайте и этих северных гостей.

Дятел и Тетерев

— Здравствуй, Тетерев! Со вчерашнего дня не виделись. Где летал, где спал?

— Летал я «над», спал «под».

— Что это за ребус такой: то «над», то «под»?

— Это не ребус, а снег. Летал над снегом, ночевал под снегом.

— Ишь какая у тебя жизнь развесёлая. А я, горемыка, всё «в» да «в». Летаю в лесу, прыгаю в ёлках, ночую в дупле. Ску-учно!

Сердитые голоса

— Что-то, братец Окунь, дышать тяжело стало. Прямо в глазах темнеет!

— Что верно, то верно, сестра Плотица! И у меня что-то голова кружится и в хвосте какая-то слабость! Что бы всё это значило?

— А вы меня, Карася старого, спросите! Значит всё это то, что воде душно стало, кислорода нам не хватает. Того и гляди рыбий замор начнётся!

— Что же нам делать, Карась? Так и околевать, что ли?

— Можете околевать, коли ума нет! А если он есть, то плывите скорей к отдушинке, высовывайте головы из воды и орите во всю рыбью глотку: КАРАУЛ! СПАСИТЕ! ЗАДЫХАЕМСЯ!

— Так кто ж наш рыбий язык понимает, кто ж наш рыбий крик услышит?

— Рыболовы должны услыхать. Их дело зимой проруби во льду рубить. Вся надежда на них: больше помочь некому.

Птичьих столовых у нас немало, и кормят в них бесплатно. За это ребятам наше птичье спасибо. Но уж больно беспорядков в столовых много! Меню однообразное: одна каша мороженая да хлебные крошки. Да и те часто снегом засыпаны: вспотеешь, пока докопаешься. То ветер еду с полочек сдует, а то и совсем положить забудут. Сегодня густо — завтра пусто. Жалуемся.

Синицы, Поползни, Снегири