Блоха и профессор

Жил на свете один воздухоплаватель, но ему не повезло, шар лопнул в полете и упал, воздухоплаватель разбился насмерть. Но сына за пару минут до падения успел выбросить с парашютом. Повезло парню, одно слово. Остался он цел и невредим, а уж о воздушных шарах знал столько, что мог бы и сам стать воздухоплавателем, вот только своего шара у него не было, как не было и денег на его покупку.

А жить на что-то было надо, и овладел парень искусством морочить людям голову: он ведь умел говорить не открывая рта, так что голос шёл из живота, а это – целое искусство, и называется оно – искусство чревовещания.

Был он вполне молод и пригож собой, так что, когда отпустил усы и стал являться на людях одетый с иголочки, вполне мог сойти за графского отпрыска. Дамы находили его весьма даже интересным мужчиной, а одна девица так прониклась его обходительностью и умением морочить голову окружающим, что взяла да и сбежала с ним за границу. Стали они вместе разъезжать по городам и весям; он теперь называл себя не иначе как «профессор» – на меньшее он был несогласен.

Но только как бы там ни было, а мысль о воздушном шаре все не давала ему покоя – хорошо посадить в корзину жёнушку, сесть самому, да подняться в самую высь! Вот только денег на это не было…

— Деньги ещё появятся! – упрямо твердил он.

— Ну, если ты постараешься… – соглашалась на это жена.

— Эээ, у нас ещё вся жизнь впереди! Я и так уже профессор! Птичка по зёрнышку клюёт…

Жена старалась во всём помогать мужу: она стояла в дверях и продавала билеты на представления, а зимой очень холодно стоять в дверях и продавать билеты. Помогала она и во время представления: Профессор сажал жену в ящик – очень большой ящик; жена перебиралась в потайное отделение, а когда ящик открывали, казалось, что в нём пусто, хотя это был обман зрения.

Но однажды вечером, когда пришло время сажать жену в ящик, профессор обнаружил, что та по-настоящему исчезла: её не было ни в ящике, ни в потайном отделении, ни дома – ни слуху, ни духу. В искусстве отводить глаза ближним и морочить им голову она намного превзошла профессора. Исчезла – и все. Видно, такая жизнь была ей не по нраву. А профессор тут же утратил свой весёлый нрав, вся его обходительность исчезла, и он перестал смеяться и отпускать шутки. А едва он перестал отпускать шутки, публика перестала ходить на его представления. Сборы уменьшились, одежда пообветшала. Одно осталось у него утешение – большая блоха, полученная в наследство от жены. Блоха эта была ему как память и он в ней души не чаял. Выдрессировал он блоху, научил её всяким трюкам: брать ружье на караул, тянуть за собой игрушечную пушечку.

И так был профессор горд собой: блоха-то у него была – учёная, а крови-то сколько разной выпила, во всех столицах побывала, принцы и принцессы на неё смотрели и в ладоши хлопали. Во всяком случае, так писали газеты, так утверждали афиши. Это была слава, а такая слава могла прокормить Профессора, – да что там, Профессора, – целую семью!

Профессор был горд собой, Профессор был знаменит… И все же, когда он и блоха и ездили со своими представлениями, они всегда брали железнодорожные билеты в третьем классе. А что тут такого – хоть в первом классе поезжай, хоть в третьем – поезд-то один и тот же, быстрей не приедешь. У профессора с блохой был молчаливый уговор: они никогда не расстанутся, и ни за что не женятся; блоха так и останется Холостяком, а Профессор – Вдовцом. Все к тому и шло.

— Удача дважды не приходит – поймал, так держи, – повторял Профессор. Профессор был знаток жизни и людей, а сия наука не каждому даётся.

Они с блохой уже объездили все страны, кроме Страны Дикарей, и подумывали, а не отправиться им к дикарям? Дикари, конечно, известны тем, что едят добрых христиан, но таким ли уж добрым христианином был он сам, а блоха – ей что, она и вовсе не человек… Так что, в конце концов, решили они поехать к дикарям и заработать у них целое состояние.

В Страну Дикарей надо было плыть на пароходе, а потом ещё – на лодке под парусом; блоха и профессор всю дорогу развлекали матросов своими трюками, поэтому на дороге сэкономили – поездка обошлась им, считай, даром. Приехали они, в конце концов, к Дикарям. А всеми делами в Стране Дикарей заправляла маленькая принцесса. Ей было восемь лет от роду, но это не мешало ей править: считалось, правда, что правят в тех краях её отец и мать, но принцесса была невообразимо очаровательна, шаловлива и умела вертеть отцом и матерью, как ей хочется.

Едва блоха взяла ружье на караул выкатила свою пушечку, принцесса так пленилась блохой, что заявила: «Блоха и только блоха!» Она просто влюбилась в блоху до безумия, а принцессе лучше было не перечить.

— Милое дитя! Умное-разумное ты моё, – вмешался отец, – для начала неплохо бы было сделать из этой блохи человека!

— Отвяжись, старый пень! – топнула ножкой принцесса…

Вы скажете, что маленькие принцессы не позволяют себе таких слов? Но ведь наша маленькая принцесса слегка обезумела…

Она посадила блоху себе на ладошку:

Теперь ты мой муж, и будешь править вместе со мной; но только ты будешь выполнять все мои прихоти, а не то я велю, и тебя забьют до смерти, а профессора – съедят.

Профессора поселили в хижине размером с настоящий дворец. Стены хижины были выстроены из самого сладкого сахарного тростника и сочились сахаром – слизывай, сколько хочешь, только вот Профессор к сладкому был равнодушен.

А ещё Профессор получил гамак, чтобы ему было, где спать. Гамак напоминал Профессору о канатах, на которых подвешивается корзина воздушного шара, – ни о чём, кроме шара, он просто не мог думать.

Что до блохи, то она неотступно находилась при принцессе: сидела у неё на ладошке, или на шейке. Принцесса уделила профессору волосок со своей головы, чтобы тот одним концом привязал его к лапке блохи, а другим – к кораллу, что висел у принцессы в ухе.

В общем, принцесса радовалась, блоха – радовалась (так, во всяком случае, считала принцесса); что до Профессора, он чувствовал себя не в своей тарелке, он ведь привык путешествовать, все время переезжать из города в город, читать в газетах о своём остроумии, своём долготерпении – как бы иначе выучил он блоху человеческим ужимкам? Дни напролёт профессор лежал в гамаке и дремал. Кормили его вполне сносно: свежие птичьи яйца, глаза слона, седло жирафа. А что вы хотите – свежей человечины ему не предлагали: та считалась деликатесом, который пришлецам не полагается. «Плечико младенца под острым соусом – что может быть нежнее!» – причмокивала мамаша принцессы.

Профессору совсем наскучила такая жизнь. Он охотно покинул бы Страну Дикарей, но не мог же он уехать один, без блохи, – та была его Творением, его надеждой и опорой. Вызволить бы блоху… Денно и нощно он ломал над этим голову, и вот однажды воскликнул: «Я знаю, знаю, как это сделать!»

— Отец принцессы! Дай мне соизволение в благодарность за все, что испытал я в вашей стране, обучить её жителей премудростям, которые в цивилизованном мире называются образованием!

— Что мне в твоём учении?! – рыкнул в ответ отец принцессы.

— Величайшее из моих искусств, – отвечал Профессор, – состоит в умении палить из пушки, так что дрожит земля, а птицы небесные замертво падают на землю. Вот это выстрел так выстрел!

— Дать ему пушку! – приказал отец принцессы.

Но во всей стране не было ни одной пушки кроме пушечки, что возила за собой блоха, но для Настоящего выстрела блошиная пушка не годилась, потому что была совсем уж крохотной.

— Я сам отолью Большую Пушку, – сказал профессор. – Только дайте мне тонкий шёлк, иголку с ниткой, верёвки, стропы – все это я забью в ствол пушке, чтобы был громче грохот.

Дали ему, что он просил, и стали ждать пушку.

Поглазеть на Большую Пушку собрались все дикари, какие только были в стране. Но профессор хранил свои приготовления в тайне и никого не пускал смотреть, чем он таким занят, покуда воздушный шар не был готов, осталось только надуть его и взлететь.И вот шар наполнился горячим воздухом, поднялся над землёй и рвался в небо. Блоха сидела на ладошке принцессы и смотрела на происходящее.

— Отливка завершена, теперь надо, чтобы пушка остыла, – сказал Профессор и забрался в корзину своего воздушного шара. – Однако в одиночку мне с этим не справиться, тут нужен опытный помощник. Дайте-ка мне блоху, без неё у меня ничего не получится!

— Что ж, возьми, хоть мне это и не по нраву! – сказала принцесса, и тотчас слуги передали блоху Профессору, а он посадил её на ладонь и скомандовал:

— Отпустить канаты! Монгольфьер – вверх!

Дикари же вместо слова «монгольфьер» услышали: «лафет», и подумали, что вот сейчас появиться перед ними пушка.

Шар тем временем взмыл в воздух – и поднимался все выше, выше, покуда не поднялся выше облаков, улетая прочь из Страны Дикарей.

А маленькая принцесса, вместе с отцом и матерью, а с ними вместе – и весь народ все стояли и ждали, когда же раздастся выстрел. Они до сих пор ждут, вы не думайте – если приехать в Страну Дикарей, каждый ребёнок скажет вам о профессоре и блохе, о том, что они вернутся, когда пушка остынет, и вот тогда… Но блоха и профессор в Страну Дикарей не вернутся – они, наконец, дома, они на родине. Теперь они разъезжают по железной дороге только в первом классе, не ниже: у них хороший заработок – шар-то большой. И никто не спрашивает, как они его раздобыли, откуда он у них, ведь блоха и Профессор – почтенные, всеми уважаемые господа.