Фэт-Фрумос и солнце

Давно ли, недавно ли, а было такое время, когда Солнца не было на свете. Кругом царила бесконечная ночь, да такая темная-претемная, что хоть топором ее руби. Толковали старики, будто сказывали когда-то прадеды их прадедам, что Солнце драконы украли, а куда его схоронили, никто не знал. И вот бедовал несчастный народ – ох, как бедовал!

Так вот в те времена, на опушке леса дремучего, у берега реки могучей жили в маленькой хатенке муж да жена. Жили они бедно-пребедно, ни хлеба в доме, ни соли, а скотинки – и хвоста в помине не было. Так они и жили, перебиваясь с хлеба на воду. В один прекрасный день зачала жена ребенка. А муж был работящий, телом ладный, семьянин хороший. Пока жена дома сидела, он полсвета обошел, работал рук не покладая, воду из камня выжимал, но с пустыми руками к жене не возвращался. Ходил он так по всему царству вдоль и поперек, многих людей в пути встречал, совет с ними держал, рассказы слушал. И вот пошла по свету молва, будто Солнце не совсем с земли украдено. Начали тут люди друг друга подбадривать, мол, если солнце спасти да на небо вознести, светлой и щедрой станет земля, зелень заполнит поля, пойдет такой урожай – только убирать поспевай, станет легко дышать, заживет привольно всякая душа.

Тогда собралось человек тридцать, а может быть и сорок (меж ними был и наш человек), и решили они пойти Солнце из неволи вызволить и вернуть его на небо. Горько плакала да причитала жена, все мужа просила, чтоб не оставлял ее одну-одинешенку. Да не тут-то было! Чем громче она причитала, тем тверже он на своем стоял. Пошел он в путь-дорогу – поминай, как звали. Знала жена только день его ухода, а о возвращении и до сих пор слуху никакого нет. Да и все остальные, кто с ними пошел, точно в воду канули.

Немного времени прошло, и родила женушка сыночка – пухленького крепыша. Рос мальчик не по дням, а по часам. За день вырастал настолько, насколько другие за год, так что к вечеру первого дня уже бегать стал. Как подрос он немного, взялся за работу: то одно мастерит, то другое. Но со временем увидел, хоть он бьется, как рыба об лед, а дела идут все хуже и хуже. Вот и спросил он мать свою:

– Скажи, мать, что делал отец мой? Стану и я делать то же, авось хоть тогда выйдем мы на светлый путь.

– Горе нам, сыночек; помнится мне, что не приходилось ему вольно вздохнуть: всю жизнь он метался, по свету слонялся, а светлого пути так и не удалось найти.

– Так что же он сделал в конце концов?!

– Горе мне, дитя мое, горе-горькое, – запричитала мать, и по лицу ее покатились горошины слез. А когда поуспокоилась, ответила ему по совести:

– Боюсь я тебе рассказывать, как бы и ты не пошел по свету скитаться.

– Расскажи, мать, расскажи!

Растроганная мать стала рассказывать, душу отводить:

– Много ли, мало ли мы прожили, все с горем пополам крохи добывали. И вот как-то дошла до нас молва, будто есть на свете Солнце, которое людям и свет и тепло приносит, а земля от него плодоносит; вот и пошел твой отец со многими другими смельчаками Солнце искать, счастье пытать. И нет о них до сих пор ни слуху, ни духу.

Закручинился сын, узнав о горькой доле отца, опечалили его слезы материнские, но с той минуты загорелось в его сердце желание пойти искать Солнце, и коль лежит оно в темнице на самом донце, решил он на железо ржу наложить, дерево грибком поразить, камень лишайником раздробить, чтоб железо ржавело, дерево гнило, камень рассыпался, и тогда достанет он Солнце и выпустит на небо светило, чтоб землю согрело и озарило.

И с тех пор Солнце было у него на уме и во сне и наяву. Сложил он себе песню и распевал ее день-деньской:

День и ночь кромешна мгла,
Нет ни света, ни тепла,
Подрасту и в путь пойду,
Солнце дивное найду.
Я темницу сокрушу,
Солнце в небо отпущу,
И тепло свое и свет
Пусть нам дарит много лет,
Расцветают пусть поля,
Сердце людям веселя.

Однажды, когда он пел свою песню, проезжал мимо Черный царь, правивший той страной, и услыхал его. Велел тогда царь остановить коней могучих и стал слушать слова песни жгучей. Прослушал он ее с начала до конца, а затем приказал кучеру:

– Живо сбегай да приведи ко мне певца.

Соскочил кучер с козел и кричит:

– Эге-гей, где ты? Постой!

– Здесь я!

И на ощупь они наткнулись друг на друга. Пока они до кареты добрались, царь сидел и думу думал: «Всего у меня вдоволь, чего душе угодно. Но будь еще у меня и Солнце, не было бы мне равного на свете».

– Вот здесь царь, становись на колени! – сказал кучер, подходя к карете.

– Кто ты такой? – спросил царь.

– Сын бедняцкий, – ответил мальчик.

По голосу царь решил, что ему не более десяти – пятнадцати лет.

– Кто тебя обучил этой песне?

– Сам придумал, сам и пою. Как подрасту, вызволю Солнце, заточенное испокон века в темницу вместе со светом и теплом своим.

– Как звать тебя, мальчик?

– Ионика Фэт-Фрумос.

– А где живут твои родители?

– У меня только мать, и живем мы в лесу, неподалеку отсюда, с тех пор, как я себя помню; только не жизнь это, а горе беспросветное.

– Послушай, мальчик, коли ведаешь ты, где Солнце со светом и теплом своим заперто, идем жить ко мне во дворец; буду я тебя кормить да холить, а как почуешь в себе вдоволь сил, дам тебе коня доброго да денег на дорогу с уговором, что привезешь мне Солнце со всем его светом да теплом.

– Светлейший царь, коли желаешь, чтобы я за тобой во дворец последовал, вели привести ко двору и матушку мою, иначе иссохнется у нее сердце от горя и печали, пока будет искать меня по стежкам-дорожкам.

– Быть по сему, – сказал царь, и кучер тут же побежал за матерью. Прийти, однако, она отказалась, порадовалась весточке, что Ионика Фэт-Фрумос живет-здравствует.

Когда мальчик подрос и почуял в крови молодецкий закал, а камни рукой в порошок растирал, заявил он, что отправляется Солнце вызволять, и попросил царя снарядить его в путь-дорогу.

– Выбери себе в конюшие коня по сердцу, бери денег немного да платья в дорогу, саблю да булаву и оправляйся.

Взял Фэт-Фрумос узду, серебром шитую, и пошел выбирать коня по сердцу. Все конюшни обошел, ни один конь не дал взнуздать себя. Только в глубине одной из конюшен попалась ему коняга, еле державшаяся на ногах от худобы. Как увидала она Фэт-Фрумоса, так голову и протянула к узде.

– Тпру… жалкая кляча, не по тебе я плачу.

Обошел Ион Фэт-Фрумос еще несколько раз конюшни, и опять ни один конь не дал взнуздать себя; только клячонка голову к узде протягивала.

– Так и быть, – решил Ион Фэт-Фрумос и взнуздал клячу. Конь, почувствовав узду, встряхнулся трижды, и из несчастной клячи обернулся славным скакуном, таким, что земля под копытами дрожала; и как почуял на себе седло, а в седле седока, заговорил человеческим голосом:

– Скажи, хозяин, как тебя везти? Хочешь, ветром расстелюсь, хочешь, как мечта помчусь.

– Ты ветром не стелись, как мечта не мчись, а понеси меня помалу, как добру молодцу ездить пристало.

Побежал конь рысью, земля под ногами дрожала. Проскакали они через горы высокие, через овраги глубокие и доехали до какой-то кузницы. Фэт-Фрумос и кричит кузнецу, с коня не слезая:

– Кузнец, кузнец, мастер-удалец, скуй мне булаву, ни малу, ни велику, как подобает моему сану и лику, да смастери петли и засовы на двери, чтобы запиралась кузница крепко-накрепко, и не мог бы зайти в нее страшный дракон Лимба-Лимбэу.

– Ладно, путник, пусть твой конь попасется малость, я живо все сделаю.

– Я дальше поеду, а ты делай, как я велел; как вернусь, чтоб все было готово. Возьми деньги вперед да гляди, делай вещи получше: в огне калеными, заклепками укрепленными.

Принялся кузнец за работу, а Фэт-Фрумос пришпорил коня и дальше отправился.

Ехал он, ехал, долго ли, коротко ли, да и решил отдохнуть у моста. Вот лежит он у края дороги, и вдруг слышит стук конских копыт по ту сторону моста. Как ступил конь на мост – захрапел, назад попятился. Всадник плетью его лупит да кричит:

Тьфу ты, кляча, конь паршивый!
Чтоб тебе лишиться гривы,
Волки мясо б твое съели,
Кости бы в земле истлели!
Я когда купил тебя,
Хвастал ты вовсю трубя:
– Не боюсь я никого;
Фэт-Фрумоса одного!

Тут Фэт-Фрумос вскочил на ноги и говорит:

Пес-дракон, не лайся, плут,
Фэт-Фрумос – он тут как тут!

Как услыхал всадник его речь, рассмеялся так, что горы окрестные затряслись:

Гей, дурак, да ты смешок.
Думаешь, что я дракон,
И тебе и невдомек
Что я храбрый Вечерок,
Тот, что Солнце с неба снял
И в полон его угнал.
Наяву или во сне
Ты посмел перечить мне,
Встать мне поперек пути?
Ну, теперь уж не уйти!
Раз пошло такое дело,
Выходи на битву смело,
Коль преодолеешь страх,
Будем биться на мечах.–
Нет, поборемся, коль смеешь,
Ведь борьба всего честнее!

Тогда Вечерок кинулся на Фэт-Фрумоса, схватил его за пояс, поднял над головой и бросил его с такой силой, что тот по щиколотки в землю ушел. Фэт-Фрумос вскочил сердитый, схватил Вечерка за пояс и вогнал его в землю по колени. Поднялся разъяренный Вечерок, да с такой силой кинул Иона Фэт-Фрумоса, что вогнал его в землю по пояс. Ион Фэт-Фрумос встал на ноги, трясясь от ярости, схватил Вечерка за пояс да всадил его в землю по самую шею. Потом выхватил он саблю и отрубил врагу голову, а коня так ударил булавой, что с землею его смешал.

Отдохнул Фэт-Фрумос, набрался новых сил, вскочил на коня и отправился дальше. Ехал он, ехал на коне своем быстроногом, пока доехал до второго моста и опять надумал отдохнуть. Пустил он коня на луг траву пощипать, а сам присел у обочины дороги и запел:

День и ночь кромешна мгла,
Нет ни света ни тепла.
Исхожу я все пути,
Солнце б только мне найти,
Я темницу сокрушу,
Солнце в небо отпущу,
И тепло свое и свет
Пусть нам дарит много лет,
Расцветают пусть поля,
Сердце людям веселя.

Поет он свою песню и вдруг: цок, цок – слышит цоканье копыт по ту сторону моста. Как подъехал тот конь к мосту, тут же захрапел, назад попятился. Нахлестывает его всадник плетью, кричит:

Тьфу ты, кляча, конь паршивый,
Чтоб тебе лишиться гривы,
Волки б мясо твое съели,
Кости бы в земле истлели!
Я когда купил тебя.
Хвастал ты, вовсю трубя:
– Не боюсь я никого,
Фэт-Фрумоса одного!

Фэт-Фрумос, как услышал щелканье плети да речь дракона, вскочил на ноги и заговорил:

Пес-дракон, не лайся, плут,
Фэт-Фрумос – он тут как тут!

Тут всадник соскочил с коня, хохочет над ним, куражится:

Гей, дурак, да ты смешон,
Думаешь, что я дракон,
А того, поди, не знаешь,
Что с Ночилою болтаешь?
Как разок подует он –
Землю сковывает сон!
Наяву или во сне
Ты посмел перечить мне,
Встать мне поперек пути?
Что ж, иди сюда, иди!
Раз пошло такое дело,
Выходи на битву смело,
Коль преодолеешь страх,
Будем биться на мечах.

– Нет, поборемся, коль смеешь,

Ведь борьба всего честнее!

Схватил Ночила Иона Фэт-Фрумоса за пояс и бросил его с такой силой, что по щиколотки в землю вбил. Фэт-Фрумос вскочил в пылу, схватил Ночилу за пояс и вогнал его в землю по колени. Поднялся разъяренный Ночила да так кинул Фэт-Фрумоса оземь, что тот ушел в нее по пояс. Ион Фэт-Фрумос встал на ноги, трясясь от ярости, схватил Ночилу за пояс да вогнал его в землю по самую шею. Потом выхватил саблю и отрубил ему голову, а коня так ударил булавой, что с землей его смешал.

Отдохнул Фэт-Фрумос, почуял, что силы вернулись к нему, вскочил на коня и поскакал дальше.

Ехал он, ехал по горам, по лесам, по бескрайним полям, по оврагам и скалам, перебрался за высокие горы с острыми, как булат, вершинами и, добравшись до третьего моста, опять вздумал отдохнуть.

Пустил он коня траву пощипать, а сам сел у обочины дороги, оперся на локоть и запел:

День и ночь кромешна мгла,
Нет ни света ни тепла,
Исхожу я все пути,
Солнце б только мне найти,
Я темницу сокрушу,
Солнце в небо отпущу,
И тепло свое и свет
Пусть нам дарит много лет,
Расцветают пусть поля,
Сердце людям веселя.

Только песню он свою закончил, слышит цоканье копыт по ту сторону моста. Как подъехал конь к мосту, захрапел, назад попятился. Хлещет его всадник плетью, кричит:

Тьфу ты, кляча, конь паршивый,
Чтоб тебе лишиться гривы,
Волки б мясо твое съели,
Кости бы в земле истлели!
Я когда купил тебя,
Хвастал ты, вовсю трубя:
– Не боюсь я никого,
Фэт-Фрумоса одного!

Фэт-Фрумос, услышав, как он плетью щелкает и проклятьями сыплет, вышел ему навстречу:

Пес-дракон, не лайся, плут,
Фэт-Фрумос – он тут как тут!

Соскочил всадник с коня, наступает на Фэт-Фрумоса, а сам смеется да хвастает:

Гей, дурак, да ты смешон!
Думаешь, что я дракон?
Пред тобою, мальчуган,
Полуночник-великан.
Солнца я лишаю доли,
Так с тобой не справлюсь, что ли?
Наяву или во сне
Ты посмел перечить мне,
Стать мне поперек пути?
Что ж, иди сюда, иди!
Раз пошло такое дело,
Выходи на битву смело,
Коль преодолеешь страх,
Будем драться на мечах!

– Нет, поборемся, коль смеешь,

Ведь борьба всего честнее.

Полуночник схватил Иона Фэт-Фрумоса, поднял его да так бросил, что тот по щиколотки в землю ушел. Тогда Ион Фэт-Фрумос ухватил Полуночника и вогнал его в землю по колени. Вскочил рассвирепевший Полуночник, да как кинет Иона Фэт-Фрумоса, – забил его в землю по самый пояс. Фэт-Фрумос поднялся в гневе, ухватил Полуночника и так его бросил, что тот по пояс в землю ушел. Тут он и хотел голову ему отрубить, а Полуночник из земли вырвался и с саблей на него кинулся. Бились они, бились, пока от усталости не повалились в разные стороны.

Небо чуть-чуть посветлело. В серых облаках кружился орел. Полуночник, как увидел его, закричал:

– Орел мой, орленок, окропи меня водой, чтоб силы ко мне вернулись. За добро твое и я тебе добром отплачу: труп подарю.

Ион Фэт-Фрумос тоже стал просить орла о помощи:

– Орел мой, орленок, окропи меня водой, чтоб силы ко мне вернулись. За добро твое и я тебе добром отплачу: два трупа подарю, да к тому же на небе Солнце зажгу. Осветит оно и согреет просторы, по которым носят тебя крылья.

Кинулся орел вниз, нашел воду, смочил ею крылья, набрал водицы в клюв, стрелой полетел к Иону Фэт-Фрумосу, сел над ним, похлопал по нему мокрыми крыльями, потом дал воды испить. Ион Фэт-Фрумос тотчас вскочил на ноги и почувствовал в себе силы больше, чем прежде было. Одним ударом рассек он пса-дракона с головы до ног, потом рассек коня драконова и оставил их орлу.

Вскочил Фэт-Фрумос на коня и поскакал вперед, пока доехал до густого-прегустого леса дремучего, в котором росли деревья могучие. Здесь он пустил коня пастись, а сам, став на одну ногу, трижды покружился и обернулся в золотистого петуха с красным гребешком. Захлопал он крыльями, закукарекал, а как закукарекал, обернулся петух в муху, а муха бзз, бзз, бзз – полетела ко дворцу Жар-птицы, до которого было недалече. Прилетела она во дворец, ткнулась в двери, ткнулась в окно, ткнулась под крышу, но пробраться в хоромы не могла: не нашла нигде лазейки. Тогда влетела муха в трубу, спустилась по ней и, выбравшись через печь, пролетела еще раз – другой по комнатам и примостилась в уголке. Оттуда она осмотрела комнату, в середине которой стоял стол, накрытый разными яствами и напитками. Смотрит, сидят вокруг стола четыре женщины: три молодые, а четвертая – ссохшаяся от старости. Глядела старуха, глядела на молодых и вдруг заговорила:

О, невестушки родные,
Вы красотки молодые,
Все с тоской глядите вдаль, –
А к лицу ли вам печаль? –

Сейчас вернутся ваши мужья и неладно будет, коли найдут вас заплаканными да опечаленными. Расскажите лучше о чем-нибудь – так и время пройдет. Начни ты, жена Вечерка, потом и другие расскажут.

Убрав со стола, жена Вечерка и говорит:

– Мой муж так силен, что коли повстречается с Ионом Бессчастным, одним духом в землю его вгонит и вовсе ему из нее не выбраться.

После нее речь повела другая, не иначе как жена Ночилы, потому что была она черна, как смола, только зубы да глаза поблескивали.

– А мой муж так силен, что коль повстречается с Ионом Бессчастным, одним дуновением станет его так мотать, как осенний ветер лист кукурузный мотает.

Тут заговорила и третья, самая страшная и уродливая с виду, с железными когтями на ногах и ножом булатным за поясом.

– А мой Полуночник так силен, что коль повстречается ему Ион Бессчастный, одним ударом превратит его в пепел да развеет по ветру, чтобы и следа от него на земле не осталось,

– Замолчите, не хвастайтесь. Ион Бессчастный тоже не лыком шит. Коль повстречается он на пути кому-либо из сыновей моих, придется им биться крепче, чем с любым богатырем земным.

– Не считай такого негодяя богатырем, – прервала ее Жена Вечерка, – коли станется худо с мужем моим, я сама убью этого дуралея. Обернусь на его пути колодцем с водой прохладной и, коль выпьет он хоть каплю, мясо его ветер развеет, кости в земле истлеют.

– А я могу обернуться яблоней, – поспешила вставить жена Ночилы, – и коль надкусит Ион Бессчастный яблоко, в тот же миг отравится.

– А моему мужу коль он зло содеет, – сказала жена Полуночника, – где бы ни был и куда бы ни направился Ион Бессчастный, я встречусь ему на пути в виде куста виноградного, усыпанного гроздьями. Попробует он хоть зернышко – тут же падет отравленным.

– Опять, доченьки, за хвастовство принялись; знаете ведь, родненькие, нет добра от хвастовства, оно хуже воровства. Откройте лучше кладовую да проверьте, там ли Солнце.

Услыхала это муха и сразу полетела сквозь дверную щель в соседнюю комнату.

Невестки заглянули в коробочку, посмеялись-поулыбались, и все в один голос ответили Жар-птице:

– Тут оно, Солнце! Как было здесь, так и сейчас есть. – И, прикрыв дверь, пошли по своим делам.

Ион Фэт-Фрумос, обращенный в муху, оставшись в кладовой, подлетел к коробочке, поднял крышку, думая поглядеть, что там внутри.

Но как только он крышку поднял, Солнце вырвалось из коробочки, стрелой пронеслось сквозь окно и поднялось в небесную высь.

Озарилась земля, мир повернулся к Солнцу лицом, радуясь его теплу и свету, и пошло кругом такое ликование, какого люд отродясь не видел. Чужие люди обнимались, точно братья. Все были счастливы, что избавились от тьмы, радовались Солнцу, которое грело и светило всем равно.

Черный царь, как увидел свет, выскочил на дворцовый балкон на девятом этаже и стал ловить Солнце руками, да свалился вниз головой. Так пришел ему конец.

А Ион Фэт-Фрумос пустился бежать от дворца Жар-птицы, боясь погони.

Пробежал он лес, вскочил на коня и крикнул:

– Неси меня быстрее ветра к кузнецу.

Помчался конь в дальние пределы, земля под копытами гудела. Скакал конь, скакал, пока увидел колодец у дороги и остановился на водопой. Но Ион Фэт-Фрумос с седла нагнулся, саблю всадил в колодец по самое дно; глядь, а оттуда хлынула кровь поганая, через сруб переливается, округу заливает.

Пришпорил Ион Фэт-Фрумос коня, щелкнул плетью и отправился далее.

Долго ли, коротко ли ехал он и вдруг посреди пути увидел ветвистое дерево, усыпанное царскими яблоками. Ветки так и гнулись под их тяжестью и вытягивались над дорогою. Были те яблоки такими крупными да румяными, да зрелыми, что как глянешь на них, так слюнки и потекут, и не могло быть человека, который прошел бы мимо да не попробовал хоть одного. А Ион Фэт-Фрумос, завидев яблоню, выхватил саблю и, объехав несколько раз вокруг дерева, отсек ему все веточки. Полился из обрубков зеленовато-желтый сок, куда капнет, там земля загорается и в окалину превращается.

Ион Фэт-Фрумос пришпорил коня и поскакал дальше.

Долго ли, коротко ли ехал он, и вот на его пути, на солнечном склоне холма появился виноградный куст, и сразу его взор привлекли огромные грозди с крупными янтарными зернами, налитыми соком. Понял Ион сразу, что дело нечисто, и решил ягоды не пробовать, а куст с лица земли стереть. Подъехал он поближе и искромсал лозу саблей; а из обрубков полился ядовитый сок, из которого вились языки пламени.

И снова Ион Фэт-Фрумос коня пришпорил, плетью хлестнул, чтобы скорее домой добраться, и в дальний путь помчался.

Солнечный свет и тепло переродили мир: прежде была черная земля, а теперь кругом зеленели поля и на всем лице земли сады дивные цвели. На глазах у Иона творились чудеса, росли-разрастались леса, появлялись тенистые дубравы, зеленели буйные травы.

Ехал Ион Фэт-Фрумос, ехал, и вдруг откуда ни возьмись подул ветер, суля беду всему свету: траву к земле пригибает, деревья в лесу ломает а позади черная туча, где она пролетит, земля выгорает.

Повернулся Фэт-Фрумос и сразу узнал Жар-птицу. Видать, пустилась она за ним в погоню, погубить задумала.

Пришпорил Ион коня, помчался стрелою и мигом доехал до кузницы. Не глянул он, есть ли кто в ней, нет ли, влетел с конем, запер окна и двери петлями да засовами, по его приказу покованными. А булаву с шипами, что лежала возле наковальни, в огонь сунул. Тут и Жар-птица вихрем подлетела, вокруг кузницы злобствует, а проникнуть в нее не может: кузница была на крепких запорах, двери, окна, ладно пригнаны, нигде не найти лазейки.

Взмолилась Жар-птица притворно ласковым голосом:

– Ион Фэт-Фрумос, сделай в стене щелочку, хоть одним глазом дай взглянуть, каков ты из себя, что сумел сыновей моих да невесток убить; а были-то они самыми храбрыми да самыми сильными на земле.

Ион Фэт-Фрумос подбросил еще угольев в горн, раздул его мехами, а когда булава накалилась добела, пробил в стене дыру и стал около нее с булавой.

Только Жар-птица приметила щелочку в стене, рот разинула да припала к ней глазом, чтобы рассмотреть молодца и погубить его, а Ион Фэт-Фрумос размахнулся булавой и разом – бах!.. метнул ее в щель и попал Жар-птице прямо в пасть. Проглотила Жар-птица булаву раскаленную да тут же и околела.

Ион Фэт-Фрумос отодвинул засовы и вышел вместе с конем на воздух. Небо прояснилось, ветер утих, казалось, Солнце светило еще ярче, а возле кузницы лежала, вытянувшись, мертвая Жар-птица.

Вскочил Ион Фэт-Фрумос на коня и поскакал дальше. Ехал он без забот, с радостью на сердце, песню свою напевая. Красота вокруг была неописуемая!

Над обширными полями,
Над цветущими лугами,
Ароматный, как цветок,
Пролетает ветерок.
Кодры буйно зеленеют,
Солнце все живое греет,
На траве горят бусинки –
Не бусинки, а росинки.

Ездил так Ион Фэт-Фрумос по белу свету, разыскивая то место, где Солнце в полдень отдыхает; слыхал он, будто живет там пес-дракон, Лимба-Лимбэу. Много горя и несчастий причинил дракон людям, и приходился он Жар-птице мужем, а покойным Вечерку, Ночиле и Полуночнику – отцом.

Поворотив коня к полдню, направился Ион по новому пути; много он пересек гор высоких, долин глубоких и бурных потоков. И кого в пути встречал, у всех вопрошал, где найти Лимба-лимбэу, пса-дракона.

На полпути повстречался ему витязь молодой, печальный и хромой, и поведал, что он дракона искал, да ногу в пути сломал. Рассказал он ему также, что пса-дракона Лимба-Лимбэу булава не берет, сабля не сечет, а сила и жизнь его спрятаны в свинье с поросятами, которая живет к северу от горы Каменной.

Повернул Фэт-Фрумос коня на север и поскакал, как ветер, так, что земля под копытами дрожала. А когда Солнце подошло к закату, решил он отдохнуть у лесной опушки на берегу озера. Лег он себе на бок, глядит на озеро да вдруг видит у берега свинью с поросятами. Тут он смекнул, что это и есть свинья с поросятами, о которой рассказывал ему бывалый молодец. Подошел Ион поближе и увидел страшилище:

В щетине – иголки,
Хвост – точно у волка,
Глаза огневые,
Копыта стальные,
Где ногой ступает,
Искры высекает.

Ион Фэт-Фрумос схватил булаву правой рукой, саблю – левой да так огрел свинью булавой, что та тут же дух испустила. Из нее выскочил заяц и хотел пуститься наутек, но Фэт-Фрумос отрубил ему голову саблей. Из заячьего тела вылетела утка; замахнулся Ион и отрубил и ей голову. Безголовая утка упала на землю и снесла яйцо; покатилось яичко по кочкам и разбилось, а из скорлупы вылетели три жука. Ион Фэт-Фрумос изловил двух и убил, но третьего упустил. Жук взметнулся вверх и след его простыл.

Пес-дракон Лимба-Лимбэу держал слугу-сторожа, который охранял его дворец и днем и ночью, без отдыха и перерыва. И наказал дракон:

– Кто бы ни явился: человек ли, птица ли, зверь или букашка, любое существо живое – ты приметить должен. И должно оно от твоей руки погибнуть, никто в замок не должен проникнуть.

Но забыл дракон предупредить сторожа о приметах жизни и силы своей, которые освобождались из свиньи, если кто ее убьет.

И вот прилетел жук к замку Лимба-Лимбэу, а сторож начал бить его, чем попало, через границу имения не пускать. Напрасно жалобно кричал жук:

– Пусти меня к Лимба-Лимбэу, хозяину моему да твоему. Жизнь его в большой опасности и дни его сочтены. Пропусти меня: как меня хозяин увидит, в руках чуток подержит – век ему жить, не тужить.

– Мое дело приказ исполнить. Как пропущу кого через границу, снесет мне хозяин голову. – И шлепнув жука рукой, сбросил его на землю да истоптал ногами.

Потом, думая о случившемся, побежал с докладом к Лимба-Лимбэу. А Лимба-Лимбэу зубы стиснул, как воск пожелтел, да только и успел промолвить:

– Ой, горе ты мое, не следовало жука убивать.

Сказал и свалился замертво.

Вскоре Фэт-Фрумос добрался до замка и принялся за поиски: в одной из задних комнат замка он нашел бездыханного Лимба-Лимбэу, схватил его, бросил на кучу дров и поджог. А когда костер выгорел, развеял пепел по ветру.

– Вот и тело твое ветру досталось, чтоб следа от него на земле не осталось, – сказал Фэт-Фрумос, облегченно вздохнув, и повернулся к Солнцу лицом.

Вдруг из подвала замка донеслись до него жалобные причитания:

Мать, отец, сердешные,
Братья неутешные,
Сестрицы родимые,
Тоскою палимые,
Плачьте, причитайте,
Горе мое знайте:
Пес-дракон, я думаю,
Загубит красу мою.

Одним ударом Ион Фэт-Фрумос сбил замки да запоры и увидел на каменных плитах погреба девицу красную, точно Солнце ясное.

Вывел он ее на волю, взглянули они на Солнце, и на радостях поцеловала она Иона. Потом поведала ему все свои горести: как украл ее пес-дракон Лимба-Лимбэу, как требовал, чтобы она жила с ним, а она решила лучше умереть, чем ему достаться.

Недолго они промешкали, позвали быстренько родителей, братьев и сестер, наготовили к свадьбе яств разных да напитков, созвали певцов и музыкантов со всего света и свадьбу сыграли.

И кто бы ни пришел на свадьбу, всех за стол сажали, со всеми ласковы были, до отвала кормили и поили. Побывал и я на свадьбе Иона Фэт-Фрумоса. Со всеми там ел-пил, и сказку о нем не забыл.