Представление в четырех действиях
Действующие лица
Герцог де Маликорн – наместник чужеземного короля, захватившего Город Мастеров.
Гильом Готшальк по прозвищу Большой Гильом – советник герцога.
Нанасс Мушерон Старший – старшина цеха ювелиров и часовщиков, бургомистр города.
Нанасс Мушерон Младший по прозвищу Клик-Кляк – его сын.
Мастер Фирен Старший – старшина златошвейного цеха.
Фирен Младший – его сын.
Вероника – его дочь.
Мастер Мартин по прозвищу Маленький Мартин – старшина оружейного цеха.
Мастер Тимолле — старшина гранильного цеха.
Тимолле Меньшой — его внук.
Мастер Нинош — старшина пирожного цеха.
Жильберт по прозвищу Караколь — метельщик.
Бабушка Тафаро— старая гадалка.
Матушка Марли, Тетушка Мимиль – торговки.
Лориана, Маргарита – подруги Вероники.
Одноглазый человек.
Гранильщики, оружейники, башмачники и другие жители Города Мастеров.
Латники и телохранители наместника.
Лев.
Медведь.
Заяц.
Улитка.
Занавес опущен. На нем изображен герб сказочного города. Посередине щита, на серебряном поле, гривастый лев сжимает в когтях опутавшую его змею. В верхних углах щита — головы зайца и медведя. Внизу, под ногами у льва, — улитка, высунувшая рога из своей раковины. Из-за занавеса справа выходят лев и медведь. Слева появляются заяц и улитка.
Медведь. Не знаете ли вы, что сегодня будут представлять?
Заяц. Сейчас погляжу. У меня с собой афиша. Ну-ка, что там написано? «Город Мастеров, или Сказка о двух горбунах».
Медведь. О двух горбунах? Значит, о людях. Зачем же, в таком случае, нас сюда позвали?
Лев. Дорогой медведь, вы рассуждаете, как трехмесячный медвежонок! Ну что тут удивительного? Ведь это сказка — не так ли? А какая же сказка обходится без нас, зверей? Вот возьмите меня: я на своем веку перебывал в стольких сказках, что их и перечесть трудно, — по крайней мере в тысяче и одной. Уж верно, и сегодня для меня найдется роль, хоть самая маленькая, да и для вас тоже. Недаром же на занавесе нарисовали нас всех! Вот поглядите сами: это — я, это — вы, а это — улитка и заяц. Может быть, мы здесь и не слишком похожи, но зато еще красивее, чем на самом деле. А это чего-нибудь да стоит!
Заяц. Вы правы. Тут нельзя и требовать полного сходства. Рисунок на гербе — это не портрет и уж во всяком случае — не фотография. Меня, например, нисколько не беспокоит, что в этом изображении у меня одно ухо золотое, а другое — серебряное. Мне это нравится. Я этим горжусь. Согласитесь сами — не каждому зайцу удается попасть на городской герб.
Медведь. Далеко не каждому. За всю свою жизнь я, кажется, ни разу не видал на гербах ни зайцев, ни улиток. Вот орлам, барсам, оленям, медведям — тем иной раз выпадает такая честь. А уж про льва и говорить нечего — для него это дело привычное. На то он и лев!
Лев. Ну, как бы там ни было, все мы занимаем на этом щите достойное место, и надеюсь, что нам найдется местечко в сегодняшнем представлении.
Медведь. Одного только я не могу взять в толк: что будет делать на сцене улитка? В театре поют, играют, пляшут, разговаривают, а, насколько мне известно, улитка не умеет ни плясать, ни петь, ни говорить.
Улитка (высовывает голову из раковины). Всякий говорит по-своему. Умей только слушать.
Медведь. Скажите на милость — заговорила! А почему же ты молчала столько времени?
Улитка. Ждала подходящего случая. В сегодняшнем представлении у меня самая большая роль.
Заяц. Больше моей роли?
Улитка. Больше.
Медведь. И длиннее моей?
Улитка. Гораздо длиннее.
Лев. И важнее моей?
Улитка. Пожалуй. Могу сказать без ложной скромности — в этом представлении у меня главная роль, хотя я вовсе не буду в нем участвовать и даже ни разу не покажусь на сцене.
Медведь. Это как же так?
Улитка (неторопливо и спокойно). Очень просто. Я вам сейчас объясню. Дело в том, что в наших краях улитку зовут Караколь. А от нас это прозвище перешло к тем людям, которые, как и мы, целый век таскают на плечах тяжелую ношу. Вот посчитайте-ка, сколько раз повторят нынче это слово «Караколь», тогда и увидите, кому досталось самое почетное место в сегодняшнем представлении.
Лев. Да за что же тебе столько чести?
Улитка. А за то, что я, такая маленькая, могу поднять тяжесть больше себя самой. Вот попробуйте-ка вы, большие звери, носить на спине дом, который больше вас, и при этом делать свое дело, и никому не жаловаться, и сохранять душевное равновесие.
Лев. Да, до сих пор мне это не приходило в голову.
Улитка. Так оно всегда бывает. Живешь, живешь — и вдруг узнаешь что-нибудь новое.
Медведь. Ну, уж теперь совсем нельзя понять, что это будет за представление, о чем эта сказка! То есть я-то понимаю, я старый театральный медведь, а вот публика, наверно, ничего не понимает.
Улитка. Что ж, мы ей расскажем, а потом и покажем. Слушайте, дорогие гости!
Мы нынче сошли
С городского герба,
Чтоб вам рассказать о том,
Как в городе нашем
Кипела борьба,
Как двух горбунов
Рассудила судьба,
Но первый горбун
Был горбун без горба,
А второй был горбун
С горбом.
Медведь.
Когда это было?
В какой стороне?
Заяц.
Об этом сказать мудрено:
И цифры и буквы
У нас на стене
От времени стерлись давно.
Лев.
Но если от времени
Стерлась резьба,
Года не могли стереть
Рассказа, где есть и любовь и борьба,
Где встретились люди и звери с герба —
И заяц, и лев, и медведь.
Раннее утро. Площадь старинного города. Все окна и двери еще закрыты. Жителей не видно, но по цеховым гербам и вывескам можно угадать, кто здесь живет: над окном башмачника висит огромный башмак, над дверью пирожника красуется крендель; моток золотой пряжи и огромная игла указывают на жилище златошвея. В глубине площади — ворота замка. Перед ними неподвижно стоит латник с алебардой. Против замка возвышается старинная статуя, изображающая основателя города и первого старшину оружейного цеха — Большого Мартина. На поясе у Мартина — меч, в руках — кузнечный молот. На площади, кроме часового, только один человек. Это горбун Жильберт по прозвищу Караколь — метельщик. Он молод, движется легко и стремительно, несмотря на свой горб. Лицо у него веселое и красивое. С горбом он справляется так, как будто это привычная ноша, которая мало мешает ему. В шляпу его воткнуто несколько пестрых перьев. Куртка украшена веткой цветущей яблони. Караколь подметает площадь и поет.
Караколь.
Моя метла в лесу росла,
Росла в лесу зеленом.
Еще вчера она была
Осиной или кленом.
Была вчера на ней роса,
На ней сидели птицы,
Она слыхала голоса
Кукушки и синицы.
Моя метла в лесу росла
Над речкой говорливой.
Еще вчера она была
Березой или ивой…
Словно подхватывая его песню, на дереве щебечет птица. Караколь поднимает голову и прислушивается.
Вот как? Ты говоришь, что знаешь эту иву? На ней было гнездо, в котором ты выросла? Там и теперь есть гнездо, а в гнезде — птенцы, должно быть, твои младшие братья и сестры… Ну да, я сам видел — живы, здоровы!.. Что? Ладно! Завтра я опять буду в лесу и все им передам. Так и скажу. (Заливчато свистит.)
Часовой сердито ударяет в землю алебардой.
Сердится… Видно, нам теперь не только с людьми — и с птицами поговорить по душам нельзя. Ничего не поделаешь, сестричка! Были мы с тобой вольными птицами, а теперь попали в сеть. (Опять берется за метлу. Подметая, доходит до подножия статуи.) Здорово, Большой Мартин! Как дела? Ох, сколько сору накопилось у твоих ног! Площадь и не узнаешь с тех пор, как пожаловали сюда эти чужеземцы!.. Ну да ничего! Все это мы выметем, выметем… И будет у нас опять чисто, хорошо… А пока вот тебе привет из лесу, с гор. (Укрепляет цветущую ветку над щитом Мартина.)
Часовой еще грознее ударяет в землю алебардой.
И этого нельзя? (Соскакивает с пьедестала на землю и снова принимается мести площадь. Шаг за шагом он добирается до часового и подметает у самых его ног.) А не угодно ли вам немного посторониться, почтенный чужеземец?
Часовой замахивается на него алебардой.
Не угодно? Ну, как хотите. Сор — к сору.
Где-то вдалеке бьют часы. Почти одновременно открывается лавка пирожника Ниноша и лавчонки уличных торговок — матушки Марли и тетушки Мимиль. Первая из них торгует овощами и фруктами, вторая — пряжками, лентами, всякими дешевыми украшениями.
В нише отдергивается темная занавеска. Там сидит бабушка Тафаро, старая гадалка. Она тасует карты и что-то варит на жаровне. Около нее стоит клетка с птицей.
Пирожник Нинош. Доброе утро, соседки! А! И Караколь здесь! Вернулся? То-то и на площади у нас чисто, и Большой Мартин такой нарядный.
Тетушка Мимиль. Да и сам Караколь сегодня принарядился. Смотрите-ка: и куртка на нем праздничная, и на шляпе цветные перышки… Что это у тебя за праздник нынче, Караколь?
Караколь. Праздник небольшой, да не будь его, не было бы для меня и других праздников.
Матушка Марли. Это как же так?
Караколь. А как вы думаете, матушка Марли, если бы я не родился сегодня на свет, разве пришлось бы мне справлять какие-нибудь праздники — Масленицу, неделю хлебной Марии или день Большого Мартина — Майский день? Боюсь, что нет.
Пирожник Нинош. Так, значит, сегодня день твоего рождения, Караколь?
Бабушка Тафаро. А то как же? В один день родились они оба, Караколь и этот… как его… Клик-Кляк. Один как родился, так и закричал — звонко, весело, словно молодой петушок. А другой только на третий день голос подал. Уж как мы его ни шлепали, как ни щипали, молчит — да и все тут. Зато потом до того раскричался, что и до сих пор унять нельзя.
Матушка Марли. Это который же три дня молчал, а потом всю жизнь кричал?
Бабушка Тафаро. Да, уж конечно, не Караколь, а тот, другой, ровесник его. Сынок нового бургомистра, Мушерона Старшего.
Пирожник Нинош. Ну, дружок Караколь, живи долго да распевай свои песни как молодой петушок. Дай-ка я тебя угощу первым своим сегодняшним пирогом. Он нынче на славу удался, видно, в твою честь. (Подает Караколю пирог.)
Караколь. Спасибо, дядюшка Нинош! Ну и пирог! Недаром его испек сам старшина пирожного цеха, лучший мастер слойки и сдобы!
Матушка Mapли. А от меня вот тебе ко дню рождения два самых лучших персика. Только что с дерева!
Тетушка Мимиль. А от меня две самые красивые пряжки — на шляпу и на пояс.
Караколь. Спасибо, матушка Марли! Спасибо, тетушка Мимиль!
Бабушка Тафаро. А мне, внучек, нечего тебе подарить. Разве погадать тебе ради твоего рождения?
Караколь. А что мне гадать, бабушка Тафаро! Люди гадают на счастье, а мое счастье всегда при мне, как и горб на спине.
Бабушка Тафаро. Что верно, то верно. Ты хоть и горбат, а в сорочке родился. Да ведь я, кроме гаданья, ничем тебя угостить не могу. Уж позволь мне, старухе, судьбу твою сказать. (Разбрасывает перед Караколем колоду старинных карт.) Выбирай! Каждый сам себе судьбу выбирает.
Караколь берет три карты.
Ну, покажи, какие карты тебе выпали? Что ж! Счастлив будешь, красив будешь, женишься на первой красавице в городе. А ты не смейся! Нельзя смеяться, когда тебе гадают.
Караколь. Да уж лучше мне смеяться, чем плакать, бабушка Тафаро. Так она и пойдет за меня, за горбатого метельщика, первая красавица в городе! (Оглядывается на тот дом, где живет старшина златошвейного цеха.)
В это время на балконе появляется дочь старшины, Вероника.
Бабушка Тафаро. Метла-то у тебя к руке не приросла.
Караколь. Зато горб к спине навсегда прирос.
Бабушка Тафаро. А что горб? Горбы всякие бывают. Вот хоть на птицу мою погляди. Если ей крылья поднять да сложить, сбоку покажется, будто у нее тоже горб за спиной. Как у тебя. А расправит птица крылья — и никакого горба нет.
Караколь. Эх, бабушка Тафаро, я бы и рад расправить свои крылышки, да не умею.
Бабушка Тафаро. Ты-то не умеешь! Ну ладно, погоди. Сам увидишь. Не будет у тебя горба. Хочешь — смейся, хочешь — верь!
Караколь. А когда же это будет, бабушка?
Бабушка Тафаро. Когда твой день придет и час настанет.
Караколь. А когда же он настанет, мой час?
Бабушка Тафаро. Так тебе все и скажи! Да уж ладно — слушай! Когда маленький у большого меч из рук выбьет, когда эта площадь лесом покроется, когда горбатого возьмет могила, тогда и ты и город от горба избавитесь.
Караколь. Вот разве что так! Погоди, горбатый, пока тебя могила не исправит, а до той поры и с горбом походи. Велика ли беда! Улитка целый дом на спине носит, да и то не жалуется. Ну, спасибо тебе, бабушка, на добром слове.
Вероника (с балкона). А ты разве не знаешь, Караколь, — за гаданье нельзя благодарить, а то не сбудется. Подойди-ка сюда! Отчего тебя так давно не было видно? Весь город по тебе скучал: утром никто не поет, вечером никто не смеется. Ты где пропадал?
Караколь. В лесу был, где метелки мои растут. Столько веников нарезал, что весь сор из города можно вымести. А какое дерево я приглядел к Майскому дню! Вот вам с него веточка (понижая голос), а заодно и весточка.
Вероника. Ах, милый Караколь!
Караколь (взбирается на выступ стены, подает Веронике цветущую ветку вместе с какой-то запиской и говорит почти шепотом). В лесу пока что тихо. Цветы уже цветут, а ягодки еще впереди.
В это время под балконом появляется сын нового бургомистра, часовщика Нанасса Мушерона, Нанасс Мушерон Младший по прозвищу Клик-Кляк. Он одет чрезвычайно нарядно. На пальцах — перстни чуть ли не до самых ногтей, на шляпе, на поясе — блестящие пряжки. Из всех карманов тянутся и свешиваются цепочки от часов.
Клик-Кляк. Доброе утро, прекрасная Вероника! Зачем этот горбун вскарабкался под самый ваш балкон? Кажется, он вам что-то принес?
Вероника. Да… Принес… Вот эту веточку.
Клик-Кляк. Гм!.. И ради этой веточки он залез так высоко? Смотри, Караколь, ты сейчас свалишься и у тебя вырастет второй горб.
Караколь. Не бойся за меня, дорогой Клик-Кляк. У меня в горбу спрятаны крылья. Я умею не только взлетать вверх, но и спускаться вниз. (Легко соскакивает с уступа прямо на плечи Клик-Кляка, а потом на землю.)
Клик-Кляк. Ах!.. (Приседает.)
Караколь (заглядывает ему в лицо). Видишь, как это просто. А вот удастся ли так же ловко спрыгнуть на землю твоему папаше, нашему новому бургомистру? Уж больно он высоко забрался.
Клик-Кляк. Молчи, мерзкая улитка! Знаешь, что тебе будет за такие слова?
Вероника. А что будет?
Клик-Кляк. А то же самое, что случилось с вашим братом, Фиреном-младшим. Уж не от него ли весточку принес вам этот бездельник?
Вероника. Я запрещаю тебе, Нанасс Мушерон, даже упоминать имя Фирена! И ты бы хорошо сделал, если бы убрался подальше от нашего дома. А то видишь — у меня тут много горшков с цветами. Они очень тяжелые и могут случайно упасть тебе на голову. Прощай! (Хочет уйти.)
Клик-Кляк (жалобно). Прекрасная Вероника! Куда же вы? Простите меня! У меня сегодня такой большой праздник — день моего рождения.
Бабушка Тафаро (выглядывает из-за своей занавески). Что правда, то правда. Я как сейчас помню: вот в такой же денек, в такой же часок родился этот бедняга.
Клик-Кляк. Как ты смеешь называть меня беднягой, старуха? Кажется, в городе нет никого богаче Мушеронов. Одни эти часы (вынимает из кармана большие золотые часы) стоят больше, чем вся твоя лавка с тобой в придачу! А у меня их вон сколько! (Показывает самые различные часы — большие и маленькие, на длинных и коротких цепочках, с боем и без боя.)
Караколь. И что же, все они у тебя показывают разное время?
Клик-Кляк. Нет, на всех часах у меня без четверти десять.
Караколь. Зачем же ты носишь столько часов, если все они показывают одно и то же время?
Клик-Кляк. Но ведь это мои часы! Кому же их носить, если не мне?
Бабушка Тафаро. Вот я и говорю — бедняга!
Клик-Кляк. Какая глупая старуха!
Вероника. Это старуха-то глупая? Нет, она знает, что говорит. Только не все ее понимают.
Клик-Кляк. А я и не хочу ее понимать. Много чести! (Смотрит на часы.) Ого! Время идет. Мне пора собираться домой — переодеваться к обеду. У нас сегодня обедают гости — все старшины цехов с женами, сыновьями и дочерьми. Но вы, как всегда, будете прекраснее всех девушек, Вероника. Вы, конечно, придете со своим отцом?
Слышен топот тяжелых ног и звон цепей. Из-за угла показываются несколько чужеземных латников. Они ведут двух горожан — старика и молодого. Горожане в цепях. Головы их опущены. Все молча смотрят им вслед.
Клик-Кляк. Так вы придете, Вероника?
Вероника. Нет, благодарю за честь. Мы сейчас никуда не ходим.
Клик-Кляк. Как же так? Весь город будет у нас обедать.
Караколь. Обедать-то он будет, да боюсь, что не у вас.
Клик-Кляк. Не с тобой говорят, нищий горбун. Не беспокойся, тебя с твоей метлой не позовут.
Караколь. А моя метла и не ходит по таким домам, где на первых местах сидят чужие слуги, а хозяева прислуживают им и не смеют при них даже присесть.
Клик-Кляк. А ты откуда все это знаешь? Кто тебе рассказывал? Не слушайте его, Вероника! У нас бывают не только слуги наместника. Три дня назад у нас был его старший егерь, вчера — главный конюший, а сегодня обещал прийти сам господин Гильом.
Вероника. Вот как? Сам господин Гильом! Скажите на милость! А что, Нанасс Мушерон, правду ли говорят люди, будто у этого вашего Гильома какой-то особенный меч?
Клик-Кляк. Ну конечно, особенный. Я сам его видел. У него черная рукоятка, черные ножны, а на клинке золотая надпись, говорят.
Бабушка Тафаро. А что же на нем написано?
Клик-Кляк. Ну, этого я еще не знаю. Пока я видел его только в ножнах. Но говорят, что вся сила в этой самой надписи…
Бабушка Тафаро. Надпись надписью, а меч мечом. Надписью не колют и не рубят.
Клик-Кляк. Да ведь недаром же этот меч зовут «Гайан Непобедимый»!
Бабушка Тафаро. Мало ли кого как зовут! Вот тебя прозвали «Клик-Кляк», а что это значит?
Клик-Кляк. «Клик-Кляк», конечно, ничего не значит, а вот «Гайан Непобедимый» значит кое-что. Подумайте-ка сами: куда они ни придут, они всех побеждают. А почему побеждают? Потому, что у них непобедимый меч.
Бабушка Тафаро. Покуда не победили — непобедимый. И не такие мечи из рук выбивали.
Клик-Кляк. Уж не ты ли, старуха, собираешься воевать с наместником и с Большим Гильомом?
Бабушка Тафаро. И посильней меня найдутся и помоложе.
Клик-Кляк. Это кто же такие?
Бабушка Тафаро. Поживешь — увидишь.
Клик-Кляк. Что, что? Пожуешь — увидишь?.. Вот еще! Стану я жевать всякую дрянь!..
Бабушка Тафаро. Ох-хо-хо! Какое брюхо, такое и ухо.
Все смеются.
Клик-Кляк. Смейтесь, смейтесь! Как бы плакать не пришлось.
Вероника (сдерживая смех). А что, Клик-Кляк, наместник такой же большой, как Гильом? Ты уже видел его?
Клик-Кляк. Тоже в ножнах… То есть в носилках… Носилки у него великолепные — сверху донизу украшены золотом и перламутром. Перед носилками — барабанщики, кругом — телохранители с алебардами, а справа — Большой Гильом со своим волшебным мечом Гайаном.
Бабушка Тафаро. Носилки-то и мы видели…
Матушка Марли. И чего он прячется за занавесками? Хоть бы высунулся когда!
Тетушка Мимиль. На людей бы поглядел, себя бы показал…
Вероника.Неужели он не покажется даже на Майском празднике?
Клик-Кляк. Майского праздника в этом году, пожалуй, не будет.
Вероника. Как — не будет? (Повернувшись к дверям, кричит.) Отец, ты слышишь? Майского праздника не будет!
На площади собирается взволнованный народ. Из дому на балкон выходит отец Вероники, старшина златошвейного цеха Фирен Старший.
Пирожник Нинош. Кто сказал, что Майского праздника не будет?
Матушка Марли. Как это не будет?
Тетушка Мимиль. Неужели не будет?
Бабушка Тафаро. Никогда еще такого не случалось! Всякий год бывала весна, а весною — май, а в мае — Майский день!
Матушка Марли. Мастер Фирен, хоть вы скажите нам, неужели совет старшин отменил нынче Майский праздник?
Фирен Старший. Нет, в совете старшин об этом и разговора не было.
Пирожник Нинош (Клик-Кляку). Так кто же это хочет отменить наш праздник? Уж не твой ли папаша Мушерон, новый бургомистр?
Голоса. Слышали? Это Мушерон отменил праздник! Двести лет праздновали, а теперь нельзя!
Толпа на площади растет.
Клик-Кляк. Да я вовсе не говорил, что Майский праздник отменили. Я только сказал, что его не будет.
Пирожник Нинош. Это еще почему?
Клик-Кляк. Мой отец говорил… Нет, Большой Гильом сказал моему отцу, что его светлость запретил собираться, зажигать цветные фонари и плясать на площади перед замком наместника.
Пирожник Нинош. Это не площадь перед замком наместника, парень, а площадь Большого Мартина! Тебе бы следовало это знать. Ты родился и вырос в этом городе.
Клик-Кляк. Да площадь-то ведь одна… Не все ли равно как сказать!
Пирожник Нинош. Нет, не все равно! Да разве тебе втолкуешь! Легче из соломы сделать слоеный пирог!.. Ну, а больше-то он ничего не говорил, ваш Гильом?
Клик-Кляк. Не помню.
Бабушка Тафаро. Да что вы его спрашиваете? Где ему, бедняге, все запомнить!
Клик-Кляк. Это, может быть, ты, старая, ничего не помнишь, а я все помню. Самого главного вы еще не знаете. Большой Гильом говорит, что за шляпы будут сажать в тюрьму.
Матушка Марли. За шляпы — в тюрьму?
Клик-Кляк. Да, да. За шляпы! Кто не снимет шляпы перед господином наместником, или перед господином Гильомом, или еще перед кем-нибудь из замка, того сразу же посадят за решетку.
Пирожник Нинош. Ну, что вы скажете на это, мастер Фирен?
Фирен Старший. Что же на это скажешь, друзья? Сперва с нас снимут шляпы, а потом и головы.
Пирожник Нинош. Вот так новость! До сих пор мы снимали шляпы только перед теми, кого уважаем, да еще перед покойниками. А ведь эти господа еще не отправились на тот свет.
Караколь. Хорошо нашему Большому Мартину! С него шляпу не снимут, хоть он и стоит перед самим замком.
Один из прохожих. Да, с него-то не снимут. А вот нам как быть?
Караколь. Если у человека голова на плечах, а не только шляпа на макушке, он уж придумает как быть.
(Быстро взбирается на дерево, снимает шляпу и укрепляет ее в развилине ветвей.) Пускай в моей шляпе птица себе гнездо вьет, а я пока что и без шляпы похожу. Ну, что теперь с меня возьмешь? У кого нет шляпы, тот ее ни перед кем не снимает.
Прохожий. Караколь! Караколь! Повесь на ветку и мою шляпу.
Голоса. И мою! И мою! Лови, Караколь!
Со всех сторон к Караколю летят шляпы. Он ловит их и развешивает на ветвях.
Караколь. Вот и отлично! Эту сюда! А эту широкополую — между сучьями. В ней большая птица птенцов выведет — галка или ворона.
Вероника. Отец, принести и твою шляпу?
Фирен Старший. Опомнись, дитя мое! Где же это видано, чтобы в шляпе старшины златошвейного цеха, бывшего бургомистра, галка или ворона вила себе гнездо! Ну, да уж так и быть! Коли на то пошло — принеси обе: и праздничную и будничную!
Голоса на площади. Ай да мастер Фирен!
Вероника быстро убегает и приносит две шляпы: одну — гладкую, черную, другую — всю расшитую золотом.
Вероника. Вот, Караколь! Черную вешай пониже, а золотую — на самый верх. (Бросает обе шляпы Караколю.)
Караколь (подхватывая их на лету). Ну и шляпа! Так и сверкает золотом, смотреть больно! Значит, ваше золото, мастер Фирен, будет теперь блестеть на дереве, а серебро — у вас на голове.
Пирожник Нинош. Верно, Караколь! А вот что будет блестеть у меня на голове, когда я сниму с нее шляпу? (Снимает свою шляпу. Голова у него совсем лысая, без единого волоска.)
Все смеются.
А все-таки повесь и мою шляпу возле почтенных шляп мастера Фирена. Надеюсь, я достоин такой чести — я ведь тоже старшина. (Бросает шляпу Караколю.)
Караколь (ловит шляпу). Ладно. Я найду ей хорошее местечко. (Вешает шляпу на ветку.) Славно мы украсили этот старый каштан — не хуже майского дерева! (Наклоняется и смотрит вниз.) А что же ты, Клик-Кляк? Куда повесить твою шляпу?
Клик-Кляк (придерживая шляпу обеими руками). Я не отдам свою шляпу. Ни за что не отдам! Мало ли что вы тут придумаете, а я за вас отвечай!..
Стук барабана. На площадь выходит барабанщик, потом отряд чужеземных латников. За латниками люди в расшитых золотом кафтанах несут наглухо закрытые носилки. Рядом с ними идет рослый угрюмый человек в темном кафтане и тяжелом плаще. Это Большой Гильом. Большой Гильом поднимает руку. Носилки останавливаются. Барабанщик опускает свои палочки. На площади становится совсем тихо.
Большой Гильом. Что такое? Что здесь происходит?
Молчание.
Почему на дереве шляпы?
Караколь (с дерева). Это наш старый городской обычай, ваша милость, отдавать свои шляпы весенним птицам для их будущих птенцов.
Большой Гильом. Странный обычай! (Наклоняется, чуть раздвигает занавески носилок и что-то тихо говорит наместнику. Потом, выпрямившись, грозно спрашивает.) Как зовут человека, который сидит на дереве?
Караколь. Я — Караколь-метельщик, ваша милость.
Большой Гильом. А если ты метельщик, почему же ты сидишь на дереве?
Караколь. Таков уж обычай у метельщиков, ваша милость. Наши метлы растут на дереве — вот и приходится нам по сучьям лазить. Свяжешь метелку из веток, а потом и метешь улицу.
В толпе сдержанный смех.
Большой Гильом. Ты что, смеешься над нами? Кто позволил тебе ломать ветви на дереве, которое растет перед замком его светлости? Ты ответишь за это! И ты и все, кто толпится на площади.
Клик-Кляк (бросаясь к нему). Ваша милость! Я тут ни при чем!..
Большой Гильом (несколько секунд неподвижно смотрит на него). Взять его!
Солдаты хватают Клик-Кляка.
(Солдатам.) Держите его крепче! Это, видно, главный зачинщик. Все кругом без шляп, а он один осмеливается стоять перед носилками его светлости не снимая шляпы.
Караколь. Видишь, Клик-Кляк, говорили тебе: сними шляпу! А ты не хотел. Вот теперь мы все без шляп, а ты в шляпе.
Клик-Кляк (задыхаясь от страха). Господин Гильом! Я не снял шляпу потому, что я знал, что надо снимать шляпу перед господином наместником и перед вами, господин Гильом. Я хорошо знал, что надо снимать шляпу…
Большой Гильом. Знал и не снял?
Клик-Кляк. Потому и не снял. Уверяю вас. А они сняли шляпы, чтобы не снимать шляп. Только для этого, клянусь вам!..
Большой Гильом. Что такое он болтает, этот человек? Он сумасшедший?
Караколь. Не в себе, ваша милость!
Бабушка Тафаро. Это уж он от рождения такой неудачный. Первые три дня молчал как рыба. Уж мы его шлепали-шлепали, а он молчит и только пузыри пускает…
Клик-Кляк. Какие пузыри? Это все неправда! Они меня совсем запутали. Господин Гильом! Будьте милостивы, посмотрите на меня! Разве вы меня не узнаете? Господин Гильом…
Большой Гильом. Кто ты такой? Как тебя зовут?
Караколь. Клик-Кляк.
Большой Гильом. Что?
Клик-Кляк. Не слушайте его, ваша милость. Меня зовут Мушерон. Нанасс Мушерон Младший.
Большой Гильом. Сын бургомистра Мушерона?
Клик-Кляк. Сын бургомистра Мушерона!
Большой Гильом. Как же вам не стыдно вести себя так на улице! (Наклоняется к носилкам и что-то говорит наместнику, потом громко — латникам.) Отведите его к отцу и скажите, чтобы его никуда не пускали одного.
Клик-Кляка уводят.
А этого шута (показывает на Караколя) сейчас же снимите с дерева!
Латники. Которого? Горбатого?
Носилки вздрагивают.
Большой Гильом. Тс!.. Тише! Делай, что приказывают, и не разговаривай. На дереве только один человек — его и бери!
Пирожник Нинош. Что? Караколя взять?
Голоса. Не дадим Караколя! Прячься, Караколь! Сюда, Караколь! Перебирайся на крышу! Мартин! Где Маленький Мартин! Где оружейники?
Сквозь толпу проталкивается огромный человек, очень похожий на Большого Мартина. За ним — несколько рослых парней.
Мартин. Кто меня звал? Вот я! (Быстро оглядывается.) А ну, Караколь, прыгай сюда! К нам! Уж мы тебя в обиду не дадим!
Караколь соскакивает с дерева. Оружейники его окружают.
Большой Гильом. Рубите их!
Латники замахиваются алебардами. Оружейники хватаются за ножи. В это время из-за занавески высовывается тощая рука. Она касается плаща Большого Гильома.
Стойте!
Латники опускают алебарды.(Опять наклоняется к носилкам, почтительно слушает, потом, выпрямившись, говорит громко.)
На первый раз его светлость отпускает вас всех по домам. Но за дерзкое ослушание город повинен заплатить в казну его светлости триста золотых с каждого цеха. Его светлость приказал мне также предупредить вас, что он не будет щадить ни старых, ни молодых, ни мастеров, ни подмастерьев, ни жен их, ни детей, если они не будут повиноваться ему и оказывать должное почтение его особе. А сейчас мирно разойдитесь по домам и занимайтесь своими обычными делами.
Барабанная дробь. Носилки трогаются. Вдруг из-за занавесок опять высовывается рука. Шествие останавливается. Большой Гильом наклоняется к наместнику.
Погодите! Его светлость желает знать, почему этот человек столь высокого роста называется Маленьким Мартином.
Мартин. Почему? Да, видно, потому, что я еще не дорос до моего деда. Старик на много голов выше меня.
Большой Гильом. Вот как? (Наклоняется к носилкам.) Его светлость спрашивает, жив ли еще твой дед.
Мартин. Еще бы! Он каменный старик и, пожалуй, переживет нас всех. Да разве ваша милость не приметила его? (Показывает на статую.) Вот он, перед вами. Теперь он живет на площади. Вы себе выбрали квартиру как раз против него. А когда-то мой дед жил в том самом доме, где теперь живу я, на улице Оружейников, и учил подмастерьев в той самой мастерской, где нынче я работаю. Только при нем наш город назывался «Вольный Город Мастеров», а теперь он вольность свою потерял.
Большой Гильом. Ну, ты! На вопросы отвечай, а лишнего не говори, а не то вы все потеряете не только вольность, но и головы. Иди своей дорогой и помни, что его светлость шутить не любит…
Опять барабанная дробь. Носилки удаляются. На площади остается несколько латников, разгоняющих людей.
Латники. По домам! По домам!
Взволнованные люди постепенно расходятся.
Фирен Старший (с балкона). Мы-то у себя дома, почтенные чужеземцы!
Вероника. А вот вы — в гостях. Шли бы к себе домой!
Занавес
Замок наместника. Мрачная и пышная комната. Тяжелые драпировки. У стола — высокое кресло, обращенное к зрителю спинкой. На нем сидит наместник, но его пока не видно. Сбоку у стола стоит Большой Гильом. Он молча подает бумагу за бумагой для подписи. Наместник молча подписывает их и возвращает Гильому. Гильом, кланяясь, принимает. Это длится довольно долго. Зритель видит только сухую руку наместника в кружевном манжете. В комнате очень тихо.
Наместник (отрывисто и негромко). Душно! Открой окно.
Большой Гильом. Слушаю, ваша светлость. (Раздергивает занавески и приоткрывает окно.)
Становится светлее. На столе шелестят бумаги. Наместник и Гильом продолжают свое дело. Снизу, со двора, доносятся различные звуки, напоминающие о будничном дне: стук молотка, топот лошади, окрик конюха, плеск воды. Чей-то голос поет.
Кто от солнышка таится,
Верно, сам себя боится!
Змеи прячутся в земле,
Серый сыч сидит в дупле…
Тра-та, та-та, та-та, та-та…
Серый сыч сидит в дупле…
Наместник. Что это за песня? Кто ее поет?
Большой Гильом. Не знаю, ваша светлость. Сейчас погляжу.
Голос.
Кто от солнышка таится,
Верно, сам себя боится…
Большой Гильом (выглянув в окно). Это наш конюх, ваша светлость.
Наместник. Чтобы больше я не видал этого человека и не слыхал этой песни! А кто выдумал ее — узнать сегодня же!
Большой Гильом молча кланяется.
Бургомистру велено явиться в замок?
Большой Гильом. Он с утра здесь, ваша светлость. Ждет в передней вместе со своим сыном.
Наместник. Позвать обоих!.. Погоди. Закрой окно!
Большой Гильом. Слушаю, ваша светлость. (Закрывает окно и подходит к дверям.) Позвать бургомистра с сыном!
В комнату входят Клик-Кляк с отцом. Они низко кланяются и останавливаются около дверей.
Мушерон. Добрый день, господин Гильом. Осмелюсь спросить, как здоровье его светлости?
Большой Гильом. Благодарю вас, бургомистр. Его светлость пребывает в полном здоровье.
Мушерон. А ваше здоровье, господин Гильом?
Большой Гильом. Как видите, мне не на что жаловаться.
Мушерон. А как здоровье…
Большой Гильом. Все здоровы и благополучны. Вы лучше расскажите мне, что говорят в городе.
Мушерон. О чем, ваша милость?
Большой Гильом. Ну, например, о штрафе, наложенном на цеховых мастеров за ослушание, о казнях мятежников, об изгнании молодых людей, которые дерзнули непочтительно вести себя в присутствии высокой особы наместника. Одним словом, что думают и говорят в городе о благодетельных заботах его светлости?
Мушерон. Все — от мала до велика — благословляют его светлость.
Наместник (со своего места). Не лгите!
Мушерон и Клик-Кляк вздрагивают и со страхом смотрят на спинку кресла, из-за которой донесся голос.
Большой Гильом. Не смейте лгать, бургомистр Мушерон! Не думайте, что вам удастся обмануть нас. Попробуем узнать правду у вашего сына. Надеюсь, молодой лисенок не успел перенять все уловки старой лисы. (Клик-Кляку.) Отвечайте вы: что говорят про нас в городе?
Клик-Кляк. Проклинают, ваша милость!
Большой Гильом. Кто?
Клик-Кляк. Все, ваша милость!
Большой Гильом. Все?
Клик-Кляк. Простите, господин Гильом, я хотел сказать: все, кроме меня, моего отца, наших родных, друзей и знакомых…
Большой Гильом. А много ли у вас знакомых и друзей?
Клик-Кляк. У нас? Почти никого не осталось, ваша милость. С тех пор как моего отца сделали бургомистром, с нами никто и знаться не хочет.
Большой Гильом. Ну, господин Мушерон, ваш сын, как видно, не похож на вас. Если у вас лисий хвост, то у него ослиные уши.
Мушерон. Таков он от рождения, ваша милость.
Клик-Кляк. Простите, господин Гильом, я совсем не то хотел сказать…
Большой Гильом. Вы, кажется, всегда говорите не то. Молчите! Я буду разговаривать с вашим отцом. Скажите, бургомистр, почему на дереве против ратуши висело вчера столько шляп? Правда ли, что у вас такой обычай?
Клик-Кляк. Нет, они повесили шляпы для того, чтобы…
Большой Гильом. Я приказал вам молчать!
Наместник. Пусть говорит.
Большой Гильом. Что вы хотели сказать, молодой человек?
Клик-Кляк. Вот теперь я забыл… Ах, да… Они повесили шляпы, чтобы не снимать их перед его светлостью.
Большой Гильом. Вот как! Кто же это придумал?
Клик-Кляк. Да кто же, как не этот проклятый горбун! Кресло наместника скрипит.
Гильом вздрагивает.
Большой Гильом. Вы хотите сказать — тот метельщик, который сидел на дереве?
Клик-Кляк. Да, да. Горбатый метельщик.
Большой Гильом. Называйте людей по именам.
Клик-Кляк. Ну, этот горбун Караколь, ваша милость.
Большой Гильом. Так и говорите — Караколь! А что это за диковинное имя — Караколь?
Клик-Кляк. Это не имя, ваша милость, а прозвище. Вот меня, например, прозвали Клик-Кляк за то, что у меня в карманах много часов. Сначала меня дразнили: «Тик-так, клик-кляк, тик-так, клик-кляк», а потом осталось только «клик-кляк». Понимаете?
Большой Гильом. Понимаю. Дальше!
Клик-Кляк. Так вот, на самом деле его зовут Жильберт. А «Караколь» — это, по-нашему, «улитка». Если вы видели когда-нибудь улитку, ваша милость, то вы знаете, что у нее на спине раковина, вроде горба. Вот горбатого Караколя и прозвали Караколем за то, что у него на спине горб.
Большой Гильом. Вы сказали, что его зовут Жильберт. Ну и говорите: Жиль-берт!
Клик-Кляк хохочет.
Что с вами?
Клик-Кляк (хохоча). Ой, не могу! Горбатый Караколь — Жильберт! Горбатый Караколь — Жильбет!.. Уж лучше я буду говорить попросту — горбун!
Большой Гильом (бросается к нему и зажимает ему рот). Молчать, щенок!
Мушерон. Молчи, осел! (Замахивается на Клик-Кляка.)
Клик-Кляк в страхе вырывается от них и бежит по комнате.
Большой Гильом. Стой! Куда!
Клик-Кляк, не слушая, добегает до кресла и вдруг, оцепенев, останавливается.
Клик-Кляк. А-ах! (Пятится назад.) Там сидит кто-то вроде Караколя, только очень страшный…
Большой Гильом (в отчаянии опускает руки). Какие дьяволы принесли сюда этого дурака?! Да знаешь ли ты, о ком говоришь? Ведь это…
Кресло наместника медленно отодвигается. Наместник большими шагами выходит на середину комнаты. На спине у него горб, гораздо больше, чем у Караколя. Ноги сухие и тонкие, руки длинные. Лицо изжелта-бледное, как у человека, который живет взаперти.
…его светлость.
Мушерон. А-ах!
Наместник. Рад вас видеть, Мушерон Старший и Мушерон Младший.
Мушерон (дрожащим голосом). Мы тоже счастливы видеть вашу светлость…
Клик-Кляк (бормочет). …счастливы… светлость…
Наместник.Я знаю, что вы оба преданы мне, и поэтому удостоил вас чести видеть меня и беседовать со мною.
Мушерон. Мы постараемся оправдать доверие столь высокой особы.
Клик-Кляк (бормочет). …осокой высобы…
Наместник. Надеюсь. А теперь скажите мне, за что у вас в городе так любят этого метельщика со странным прозвищем?
Мушерон. Ваша светлость, у нас в городе привыкли петь за работой и плясать после работы, а этот метельщик Жильберт знает много песен и даже сам умеет сочинять их. Весь город поет его песни.
Наместник. Так, пожалуй, и песню про сыча он пустил по городу?
Клик-Кляк. Он, он, ваша светлость! Кто же, если не он!
Наместник. А вы знаете, про кого эта песня?
Клик-Кляк. Эта песня…
Отец дергает его за полу.
Мушерон. Нет, мы не знаем, ваша светлость.
Наместник. А песню эту вы знаете?
Мушерон. Нет, ваша светлость.
Наместник. Жаль. Мне очень хотелось бы ее послушать.
Клик-Кляк. А я могу вам спеть ее, ваша светлость. Это очень смешная песня. Вот слушайте!
Отец хватает его за рукав, но он уже поет старательно, с увлечением.
Кто от солнышка таится,
Верно, сам себя боится!
Змеи прячутся в земле,
Серый сыч сидит в дупле,
Скорпион таится в ямке,
А наместник — в нашем замке!..
Мушерон (шепотом). Нанасс!..
Большой Гильом (шепотом). Молчи!
Клик-Кляк (отстраняя их). Постойте, это еще не все. Как там дальше?.. (Напевает вполголоса.)
Скорпион ютится в ямке,
А наместник — в нашем замке.
Громко, во все горло.
До сих пор не знаю я,
Кто он — сыч или змея.
Вот какая дерзкая песня! И сочинил ее этот горбун Караколь! (Пугается собственных слов и зажимает себе рот.) Я хотел сказать — этот горбун Жильберт! Простите, ваша светлость, горбатый Караколь!.. (Вытирает со лба пот.)
Большой Гильом. Ваша светлость, не прикажете ли вы прогнать прочь этого болтуна?
Наместник. Нет. Он оказал и еще окажет нам большие услуги…
Клик-Кляк сразу выпрямляется и гордо поглядывает на отца и на Гильома.
Так, значит, песню сочинил он?
Клик-Кляк. Он, ваша светлость, он.
Наместник. А кто его друзья?
Клик-Кляк. Весь город, ваша светлость. Да что город — все деревни кругом его знают. И говорят даже, будто его знают все звери и птицы в наших лесах.
Наместник. Вот как! Даже звери и птицы? А ты? Ты тоже дружен с этим метельщиком?
Клик-Кляк. Что вы, ваша светлость! Я его ненавижу. Он смеется надо мной! Пока его нет — все хорошо, а как только он появится, сразу всем кажется, будто я дурак. Это очень неприятно, ваша светлость.
Наместник. Я думаю.
Клик-Кляк. А хуже всего, ваша светлость, что он смеется надо мной при Веронике.
Наместник. А кто она такая, эта Вероника?
Клик-Кляк. Кто такая Вероника?! Это первая красавица в нашем городе, ваша светлость, а может, и на всем свете. Если бы вы ее увидели, клянусь вам, — даже вы влюбились бы в нее. (Фыркает в кулак.)
Мушерон (тихо). Придержи язык, Нанасс!
Клик-Кляк. Как это — придержать язык?
Мушерон. Молчи. (Наместнику, громко.) Вероника, ваша светлость, это дочь прежнего бургомистра, старшины златошвейного цеха Фирена Старшего.
Клик-Кляк. И сестра Фирена Младшего, того самого парня, которого вы изгнали из города.
Наместник. А-а! (Клик-Кляку.) Так тебе, значит, нравится дочь прежнего бургомистра? Ты хочешь на ней жениться? А что она? Согласна выйти за тебя замуж?
Клик-Кляк. Нет, ваша светлость. Это очень странная девушка. Мне даже кажется, что она влюблена в кого-то другого.
Наместник. В кого же?
Клик-Кляк. Одно из двух: либо в Маленького Мартина, либо в этого шута Караколя. Но Мартин женат, а Караколь горбат. Поэтому я надеюсь, что она все-таки когда-нибудь согласится выйти замуж за меня.
Наместник. Я тоже надеюсь. Мы сыграем эту свадьбу, Гильом. Будет неплохо, если дочь старого бургомистра выйдет за сына нового бургомистра. Как ты думаешь?
Большой Гильом. Она заслуживает такого наказания, ваша светлость.
Клик-Кляк (в восторге). Благодарю вас, ваша светлость! Благодарю вас, ваша милость!
Мушерон. Ваша светлость! Мастер Фирен не отдаст дочь за моего сына. С тех пор как меня назначили бургомистром, а его сына изгнали из города, он и смотреть на меня не хочет.
Наместник. Пустое! Если предо мною не устояли стены вашего города, то не устоит и прежний его бургомистр. Я сам поговорю с ним.
Клик-Кляк. А когда же будет моя свадьба, ваша светлость?
Наместник. А вот когда ты избавишь город от этого дерзкого метельщика.
Клик-Кляк. От горбатого Караколя?..
Наместник. От метельщика. Пока он ходит по улицам, ни тебе, ни мне не будет покоя.
Клик-Кляк. Это сущая правда, ваша светлость. Но только как же от него избавиться?
По-моему, вам это гораздо легче сделать, чем мне. Прикажите отрубить ему голову — и все тут. Говорят, что ваш господин Гильом делает это очень ловко.
Наместник. Но ты же сам сказал, что весь город стоит за него.
Клик-Кляк. И это правда. Если ему отрубят голову, так уж мне и моему отцу, наверно, несдобровать, а может быть, и вам с господином Гильомом.
Наместник. Обо мне с господином Гильомом можешь не беспокоиться. Мы уж как-нибудь постоим за себя.
Большой Гильом. Береги лучше свою голову.
Клик-Кляк. Понятно, своя голова мне дороже вашей. Поэтому-то я и боюсь подступиться к Караколю.
Наместник. Ну, если ты так боишься этого маленького метельщика, так, верно, он и вправду чего-нибудь да стоит. Может быть, нам женить на Веронике его, как ты полагаешь, Гильом?
Большой Гильом. Это будет прекрасная пара, ваша светлость.
Клик-Кляк. Да что вы, господин Гильом! Что вы, ваша светлость! Вероника и Караколь — пара! Вероника — и несчастный горбун!.. Да ей и на улице нельзя будет показаться рядом с этим горбатым уродом! Ей придется прятаться от людей в носилках, как вашей светлости…
Наместник (в бешенстве хватает его за горло длинными цепкими руками и говорит сдавленным голосом). Если ты скажешь еще хоть одно слово…
Большой Гильом (тоже бросаясь на Клик-Кляка). …мы задавим тебя, как мышь!
Мушерон. Ваша светлость!.. Ваша милость!
Клик-Кляк хрипит.
Наместник (отпускает его и говорит спокойно). Что ты хочешь сказать нам, молодой Мушерон?
Мушерон. Ваша светлость, уж лучше пусть он ничего не говорит.
Наместник. Нет, отчего же? Я слушаю его со вниманием. Так ты говоришь, Мушерон Младший, что берешься избавить нас от метельщика?
Клик-Кляк (сдавленным голосом). Берусь, ваша светлость.
Наместник. Очень хорошо.
Клик-Кляк. Только я не знаю, как это сделать…
Наместник. Ты можешь затеять с ним драку…
Клик-Кляк. Он побьет меня.
Наместник. Ну, так подстереги его где-нибудь ночью…
Клик-Кляк. Его подстережешь! Он и во сне все слышит, и в темноте все видит. А стоит ему закричать, как со всех улиц к нему сбегутся на помощь.
Наместник. А разве он никогда не уходит из города?
Клик-Кляк. Нет, часто. Он ходит в лес чуть ли не каждый день.
Наместник. А ты знаешь, по какой дороге он ходит туда?
Клик-Кляк. Не знаю, ваша светлость. А вот по какой дороге он ходит обратно, это я знаю очень хорошо.
Наместник. Как же это так?
Клик-Кляк. Вам-то, конечно, невдомек, ваша светлость. Но вы подумайте хорошенько. Ведь он кто? Метельщик? Метельщик. А чем метельщик метет улицы? Метлой. Ну, а метла где растет? В лесу, над рекой. Вот он, перед тем как идти домой, непременно и завернет к реке — нарезать себе ивовых прутьев на метелки. Я еще с малых лет знаю это место.
Наместник. Ну, значит, дело твое совсем не трудное. На всякого зверя есть западня. И на двуногого тоже. Если какой-нибудь человек пойдет в лес, а на пути ему попадется яма, хорошо прикрытая ветками, он может провалиться в нее, и никто даже не узнает, что с ним случилось. Никто ни в чем не будет виноват, а человек умрет в яме от голода.
Клик-Кляк. Это верно, ваша светлость. Только там нет такой ямы.
Наместник. Если ее вырыть — будет.
Клик-Кляк. Верно. Если вырыть — будет.
Наместник. Бургомистр Мушерон! Вы старый и умный человек. Научите сына, как надо рыть яму своему ближнему. Вы на это, кажется, мастер. Пусть он ходит по пятам за метельщиком, пусть он видит и слышит его за тысячу шагов — да так, чтобы тот его не видал и не слыхал. А уж вы следите за сыном. Одолжите ему свою голову до той поры, пока метельщик не сломит свою. Но помните: про то, о чем мы здесь говорили, должны знать только четверо — я, Гильом да вы двое.
Мушерон. Слушаю, ваша светлость.
Наместник. Ну, идите!
Мушероны кланяются и уходят. Старший — впереди, младший — позади. На пороге Клик-Кляк останавливается.
Клик-Кляк. Ох, я и забыл! Ваша светлость! Нет, господин Гильом! Правда ли, что ваш меч волшебный?
Большой Гильом. Волшебный.
Клик-Кляк. Непобедимый?
Большой Гильом. Непобедимый.
Клик-Кляк. И на нем есть надпись?
Большой Гильом. Есть.
Клик-Кляк. А можно мне посмотреть надпись на вашем волшебном непобедимом мече?
Большой Гильом. Что? Надпись на моем мече? Ну, если уж я выну из ножен свой меч, так ты, пожалуй, не обрадуешься.
Наместник. Нет, отчего же? Покажи ему меч, Гильом. Пусть он сам посмотрит и другим расскажет.
Гильом вынимает свой меч и протягивает Клик-Кляку.
Клик-Кляк. Я не понимаю, что тут написано. Это не по-нашему.
Большой Гильом. Тут написано: «Прямого — сгибаю, согнутого — выпрямляю, павшего — подымаю». Понял?
Клик-Кляк. Нет, ваша милость, не совсем. А что это значит?
Наместник (улыбаясь). Объясни ему, Гильом!
Гильом стремительным взмахом заносит меч над головой Клик-Кляка. Клик-Кляк сгибается вдвое.
Большой Гильом. Вот что значит «Прямого — сгибаю», а если опущу — ты выпрямишься навсегда… Опустить?
Клик-Кляк. Нет, нет, ваша милость!.. Пожалуйста, не надо! Я и без того понял… А что значит: «Павшего подымаю»?
Большой Гильом. А вот когда ты упадешь, тебя подымут и отнесут в могилу. Хочешь?
Клик-Кляк. Зачем же, ваша милость. Спасибо. Все и так ясно. Спрячьте лучше свой меч в ножны, я очень прошу вас!
Наместник. В самом деле, спрячь свой меч, Гильом. Он, кажется, все понял. А ты, Мушерон Младший, не забудь о деле, которое тебе поручено. Сделаешь — женю, не сделаешь — казню.
Клик-Кляк. Уж я постараюсь, ваша светлость.
Наместник. Хорошо. Ступай. (Отодвигает кресло и садится.)
Клик-Кляк, низко кланяясь, уходит. Наместник и Гильом остаются одни. В комнате так же тихо, как и в начале картины.
Большой Гильом. Ваша светлость!
Наместник. Что ты хочешь сказать, Гильом?
Большой Гильом. Я в большой тревоге, ваша светлость…
Наместник. Что же тебя тревожит?
Большой Гильом. Необычайная глупость молодого Мушерона. Она так велика, что может причинить нам немало бед.
Наместник. Я никогда не боялся и не боюсь человеческой глупости. Она всегда служила мне верой и правдой, мой верный слуга Гильом. Гораздо больше я боюсь ума.
Занавес
Просцениум
Справа выходят медведь и лев слева — улитка и заяц.
Медведь. Послушайте-ка, друзья мои, почему это нас выпускают на сцену только тогда, когда падает занавес?
Лев. Если бы они пустили меня сюда хоть на пять минут раньше, даже на две минуты, уж поверьте: кое-кому не поздоровилось бы…
Улитка. Наверно, потому вас и не выпускают: всему свое время.
Заяц. Признаться, я тоже люблю действие и терпеть не могу толкаться на сцене между действиями. Мы, звери…
Лев. Кто это — мы?
Заяц. Ну, ты… Медведь… Я, скажем… Ведь я тоже зверь, а не человек и не насекомое. Как вы думаете?
Медведь. Да, конечно… Ты не человек, не насекомое, не птица, не гад ползучий. Но все-таки ты и не зверь.
Заяц. Тебе так кажется? Ну ладно, называйте меня как хотите. Я никогда не был честолюбив, но я знаю, чего хочу. Я хочу сыграть свою роль в этом представлении. Иначе я недостоин занимать место в городском гербе.
Улитка. Ты ее сыграешь.
Лев и Медведь. А мы?
Улитка. И вы, разумеется. Всякий, кому однажды довелось ступить на сцену, рано или поздно сыграет свою роль — большую или маленькую, печальную или смешную, скромную или блестящую. А пока что ступайте-ка, друзья, за кулисы.
Заяц. Ну а ты?
Улитка. А мне, как всегда, спешить некуда.
Звери уходят. Улика остается одна и подходит к рампе.
У меня большая роль
В нынешнем спектакле.
Ваш приятель Караколь —
Тезка мой, не так ли?
Но нисколько на меня
Не похож мой тезка.
Бережет меня броня,
Этот панцирь жесткий.
Это мой надежный кров,
Верная защита,
А у тезки для врагов
Грудь всегда открыта.
Не боится никого
Караколь бездомный…
Как бы спрятать мне его
В домик мой укромный?..
(Уходит, задумчиво покачивая головой)
Комната в доме мастера Фирена. Большой очаг с черепичным навесом. Высокие окна с разноцветными стеклами. По стенам — резные лари, полки со старинной посудой: радужными стеклянными бокалами, серебряными и медными блюдами. Все очень светло, уютно, домовито.
Вероника и ее подруги Лориана и Маргарита сидят за вышиванием. Девушки работают и поют.
Один стежок, другой стежок, —
Не спи, моя иголка, —
Раскрылся лист, расцвел цветок
Лазоревого шелка.
Скользит игла, вертя хвостом,
Снует проворной мышью.
На этом поле золотом
Цветущий сад я вышью.
К себе я птиц веселых жду, —
Они вернутся к маю.
И это дерево в саду
Для них я вышиваю.
Снизу, с улицы, песню подхватывает мужской голос.
Короной дорожит король,
Швея — своей иголкой.
А я, метельщик Караколь, —
Свободой и метелкой!..
Вероника. Это Караколь! Позови его, Лориана!
Лориана (выглядывая в окно). Да он не один!.. За ним маленький Мушерон тащится.
Вероника. Ну, значит, надо позвать его так, чтобы Мушерон не услыхал.
Лориана. А как же это сделать? Если я крикну, Клик-Кляк непременно услышит.
Вероника. Постой, я сама позову. Дай мне скорее мой веер!
Маргарита подает ей веер. Вероника раскрывает его, стоя перед окном.
Маргарита. А ведь Караколь в самом деле повернул сюда! Что за волшебный веер у тебя, Вероника?
Вероника. Нет, веер самый простой, только видишь — совсем черный. Когда я его раскрываю, Караколь знает, что у меня забота или тревога.
Лориана. Скажите на милость!.. А Клик-Кляк тоже понимает, что говорит твой веер?
Вероника. Что ты! Конечно, нет.
Лориана. А почему же и он повернул сюда?
Вероника. Это за Караколем. Со вчерашнего дня он всюду ходит за ним, точно тень.
Маргарита. Как же нам от него отделаться?
Вероника. Ничего. Что-нибудь придумаем.
Входит Караколь.
Караколь. Вот и я! К вашим услугам, сударыни. Мне показалось, что вы позвали меня.
Лориана. То, что вам показалось, сударь, было на самом деле. Расскажите нам поскорей городские новости.
На пороге появляется Клик-Кляк.
Клик-Кляк. Я вам расскажу новости. (Торжественно и раздельно.) Вчера — мы — с — отцом — были — в — замке — господина — наместника. Он сам вышел к нам и разговаривал со мною целый час.
Караколь. О чем же вы разговаривали?
Клик-Кляк. Мало ли о чем я мог разговаривать с господином наместником! Это мое дело.
Лориана. Значит, ты видел наместника, Клик-Кляк? Ну, расскажи нам про него.
Маргарита. Или, может быть, он и дома сидит за бархатными занавесками?
Клик-Кляк. Нет. Я видел его так же ясно, как вижу сейчас Караколя.
Лориана. Каков же он собой?
Клик-Кляк. Не скажу.
Лориана. Значит, ты его не видел.
Клик-Кляк. Клянусь вам, что видел!
Лориана. Ну так рассказывай, какой он!
Клик-Кляк (растерянно). Да как вам сказать?.. Высокая особа… Вот и все.
Лориана. Выше Гильома?
Клик-Кляк. Выше. Гильом — советник, а наместник — наместник. А больше и не спрашивайте. Я вам все равно ничего не скажу. Мне не велели. Нет, одно могу сказать: господин Гильом показал мне наконец свой непобедимый меч!
Вероника. Тот самый? Волшебный? Ты выдумываешь, Клик-Кляк!
Клик-Кляк. Ну вот еще! Тот самый. Meч «Гайан». На нем написано… Стойте! Как это? О-о, я хорошо запомнил: «Прямого — сгибаю, согнутого — выпрямляю, падающего… нет, павшего — подымаю».
Вероника. Как ты сказал? «Прямого — сгибаю, согнутого — выпрямляю, павшего — подымаю»? Странная надпись!
Клик-Кляк. По-вашему, может быть, и странная, а по-моему, так страшная.
Лориана.А что это значит?
Клик-Кляк. Спросите сами у господина Гильома. Я уже спрашивал.
Маргарита. А больше ты нам ничего не расскажешь, Клик-Кляк?
Клик-Кляк. Ни-че-го! Теперь я хочу послушать, о чем вы тут будете разговаривать.
Вероника. Ах, вот как! Ну, знаешь что, Клик-Кляк, мне не хватило шелку для вышивания. Купи для меня у тетушки Мимиль три мотка: один светло-голубой, другой темно-зеленый, а третий ярко-красный. Вот тебе деньги.
Маргарита. А мне купи мешочек жареного миндаля. У тетушки Марли отличный жареный миндаль…
Лориана. А заодно зайди к бабушке Тафаро и попроси ее сказать, когда я выйду замуж. И пусть ее птица нагадает мне хорошего жениха.
Вероника. Запомнил, Клик-Кляк?
Клик-Кляк (считая деньги). Погодите! Это еще труднее запомнить, чем надпись на мече. Три мотка миндаля для Лорианы, три мешка зеленого и голубого шелка для Маргариты и жениха для вас.
Вероника. Какого еще жениха?
Клик-Кляк. Ах, я и забыл, что у вас уже есть жених!
Вероника. У меня? Кто же это?
Клик-Кляк. Я вам скажу, когда вернусь.
Вероника. Ты немножко перепутал. Но это все равно. Иди скорее.
Клик-Кляк. Вы не успеете оглянуться, как я уже буду здесь.
Караколь. Не спеши, Клик-Кляк, а то еще больше напутаешь. Купишь моток голубого миндаля и три мешка жареных женихов.
Клик-Кляк. О, я-то уж не напутаю! (Уходит.)
Вероника. Скажи, Караколь, когда и где ты видел Фирена?
Караколь. Этой ночью у реки.
Маргарита. Сегодня ночью был такой дождь…
Вероника. И как это они живут там, в лесу, без огня, без крова?..
Лориана. Подумать страшно!
Караколь. Там не страшнее, чем у нас в городе, Лориана. В лесу каждый куст тебя укроет, а здесь самые толстые стены для нас не защита.
Лориана. Но ведь в лесу дикие звери!
Караколь. Нам ли бояться наших зверей! Мы знаем все их повадки, знаем, по каким тропам они ходят, когда им надо уступать дорогу, а когда они сами ее уступят. И для зверей и для нас гораздо опаснее охотники из замка.
Вероника. Неужели наших выследили, Караколь?
Караколь. Всех не выследят. Нас много и с каждым днем становится все больше. Все окрестные деревни опустели, зато в лесу теперь больше людей, чем зверей. Скоро лес подступит к самому нашему городу, Вероника…
Вероника. Слышишь, Лориана? Скоро!.. Караколь, милый, передай Фирену это письмо.
Лориана. И скажи, что мы их ждем не дождемся.
Караколь. Они и сами лишнего дня не пробудут в лесу. (Берет у Вероники письмо.) А что, написали вы ему, Вероника, о том, что выходите замуж?
Вероника. За кого? Пока не вернется Клик-Кляк, я даже не знаю, кто мой жених. Он обещал сказать мне, когда принесет миндаль и шелк.
Караколь. Вам-то он еще не сказал, а по всему городу трубит, что наместник решил женить его на вас.
Вероника. Ты шутишь, Караколь!
Караколь. Нет, мне совсем не до шуток!
Лориана. Первый раз слышу, что Караколю не до шуток! Да и ты, Вероника, кажется, испугалась…
Маргарита. Нашли кому верить! Мало ли что болтает Клик-Кляк. Мастер Фирен ни за что не отдаст дочку за Мушерона.
Караколь. Если бы на то была воля мастера Фирена, он бы и сына не отпустил скитаться по лесам.
Лориана. У нас в городе найдутся люди, которые постоят за Веронику.
Караколь. Наш город не сумел постоять за себя. Ну, прощайте, Вероника, мне пора.
Вероника. Постой, Караколь, я напишу Фирену еще несколько слов. (Садится к столу и пишет.)
Лориана. Скорей пиши. Клик-Кляк идет!
Вероника. Выйди ему навстречу, Лориана. Задержи его.
Лориана. Я не впущу его, пока он не скажет, что нагадала мне птица бабушки Тафаро. (Бежит к лестнице.)
Вероника (сворачивая письмо). Я пишу Фирену, что убегу к нему в лес, если мне не удастся избавиться от Мушеронов. Ты поможешь мне найти туда дорогу, Караколь?
Караколь. Нет в лесу такой дорожки и тропинки, которой бы я не знал. Дайте мне ваше письмо и ни о чем не тревожьтесь. (Прячет письмо.)
Лориана (появляется в дверях и, держась за косяк, загораживает путь Клик-Кляку). Нет, нет, нет! Пока ты не скажешь, что нагадала мне бабушка Тафаро, я тебя не пущу.
Клик-Кляк (выглядывая то из-за одного ее плеча, то из-за другого). Пустите меня! Я сейчас рассыплю миндаль!
Лориана. Нет, а все-таки, что сказала бабушка Тафаро?
Клик-Кляк. Она сказала… Ох, уже сыплется…
Вероника. Впусти его, Лориана. Я хочу, чтобы он рассказал все по порядку.
Клик-Кляк (входит, на пороге роняет мешок и рассыпает миндаль). Ну вот, я так и знал!
Караколь. Я тоже.
Маргарита. Что ты наделал, Клик-Кляк! Подбери сейчас же!
Клик-Кляк ползает по полу и подбирает миндаль.
Лориана. А пока подбираешь, расскажи, что нагадала мне бабушка Тафаро.
Клик-Кляк. Она сказала, что без вас не может гадать про вашего жениха. Для этого ей нужно поглядеть на вашу ладонь.
Лориана. А ты бы ей показал свою.
Клик-Кляк. Я и показал.
Лориана. Ну, и что же она сказала?
Клик-Кляк. Сказала, что я никогда не женюсь…
Маргарита (хлопая в ладоши). Слышишь, Вероника? Уж если бабушка Тафаро говорит, что Клик-Кляк никогда не женится, значит, так тому и быть. Она все знает.
Клик-Кляк. Наместник знает лучше всякой бабушки. А он сказал, что я женюсь, и даже очень скоро. Вы сами это увидите, Вероника.
Караколь. Ну, мне надо торопиться. Прощайте, сударыни. Прощай, Клик-Кляк! (Уходит.)
Клик-Кляк. Мне тоже надо торопиться. Подбирайте сами свой миндаль.
Лориана и Маргарита стараются удержать его.
Лориана. Куда же ты, Клик-Кляк?
Маргарита. Постой!
Клик-Кляк. Пустите меня! Мне до свадьбы нужно сделать одно очень важное дело. (Убегает.)
Маргарита (глядя в окно). И что за дела могут быть у Клик-Кляка?
Лориана. Перед свадьбой даже у такого дурака, как он, дела найдутся. Вы поглядите, как бежит! Только пятки сверкают.
Вероника. Неужели он помешает Караколю отнести в лес мое письмо?
Маргарита. Не бойся, Вероника. Разве ему угнаться за Караколем!
Лориана. Что за парень наш Караколь! Если бы у него не было горба, я бы не пожелала лучшего жениха ни одной из наших девушек. А ты, Вероника?
Вероника. А я, сказать по правде, и не замечаю, что у него горб.
Лориана. Вот как? За чем же дело стало? Он, кажется, тоже с тебя глаз не сводит.
Вероника. Перестаньте шутить! Мне сейчас не до смеха. (Помолчав.) А если уж говорить не шутя, то во всем городе нет человека прямее нашего горбатого Караколя.
Маргарита. Как это — нет человека прямее Караколя?
Вероника. Да, да. Он прямее всех. Ему во всем можно поверить и на нем всех можно проверить. Кто ему друг — тот хорош, кто ему враг — тот плох. Каждое утро я просыпаюсь в тревоге: жив ли он, на свободе ли еще, увидим ли мы его опять… Без него мы жили бы как в тюрьме. Караколь — простой метельщик, он беден, он горбат, но люди в замке хорошо знают цену его шуткам и песням. Да и как же не знать? Когда Караколь шутит, мы смеемся. А когда смеемся, перестаем бояться… Вот и сейчас я больше всего надеюсь на него — уж если он не придумает, как мне выпутаться из этой паутины, так никто не придумает.
Лориана. А ты и в самом деле поверила россказням Клик-Кляка? Пустое! Неужели у наместника нет другого дела, как только думать о женитьбе Мушерона Младшего!
За окном слышится дробь барабана.
Маргарита (выглянув в окно). Смотри! Носилки наместника! Куда это его несут мимо ваших окон?..
Лориана. Остановились… Да нет, не может быть…
Вероника. Вносят к нам во двор…
Лориана (обнимая Веронику). Нет, нет, Вероника, не пугайся! Конечно, он приехал заказывать золотое шитье мастеру Фирену. Ведь наше золотое шитье славится на весь свет.
Маргарита. Постойте, я потихоньку спущусь и узнаю, в чем там дело. Да заодно хоть глазком одним погляжу, какой он, этот наместник. Ведь в доме-то он, наверно, вылезает из своих носилок. (Убегает.)
Лориана. Я думаю, они сюда даже не поднимутся. Мастер Фирен примет его у себя внизу.
Задыхаясь, вбегает Маргарита.
Что с тобой?
Маргарита. Идут! Сюда идут! Только мне кажется, что это не наместник… Он страшный! Вот такой!.. (Показывает рукой рост наместника.)
Дверь открывается. У косяка останавливается, угодливо придерживая дверь, Мушерон Старший. В комнату входят: наместник, Большой Гильом, сзади всех — Фирен Старший.
Наместник. Доброе утро, сударыни!
Девушки растерянно кланяются.
Которая же из них ваша дочь, мастер Фирен? (Оглядывает девушек и останавливается перед Вероникой.) Впрочем, я и сам это вижу. А эти красавицы?..
Фирен Старший. Подруги моей дочери.
Наместник (взглянув на них). Боюсь, что мы помешали этим милым девицам заниматься своим делом. Мне очень жаль лишиться их общества, но я уверен, что шить и болтать где-нибудь в другом месте им будет веселее, чем слушать нашу беседу.
Девушки собирают работу, кланяются и уходят. Вероника хочет идти вслед за ними.
Нет, сударыня, вас я попрошу не покидать нас.
Вероника. Я не хочу мешать беседе старших.
Наместник. То, что я намерен сказать, касается именно вас. Мастер Фирен, не думаете ли вы, что вам пора выдать вашу прекрасную дочь замуж?
Фирен Старший. Я надеюсь, ваша светлость, что вы позволите мне самому позаботиться о судьбе моей дочери?
Наместник. Я не отнимаю у вас ваших отцовских прав, мастер. Но для блага города, который волей или неволей оказался на моем попечении, я бы хотел помирить и даже породнить два почтенных семейства — ваше и семью мастера Мушерона. Что же вы медлите, дорогой Мушерон? Просите руки прекрасной Вероники для своего сына.
Мушерон (вкрадчиво). Мы с вами, дорогой мастер Фирен, знаем друг друга с детства. Наши дома стоят рядом. Ваша дочь выросла у меня на глазах, мой сын — у вас на глазах…
Фирен Старший. Все это верно, мастер Мушерон. Я и в самом деле хорошо знаю вас и нашего сына. Поэтому оставим этот разговор. И если у вас нет ко мне другого дела, то я не смею задерживать вас слишком долго у себя в доме. Прощайте!
Мушерон (растерянно). Я пришел сюда вместе с его светлостью и могу уйти только с его разрешения.
Наместник. В самом деле, Мушерон, можете идти. Я без вас поговорю с мастером Фиреном и его дочерью. Гильом, проводи господина бургомистра до ворот. Надеюсь, и вы окажете эту честь своему гостю, дорогой Фирен.
Фирен, Большой Гильом и Мушерон уходят. Минутное молчание. Наместник пристально смотрит на Веронику.
Вероника. Ваша светлость! Я хотела бы избавить моего отца от печальной и опасной обязанности объяснять вам наш отказ. Я сама все скажу вам. Вы можете изгнать меня из города, как моего брата, вы можете запереть меня в тюрьму или даже казнить, как вы казнили многих наших друзей…
Наместник. О, когда вы сердитесь, прекрасная Вероника, вы становитесь еще лучше!
Вероника. Ваша светлость, если вы человек…
Наместник. А кто же я?
Вероника. Не знаю… Но если у вас есть сердце, позвольте мне остаться с моим отцом. Его единственного сына вы у него отняли… (Голос ее вздрагивает, она закрывает лицо руками.)
Наместник. Опустите руки, Вероника! Я хочу посмотреть, как вы плачете.
Вероника. Не смейтесь надо мной! Вы в моем доме!
Наместник. А вы в моем городе!
Вероника. Я это хорошо знаю. В этом городе нельзя дышать, с тех пор как он у вас в руках. И все же вам не удастся выдать меня замуж за вашего шута Мушерона!
Наместник (смеется). Так вы не хотите за него замуж, Вероника? Ну что ж. Пожалуй, вы правы. Даю вам свое герцогское слово, что за Мушерона вы не выйдете. Я мог думать об этом только до тех пор, пока не увидел вас. Вы достойны лучшей участи. Этот бедняга Мушерон не годится вам даже в конюхи. Ну, не печальтесь больше, улыбнитесь! Ради вашей улыбки я готов сделать многое.
Вероника. Благодарю вас, ваша светлость. Мне от вас ничего не надо.
Наместник. Неужели ничего? А ведь я мог бы ради вас простить вашего брата. Я думаю, вам это было бы приятно? Или, скажем, вернуть вашему почтенному отцу золотую цепь бургомистра… По правде говоря, она ему гораздо больше пристала, чем этой старой лисе Мушерону.
Вероника. Отец мой был бургомистром Вольного Города Мастеров…
Наместник. Ну что ж? Пожалуй, я даже не прочь возвратить вашему городу некоторые из его прежних прав и вольностей. Не все, разумеется, но некоторые… И даже помиловать кое-кого из тех сумасбродов, кто променял свой дом на лесную берлогу… Признаться, я об этом давно подумываю. Вы удивлены, прекрасная Вероника? Вы, кажется, не ждали этого от меня?
Вероника. Не ждала, ваша светлость.
Наместник. Еще бы! Вам, наверно, говорили, что я чудовище, что я никого не жалею и никого не милую?
Вероника. Да, так говорят…
Наместник. Никогда не следует верить людям. Я могу и пожалеть и простить. Я могу сделать человека несчастным и могу его осчастливить. Вас я хотел бы видеть счастливой. В знак моего глубокого расположения к вам примите этот скромный подарок. (Снимает с пальца кольцо и протягивает ей.)
Вероника. Что это?
Наместник. Кольцо. Я ношу на руке всего два перстня. Один, с моей фамильной печатью, достался мне от моего отца, другой — от матери. Это ее обручальное кольцо. Возьмите его. Оно ваше.
Вероника. Зачем оно мне?
Наместник. Вы будете герцогиней де Маликорн.
Вероника. Что вы такое говорите? Вы шутите!..
Наместник. Я никогда не шучу. Вы будете моей женой. Ну, наденьте же, наденьте это колечко! (Пытается надеть кольцо на палец Вероники.)
Вероника. Прочь от меня, мерзкий паук!
Наместник (смеясь). Значит, я вам не нравлюсь? Ну, это не беда! Зато вы мне понравились. А этого достаточно для того, чтобы я взял вас к себе в замок. Будьте же благоразумны, вспомните: горбун, который вам так противен, — это не какой-нибудь метельщик, это герцог, наместник короля, повелитель вашего города. Он мог бы сделать вас своей служанкой, а он просит вашей руки, прелестная златошвейка!
Вероника. Вы просите моей руки? Вот она! (С размаху ударяет его по лицу.)
Наместник отшатывается, на мгновение от ярости теряет дыхание, но потом овладевает собой.
Наместник. За эту маленькую шалость мы успеем рассчитаться. Ведь у нас с вами впереди столько счастливых лет…
Вероника. Ни одного дня! Ни одного часа!..
Наместник. Что же вы собираетесь сделать? Убежать или умереть? Уверяю вас, и то и другое не так просто, как вам кажется. С этой минуты вы никогда не останетесь одна — ни днем, ни ночью. За вами по пятам будут ходить мой Гильом и придворные дамы, а у дверей будет стоять моя стража.
Вероника делает шаг к двери, но он сразу же замечает это и ловит ее за руку.
Постойте! Если вы сейчас или потом попытаетесь искать где-нибудь помощи и защиты, если вы не будете послушны не только моему слову, но даже малейшему движению моей руки, я не пощажу ни вашего отца, ни ваших родных, ни ваших друзей!..
Вероника. Весь город — наши родные и друзья!..
Наместник. Тогда и от вашего города не останется камня на камне. Ох уж этот мне Вольный Город Мастеров! Он стоит на месте только потому, что я слишком терпелив. Но и терпению бывает конец!..
В комнату входят Фирен и Гильом. Вероника в смятении кидается к отцу.
Фирен Старший. Что с тобой, Вероника? Будь спокойна, Мушерон больше не переступит порога нашего дома.
Наместник. Это верно, мастер Фирен. Ему больше незачем приходить сюда. Ваша дочь расскажет вам о моем решении. Через три дня у вас в доме и во всем нашем городе будет большое торжество. А пока и ваш дом, и вашу прекрасную дочь будут надежно охранять. Позаботься об этом, Гильом.
Занавес опускается. Перед занавесом проходит в обычном порядке процессия — барабанщик, латники, потом высокие и мрачные, похожие на катафалк носилки наместника. Рядом с носилками — Большой Гильом в темном плаще.
Лес. Ночь на исходе, но еще совсем темно. На переднем плане — укромная лесная полянка. Вплотную к ней подступают густые заросли деревьев и кустов, перепутанные вьющимися растениями. Постепенно становится светлее. Но только к концу картины наступает утро. Из чащи выходят двое. Один — это Клик-Кляк, другой — одноглазый человек с повязкой, пересекающей лоб наискось. Он в егерской куртке, видавшей виды, в помятой шляпе. В руках у Клик-Кляка — фонарь, у одноглазого — лопата.
Одноглазый. Следовало бы прибавить, ваша милость. Поработали на совесть, честно. Этакую яму за одну ночь вырыли! Да мало что вырыли — так прикрыли, будто ее и нет совсем. Ни человек, ни зверь не заметит, покуда не провалится.
Клик-Кляк. А вылезти оттуда нельзя?
Одноглазый. Никак, ваша милость. Хоть сами попробуйте.
Клик-Кляк. Нет уж, пробовать я не стану, а прибавить — так и быть, прибавлю. Вот тебе, держи.
Одноглазый. Серебро-то получше меди, а золото и подавно.
Клик-Кляк молча мотает головой.
Ну, да если больше не дадите, так и на этом спасибо. Выпьем за того, кто в эту яму угодит.
Клик-Кляк. Вот еще! Зачем же за него пить?
Одноглазый. А ежели вы прибавите, так мы и за ваше здоровье выпьем. Нам все равно. У нас уж такой обычай — пьем за мертвого и за живого, и за повешенного и за веревку. Да вы не скупитесь — прикиньте еще! Ведь богаче вас и в городе-то никого нет.
Клик-Кляк. А разве ты меня знаешь?
Одноглазый. Как не знать, если на улице все пальцами на вас показывают.
Клик-Кляк. Ну если знаешь, так молчи.
Одноглазый. Молчанье-то, говорят, золото, а вы медью платите.
Клик-Кляк. Ладно уж, получишь золотой. Только покажи мне еще раз эту яму, а то я, пожалуй, не найду ее.
Одноглазый (посмеиваясь). Найти-то и вправду мудрено. На то и западня. Да ведь я вам ее только что показывал…
Клик-Кляк. А я забыл.
Одноглазый. Забывчивость в таком деле не годится, ваша милость! Да вот же она, яма-то, вправо, в пяти шагах отсюда… (Показывает через плечо.)
Клик-Кляк (стоя против него). Ага! Да, да… Вправо, в пяти шагах отсюда… Вот от этого вяза, значит… Ну ладно, идем!..
Оба уходят. На сцене несколько мгновений пусто и тихо. Потом из зарослей выходит Караколь с двумя спутниками. Один из них — Фирен Младший, брат Вероники. Другой — мальчик лет тринадцати Тимолле Меньшой.
Караколь. Дальше не ходите. Где начинаются тропинки, там и людей встретить можно. И своих и чужих.
Фирен Младший. Сказать по правде, Караколь, надоело мне оглядываться и при каждом шорохе прятаться в кусты, будто мы не у себя дома, не в том самом лесу, где мальчишками орехи собирали.
Караколь. Что поделаешь, друг Фирен! Недаром у нас в гербе лев, заяц и медведь. Старики говорят: «Будь смел, как лев, силен, как медведь, и осторожен, как заяц».
Тимолле Меньшой. Пока мы только и делаем, что прячемся. Не для того убежал я сюда из дому, чтобы сидеть в кустах, словно заяц!
Караколь. Потерпи. Даже и льву случается иной раз притаиться в кустах, прежде чем прыгнуть. А зато уж если прыгнешь, прыгай как лев, а не как заяц — вперед, а не в кусты.
Тимолле Меньшой. Дали бы мне только прыгнуть!
Фирен Младший. Да, уж за него можно поручиться. Так и скажи его деду, Караколь: Меньшой Тимолле не посрамит славного цеха гранильщиков. Он — моя правая рука, мой оруженосец и помощник. Где мы с ним не побывали за это время! И у пастухов в горах, и у рыбаков на взморье… И домой мы с ним придем вместе. Верно, Тимолле?
Тимолле Меньшой. Как — домой? Домой я не хочу.
Фирен Младший. Слышишь, Караколь? Только одного он и боится: как бы его не отослали домой раньше времени. Да нет! Я не о том говорю. Мы пойдем с тобой вместе освобождать наш город.
Тимолле Меньшой. Хоть сегодня, Фирен! Хоть сейчас!
Фирен Младший. Так и все у нас думают — хоть сегодня, хоть сейчас! Чего бы мы не дали, чтобы поскорее увидеть опять наши улицы, наши дома, наши мастерские! Правду говорят люди: надо потерять свой родной дом, чтобы узнать, как сильно его любишь. Если б не ты, Караколь, он был бы от нас еще дальше, чем теперь. А с тобой к нам в лес приходит весь наш город — с часовой башней, с мостами и переулками, даже с Большим Мартином на площади.
Караколь. А я-то и не замечал, что ношу к вам такой тяжелый груз. Должно быть, он весь помещается в раковине у меня за спиной. А вот письмо, которое я нынче принес тебе, Фирен, показалось мне и вправду тяжелым.
Фирен Младший. Скажи им, Караколь, пусть не тревожатся. Все так и будет, как я сказал. Мы не опоздаем. Ждите нас да получше готовьтесь к Майскому празднику.
Тимолле Меньшой. А когда услышите пастуший рожок, встречайте гостей. (Подносит рожок к губам.)
Фирен Младший. Тише! Еще не время. Этот рожок должен будить друзей, а не врагов… Ну, прощай, Караколь! Уже светает. А мы пока еще боимся света, как ночные птицы.
Тимолле Меньшой. Прощай, Караколь!
Караколь (вслед им). Поторапливайтесь, поторапливайтесь, ночные птицы, а то уже дневные защебетали. Ишь как они разговорились сегодня! Видно, за ночь у них набралось много новостей. (Прислушиваясь.) Э, да тут как будто и моя знакомая — та, у которой сестра живет на площади Большого Мартина. Надо передать ей поклон. (Свистит. Ему отвечает птичий щебет.) Да, она жива и здорова. Говорит, что соскучилась по родным ивам. Беспокойно ей в городе. Раньше было ничего — сытно, весело. А теперь и веселья нет, и корма не хватает. И людям и птицам плохо приходится.
В кустах встревоженный щебет.
Да вы не тревожьтесь! Авось в следующий раз принесу вам новости получше. Занимайтесь своим делом, а я примусь за свое. (Режет ветки и напевает песню. Сначала тихо, без слов, потом все громче, отчетливее.)
Ты видишь льва в гербе у нас,
А в прежние века
Он здесь охотился не раз
И пил из родника.
В гербе ты видишь и змею,
Опутавшую льва.
Она жила в чужом краю,
Когда была жива.
Но вот однажды в львиный дом
Злодейка забралась
И там серебряным клубком
На камне улеглась.
Пришел домой косматый лев
И в яростном бою
Зажал в когтях, рассвирепев,
Трехглавую змею.
С тех самых пор у нас в гербе
На поле огневом
Не знают отдыха в борьбе
Змея с могучим львом.
Во время этой песни из чащи выглядывают звери — заяц, потом медведь и наконец лев. За работой Караколь их не замечает. Потом он поднимает голову и видит своих слушателей.
Ах, вон кто меня слушает! А я-то думал, что я здесь один. Пою себе и не знаю, что весь лесной народ собрался сюда. Даже сам старшина пожаловал — мастер лев! Знал бы — спел бы получше. А не опасно ли вам, друзья, выходить в эту пору из чащи? В прежние-то времена вас никто бы не тронул. Тогда город наш был вольный, лес — заповедный. А теперь на каждом шагу ловушки — и в городе, и в лесу. Глядите в оба, земляки!
Звери прячутся за ветвями.
Хорошо мне с этим лесным народом! Только они одни и не знают, что я горбун. Думают — такой, как надо, а может, и еще лучше. Ну вот, как будто и все. Веток хватит надолго. Можно и домой собираться. Только надо бы захватить чего-нибудь для дедушки Мартина и для Вероники. Кажется, на том берегу шиповник уже расцвел. (Убегает, оставив куртку и нарезанные ветки.)
Несколько мгновений в лесу совсем тихо. Потом издали доносится топот лошадей, лай собак, отзвуки людских голосов. На поляну выскакивает перепуганный заяц. За ним появляются медведь и лев. Пробираясь сквозь заросли кустов, они натыкаются на западню, вырытую для Караколя. Лев и заяц успевают отпрянуть. Медведь проваливается. Через секунду на поляну выходит Клик-Кляк. Он осматривается и замечает нарезанные ветки, куртку и сумку Караколя.
Клик-Кляк. Ветки!.. Сумка!.. И куртка тут!.. О! Значит, и сам он недалеко. Только где же? (Растерянно смотрит по сторонам и вдруг слышит шорох и хруст в яме.) А, вот ты где! Так тебе и надо! (Машет рукой и кричит.) Сюда! Сюда!..
Из чащи выходит наместник в сопровождении двух егерей.
Здесь, ваша светлость!
Наместник. Хорошо. (Егерям.) Дайте господину Мушерону охотничий рог, а сами ступайте на опушку леса — туда, где остались господин Гильом и бургомистр. Вернетесь сюда, когда услышите звук рога, не раньше. До тех пор ждите!
Егеря подают Клик-Кляку большой охотничий рог, кланяются и уходят. Клик-Кляк вешает рог на ветку дерева.
Ты уверен, что дичь попалась?
Клик-Кляк. Уверен, ваша светлость. Поглядите сами — вот его сумка, вот куртка, вот ивовые ветки, которые он только что нарезал. А сам он в яме!..
Наместник. А ты уже заглянул туда?
Клик-Кляк. Нет еще, ваша светлость. Но я хорошо слышал, как он там ворочался и кряхтел.
Наместник. Пойдем посмотрим. Я верю только своим собственным глазам.
Клик-Кляк. Там темно, ваша светлость, вы ничего не увидите. Но, если хотите, посмотрим. Только сначала одно слово. Нет, извините, два! Когда свадьба?
Наместник. Скоро, Мушерон, скоро! Послезавтра!
Клик-Кляк (в восторге). Послезавтра! В самом деле, ваша светлость? А Вероника знает, что у нее послезавтра свадьба?
Наместник. Не беспокойся. Знает.
Клик-Кляк. Ну если так, ваша светлость, идемте скорее к яме. Дайте мне вашу руку. Сюда, за мной! (Внезапно останавливается.) Постойте!.. Где же эта яма? Пять шагов направо…
Наместник. Да ведь ты идешь налево!
Клик-Кляк. Ах да… (Идет в другую сторону.) И тут нет… Забыл…
Наместник. Но ведь ты же сам говорил, что слышал в яме хруст!..
Клик-Кляк. Слышал. Вот только не помню, с какой стороны. Караколь — он хитрый, сидит себе и молчит. Он может так промолчать до самой смерти. Назло!.. Ну хоть бы охнул разок, хоть бы пошевелился, я бы его сразу и нашел! А так, ей-ей, не знаю, где эта чертова яма… Пять шагов… Оттуда сюда или отсюда туда? Хоть убейте, не помню!..
Наместник, ни слова не говоря, в гневе кидается на него. Клик-Кляк в ужасе отскакивает.
Стойте, стойте, ваша светлость! Вспомнил! Вспомнил!.. Пять шагов от этого вяза!.. Идемте! Раз, два, три, четыре… Ах! Держите меня!.. (Падает в яму, увлекая за собой наместника.)
На полянку снова выбегает Караколь. В руках у него несколько веток цветущего шиповника.
Караколь. Что такое? Рычит кто-то… Кряхтит, стонет… Да где же это? Не пойму. (Раздвигает кусты и замечает яму.) Ох, чуть было не оступился!.. Настоящая западня! Кто же и на какого зверя тут охотится? (Наклоняется к яме, прислушивается.) Никак, медведь рычит? Он! Конечно, он! Ну, надо выручать старого приятеля. (Распутывает веревку, которой была стянута вязанка веток, перекидывает ее через толстый сук и спускает конец в яму.) Эх, бурый, бурый! Говорил же я тебе, что здесь на каждом шагу ловушка!.. Ну, вылезай!
Из ямы по веревке вылезает Клик-Кляк.
Клик-Кляк!.. Вот уж этого я никак не ожидал! Ты-то как попал в яму?
Клик-Кляк. Нечаянно…
Караколь. Что же ты сопел, как медведь?
Клик-Кляк. Это не я, это сам медведь сопел, как медведь. Я думал, он меня съест…
Караколь. Что ты! Разве медведь станет есть всякую дрянь! Но скажи мне на милость, как это ты очутился здесь, в лесу, да еще на рассвете?
Клик-Кляк. На охоту пришел, вот и все.
Караколь. Ну, а как же тебя угораздило попасть в яму?
Клик-Кляк. Да я нашел твою сумку, куртку и подумал, что это ты… того… в яму угодил.
Караколь. И полез ко мне в гости? Спасибо.
Клик-Кляк. Не стоит! Ну, прощай, Караколь! Я пойду в город.
Караколь. В город? Зачем? Я думаю, там и без тебя прекрасно обойдутся. А ну-ка, полезай обратно!
Клик-Кляк. Что ты, Караколь! Спятил? Ведь у меня послезавтра свадьба!
Караколь. Вот потому-то тебе и лучше сидеть в яме, чем идти в город. Ну, полезай, полезай!.. (Подталкивает его к яме.)
Клик-Кляк (отбиваясь). Не полезу, горбун проклятый! Я тебя самого туда столкну!
Неожиданно из чащи появляется лев; он трясет гривой и грозно рычит.
Караколь! Караколь! Он разорвет меня!
Караколь. А ты скорей полезай в яму, вот он тебя и не тронет.
Клик-Кляк. Да ведь там медведь!
Караколь. Медведя я вытащу.
Клик-Кляк. Вытащишь? Нет, знаешь, Караколь, лучше отпусти меня домой!
Караколь. Это на свадьбу-то?
Клик-Кляк. Какая там свадьба! Клянусь жизнью, что я не женюсь на Веронике. Да ты только подумай, разве мастер Фирен отдаст ее за меня?..
Караколь. Но ведь ты же сам говорил, что наместник его заставит.
Клик-Кляк. Мало ли что я говорил! Да пропади он совсем, этот наместник!..
Наместник (из ямы). Мушерон!
Клик-Кляк. Ох, я и забыл совсем!..
Караколь. Кто это там, Клик-Кляк?
Клик-Кляк. В яме-то? Н-не знаю… Медведь, наверно…
Караколь. Так это медведь тебя по имени зовет?
Клик-Кляк. А что ж? Я его тоже по имени зову. Он меня «Мушерон», а я его «Медведь»…
Наместник. Помолчи, Мушерон! Слушай, метельщик, я — Бистеколь, хранитель печати его светлости. Вытащи меня отсюда — ты не пожалеешь.
Караколь. Это в самом деле хранитель печати, Клик-Кляк?
Клик-Кляк. Ага… хранитель!..
Караколь. А как же он сюда попал?
Клик-Кляк. Не попал, а упал. Мы с ним вместе.
Наместник. Ну что же, метельщик?.. Брось мне веревку! Я тебе хорошо заплачу.
Караколь. А мне от вас ничего не надо, сударь. Храните свою печать в этой яме. Лучшего места для нее и придумать нельзя.
Наместник. Не смейся над герцогской печатью, метельщик! Она может послать человека на плаху, но она же может избавить тысячи людей от тюрьмы, от изгнания, даже от казни!
Караколь. Даже от казни? Что и говорить — славная печать!
Наместник. Вытащи меня, и я дам тебе эту печать на три дня. Подумай: целых три дня ты будешь править своим городом! За это время можно много успеть.
Караколь. Да, немало… А не обманываете ли вы меня, господин Бистеколь? Печать-то в самом деле при вас?
Наместник. Она всегда при мне. Ну! Спускай веревку!
Караколь. Пожалуй. Только на первый раз я спущу вам не веревку, а веревочку. Печать-то она выдержит, а вот вашу милость вряд ли.
Наместник. А если ты возьмешь мою печать, а меня оставишь в яме?
Караколь. Не верите? Ну что ж, живите себе в этой берлоге, пока живется. Мне-то что?
Наместник. Спускай веревку!
Караколь. Веревочку!.. А ты, Клик-Кляк, сиди смирно. Мой лев шутить не любит.
Клик-Кляк замирает на месте.
Привязали?
Наместник. Тяни!
Караколь (вытягивает перстень и рассматривает его). Верно, перстень с печатью. На печати — змея.
Наместник. Это не змея, а трехглавый дракон с тремя коронами. Фамильный герб наместника.
Караколь. А, все равно, одна порода — что змея, что дракон, что наместник! Ну, если дело идет без обмана, спускаю вам веревку потолще. (Тянет с трудом.) Ох и тяжеленьки же вы, ваша милость!
Из ямы показывается голова медведя.
Вот тебе и на! Это в самом деле ты, бурый! Зачем же ты выдавал себя за хранителя печати? Ну, пойдем, пойдем отсюда!.. Нашему брату лучше держаться подальше от всяких ловушек.
Лев и медведь скрываются в чаще.
Наместник. Стой, обманщик! Ты хочешь одурачить меня? Взял мою печать и уходишь!..
Караколь. Да не тревожьтесь вы, сударь! Караколь еще никогда никого не обманывал. Но вас в яме так много, что мне и не разобраться, кто из вас медведь, а кто хранитель печати… Ну, спускаю опять веревку. Держитесь! Посмотрим, какой зверь вылезет на этот раз.
Из ямы вылезает наместник. Караколь смотрит на него с удивлением.
Вот вы какой, господин Бистеколь! Недаром у нас с вами схожие имена. Мы и сами немножко похожи друг на друга. Только если меня за мой горб прозвали улиткой, то вы — по крайней мере верблюд! Ну, давайте я вам помогу распутать веревку. Она вам больше не нужна.
Наместник. Зато тебе она еще понадобится. Я в этом уверен!..
Караколь. Вот и готово, ваша милость. Вы свободны.
Наместник. Спасибо, метельщик. Ты, видно, честный малый… Ну, Мушерон, бери свой рог.
Клик-Кляк звонко трубит.
Караколь. Что-то не нравится мне эта музыка… Надо уносить ноги! Прощайте, господин Бистеколь!
Наместник. Нет, погоди, погоди, метельщик! Ровно через три дня, час в час, минута в минуту, ты должен явиться на это самое место. Понял?
Караколь. Ладно. Приду.
Наместник. Да смотри не потеряй перстень. Ведь это печать самого наместника.
Караколь. Уж я-то не потеряю. С тех пор как я стал хранителем печати его светлости, я только о ней и думаю.
Наместник. Что же ты собираешься с ней делать?
Караколь. Увидите, господин Бистеколь.
Наместник. Посмотрим, Караколь.
На поляну выбегают егеря, латники, Большой Гильом и Мушерон Старший.
Большой Гильом. Ваша светлость, мы не знали, что и думать!
Караколь. Так вот оно что!.. Ваша светлость!..
Наместник. Думать не о чем, Гильом. Хватайте этого человека! Он украл у меня перстень с печатью.
Клик-Кляк. Украл! Украл!
Стража хватает Караколя.
Караколь. Вы оба лжете!..
Наместник. Бургомистр Мушерон, кто по вашим городским законам судит людей, совершивших кражу, и как их за это наказывают?
Мушерон Старший. Ваша светлость, воров судит у нас совет старшин. За первую кражу вора лишают левой руки и приговаривают к изгнанию из города…
Караколь. Ах, мне следует отрубить обе руки!
Наместник. Вот как?
Караколь. Да, обе! Эти руки вытащили из ямы такую ядовитую гадину.
Большой Гильом. Ваша светлость, не прикажете ли вы повесить его сейчас же на этом дереве?
Наместник. Нет, Гильом! Пусть все будет по законам и обычаям славного Вольного Города Мастеров. Бургомистр Мушерон! Вы видите мое кольцо у него на пальце? Господин Мушерон Младший! Гильом! Егеря! Солдаты! Все видите? Хорошо. Завтра же он предстанет перед судом старшин.
Караколь. Так тебе и надо, Караколь! Ловко тебя поймали в западню…
Занавес
Просцениум
С одной стороны выходят лев, медведь и заяц. С другой появляется улитка.
Лев. Медведь! Ты умеешь говорить?
Медведь. Говорить? Да вот с тобой, зайцем и улиткой разговариваю. А поймут ли меня люди — не знаю. Я их не всегда понимаю.
Заяц. Я тоже.
Лев. Как же быть? Сейчас я завидую пятилетнему ребенку, который может рассказать словами обо всем, что видел. Его тоненький голосок, его детский лепет услышат и поймут, а мое львиное рычание, твой медвежий рев, самый отчаянный, самый жалобный крик зайца — все это для них только лесной шум, и ничего больше. Уж лучше молчать как рыба, как улитка!
Улитка. Говорить можно не только словами.
Медведь. А как же?
Улитка. Словами я этого сказать не могу. Идемте за мной!
Она уходит. За нею — заяц, медведь, лев.
Та же площадь, что и в первой картине. В глубине на высоком помосте, окруженном латниками, — нечто вроде шатра. Темные занавеси опущены, на них блестит герб наместника. Рядом с шатром — кресло Большого Гильома. Над помостом развевается черное знамя завоевателей. Внизу, на площади, разостлан ковер. На нем стоит тяжелый резной стол с весами правосудия. Перед столом — кресло бургомистра. Справа и слева — места обвинителя и защитника. Площадь полна народа. Каждый цех группируется возле своего старшины. В руках у знаменосцев — стяги с вышитыми гербами цехов. На балконе сидит Вероника.
Мушерон. Господа старшины, славные мастера всех искусств, ремесел и рукоделий! Сегодня мы будем судить преступника, нарушившего законы нашего Вольного Города Мастеров. Судите его по своей совести и разумению, строго и нелицеприятно, как судили наши отцы и деды. (Садится в кресло.) Кто потерпевший?
Большой Гильом (поднимаясь с места). Его светлость герцог Филипп Август Юстус де Маликорн, правитель города. А его высокую особу представляю я, первый советник его светлости, Гильом Марцелл Готшальк.
Мушерон. Введите обвиняемого.
Латники вводят Караколя.
Голоса. Бедный Караколь! И за что его судят?
— Говорят, за кражу.
— Какая там кража! Кто поверит, что наш Караколь на руку нечист!
— Дело тут не в руке, а в языке!..
Мушерон. Обвиняемый, назови свое имя и звание.
Караколь. Что с вами, дядюшка Мушерон? Забыли вы меня, что ли? А я-то думал, что вы знаете меня не хуже, чем я вас.
Мушерон. Не говори лишнего, метельщик Жильберт!
Караколь. А если вы знаете, как меня зовут, так зачем же спрашиваете?
Мушерон. Откуда ты родом?
Караколь. Спросите у Большого Мартина, бургомистр. Мы с ним земляки.
Мушерон. Ты не на ярмарке, метельщик, а на суде старшин. И пришел ты сюда не для того, чтобы смешить народ, а для того, чтобы отвечать за свое преступление!
Караколь. О, если речь идет о преступлении, так не сядете ли вы на мое место, господин Мушерон? А уж я найду себе местечко поудобнее.
Голоса. Верно, Караколь!
— Так и быть, уступи ему свое место!
— Пусть поменяется с тобой!..
Мушерон. Соблюдайте тишину, горожане!.. Кто желает защищать подсудимого Жильберта, обвиняемого в краже?
Голоса. Я!
— Я хочу его защищать!
— Нет, я! Я!..
Мартин. Я, Мартин, старшина оружейного цеха, буду защищать метельщика Жильберта.
Мушерон. Займите свое место, старшина оружейного цеха! Кто будет обвинять метельщика Жильберта?
Все молчат.
Кто желает быть обвинителем метельщика Жильберта?
Молчание.
Я, Мушерон, старшина ювелиров и часовщиков, займу место обвинителя. А свое кресло я уступаю старейшему из нас — старшине гранильного цеха мастеру Тимолле. Пожалуйте, мастер Тимолле!
Один из старшин, седой, дряхлый старик, занимает кресло бургомистра. Мушерон и Мартин располагаются справа и слева.
Мастер Тимолле. Господин Гильом Марцелл Готшальк, скажите нам, в чем обвиняет метельщика Жильберта ваш доверитель.
Большой Гильом (поднимаясь). Герцог де Маликорн обвиняет метельщика Жильберта в том, что он похитил у его светлости перстень с фамильной печатью. Герцог требует, чтобы столь дерзкое преступление было наказано со всей строгостью законов и обычаев славного Города Мастеров.
Мастер Тимолле. Что скажет обвинитель?
Мушерон (разворачивая длинный пергаментный свиток). Цеховые старшины и мастера! Все мы, и старые и молодые, родились и выросли в этом славном городе. Здесь, под гробовыми плитами, обтесанными руками наших искусных каменщиков, лежит прах наших отцов и дедов. Честь нашего вольного города нам дороже всего…
Голос из толпы. Да знаешь ли ты, что такое честь, бургомистр Мушерон?
Мушерон (гневно поглядев по сторонам). Но среди жителей Города Мастеров нашелся такой, который запятнал его древний герб…
Голос. Уж не ты ли это, старая лиса?
Мушерон. Это Жильберт, метельщик, прозванный Караколем…
В толпе волнение, ропот.
В темном лесу, с шайкой таких же, как он, воров и бродяг, напал он врасплох на его светлость и сорвал с его пальца драгоценный перстень, гордость старинного герцогского рода. Вот этот перстень, господа судьи, вы все его видите. Воровская рука, дерзнувшая совершить столь тяжкое преступление, должна быть отсечена по самое плечо, а наша честная семья должна отсечь от себя гнилой отпрыск, изгнав преступника из стен города. Здесь нет места для жалости. Кто не хочет осудить вора, тот соучастник его преступления.
Мастер Тимолле. Введите свидетелей!
Входят Клик-Кляк, егеря и солдаты, которые были в лесу.
Господин Нанасс Мушерон Младший, видели ли вы собственными глазами, как метельщик Жильберт похитил у его светлости перстень с печатью?
Клик-Кляк. Да, все, что я видел, я видел собственными глазами.
Мастер Тимолле. Как же это было?
Клик-Кляк. Это было… это было в лесу… во время охоты… То есть нет… То есть да… во время охоты… Я находился в свите его светлости. (Оправившись, начинает говорить гладко, как по заученному.) В погоне за зверем мы с его светлостью углубились в чащу. Неожиданно из-за дерева вышел горбун… то есть метельщик Жильберт в сопровождении нескольких неизвестных лиц, закутанных в плащи до самых глаз… Они… они… они… ну, словом, они напали на нас и отняли перстень.
Мастер Тимолле. Это все?
Клик-Кляк. Это все. Отняли перстень и углубились… (помолчав) в чащу.
Мастер Тимолле. Кто же именно углубился?
Клик-Кляк. Мы с его светлостью. То есть разбойники…
В толпе смех.
Мушерон. Господин Мушерон Младший, видели ли вы перстень его светлости на руке у метельщика?
Клик-Кляк. Еще бы! Конечно, видел. Уж это-то правда!
Голос из толпы. А все остальное ложь?
Клик-Кляк. Почему ложь?
Голос. Потому что вранье!
Мушерон. Прошу соблюдать тишину! Егеря и солдаты, правду ли говорит Мушерон Младший?
Егерь. Сущую правду.
Солдат. Кольцо было на пальце у метельщика.
Мастер Тимолле. Мастер Мартин, что вы можете сказать в защиту Жильберта?
Мартин. Что я могу сказать? Я даю руку на отсечение, что Караколь ни в чем не виноват.
Мушерон. Отсекут руку не у вас, а у вора, мастер Мартин.
Мартин. У вора? Да что же тут делается, старшина Тимолле? Ну, вот скажите мне по совести, как сосед соседу, как мастер мастеру: разве вы не доверили бы Караколю и свои деньги, и свою мастерскую, и все, что у вас есть за душой? А вы, мастер Фирен? А вы, дядюшка Нинош? А вы, все мастера и подмастерья?
Пирожник Нинош. Кто же из нас не знает Караколя!
Голоса. Мы знаем его лучше, чем себя!
Мушерон (усмехаясь и разводя руками). А что говорят улики, мастер Мартин? А что говорят свидетели?
Мартин. Я верю не вашим уликам, не вашим свидетелям, а своему сердцу и рассудку. А сердце и рассудок говорят мне, что мы судим нынче не Караколя, а самих себя.
Голоса. Правильно, Мартин! Себя судим!
— Говори дальше!
Мартин. Что же еще сказать? Все и так ясно! Нынче мы осудим Караколя, завтра — мастера Фирена, потом дядюшку Ниноша, потом меня, а потом очередь дойдет и до дедушки Тимолле и, чего доброго, до Большого Мартина. И все это мы сделаем своими руками, по своей совести и разумению, по законам и обычаям нашего славного Вольного Города Мастеров. А из замка будут смотреть на нас и смеяться над нами!..
Большой Гильом. Господин бургомистр! Подтвердите, что ни его светлость, ни я, скромный представитель его высокой особы, ничем не нарушили свободы и независимости суда старшин.
Мушерон. Я подтверждаю это, господин Гильом.
Мастер Тимолле. Выслушаем обвиняемого. Говори, Жильберт!
Голоса. Говори! Говори, Караколь!
Караколь. Ну что ж, скажу. Свидетели сказали правду. Кольцо украл горбун.
Голоса. Что он говорит?
— Он с ума сошел!
Мушерон. Вы слышите, старшины и мастера? Преступник сознался!
Мастер Тимолле. Не спешите, бургомистр. Это только начало речи. Еще неизвестно, каков будет ее конец. Мы слушаем тебя, Жильберт.
Караколь. Кольцо украл горбун. Если господин Гильом отдернет вон ту расшитую золотом занавеску, я покажу вам его! Он там!
Большой Гильом. Я требую, чтобы этому болтливому метельщику заткнули рот! Разве судьи не видят сами, что он несет всякий вздор, лишь бы выгадать время и отсрочить заслуженную казнь!
Мастер Тимолле. Суд должен выслушать обвиняемого до конца. Продолжай, Караколь.
Караколь. А украдено кольцо у меня… Я только вчера купил его. Мне понравилась печать, которая на нем вырезана. Вы знаете, что это за печать? Если приложить ее к бумаге, бумага становится волшебной. Она может отворить дверь темницы, снять у человека веревку с шеи, вернуть любого из наших друзей в родной дом… Вот для этого-то я и купил перстень у владельца. Купил на целых три дня, но не проносил и трех минут. Покупатель оказался простаком, а продавец — обманщиком.
Мушерон. Кто же из нас поверит этим небылицам! Как мог нищий метельщик купить драгоценный перстень, да еще с фамильной печатью!
Караколь. А все-таки я его купил, бургомистр Мушерон. Да, да, купил! И заплатил слишком дорого: вытащил из ямы того, кто роет яму всем нам!
Шум в толпе.
Большой Гильом. Судьи, вместо того чтобы выслушивать весь этот бред, все эти нелепые и преступные россказни, вы должны были бы задать подсудимому всего один вопрос: есть ли у него свидетели?
Мушерон. Да, да! Есть ли у него свидетели?
Мастер Тимолле. Скажи, Караколь, кто может подтвердить справедливость твоих слов?
Караколь. Боюсь, что никто, дедушка Тимолле. Моих свидетелей здесь нет, они далеко.
Мастер Тимолле. Назови их, Жильберт.
Караколь. Отчего же не назвать? Это славный, честный народ, наши соседи, наши земляки: лев, медведь и заяц из заповедного леса. Они все видели, да не скажут.
Мушерон. Лев, медведь и заяц! Хороши свидетели! Господа старшины, все эти басни годятся только для маленьких детей! По законам нашего города обвинение считается доказанным, если у защиты нет свидетелей. Не так ли, мастер Тимолле?
Мастер Тимолле. Да, по закону это так…
Мушерон. Стало быть, больше не о чем раздумывать и не о чем говорить. Именем закона я требую, чтобы у вора отрубили левую руку и навсегда изгнали из города.
Старшины молчат. На площади становится совсем тихо. Мушерон разворачивает пергаментный свиток.
Приговор ясен. Нам остается только подписать под ним свои имена!
Фирен Старший (поднимаясь с места). Погодите, Мушерон! Мастер Тимолле, вспомните об одном хорошем обычае нашего города.
Мастер Тимолле. О каком, мастер Фирен? Говорите, мы слушаем вас.
Фирен Старший. Если свидетелей защиты нет в суде, их выкликают трижды, перед тем как вынести приговор.
Мастер Тимолле. Вы правы, мастер Фирен. Я совсем забыл об этом обычае. Глашатаи! Трижды призовите свидетелей защиты. Призовите трижды!
Глашатаи с длинными трубами в руках выходят вперед. Все вокруг стоят в напряженном ожидании.
Первый глашатай. Кто может доказать невиновность метельщика Жильберта по прозвищу Караколь, явитесь сюда без страха и сомнения!
На площади тихо. Все замирают.
Второй глашатай (после короткой паузы). Мужчина или женщина, старик или ребенок, лицо, известное всем или неведомое никому, явитесь сюда во имя истины и справедливости!..
Молчание.
Третий глашатай. Жители города и окрестностей, уроженцы наших гор, лесов и полей, явитесь и свидетельствуйте!
Никто не отзывается.
Мушерон (с торжеством). Свидетелей защиты нет!
Мастер Тимолле (беспомощно разводя руками). Свидетелей защиты нет…
Народ на площади молчит, омраченный и подавленный. И вдруг тишину прерывает многоголосый крик. Толпа в смятении раздается, и на площади — под гербом города, изображающим льва, медведя и зайца, — появляются живые лев, медведь и заяц.
Караколь. Это они, мои звери! Мои свидетели!
Клик-Кляк. Не пускайте их сюда! Я сам все расскажу!.. Всю правду расскажу!..
Большой Гильом. Стража! Егеря! Да что вы смотрите? Дикие звери бродят по городу! Окружайте их! Ловите! Бейте!..
Мастер Тимолле. Нет, ваша милость, свидетели по нашим законам неприкосновенны.
Мартин (выступая вперед). Старшины и мастера! Если даже звери наших лесов свидетельствуют за Караколя, можем ли мы сомневаться в его правоте! А если бы звери не пришли, пришли бы деревья! А если бы не деревья — явились бы камни с наших дорог!
В толпе бурно хлопают в ладоши, кричат: «Правильно, Мартин! Правильно, мастер Тимолле!» Звери скрываются.
Мушерон. Звери, деревья и камни не могут быть свидетелями. Свидетели должны владеть человеческой речью.
Мартин. Зато твой сынок владеет человеческой речью. Он все расскажет за них. Ну, говори, Нанасс! Ты обещал сказать правду. Где ты видел этих зверей?
Клик-Кляк. Кого где… Льва — над ямой, а медведя — в яме…
Мартин. В какой такой яме?
Клик-Кляк. Ну, в западне.
Мартин. В западне? А кто ее вырыл?
Клик-Кляк. Одноглазый…
Мартин. Какой еще одноглазый?
Клик-Кляк. А тот, которого я нанял.
Мартин. Вон что!.. А зачем ты полез в свою же западню?
Клик-Кляк. Да я не полез, я упал…
Мартин. А кто тебя вытащил?
Клик-Кляк. Никто. Сам вылез.
Караколь. Как же ты выбрался, Нанасс? По лестнице, что ли?
Клик-Кляк. По какой еще лестнице? По самой обыкновенной веревке!
Караколь. А не скажешь ли ты, Нанасс, за какой конец веревки ты держался — за верхний или за нижний?
Клик-Кляк. Ну конечно, за нижний.
Караколь. Обманываешь, Клик-Кляк!
Клик-Кляк. Нет, нет! Ты не собьешь меня! Я хорошо помню, что за нижний. За верхний держался ты сам!
В толпе смех.
Мартин. Стало быть, Нанасс, тебя вытащил Караколь!
Клик-Кляк. Мало ли что вытащил! Это он нечаянно… Хотел выручить медведя, а сначала по ошибке вытащил меня…
Мартин. А потом?
Клик-Кляк. Потом медведя и его светлость!.. Нет, нет, хранителя печати его светлости!
Мушерон. Я предлагаю прервать допрос свидетеля. Он не в своем уме.
Мастер Тимолле. Нет, господин Мушерон Старший, в своем! Мы так же, как и вы, знаем господина Мушерона Младшего с самого рождения и можем подтвердить, что у него никогда не было больше ума, чем сегодня. Продолжайте, мастер Мартин!
Мартин. Значит, Караколь выручил и тебя, Мушерон Младший, и медведя, и хранителя печати?
Клик-Кляк. Да, и меня, и медведя, и хранителя!
Мартин. Ну, выходит, что звери оказались благодарнее людей: они ему заплатили добром. А вот люди чем заплатили!..
Клик-Кляк. Люди тоже заплатили добром: за самую простую веревку ему дали перстень…
Мартин. Перстень? Какой еще перстень?
Клик-Кляк.Да вон тот, что лежит в ларце!
Мартин. Вот ларчик и открылся! Теперь все яснее ясного.
В толпе радостный шум.
Большой Гильом. Я требую, чтобы допрос был прекращен.
Мастер Тимолле. Ваше желание будет исполнено. Допрос окончен. Старшины и мастера, подойдите к весам правосудия. Левая чаша весов, как всегда, чаша обвинения, правая — оправдания!
Старшины один за другим подходят к весам и кладут медные шары в правую чашу. Только один Мушерон опускает свой шар в левую. Правая низко опускается, перевешивая левую.
Суд старшин славного Города Мастеров, допросив обвиняемого и свидетелей, выслушав потерпевшего, обвинителя и защитника и рассудив дело по древним законам и обычаям, по совести своей и разумению, постановляет: обвиняемого Жильберта-метельщика по прозвищу Караколь считать оправданным!.. Ты свободен, Караколь! Ступай домой!
Караколя сразу окружает ликующая толпа, и он теряется в ней. К судейскому столу подходит Гильом с двумя латниками.
Большой Гильом. Не спешите расходиться, господа старшины! От имени моего высокого доверителя заявляю вам, что решение вашего суда неправильно и незаконно.
Мастер Тимолле. Мы решили это дело по совести и по закону, господин Гильом Готшальк. Если одна из сторон недовольна…
Большой Гильом. Как вы смеете называть его светлость герцога де Маликорн «одной из сторон»?
Мастер Тимолле. Однако его светлость герцог де Маликорн судился с метельщиком Жильбертом.
Большой Гильом. Нет. Вы судили метельщика за кражу!
Мастер Тимолле. И оправдали его! Если его светлость не пожелает сообщить, что именно он считает неправильным и незаконным, решение суда останется в силе.
Занавес отдергивается, и перед толпой появляется наместник.
Наместник. Хорошо же! Я скажу вам, чем я недоволен!
Голоса. Кто это?
— Что за чудовище?
— Да у него горб втрое больше, чем у Караколя!
Большой Гильом. Тише вы, медники и башмачники! Его светлость говорит!
Наместник. Старшины! Я оказал вам честь, разрешив судить преступника Жильберта по вашим старым законам и обычаям. Я хотел испытать благоразумие горожан. Но вижу — меня обманули ваши седые бороды и старческие морщины. Вы не судьи, вы запальчивые юноши, а собравшиеся здесь жители города — неразумные дети, достойные розги. До сих пор я вас щадил. Но если с этой минуты кто-нибудь из вас посмеет нарушить мою волю, весь город поплатится за это. Я не оставлю здесь камня на камне…
Вероника (порывисто поднимаясь с места). Ах, довольно мы берегли камни нашего города. Нам надо беречь его честь!..
Наместник (потрясая жезлом). Прочь!.. Да и вам всем, старшины и мастера, лучше разойтись по своим мастерским — к вашим печам, верстакам и наковальням. Это вам больше пристало, чем сидеть в судейских креслах. С этого дня я буду судить преступников сам, своим судом!.. Господин Гильом, вы знаете, что надо делать… (Исчезает.)
Большой Гильом. Бургомистр Мушерон! Прикажите городской страже отвести преступника Жильберта в тюрьму.
Мушерон. Ваша милость, преступника нигде нет. Он скрылся!..
Занавес
Просцениум
Медведь.
Мы, звери, сошли с городского герба
Сегодня в последний раз.
На площади этой решится борьба,
Виновных и правых рассудит судьба…
Улитка.
И это случится сейчас!
Лев.
Недели и месяцы быстро бегут
В лучах театральных огней.
Здесь рушатся стены в пятнадцать минут,
А в жизни их, жертвуя жизнью, берут…
Улитка.
И это гораздо трудней!
Заяц.
Вчера мы пришли из дремучих лесов,
Узнав, что в плену Караколь.
В беде мы явились на дружеский зов,
И пусть наша роль оказалась без слов…
Улитка.
Но это прекрасная роль!
Лев.
Теперь мы достойное место займем
Над сводами древних ворот,
В старинном гербе, что покрыт серебром,
Наш город мы будем хранить вчетвером.
Улитка.
И это высокий почет!
Площадь Большого Мартина. Раннее утро. У ворот замка и у дверей дома мастера Фирена — часовые.
Матушка Марли и тетушка Мимиль почти одновременно появляются в своих нишах.
Матушка Марли. Смотрите-ка, соседка, а старуха Тафаро все-таки готовится к празднику — и коврик разостлала, и цветов припасла. Бабушка Тафаро, а бабушка Тафаро! Что это вы нынче праздновать собрались? Майский день или, чего доброго, свадьбу?
Бабушка Тафаро. Может, и то, может, и другое.
Матушка Марли. Да что вы, бабушка Тафаро! Неужто вам не жалко Вероники? Плакать надо, а не праздновать.
Бабушка Тафаро. Раньше времени плакать-то не стоит.
Тетушка Мимиль. Где там раньше времени! Ей, бедняжке, всего часа три на воле жить осталось. Да и то — какая это воля! Ведь она и сейчас под замком, наша Вероника, хоть еще из дома родного не выходила.
На пороге своей пекарни показывается дядюшка Нинош.
Матушка Марли. Добрый день, дядюшка Нинош!
Нинош. Нечего сказать — добрый! Я и не помню дня хуже этого. Мне и тесто месить неохота, и миндаль толочь невмоготу… Все из рук валится. Куда ни погляжу, только его и вижу…
Бабушка Тафаро. Это кого же?
Нинош. Да все его, этого… сыча из замка. Вот и сейчас — во сне или наяву, — а чудится мне, будто там, из-за угла, носилки его показались…
Из-за угла появляются наглухо закрытые носилки, окруженные латниками. Впереди — маленький барабанщик. Сбоку, как всегда, — высокий человек в темном плаще. Капюшон надвинут на глаза.
Матушка Марли. Какое там — чудится! Он самый! К дому мастера Фирена идут…
Тетушка Мимиль. За Вероникой…
По мере приближения носилок разговор становится все тише.
Матушка Марли. Что же он теперь с ней сделает — к венцу поведет или в тюрьму посадит?
Нинош. Одно другого стоит.
Тетушка Мимиль. У ворот остановились…
Нинош. Лучше и не глядеть! (Уходит к себе.)
Матушка Mapли. Да и на глаза им лучше не попадаться!.. (Тоже прячется.)
Носилки скрываются в доме Фирена.
Тетушка Мимиль. Голубушка Вероника, что-то с ней будет! Ох! Смотрите! Уже назад идут!.. (Всплеснув руками, бросается к одному окошку, потом к другому и стучит в ставни.) Дядюшка Нинош! Матушка Марли!.. Уносят!.. Бабушка Тафаро! Да что же это?..
Носилки двинулись от дома Фирена. В это время из ворот замка появляются другие носилки. Они также окружены латниками. Возле них тоже человек в темном плаще. Лицо его открыто, и все видят, что это Большой Гильом. Происходит мгновенное замешательство. Потом Гильом кричит: «Стойте!», и с несколькими латниками бросается наперерез первым носилкам.
Большой Гильом. Остановите этих людей! Это обманщики! Задержите их носилки!
Двойник Гильома. Попробуйте только! Там его светлость! Герцог!
Большой Гильом. Вы лжете! Его светлость в этих носилках! В моих!
Латники Гильома. Ни с места!
Латники другого отряда. С дороги!
Происходит короткая схватка. Латники Гильома пытаются задержать первые носилки, но в это время из-за занавесей показывается рука, которая останавливает их знакомым повелительным жестом.
Латники (отступая). Герцог!
Двойник Гильома. Теперь видели? Прочь!
Даже Большой Гильом на мгновение теряется. Тогда из своих носилок выскакивает сам наместник.
Наместник. Что вы смотрите? Хватайте этого человека! Законный правитель города я!
Из первых носилок навстречу ему кидается другой горбун, в таком же плаще и такой же шляпе. Это Караколь.
Караколь. Лжешь! Не по закону, а силой захватил ты наш город. А на всякую силу есть сила!
Двойник Гильома. Ко мне, горожане! Сюда! Гоните чужеземцев! (Сбрасывает плащ.) Я — Мартин-оружейник!
Караколь (тоже открывая лицо). А я — Караколь!
Герцог бросается на него с кинжалом. Но Караколь предупреждает его удар, и наместник падает мертвым.
Большой Гильом. Ваша светлость!.. Герцог!.. Он убил герцога… Ну, не уйдешь ты от меня!.. (Замахивается своим волшебным мечом.)
Вероника (откидывая занавес носилок и соскакивая на землю). Берегись, Караколь!
Большой Гильом (со всего размаху опускает меч на плечи Караколя). Вот я тебя выпрямлю!..
Караколь падает.
Нинош. Он ударил Караколя своим волшебным мечом!
Вероника. Он убил Караколя!..
Мартин. Друзья! Горожане! Караколь убит! Наш Караколь! Рубите чужеземцев! Пусть они запомнят этот день! Оружейники, ко мне!
Большой Гильом. Латники, ко мне! Бейте бунтовщиков!
К маленькому Мартину со всех сторон сбегаются горожане, вооруженные чем попало. Большого Гильома окружают латники. Вероника и женщины переносят тело Караколя к подножию статуи Большого Мартина и оттуда в слезах и тревоге следят за всеми перипетиями боя.
Мартин. Смелей, горожане! Умирать, так умирать с честью!
Гранильщик. Вот вам, грабители, объедалы, опивалы!
Оружейник. Прочь с нашей земли, воры медноголовые!
Нинош. За Большого Мартина! За Караколя!
Большой Гильом. Окружайте этих башмачников! Не выпускайте живыми!.. А-а, побежали!..
Горожанам приходится все труднее. Одетые в железо латники теснят их.
Мартин. Остановитесь! Нам некуда отступать…
Издалека слышны пастушеский рожок и песня, которая словно плывет к городу.
Вероника. Мартин! Горожане! Слушайте! Лес идет к нам на помощь!..
Песня звучит все ближе, громче, все грозней и веселей.
В горах снега лежат зимой,
Весной бегут с вершин.
Мы из лесов идем домой,
К тебе, Большой Мартин!
Мартин. Лес идет к нам на помощь! Держитесь, мастера!
Горожане. Помощь, помощь идет! Держитесь!
А песня уже заливает улицы.
Мы навсегда вернулись вновь
К старинным очагам.
Родному городу — любовь
И смерть — его врагам!
Из боковых улиц и переулков па площадь выбегают люди, вооруженные мечами, копьями, самострелами. На шляпах у них, за поясами и перевязями — зеленые ветки.
Впереди — Фирен Младший и Тимолле Меньшой.
Фирен Младший. Мы дома, братья! Гоните чужеземцев!
Тимолле Меньшой. Гоните их! Бейте! Нас много — не пересчитать! Мы заняли всю дорогу — от леса до городских ворот!
Мартин. Вовремя подоспели, друзья!.. Вперед, внуки и правнуки Большого Мартина! За мной! Да здравствует Город Мастеров!
В рядах чужеземцев смятение. Латники в растерянности отступают к замку.
Большой Гильом. Ни шагу назад! Стыдно солдатам бояться кузнецов и пирожников! Смотрите, у меня в руке мой славный меч «Гайан», мой волшебный меч. Мы непобедимы!
Мартин (пробиваясь к нему). Оружейника мечом не испугаешь. А ну держись, господин Гильом!
Мартин бросается на Большого Гильома, но Гильом выбивает оружие у него из рук и заносит над самой головой Мартина свой волшебный меч.
Большой Гильом. А вот тебе и последний удар!
Тимолле Меньшой (неожиданно вынырнув из толпы, с размаху ударяет Гильома по руке толстой палкой.) А вот тебе — мой первый!
Гильом роняет меч. Мартин подхватывает его.
Латники. Меч!.. Волшебный меч!.. Мальчишка выбил меч из рук Гильома…
Большой Гильом. В замок! За мной! Им не прорваться сюда… Запирайте ворота!
Гильом и латники бегут к замку. Горожане преследуют их. На площади возле тела Караколя остаются только Вероника и бабушка Тафаро. Они прислушиваются к шуму боя. Из замка доносятся шум голосов, звон оружия, тяжелые удары и треск дверей, которые подаются под этими ударами.
Вероника. Слышишь, бабушка? Наши уже ломают двери замка. А Караколь этого не знает. Нет у нас больше Караколя!
Бабушка Тафаро. Он еще тут, милая. Он возле тебя.
Вероника. Мертвый, бабушка Тафаро! (Плачет.) А ты еще говорила, что он расправит крылья, будет красив, будет счастлив…
Бабушка Тафаро. А разве он не расправил крылья? Вон какого коршуна подбил!
Вероника. Уж очень дорого заплатил он за это, бабушка, — своей жизнью. Да и моей тоже.
Бабушка Тафаро. Кто хочет дешево платить, тот хорошего не купит. Можно и целую жизнь прожить, а жизни не увидеть. (Накланяется над Караколем.) Сынок, а сынок, знаешь ли ты, какие у нас новости? Горбатого могила взяла, лес на городскую площадь пришел, маленький из рук большого меч выбил. Все — как я говорила… Слышишь, Караколь? А?
Вероника. Разве мертвые слышат, бабушка?
Бабушка Тафаро. Иной раз смерть на сон похожа, а сон — на смерть…
Вероника. Ты думаешь, он не умер, бабушка? Отвечай же! Ты думаешь, он не умер?
Бабушка Тафаро. Если проснется — значит, не умер. А заглядится на свои сны, так и не вернется к нам. Меч-то ведь волшебный, говорят…
Из ворот дома выбегают Лориана и Маргарита.
Маргарита. Вероника! Уйдем скорей отсюда. Бой еще не кончен.
Лориана. Надо унести Караколя. Не лежать же ему здесь, на площади…
Вероника. Нет, пусть он остается здесь, пока не решилась судьба нашего города. Разве может Караколь, даже мертвый, быть в четырех стенах, когда все на улице!
Грохот в замке еще сильней. С шумом мешаются голоса.
Бабушка Тафаро. От такого веселого стука и мертвый проснется. Долго мы ждали этого дня!
Вероника. Если бы не горе — было бы счастье!
Лориана. Слушайте! В замке что-то тихо стало.
Бабушка Тафаро. А ведь верно.
Маргарита. Смотрите! Большой Гильом идет!
Лориана. Нет, это наши ведут Большого Гильома!
Из ворот замка выходят толпой горожане, усталые, разгоряченные боем, счастливые. На площади собирается толпа.
Мартин. Горожане! Мастера и подмастерья! Мы свободны! В замке — наши, и замок наш! Вот его вчерашние хозяева — один валяется на площади рядом со своими раззолоченными носилками, другого мы привели сюда, на ваш суд. Все чужеземцы до единого сдались. Наемники бросают оружие, когда перестают бояться хозяйских угроз и не ждут платы.
Голоса. Да здравствует Вольный Город Мастеров!
— Конец чужеземцам!
— Смерть предателям!
Мартин. Унесите отсюда того, кто еще сегодня называл себя правителем нашего города. А его верного слугу Гильома подведите поближе.
Тело наместника уносят. Гильома подводят к статуе Большого Мартина.
Пирожник Нинош. А Мушероны где? Неужто убежали?
Голоса из толпы. Тут они, тут! Хотели улизнуть, да не удалось. У городских ворот поймали!
Мушеронов выталкивают вперед.
Голоса. А, попались, изменники! Что, небось стыдно, Мушерон? Смотрите, смотрите, цепь-то еще на нем! Цепь бургомистра!..
Мушерон. Горожане! Мастера и подмастерья! Выслушайте меня! (Снимает с себя цепь.) Вот вам цепь Большого Мартина! Наконец-то я дождался того счастливого дня, когда могу отдать ее законному бургомистру, вашему достойному избраннику! Возьмите ее. (Передает цепь Мартину.) Тяжелым бременем лежала она на моих старых плечах. Я нес ее вам, когда эти добрые люди остановили меня.
Голоса. А как же ты очутился у городских ворот, старый Мушерон? Неужто забыл дорогу на площадь Большого Мартина?
Мушерон. Радость, как и горе, может помутить рассудок. Я и сам не знал, куда иду.
Смех.
Мартин. А ты куда шел, Мушерон Младший?
Клик-Кляк. Я — за отцом.
Мартин. А отец куда?
Клик-Кляк. Он сказал: все равно куда, лишь бы подальше от вас.
Мартин. Значит, он хотел бежать из города с цепью Большого Мартина?
Клик-Кляк. Ну конечно, хотел. Ведь вы ему, чего доброго, голову свернете. А заодно и мне.
В толпе опять смеются.
Мартин. Пожалуй, что и так. Ты стал догадлив, Мушерон Младший.
Мушерон. Не слушайте этого дурака, мастер Мартин!
Мартин. Нет, видно, он не так глуп, как мы думали до сих пор.
Клик-Кляк. Вот и его светлость господин наместник говорил то же самое!
Смех.
Мушерон. Вы сами видите, мастер Мартин, судьба наказала меня, наградив таким сыном. И когда только я от него избавлюсь!
Клик-Кляк. Нет, когда я наконец избавлюсь от такого отца! Ему бургомистром быть захотелось, а я за него отвечай!
Мартин. Скоро вы оба избавитесь друг от друга. Лису выдал хвост, осла — уши.
Голоса. Да что с ними разговаривать! Удавить их! Сбросить с крыши замка! Утопить в колодце!
Мартин. Все в свое время. Завтра в ратуше соберется суд старшин и будет судить предателей. А пока уведите их и заприте в подземелье замка.
Оружейники ведут Мушеронов.
Клик-Кляк. Мастер Мартин! Мастер Мартин! Я не хочу сидеть вместе с отцом! Посадите меня отдельно! Он только что показал мне кулак! Вы не видели!..
Все смеются. Мушеронов уводят.
Мартин. Ну а вы, господин Гильом, тоже хотите сидеть отдельно или проведете последнюю ночь вместе с вашими приятелями Мушеронами?
Большой Гильом. Я хочу, чтобы меня казнили сейчас.
Голоса. Ишь как торопится!
— Не желает, чтобы его судили.
Большой Гильом. Я солдат, а солдат умирает без разговоров.
Мартин. Что вы скажете, старшины и мастера?
Пирожник Нинош. Отчего же? Можно и сейчас, если уж ему так не терпится.
Большой Гильом. Перед смертью я прошу только об одном.
Все насторожились. Становится тихо.
Мартин. О чем же?
Большой Гильом. Пусть меня убьют моим мечом, а не чужим, и пусть этот меч вложат в мои мертвые руки прежде, чем они окоченеют.
Тимолле Меньшой. Да как же это можно — отдать ему волшебный меч? Пусть он теперь нам послужит.
Большой Гильом. Сегодня мой «Гайан» потерял свою волшебную силу. Его выбил из моих рук ребенок. Вы сами это видели.
Тимолле Меньшой. Тот, кто выбил у тебя из рук меч, перестал быть ребенком!
Голоса. Верно, верно, маленький Тимолле! Да здравствует мастер Тимолле Младший!
Большой Гильом. Дослушайте меня до конца. Пускай мой меч изменил мне — я не изменю ему. Он перестал быть грозным, непобедимым «Гайаном». Он больше никому не принесет удачи, но в моих руках он будет памятью прежних побед…
Мартин. Согласны вы исполнить его просьбу, горожане?
Старый гранильщик. Всякому мастеру свой инструмент дорог. Кому резец, кому молоток, а ему — меч…
Большой Гильом. Он был мне дороже жизни!
Вероника. Горожане! Мастера! Позвольте и мне сказать слово.
Голоса. Послушаем дочь мастера Фирена!
— Пусть говорит!
Вероника. Горожане! Мастера! Этим мечом убит Караколь! Его кровь еще не засохла на клинке. Неужели мы смешаем кровь нашего Караколя с волчьей кровью Гильома?!
Голоса. Верно! Она хорошо говорит! Слушайте ее!
Вероника. Караколь купил этот меч своей жизнью. Это наш меч. Если мертвые руки должны держать его рукоятку, то это руки Караколя.
Голоса. Правда! Это наш меч! Не отдадим меча! Пусть он без него ложится в могилу!
Большой Гильом. Горожане! Я у вас в плену. Мой конец близок. Эти часы на башне отсчитывают мои последние минуты. Исполните же мою предсмертную просьбу!..
Вероника. Ты и смерть хочешь обмануть, Гильом? Что написано на твоем волшебном мече?
Гильом молчит.
Пусть он ответит мне!
Мартин. Отвечай!
Большой Гильом. Там написано: «Прямого — сгибаю. Согнутого — выпрямляю».
Вероника. Это все?
Большой Гильом. Все.
Вероника. Плохо же ты знаешь надпись на своем мече! Дочитай уж ее до конца, а не то я за тебя дочитаю.
Мартин вытаскивает меч из ножен и протягивает Гильому.
Большой Гильом. Павшего — подымаю.
Вероника. Вложите этот меч в руки Караколя!
Бабушка Тафаро. Вложите скорей, пока его руки не окоченели.
Фирен Младший и Тимолле Меньшой поднимаются на ступеньки, где лежит Караколь. Фирен наклоняется и вкладывает ему в руки меч. На площади становится совсем тихо. Караколь приподнимается и садится, прислонившись к щиту Большого Мартина.
Голоса. Караколь!
— Смотрите, Караколь очнулся!
— Он жив!
Мартин. Тише, горожане!
Караколь. Что это? Сколько народу на площади! Разве нынче праздник?
Голоса. Праздник, Караколь!
— Майский день!
Караколь. А ведь верно! Я совсем забыл… Как же это я заснул посреди площади, под ногами у Большого Мартина?
Фирен Младший. Видно, ты нынче сильно устал, Караколь.
Караколь. Да. У меня и сейчас еще в глазах мутится и в ушах звенит. (Проводит рукой по глазам.) Фирен! Ты здесь! И маленький Тимолле! Да когда же вы пришли? А я-то думал, что мне это приснилось…
Мартин. Сегодня все наши сны сбылись, Караколь! Смотри, ворота замка открыты! Мы свободны!
Караколь. А где наместник?
Вероника. Разве ты не помнишь, Караколь?
Караколь. Помнить-то помню, да не знаю, что было во сне, а что наяву. Что это за меч у меня в руках?
Вероника. Это волшебный меч Гильома.
Караколь. А где же сам Гильом?
Тимолле Меньшой. Он у нас в плену!
Караколь. В плену? Так что же вы его не стережете? Вон он бежит, ваш Гильом! За угол заворачивает.
Голоса. Бегите за ним!
— Закрывайте все двери! Ворота!
Несколько человек гонятся за Гильомом и приводят его назад — к статуе Большого Мартина.
Мартин (Гильому). Не удалось обмануть — так наутек пустился?
Фирен Старший. Где же твоя солдатская честь, Гильом Готшальк? «Солдат умирает без разговоров…»
Голоса. Какой он солдат? Он вор! Палач!
— Снесите ему голову, да не мечом, а дубиной! Топором!..
— Пусть умирает без разговоров!
Большой Гильом (падая на колени). Пощадите меня! Моя жизнь еще может вам пригодиться!
Мартин. Твоя смерть нам нужнее! Отведите его к Мушеронам. Да не спускайте с него глаз, покуда он жив.
Гильома уводят.
Недаром этот волк столько лет служил своему хозяину — научился он у него змеиным уверткам. Если бы не Вероника, он бы, чего доброго, остался живым, а Караколь — мертвым.
Голоса. Да здравствует Вероника!
Тимолле Меньшой. А если бы не Караколь, ему, пожалуй, удалось бы убежать от нас!
Голоса. Да здравствует Караколь!
Караколь (поднимаясь на ноги). Да здравствует Вольный Город Мастеров!
Голоса. Смотрите! Смотрите!
— Это не он!
— Это не Караколь!
Караколь. А кто же? Вы что, не узнаете меня?
Пирожник Нинош. Караколь, а где же твой горб?
Караколь. До сих пор был при мне… А сейчас…
Лориана. А сейчас его нет, как не бывало! Посмотри, Вероника, какой он стал красивый, наш Караколь!
Маргарита. Прямой, статный!.. Как он переменился!
Вероника. Разве? А по-моему, он всегда был такой.
Бабушка Тафаро. Правда, Вероника! Он всегда был такой, да не все это видели. Ну что, Караколь? Все вышло по-моему! И горба у тебя нет, и красив ты, и счастлив, и женишься на первой красавице в городе.
Караколь. А пойдет ли она за меня, первая красавица?
Бабушка Тафаро. Уж если я говорю, что пойдет, так пойдет. Тут и гадать нечего. Правда, Вероника?
Вероника. Не знаю, пойдет ли за него первая красавица, а я бы пошла.
Бабушка Тафаро. Ну, теперь за вами слово, мастер Фирен.
Фирен Старший. Караколь заменял мне сына в печальные дни, когда мой сын был в изгнании. Я рад назвать его сыном в счастливый день.
Фирен Младший. А я уже давно считаю его своим братом.
Мартин. Пусть же день нашего освобождения будет днем свадьбы Караколя и Вероники!
Голоса. Да здравствует Вольный Город Мастеров!
— Да здравствуют Караколь и Вероника!
Пирожник Нинош. Такого Майского дня у нас еще никогда не было. Верно, мастер Фирен? Верно, дедушка Тимолле?
Мастер Тимолле. Верно, мастер Нинош. Сколько лет я на свете живу, а еще ни разу не бывало, чтобы три праздника пришлись на один день!
Мартин. Ну что ж! Если так, мы сумеем как следует отпраздновать все три праздника разом. Жаль только, что не запаслись мы в этом году Майским деревом. Не до того было.
Тимолле Меньшой.Как — не запаслись? Мы принесли его с собой из леса. Такого дерева у нас еще никогда не было — оно все в цвету. Мы шли с ним домой как со знаменем!
Мартин. Где же оно? Давайте его сюда! Гранильщики! Башмачники! Ткачи! Злотошвеи! Оружейники! Стекольщики! Пирожники! Несите подарки моему старому каменному деду — нынче его день! А вы, мастер Фирен, наденьте опять золотую цепь бургомистра, цепь Большого Мартина. Она принадлежит вам по праву.
Голоса. Привет бургомистру Вольного Города Мастеров!
На площади устанавливают кудрявую цветущую яблоню. Со всех сторон несут цеховые знамена и эмблемы цехов: меч в рост человека, граненый хрустальный фонарь на высоком шесте — эмблему гранильщиков, огромный башмак, пирог величиной с ладью, цветные ковры, кружевные шали. Площадь становится пестрой и веселой, как во время карнавала.
Фирен Старший. Мастера и подмастерья! Три дня тому назад запретили зажигать фонари перед этим замком и плясать под музыку на этой площади.
Пирожник Нинош. Тот, кто это запретил, лежит в могиле…
Фирен Старший. Это судьба всякого, кто захочет отнять у нас свободу и честь. Берегите их, друзья. Дороже их нет ничего на свете. А теперь зажигайте фонари, факелы, светильники и плошки! Все, что может гореть и светить, пусть горит и светит! Пускай наши скрипачи, трубачи и барабанщики не жалеют сегодня ни своих рук, ни щек, ни струн…
Мартин. А Караколь пусть споет сам. Ты споешь, Караколь? Хоть и говорят, что покойники на своих похоронах не плачут, а плясуны на своей свадьбе не пляшут, но без твоей песни нам и праздник не праздник.
Караколь. Я бы спел, да боюсь — не разучился ли…
Вероника. Разве может Караколь разучиться петь? Ты пел тогда, когда весь город молчал, неужели же ты будешь молчать, когда весь город поет?
Голоса. Спой, Караколь! Большой Мартин тебя слушает.
— Майское дерево без тебя не цветет!
Караколь. Что ж, попробую! Спою о вас, о себе и о своем вчерашнем горбе. Слушайте!
Двенадцать месяцев в году,
Считай иль не считай,
Но самый радостный в году —
Прекрасный месяц май.
В прекрасном мае много дней —
Их тридцать и один.
Но лучший день из майских дней
Твой день, Большой Мартин.
Пускай наш город до утра
Поет и веселится.
Трубите в трубы, мастера,
Пляшите, мастерицы!
Одна счастливая судьба
У вас и Караколя —
И он избавлен от горба,
И вы, друзья, на воле.
Когда-то двое горбунов
На этом свете жили.
Один, как видите, здоров,
Другой горбун — в могиле.
Пряма, как трость, моя спина,
Ее ничто не давит.
Зато другого горбуна
Могила не исправит.
Он, как полено, глух и нем,
Не страшен добрым людям,
И мы теперь ни перед кем
Сгибать спины не будем.
Двенадцать месяцев в году,
Считай иль не считай,
Но самый радостный в году —
Веселый месяц май!..
Музыка становится все тише и тише. Занавес медленно опускается. Перед занавесом появляется улитка.
Улитка.
Когда это было, в какой стороне,
Об этом сказать мудрено:
И цифры и буквы у нас на стене
От времени стерлись давно.
Но были улитки во все времена,
Медведи, и зайцы, и львы.
А может быть, были и два горбуна,
Которых увидели вы.
Занавес
Комментарии