В то лето я поселилась у одного лесника. Изба у него была большая, просторная. Стояла она прямо в лесу, на полянке, и через усадьбу, огороженную плетнём, журча по камешкам, бежал узкий ручеёк.
Сам лесник Иван Петрович был охотник. В свободное от работы время он брал собаку, ружьё и отправлялся в лес.
Собака у него была большая, рыжая, с тёмной, почти чёрной спиной. Звали её Дагон. Во всём округе не было гончей собаки лучше Дагона. И уж если возьмёт он след лисы, то на какие бы она хитрости ни пускалась, от Дагона ей не убежать.
Охотился Иван Петрович с Дагоном поздней осенью и зимой. А весной и летом Дагон сидел больше дома, потому что в это время охотиться за лисицами запрещено и Иван Петрович сажал его на цепь.
— А то набалуется, — говорил лесник.
Сидеть на цепи Дагону не нравилось. Как только его спускали, он старался незаметно улизнуть, а если его звали, делал вид, будто не слышит.
Правда, иногда вместе с сыном лесника Петей мы брали Дагона с собой в лес, но это случалось лишь в те редкие дни, когда его хозяин уезжал в город.
Зато как радовался Дагон этим прогулкам! Он мчался всегда впереди, ко всему принюхивался, что-то искал. Из-под его ног то, испуганно квохча, взлетала тетёрка, то с шумом поднимался глухарь. Кончалась такая прогулка обычно тем, что Дагон от нас удирал. Он находил след лисицы или зайца и мгновенно исчезал. Его громкий, заливистый лай раздавался далеко по лесу, и сколько бы мы ни звали Дагона, он никогда не приходил.
Возвращался Дагон уже к вечеру, усталый, со впавшими боками. Входил, как-то виновато виляя хвостом, и тут же залезает в свою конуру.
Однажды, во время прогулки, не успел Дагон от нас отбежать, как мы услышали его громкий лай. Он лаял где-то совсем близко, и мы с Петей побежали посмотреть, кого он поймал.
Увидели мы Дагона на лужайке. Он лаял и прыгал около большого, старого пня, старался что-то достать из-под корней и даже от злости грыз зубами кору.
— Наверно, ёжика нашёл! — крикнул мне Петя.- Вот сейчас мы его достанем.
Я схватила Дагона за ошейник и оттащила в сторону, а Петя взял палку и сунул под пень, чтобы вытащить ёжика.
Но не успел он засунуть палку, как оттуда выскочил небольшой серенький зверёк и бросился через лужайку.
— Лисёнок, лисёнок! — не своим голосом завопил Петя, кидаясь за ним.
Лисёнок был ещё маленький и неопытный. Он метался под самыми ногами у Пети, но Петя никак не мог его поймать. Я тоже не могла ему помочь, так как еле-еле удерживала Дагона, который рвался к зверьку.
Наконец Пете удалось загнать лисёнка в кусты и прижать его кепкой. Пойманный зверёк уже не сопротивлялся. Петя посадил его в кузовочек от ягод, а сверху, чтобы не выскочил, завязал платком, и мы отправились домой.
Дома Петина мать не очень-то обрадовалась нашей находке. Она даже пробовала против неё возражать, но Петя так упрашивал разрешить ему оставить лисёнка, что Прасковья Дмитриевна наконец согласилась:
— Ладно уж, держи! Только отец всё равно не позволит, — в заключение сказала она.
Но отец разрешил тоже, и лисёнок остался.
Первым делом мы принялись за устройство ему помещения. Петя притащил из сарая ящик, и мы начали мастерить из него клетку. Одну сторону ящика затянули проволокой, а в другой — прорезали дверцу. Когда клетка была совсем готова, постелили туда солому и пустили лисёнка.
Но не успели мы его выпустить, как зверёк тут же забился в самый угол ящика и спрятался в солому. Он даже не стал есть положенное ему мясо, а когда Петя пододвинул кусочек палочкой, сердито заворчал и схватил её зубами.
Весь остаток дня лисёнок сидел в своём углу. Зато, как только наступила ночь и все легли спать, он начал скулить, тявкать и так царапал лапами сетку, что даже сорвал себе палец.
Петя очень огорчился, когда увидел утром раненую лапку лисёнка, но мы его утешили, сказав, что зато лисёнок теперь меченый и если даже уйдёт, то мы его сразу узнаем по следу.
Все следующие дни мы с Петей посвятили приручению нашего нового питомца. Но это оказалось не так просто. Он оставался по прежнему диким и, как только кто-нибудь подходил к ящику, спешил спрятаться в угол.
Прошла неделя. За это время мы ни разу не спускали с цепи Дагона. Ведь он свободно мог разорвать слабую сетку ящика и загрызть лисёнка.
Но вот однажды, сидя с Петей на крыльце, мы вдруг услышали звон цени. Обернулись и, к своему ужасу, увидели Дагона. Он сорвался с привязи и направлялся прямо к лисёнку.
— Дагон, назад! Дагон! — закричала я, бросаясь к нему.
Но было поздно. Да гон стоял около клетки. Шерсть у него поднялась дыбом, и он, злобно рыча, уже готов был броситься на лисёнка. Но лисёнок, вместо того чтобы спрятаться от огромной, злой собаки, вдруг заскулил и пополз к ней навстречу. Он вилял хвостом, лез чуть ли не в самую пасть собаки и всё старался её лизнуть.
Такой приём, по видимому, смутил и самого Дагона. Стоявшая дыбом шерсть, легла, и уже без всякой злобы он стал обнюхивать через сетку скулившего малыша. Потом завилял хвостом и лизнул зверька.
С этого дня между лисёнком и собакой завязалась дружба.
Как только спускали Дагона с цепи, он прежде всего бежал к своему новому другу. И вот, один за решёткой, а другой на свободе, затевали они игру. Лисёнок хватал в зубы какую-нибудь косточку или соломинку, бегал по ящику и всем своим видом приглашал поиграть Дагона, А Дагон, совсем как щенок, прыгал около ящика и лаял. Но лай у него был теперь не сердитый, и лисёнок его не боялся.
Нам с Петей очень нравилась такая дружба. Мы даже не огорчались, что зверёк по прежнему нас дичился и никак не привыкал.
Впрочем, мы и сами больше не пытались его приручить, так как решили, когда лисёнок подрастёт, выпустить его на свободу.
Незаметно прошло лето. За это время наш питомец сильно вырос и изменился Мордочка у него заострилась, хвост вытянулся, а шерсть стала ярко ярко-рыжей, совсем как у взрослой лисы. Он по прежнему дружил с Да гоном, но прыгать и играть в ящике уже не мог. Лисёнок стал такой большой, что в старом помещении ему было тесно.
— А что, если его выпустить в лес теперь? — предложила я как-то Пете. — Он уже вырос и, пожалуй, сумеет раздобыть себе еду.
Петя сразу согласился. Ему и самому было жаль, что лисёнок сидит в такой тесноте.
Тут же, не откладывая дела, мы пустили к нему последний раз Дагона. Потом посадили собаку на цепь, а ящик вместе с лисёнком вынесли за усадьбу, поближе к лесу. Поставили его там на землю, открыли дверцу и отошли в сторону.
Увидев открытую дверцу, лисёнок подошел к самому порожку. Мы думали, что он сейчас же выскочит и побежит, но лисёнок только высунул голову и начал оглядываться. Потом осторожно ступил на траву, ещё оглянулся и вдруг как-то скачками бросился к лесу. Мы видели, как он раза два мелькнул среди деревьев и скрылся.
Нам даже стало жаль, что лисёнок ушёл. Мы долго смотрели в ту сторону, где он исчез, а потом Петя грустно вздохнул и, проходя мимо Дагона, сказал:
— Ну, вот и ушёл твой дружок в лес!
Не знаю, скучал ли Дагон, оставшись без своего друга, или нам казалось, но только и в этот и на следующий день он почти всё время лежал и плохо ел.
Нам тоже било скучно без лисёнка. Мы с Петей даже специально ходили в лес и всё смотрели, не покажется ли он где случайно. Но сколько мы ни ходили, сколько ни смотрели, лисёнка так и не видели.
Прошла осень, наступила зима. За это время Иван Петрович много раз бывал с Дагоном на охоте. И не было случая, чтобы он возвращался домой пустым: то у него за поясом висели убитые зайцы, то свисала с плеча ярко-рыжая красавица-лисица.
Увидев убитую лису, Петя первым делом так и бросался к ней, чтобы посмотреть лапу. Он всё боялся, как бы не убили лисёнка.
Увидев убитую лису, Петя первым делом так и бросался к ней, чтобы посмотреть лапу. Он всё боялся, как бы не убили лисёнка.
— Папа, — каждый раз спрашивал он отца, — а если Дагон встретит нашу лису, тронет ом её или нет? Ведь они дружили.
— Мало ли что дружили! — отвечал лесник. — Разве у собаки со зверем может быть дружба? Пока в доме жила, вроде как своя, а ушла в лес — тут уж не попадайся.
— А ты, папа, когда на охоту пойдёшь, всё-таки на след поглядывай, — не унимался Петя. — Если увидишь — на правой лапе пальца нет, значит наша, не стреляй.
Петя был твёрдо уверен, что Дагон своего лисёнка не тронет. Он беспокоился только о том, как бы отец не подстрелил лисёнка.
Однако лиса с приметной лапой не попадалась. Очевидно, она ушла куда-нибудь далеко, в другой лес, и Петя успокоился.
Но вот однажды, уже к концу зимы, когда Иван Петрович шёл с Дагоном на охоту, тот вдруг поднял лису. Иван Петрович сразу догадался, что это лиса, а не заяц. Если Дагон гнал зайца, он лаял часто, заливисто, а если лису — то редко и злобно.
Лиса, видно, попалась не очень опытная — это Иван Петрович тоже определил по голосу собаки. Собака шла за лисой почти по ровному кругу, и, примерно определив, где должен пробежать зверь, лесник поспешил ему наперерез.
Но что это? Почему лай Дагона внезапно смолк? Быть может, собаку перехватил волк — это тоже случается на охоте. И Иван Петрович почти бегом направился в ту сторону, откуда последний раз был слышен лай собаки.
Не прошёл он и двухсот шагов, как наткнулся на след собаки и лисы. Следы шли через овражек и уходили куда-то дальше, в мелкий кустарник, откуда доносился чей-то визг.
«Лиса визжит», — сразу догадался Иван Петрович, перепрыгнул овражек, раздвинул кусты и остолбенел: на небольшой лесной полянке стоял Дагон, а перед ним, визжа и виляя хвостом, ползала лиса и всё старалась лизнуть собаку в морду.
Иван Петрович даже подумал, что ему это кажется. Но нет, перед ним была самая настоящая лиса, и он медленно стал поднимать ружьё.
Лиса насторожилась: очевидно, она почуяла человека. Перестала ласкаться к собаке и медленно, как-то нерешительно, направилась по направлению к лесу. Дагон завилял хвостом и побежал рядом с ней.
Побоявшись подстрелить собаку, Иван Петрович крикнул Дагона. Дагон остановился, а лиса, услышав голос человека, бросилась прыжками через поляну.
Иван Петрович уже готов был спустить курок, но тут, вдруг что-то вспомнив, опустил ружьё, подошёл к тому месту, где только что стояла лисица, и стал разглядывать оставленные ею следы. След от правой передней лапы был не такой, как все. На нём не хватало одного пальца, и это хорошо было видно на свежем, чистом снегу.
Иван Петрович выпрямился и подозвал Дагона. Виновато виляя хвостом и опустив голову, подошёл к своему хозяину Дагон. Он подошёл и остановился, ожидая заслуженного наказания. Но Иван Петрович не наказал Дагона. Он ласково погладил его по голове, свистнул и пошёл домой.
Это был первый случай, когда Иван Петрович вернулся домой без добычи.
Увидев отца с пустой сумкой, Петя очень удивился. Но когда Иван Петрович рассказал ему, как Дагон встретил знакомую лису, как погнал её, а потом узнал и не тронул, Петя обхватит Дагона за шею и долго его гладил, ласкал.
— Вот видишь, папа, ты был неправ! — сказал он потом отцу. — Значит, собака со зверем тоже дружить может.
И Иван Петрович с этим должен был согласиться.
Комментарии