Сейчас он придёт, и будет весело

Папа всё не шёл, а я сидел дома и время от времени ставил чайник. Сейчас, думаю, он засвистит, и папа явится — по свистку.

Час проходит. Ещё полчаса. Часы: пи! пи! Хоть бы позвонил. «Я там-то и там-то, буду тогда-то…». Пап ведь опасности подстерегают на каждом шагу. Мой, например, совершенно беззащитный. И очень доверчивый. Любой негодяй может обмануть его, напугать или заманить на безделушку.

Тем более, говорят, в газетах писали, что в июне будет конец света. Хотя наша пионервожатая сказала, что конец света будет только через двадцать лет. И всё равно я волнуюсь, когда папы нет дома.

СЕЙЧАС ОН ПРИДЁТ, И БУДЕТ ВЕСЕЛО.

Чтобы не скучать, я включил нашу старенькую «Спидолу». Весь мир облазил и ничего не нашёл.

Наверху у нас кто-то что-то пилит. Трудно представить, что этажом ниже пилят бревно. Это может быть только злодейство.

А перед окном бетонируют поле. Исчезли трава, ручей, лес под бескрайней бетонной площадкой. В один прекрасный день сюда прилетит летающая тарелка. Здесь будет встреча, цветы, оркестр. Потом она улетит, и останется поле бетонное — навсегда.

Я сидел и смотрел на небо в окно: нет ли инопланетян? И как какая-нибудь точка — я: О! О! Хотя эта точечка на стекле.

А сверху старушка:

— Киса! Кис! — кричит бездомному коту.- На тебе сосиску!

Сосиска — бумс! Лопнула, paсплющилась, кот понюхал и пошёл. Я представил: какая-то одинокая старушка сварила себе сосиску, но увидела одинокого кота и метнула её ему с этажа десятого-одиннадцатого!.. А этот бродяга ноль внимания.

Тогда я крикнул:

— Кис! Кис! Что обижаешь старушку? Ешь сосиску!

И выпал из окна.

Пока я летел, я слышал барабанной бой. Кто-то заводит под нами такую пластинку каждый вечер. Я раньше представлял, как ОН марширует под эту музыку и делает резкие движения типа каратэ. Но пролетая мимо, я увидел, что ОН сидит в кресле с закрытыми глазами и слушает.

Этажом ниже — Войцехов. ГРУДЬ, НОС, УСЫ!.. Он одессит, пышущий здоровьем. Им там, в Одессе, чтобы выжить, сила нужна. Войцехов — коллекционер. Он коллекционирует бутылки. Я столько бутылок, сколько у Войцехова, не видел никогда.

А вон художник Лейдерман. В руках он держит палку в розах. На ней — фанера, на фанере большими буквами написано: «ОБИЖАЮТ!»

Как хорошо жить на свете, когда знаешь, что жизнь бесконечна.

Я упал и лежал, как подстреленная птица, пока сосед Сорокин не схватил меня своими тонкими веснушчатыми руками и не побежал в травмопункт.

Домой меня принесли два санитара. Они положили меня и ушли. А я почувствовал, что пахнет гарью.

Оказывается, я чайник снял, а плиту не выключил! Она раскалилась докрасна и горела в темноте, как планета Марс. Вокруг полыхали деревянные ложки, дощечки, клеёнка; смотрю: я сам весь в огне!..

Но к счастью, прорвало трубу, и начался потоп.

Вмиг прискакал Войцехов с черпаком. За ним его жена по имени Манюня. Это такое одесское имя.

— У нас с Манюней тапочки, — кричит Войцехов, — поплыли по квартире, как шаланды!

Художник Лейдерман — возвышенная натура, всегда витает в облаках — мечтательно сказал:

— Андрюха! Гони мне тыщу на ремонт!

Сорокин тонкими руками схватил трубу, прижался к ней всем телом, прикрыв нас от ужаснейшей струи. Единственный к нам не поднялся сосед снизу. Наверное, ему ВСЁ ВСЁ РАВНО, ЛИШЬ БЫ НЕ СМОЛКАЛ БАРАБАН!

Пришёл водопроводчик — глаза цвета морской волны. Войцехов с Манюней, Сорокин и Лейдерман успокоились и разошлись по домам. Но водопроводчик не стал чинить — обиделся, что у меня, кроме потопа, пожар.

— Уж если ты водопроводчиком рождён, так будь водопроводчик!.. — Он хлопнул дверью и ушёл.

Теперь я уже не только горел, но и тонул, и тут мне прибавилось хлопот, потому что явились грабители и убийцы.

Один грабитель и убийца сжимал в руке пальцевой эспандер, похожий на челюсть вымершего осла с жёлтыми зубами. И на руке у него было написано «КОЛЯ». Второй накачивал мышцы кистевым эспандером, похожим на кольцо, которое грызут беззубые младенцы. И на руке у него написано «ВАСЯ».

«Эх ты! — Я подумал про папу. — Не торопишься, потом будешь локти кусать».

Я намекнул, чтобы ВАСЯ и КОЛЯ уходили, потому что неудобно было сказать об этом прямо. Но они не поняли намёка. КОЛЯ вынул из кармана бутерброды, которые дала ему с собой бабушка, стал их есть и критиковать — мол, бабушка подхалтуривает: хлеб режет толсто, а сыр — тонко.

У меня в холодильнике лежал плавленый сырок «Дружба». И я предложил его КОЛЕ. Но он отверг «Дружбу».

— Когда я был мальчиком, — сказал КОЛЯ, — я часто просил мою бабушку купить мне мороженое. Она подходила к киоску и делала вид что покупает! А САМА ВМЕСТО МОРОЖЕНОГО ПОДСОВЫВАЛА МНЕ ПЛАВЛЕНЫЙ СЫРОК!.. А я верил! — процедил он сквозь зубы. — Жевал и думал: «Ну и дрянь же это мороженое! Что его все так любят?!!»

— Страшная история! Страшная! — воскликнул ВАСЯ. — Вот почему из тебя, Коля, вырос бандит!

И он сам слопал «Дружбу». А серебряную бумажку скомкал и закинул в ведро.

— Один удачный бросок — и хорошее настроение на целый день! — радостно сказал ВАСЯ.

Они мне понравились, ВАСЯ и КОЛЯ. Мне ВСЕ НРАВЯТСЯ, вот в чём моя беда. Эта дурацкая любовь КО ВСЕМ когда-нибудь уморит меня, я знаю! Как бы мне хотелось быть настоящим мальчишкой! Иметь рогатку, гонять голубей, стрелять в стекла, как семья Волобуевых. Присоединиться к ним, ходить в пиджаках с подрезанными рукавами, просить: «Парень, мне надо домой, дай пять копеек!» А потом зайти за угол и смеяться над этим человеком! Ходить в овраг, жечь костры, сидеть на каких-то лавках, а потом орать под окнами!..

Я предложил грабителям чаю. ВАСЯ согласился, а КОЛЯ ни в какую. Он сказал, что от чая не отказывается, но СНАЧАЛА — ДЕЛО, и стал выносить вещи из квартиры. Он выносил и выносил и всё твердил:

— Я лишнего не возьму, а только то, что надо до зарезу.

Они по-дружески отнеслись ко мне, я знаю, но хищные чувства взяли верх, и они забрали всё, даже мой кубок с надписью «виват», крышку чернильницы в виде головы негра, талоны на сахар и альбом с фотографиями папиной молодости. Они ограбили меня и убили. И уехали, чай не стали пить.

— А чай? — всё-таки спросил ВАСЯ.

— Чай мы попьём дома, — строго ответил КОЛЯ.

И тут мой папа пришёл — такой весёлый!

— Андрюха, — говорит, — ничего, я чуть-чуть припозднился?

Я ответил:

— Нормально. — И на душе у меня запели воробьи.

— Ты молодец! — говорит папа.- Не насвинячил нигде ничего. Всё на своих местах. Сам в полном порядке. Я вижу, за тебя уже можно не волноваться.

— Конечно, — сказал я. — Чего зря волноваться?

Мы подхваливали меня, оба мной гордились. И вдруг за окном загудела сирена. Во двор, обгоняя друг друга, мигая мигалками, въехали пожарники, милиция и «скорая помощь» Они как сумасшедшие выскочили из машин и бросились в наш подъезд.

— Боже мой! — сказал папа.- К кому это?

И пошёл открывать, потому что нам в дверь позвонили.