Шквал

─ Провались он совсем и с своей черепицей вместе! ─ ругался матрос Ковалев. ─ Этакую тяжесть на палубу валит!

─ Ладно, сейчас кончаем, еще только тысяча осталась, ─ прохрипел старик боцман, размазывая красную черепичную пыль по потному лицу.

Жара стояла несносная, был самый разгар южного лета.

Отправитель черепицы с хозяином судна спорили в каюте, и было слышно на палубе, как грек-хозяин кричал:

─ Понимаешь ты, я рискую: судно перевес будет иметь, самая тяжесть сверху, а ты не хочешь прибавить гривенник за тысячу!

─ Ведь близко, капитан, два шага, погода хорошая, ─ пищал отправитель со слезой в голосе, ─ ведь через два часа на месте будете! Прибавлю пятак, уж куда ни шло.

─ Продаешь нас за пятак, ─ бубнил на палубе матрос Ковалев, укладывая рядами черепицу, ─ рванет хороший ветерок, и амба: ляжем парусами на воду.

─ Да что вы, что вы? ─ испуганно сказала стоявшая подле женщина. Она держала за руку девочку лет восьми. Девочка вертелась и, запрокинув голову, разглядывала высокие мачты и реи судна.

─ А очень просто, ─ серьезно сказал Ковалев и, остановясь на минуту, сердито взглянул на женщину. ─ Он, не то нас, он и внучку не жалеет, ─ и Ковалев кивнул головой на девочку. ─ Вот подите, скажите ему.

─ Да разве ему скажешь?.. ─ прошептала женщина и еще ближе прижала к себе девочку.

А матросы валили и валили черепицу, укладывали рядами и досками укрепляли ряды.

Боцман глядел на их работу и покачивал головой, что-то про себя соображая. Потом взглянул на небо, прищурился и перевел взгляд на горизонт. Море гладкое, без морщинки, как масло, лоснилось на солнце и тоже, казалось, еле дышало от нестерпимого зноя.

─ Мертвый штиль, ─ сказал боцман. ─ Ух как бы не сорвалась ночью погода.

─ Ничего, ничего, ─ затараторил хозяин, выходя из каюты, ─ бриз, бриз будет, хорошо пойдем. Веселей шевелись! ─ крикнул он матросам и побежал по палубе зачем-то нагонять отправителя.

Наконец кончили погрузку. Судно «Два друга» оттянулось на середину порта. Ждали ветра. Солнце зашло, а жара не спадала. Все пятеро матросов стояли у борта, курили и сплевывали в воду. В порту зажглись огоньки, и красным глазом вспыхнул на рейде маяк. Красной змеей извивалось его отраженье в воде.

─ А это что у тебя в ящике, Настя, куклы? ─ спросил Ковалев девочку.

Большой ящик стоял на палубе у борта, и девочка поминутно в него заглядывала через дверцу вверху.

─ Нет, зайчик живой, ─ ответила Настя с гордостью.

─ Да ну? ─ сказал Ковалев и запустил в ящик руку. Он вытащил за уши большого зайца. Девочка закричала и потянулась руками. Но она сейчас же успокоилась: матрос ловко посадил зайца на руки и стал бережно гладить своей огромной ладонью.

─ Вот и жаркое, ─ сказал подошедший сзади матрос Дмитрий.

Настя испуганно поглядела на Дмитрия и перевела глаза на Ковалева.

─ Не дадим, не бойся! ─ сказал матрос. ─ Это он шутит.

─ А если буря будет? ─ спросила девочка, ─ страшная-престрашная, заиньку захлестнет волной?

─ Мы его тогда в каюту к деду занесем, ─ утешал ее Ковалев.

─ Ковалев! ─ раздался голос хозяина, ─ Дмитрий! Шлюпку на палубу!

Ковалев быстро сунул зайца обратно в ящик и пошел исполнять приказанье.

Настя теперь не отходила от Ковалева. Ей казалось, что Ковалев главный: такой громадный и за зайчика заступился.

Шлюпку вытащили и вверх дном уложили на палубе поверх черепицы.

Вот жарким дыханьем пахнул с берега бриз. Судно ожило. Все зашевелились. Матросы взялись за коромысло ручного брашпиля и, поругиваясь и отдуваясь, выкатили якорь. Поставили паруса, и «Два друга» медленно прокатилось в ворота порта. Бриз усилился и ходко гнал судно вдоль берега. Вот уже далеко за кормой остался красный глаз маяка. Усталые люди спешили в койки.

Ковалев стоял на руле.

─ Смотри, Гришка, за ветром! Ненадежная погода, ─ говорил ему боцман.

Старик поглядывал за борт, стараясь на глаз определить ход судна.

─ Чуть что, буди меня, Коваль, ─ сказал он, оглядывая небо и паруса. Дойдем до мыса, непременно разбуди. Я пойду, сосну.

И боцман зашагал усталыми ногами к кубрику.

Ковалев остался один. В отворенный люк хозяйской каюты он видел, как грек что-то писал в засаленной счетной книге.

Обе пассажирки спали тут же на узкой койке. Настя улыбалась во сне.

«Эта зайца своего видит, ─ подумал Ковалев, ─ а дед все пятаки считает».

В это время ветер вдруг прервал свое дыханье, судно выпрямилось, перевалилось на другой борт и стало качаться тяжелыми и широкими размахами. Но снова подул с берега бриз, и судно, прилегши на правый борт, побежало по-прежнему.

Ковалев беспокойно оглянул горизонт. Справа всходила полная луна. Ее диск двумя узкими полосками перерезывали облака. Небо посветлело, и на нем темным силуэтом вырисовывались паруса судна. Но Ковалев не отрывал глаз от той части горизонта, откуда выплывала луна. Он стал следить за облаками и ясно увидал теперь, что они идут навстречу ветру, подымаясь из-за горизонта вместе с луной.

Бриз усилился, и судно побежало быстрей. Ковалеву казалось, что оно спешит скорее в порт, как конь тянется к дому, чуя опасность. Теперь рулевой весь напрягся и чутко прислушивался. Вдруг его ухо уловило какой-то шум, как будто отдаленный гул толпы. Шум приближался, усиливался и скоро обратился в яростный рев.

─ Хозяин, ─ закричал Ковалев, ─ шквал идет с подветра!

Грек оглянулся.

─ Тридцать девять и сорок пять, тридцать девять и... ах, черт! ─ сказал он и опять повернулся к столу.

Ковалев опрометью бросился к кубрику.

Шум рос. Теперь уже казалось, что бешеная толпа с ревом несется на судно.

─ Хлопцы, хлопцы! ─ заорал Ковалев в люк. ─ Шквал идет!

Сонное лицо боцмана показалось из люка.

─ Чего орешь? ─ бормотал он спросонья.

─ Шквал! ─ крикнул Ковалев, нагнувшись к самому уху старика. ─ Все наверх!

Но он не успел кончить, как резкий порыв ветра налетел на судно, выстрелом рванул по парусам, и «Два друга» стремительно повалилось на левый борт. Ковалев не удержался на ногах и полетел в люк, увлекая за собой по трапу боцмана. На палубе загрохотала, зазвенела черепица, гулко стукнула о борт покатившаяся шлюпка, что-то трещало, лопалось и стонало, казалось, все судно рассядется надвое; волной хлынула вода в люк кубрика.

Шквал сделал свое дело и понесся дальше.

Все это совершилось мгновенно, никто не успел опомниться и что-нибудь сообразить. Сонные люди попадали с коек. Послышалась испуганная ругань, проклятья. В темной тесноте, по колено в воде, обезумевшие люди барахтались, наступали друг на друга, выли, ругались и молились. Ушибались об упавшие сундуки, путались в мокрых одеялах, давили друг друга, в ужасе, в смертельном страхе ища дорогу к выходу. А выхода не было.

─ Стой! ─ вдруг покрыл все голоса окрик Ковалева. Обезумевшие люди на мгновенье замолчали, и стало слышно, как спокойно плещет вода в борт опрокинутого судна.

─ Нас перекинуло, ─ сказал Ковалев, воспользовавшись минутой молчанья, ─ мы не пошли подзаныр (На дно, под воду): вон как зыбь в борт бьется.

─ Давай топор, ─ крикнул матрос Христо, ─ руби дно!

Все бросились искать топор. Но это было нелегко в этом мокром хаосе. Руки судорожно хватались в темноте за всякую палку, принимая ее за ручку топора. Мешал двигаться висевший сверху привинченный к палубе стол, тряпье, мокрые подушки, путавшаяся в ногах веревка.

─ Есть, есть! ─ закричал Дмитрий, ухватив наконец топор.

─ Повыше, повыше рубайте, ─ молил боцман, ─ вот тут!

Но в темноте никто не видал, куда он показывал. Вмиг сломали ящик-койку, которая преграждала путь к борту.

Ковалев взял ощупью из рук Дмитрия топор.

─ Рубай, рубай скорее, Гришка! ─ кричали люди. Все знали силу Ковалева. Топор застучал, щепки летели и били в лицо, но все старались протиснуться ближе.

─ Давай мне! ─ крикнул Христо, заметив, что Ковалев устал.

И так, передавая топор из рук в руки, люди по очереди, что было силы, колотили топором, попадая в нарубленное место.

А опрокинутое судно плавало: находившийся внутри воздух не успел выйти, так внезапно его перевернуло. И этот-то воздух и держал судно на поверхности.

В кубрике становилось заметно душно. Запыхавшиеся люди часто дышали и спешили прорубить выход на волю к свежему воздуху. Они боялись задохнуться и каждую минуту думали, что вот-вот судно начнет погружаться под воду.

Ковалев рубил в свою очередь. Он бил топором из последних сил и слышал по звуку, что немного уже оставалось. Сейчас будет дыра. Вот она. Лунный свет пробивался заездочкой сквозь маленькое отверстие. Ковалев перевел дух и хотел крикнуть товарищам, что уже виден свет. Он слышал тонкий свист прорвавшегося через дырку воздуха. Ковалев приставил к дыре мокрый палец: нет, из дыры не дуло. Куда же идет воздух? Ковалев понял, что воздух не входит в каюту. А ведь слышно, как он идет! Значит, вон из каюты выходит воздух?.. И вдруг все сообразил. Их каюта, как опрокинутый вверх дном пустой стакан: если его пихать в воду, то воздух в стакане не даст войти воде. Но если в дне такого стакана сделать дырку, то воздух уйдет через нее, и весь стакан заполнит вода.

─ Дай топор! ─ кричал Дмитрий.

Он шарил в темноте руки Ковалева.

─ Да давай же скорей! ─ кричали кругом.

Но Ковалев быстро схватил плававшую под ногами щепку и забил ею отверстие.

─ Стой, хлопцы! ─ кричал Ковалев. ─ Не руби!

Дмитрий вырвал из его рук топор. Ковалев знал, что Дмитрий сейчас ударит, и поймал его за руку.

─ Стой! Ударишь ─ пропали все!

─ Рубай! ─ кричал боцман.

─ Нет! Воздух уйдет! ─ выкрикивал Ковалев, удерживая руку Дмитрия, вода снизу через люк напирает... ее воздух сюда не пускает... Дыра будет... потонем, как мыши... Сюда вода зайдет.

Все замолчали.

─ Вот! ─ Ковалев выдернул на время щепку из отверстия и, поймав в темноте чью-то руку, поднес ее к дырке.

─ Верно! ─ сказал голос боцмана.

─ Все одно, рубай! ─ кричал Христо.

─ Хлопцы, ─ сказал Ковалев, и все почувствовали, что он что-то важное скажет, и замолкли, ─ сейчас на воле будем. Вот он люк, я ногой нащупал. Давай веревку, я поднырну, а вы по веревке за мной.

Христо торопливо стал совать ему в руку конец веревки. Ковалев сорвал с себя мокрую одежду, быстро сделал на конце веревки петлю, надел ее через плечо и исчез под водой. Бьет проклятая веревка по ногам, мешает плыть; обо что-то острое ткнулся Григорий головой, помутилось на минуту в мозгу, но он все гребет руками. Вот он борт ─ Ковалев стукнулся в него теменем. Не хватает воздуху ─ хоть водой дохни. А там внизу чуть светлей: это пробивается лунный свет через воду. Сбросить бы петлю ─ вмиг на воле. Но Ковалев изо всей силы дернул веревку к себе и нырнул под борт. Вот уж на той стороне. Оттолкнулся из последних сил ногами от борта ─ грудь рвется, горло сжимает, вот-вот дохнет водой.

─ Ну, на воле! Вот дохнул-то! ─ Огляделся Ковалев. Уж поднявшаяся луна ярко освещала спокойное море. Легкий ветер тянул к берегу. Как брюхо огромного чудовища, чернело дно опрокинутого корабля. Обломки мачт и реи с парусами плавали тут же на оборванных снастях. Ковалев подплыл к рее и закрепил на ней свою петлю. Держался за рею и только дышал. Он сейчас ни о чем не думал, а глотал воздух, цену которому узнал только теперь.

Странно было думать, глядя на огромный опрокинутый корпус судна, что там внутри копошатся и рвутся на волю живые люди.

Через несколько секунд показалась на поверхности воды голова Христо, а за ним вынырнули остальные. Шлюпка, полная воды, но целая, плавала неподалеку, запутавшись в снастях. Матросы подплыли к ней.

Ковалев направился на обломке реи к корме, откуда раздавались глухие удары.

─ Рубят, ей богу, рубят! ─ крикнул Ковалев.

Матросы как попало отливали воду из шлюпки и не слушали.

Ковалев достал конец веревки из воды, сделал опять петлю, надел по-прежнему через плечо и нырнул под судно. Нащупал под водой люк в хозяйскую каюту.

А там и в самом деле рубили. Хозяин-грек отчаянно работал топором, силясь прорубить выход через дно.

Все вздрогнули в капитанской каюте, когда услыхали голос Ковалева.

─ Брось рубить! Пропадешь! ─ кричал он греку и хотел впотьмах схватить его руку.

─ Оставь! ─ заорал грек. ─ Убью!

Ковалев наскоро закрутил свою петлю за стол.

В темноте он нащупал женщину. На руках у нее Настя.

─ Давай девочку, а сама за нами по веревке ─ ныряй под судно.

─ Ой, ой! ─ закричала женщина. Но Ковалев вырвал из ее рук девочку, сгреб под мышку. Одной рукой зажал ей рот и нос, а другой взялся за веревку.

Перебирая веревку одной рукой, он вынырнул с Настей около реи.

Матросы подплывали на шлюпке, пробираясь между обломками снастей. Вслед за Ковалевым вынырнула и женщина.

Все уселись в шлюпку.

Удары изнутри корабля все яснее и яснее слышались, прерывались на минуту ─ видно, старик переводил дух ─ и снова гукали в дно.

─ Могилу себе рубает, ─ сказал Ковалев. ─ Дорубится и поймет.

Шлюпка стояла у борта, откуда слышались удары.

Все молчали и ждали. Вот уж совсем близко бьет топор.

─ Заткни дырку, могилу себе рубаешь! ─ кричал Ковалев. Христо что-то часто кричал по-гречески.

─ Ныряй, хозяин, под палубу! ─ кричал Дмитрий.

Но старик или не понимал, или не слышал: рубил и рубил.

И вдруг послышался свистящий вздох. Это из невидимой дырки выходил воздух.

Удары топора бешено забарабанили по борту. Мелкие щепки летели наружу.

─ Ай-ай, дедушка, дедушка! ─ крикнула Настя.

Вдруг стук сразу оборвался. С минуту все в шлюпке молчали.

─ Ну, аминь, ─ сказал Ковалев, ─ пропал старик.

Женщина вдруг вскочила, вырвала из рук Дмитрия черпак и в отчаянии застучала по дну судна. Ответа не было.

─ Отваливай! ─ скомандовал Ковалев.

Шлюпка отошла. Легкий ветер гнал ее к берегу и помогал гребцам.

─ Чего ты, Настя? ─ спросил Ковалев.

Девочка плакала.

─ А заинька, где заинька?

Не плачь, ─ утешал матрос, ─ мама другого купит.

Шлюпка медленно двигалась, гребли чем попало: весла пропали, их не нашли.

─ Вон, вон что-то! ─ вдруг крикнула Настя.

Все поглядели, куда указывала девочка. Черное пятно маячило на воде справа.

Подошли. Ящик плавал, слегка погрузившись в воду. Ковалев засунул руку и достал мокрого, но живого зайца.

─ Заинька, вот он, заинька! ─ крикнула Настя и стала заворачивать зайца в мокрый подол.

─ Вот ведь: скотина бессмысленная спаслась, а человек пропал, ─ сказал Дмитрий и оглянулся на блестевшее на луне осклизлое брюхо корабля.

Гребцы налегли: всем хотелось поскорее уйти от погибшего судна. Каждому чудилось, что грек еще стучит топором по дну.

Через час шлюпка с пассажирами пристала к берегу.

Все невольно оглянулись на море. Но там уже не видно было опрокинутого судна.