Бельчонок и ёлочка

Высоко-высоко, на самой верхушке ели, примостилось старое сорочье гнездо. Его прежняя владелица, сорока с длинным хвостом, улетела, и никто даже не знает – куда. Но в один прекрасный день в гнезде поселились новые обитатели. Их было всего двое – белка-муж и его веселая, светлоглазая женушка. Они были так счастливы и так преданно любили друг друга! Об этом мог бы порассказать заяц, а уж ему-то можно верить. Ведь у Йёссе такие большущие глаза и такие длиннющие уши, что он знает обо всем, что происходит в лесу. И как же ему было не знать обо всем об этом? Правда, злые языки поговаривают, что заяц, когда скачет по лесу, разносит сплетни по всей округе. Но думаю, это всего-навсего наговор.

Так вот, в один прекрасный день молодой супруг сидел на ветке и лущил шишки. И вдруг из гнезда послышался тоненький писк.

Ах, подумать только, в прежнем сорочьем гнезде лежали уже трое маленьких, голых и слепых бельчат. И папа-белка, сам не свой от радости, поцеловал маму-белку прямо в усы.

– Спасибо, спасибо тебе, милая женушка! – сказал он.

Малышей назвали: Курре, Карре и Кирре. Мило, не правда ли?

В гнезде было два окошечка. Мама-белка заткнула мхом одно из них.

– Чтобы не дуло и малыши не простудились, – сказала она муженьку, и тот одобрительно кивнул головой.

– Ты всегда так умна и предусмотрительна, – сказал он. – Такой прекрасной жены нет ни у одного папы-белки во всем лесу.

Но вторую оконную отдушину мама не стала затыкать мхом, и через нее бельчата стали смотреть на мир, как только у них открылись глаза.

Рядом с большой елью, укрывавшей беличье гнездо, росла милая юная елочка. Она была такая тихая и серьезная. Лучшего ребенка никто бы себе не пожелал. Скромно стояла она на своем месте под защитой матушки и лишь иногда поднимала вверх свою крону и простирала вперед веточки. Она смотрела на беличье гнездо, а оттуда глядела вниз пара живых крошечных глазок, а маленькая косматая головка весело кивала молодой елочке.

То был Кирре, самый младший малыш, самый проворный и самый своевольный из всех троих. Частенько он чуть не вываливался вниз головой из гнезда, и невозможно перечислить, сколько за ним водилось разных фокусов и плутовских проделок. Папа-белка то и дело бранился, а мама тысячу раз умирала от страха за него.

– И все же он самый красивый из наших малышей, – кивала на Кирре мама. – Посмотри только, – говорила она своему муженьку, – какое у него мягкое и гибкое тельце. Не говоря уж об ушках. А такие хорошенькие кисточки на ушках, как у него, редко встретишь. Он унаследовал их от моей покойной бабушки. Она была одной из самых красивых белок в здешних краях.

– Еще бы, – поддержал ее муж. – Ты тоже в нее уродилась.

Юная елочка тоже никогда не видела бельчонка проворнее Кирре. И что бы он ни вытворял, елочке всегда казалось это остроумным и веселым. Она даже ничуть не оскорблялась, когда своевольный бельчонок бросал сосновые шишки на ее ветки; она только смеялась. Когда Кирре подрос и мог передвигаться уже за пределами гнезда, юная елочка простирала к нему руки и застенчиво кивала макушкой:

– Иди ко мне, Кирре, можешь тут поиграть!

И Кирре бросался вниз головой в объятия юной елочки. Но она никогда не колола его иголками, хотя других не пощадила бы. Ах, ах! Сколько радостей выпало на их долю тем летом! Бельчонок и юная елочка только и делали, что проказничали. Вокруг шумел лес, щебетали птицы, а ветер играл на верхушках деревьев. Кирре раскачивался на елочкиных ветвях, бросал шишки в пробегавшего мимо зайца или карабкался по стволу. Елочка боялась пошевелиться, она была счастлива.

Но в жизни всегда бывает так, что когда радость достигает вершины, наступает беда. Так случилось и теперь. Однажды Кирре ускакал в лесную чащу и больше не вернулся. Папа-белка с мамой-белкой целый день искали его в лесных дебрях: лазали но деревьям и кустарникам. Курре и Карре тоже кричали и звали его, но Кирре не откликался, он исчез. Юная елочка молча стояла на своем месте. Она тоже готова была бежать и искать своего друга, но не могла. Она знала, что хорошо воспитанная юная елочка должна оставаться на своем месте. Так тысячелетиями поступали все юные елочки, так поступают они и теперь. Потому-то и маленькая елочка стояла неподвижно, хотя сердце ее болело.

"Может, Кирре еще вернется назад?" – думала она, чтобы утешить самое себя.

Но папа-белка покачал головой и сказал:

– Какой-нибудь охотник застрелил нашего Кирре.

Это случилось поздним летом, уже красные ягоды брусники рассыпались по кочкам. Лесные звери торопились. Перелетные птицы готовились к отлету, ветер сотрясал ветви деревьев, а большинство животных начало подумывать о зимней одежде. Белки собирали в своих кладовках большие склады шишек – зимний запас. И ни у кого не было времени думать об исчезнувшем Кирре. Одна лишь юная елочка испытывала чувство утраты и горя. Она чувствовала себя такой одинокой! Но когда она рассказала другим деревьям о своей утрате, они засмеялись, и с того дня юная елочка ни с кем больше не говорила о Кирре.

И вот мало-помалу наступила белоснежная зима. Земля покрылась пушистым ковром, лиственные деревья дрожали от холода, а белки надели серые зимние шубки. Однажды пришли в лес два человека с топорами на плечах.

– Смотрите, какое стройное рождественское деревце! – сказали они и, срубив положили юную елочку среди других елок на сани, чтобы отвезти в город на продажу. Она была так печальна!

"Теперь мне больше никогда не увидеть Кирре", – думала она – ведь втайне она еще надеялась, что Кирре когда-нибудь вернется в родные края.

Она обхватила ветвями матушку, большую ель, на макушке которой находилось беличье гнездо.

"Не давай им увезти меня", – молила она.

Но мама-ель не могла ей помочь. Ветви юной елочки были слишком слабы, некоторые обломились и упали в снег, и самую юную елочку уже повезли, далеко-далеко, до самого городского рынка. Там елочку купили и темным зимним утром повезли в большой дом. Елочка была совершенно не в себе, иначе бы она подивилась всей той суете, которая царила на улицах, и всем тем диковинам, которые стоило там посмотреть. Но она могла лишь тосковать и думать.

Елочку оставили в зале, она была целый день совсем одна, но в сумерках пришли родители детей, чтобы нарядить елку. На ее ветви повесили яблоки, позолоченные орехи, флажки, разноцветные розы и золотые звезды, конфеты и свечи. На самой верхушке укрепили сверкающую золотом звезду.

– Это – Вифлеемская звезда, – объяснила старшая сестра собравшимся детям, которые, от радости всплеснув руками, стали разглядывать елочку. Они были в таком восхищении, что не могли вымолвить ни слова. Но когда в залу вошел рождественский соломенный козел с дедом-морозом на спине и всем принес подарки – одному лошадь, другому – лодку, третьей – красивую куклу, – то-то было радости! Дети танцевали вокруг рождественского деревца и пели веселые рождественские песенки.

Однако же юная елочка по-прежнему стояла словно во сне: блеск свечей, игры и неистовое веселье детей только мучили ее.

– Ах, попасть бы домой, – вздыхала она.

– Давайте принесем белку, пусть тоже посмотрит на рождественское деревце!

И один из мальчиков помчался за клеткой; там на задних ланках сидел светлоглазый бельчонок, держа в передних сухарик. Он посмотрел на рождественскую елочку, а елочка посмотрела на него. О, как она задрожала! Но на этот раз от радости. Ведь в клетке сидел Кирре, Кирре – живой и здоровый! И сразу на душе у елочки посветлело и потеплело. Она не смела шевельнуться, ее ветви были увешаны лакомствами и украшениями, но, она не отрывала взгляда от бельчонка, удивляясь, что он не узнает ее.

Кирре втягивал носиком запах ели, который не вдыхал с того самого дня, как его унесли из леса. О, как это было чудесно! Ему вспомнились дом на макушке высокой ели, папа и мама, Курре и Карре. Он подумал о маленькой серьезной елочке, которая росла рядом с большим деревом. И чем дольше он разглядывал рождественское деревце, тем более знакомым казалось оно ему. Он перекувырнулся в своей клетке, уселся на хвостик и, навострив ушки, поклонился точь-в-точь так, как некогда дома, когда играл на ветвях юной елочки. И она поняла, что бельчонок узнал ее. Вокруг рождественского деревца со своими подарками играли дети. Ярко горели свечи, от рождественской каши, стоявшей па столе, шел пар... Но бельчонку и юной елочке казалось, что они снова дома, там, где по вересковой пустоши носится и прыгает заяц, а высокие деревья шумят на ветру. Бельчонок и елочка стали кивать друг другу, или, вернее, кивал бельчонок, потому что елочка не смела пошевелиться. На своем, только им понятном лесном языке они тихо беседовали друг с другом, так тихо, что ни один человек ничего не услышал.

– Как ты здесь очутился? – спросила юная елочка.

– Ах, это печальная история, – вздохнул бельчонок. – Ты, верно, помнишь, что маленьким я был совсем диким и своевольным?

– Да, да, помню, – ответила елочка. – Твоя мама частенько жаловалась, что у нее с тобой хлопот больше, чем с остальными малышами.

– Так оно и было. А в один прекрасный день мне стало скучно в родном лесу. Я носился с дерева на дерево, перепрыгивал с одной пустоши на другую и все дальше уходил от дома. Внезапно, сидя на ветке, я увидел внизу, у корней дерева, два свирепо сверкающих глаза. Я тотчас догадался, что животное, следившее за мной, кровожадная куница. Мама часто предостерегала нас от этой хищницы. Я знал, что она еще более жестока, чем человек. Сердце ушло у меня в пятки, и я перепрыгнул на другое дерево, но куница быстро лазала по деревьям и погналась за мной. У меня и сейчас мурашки бегают по спине, когда я вспоминаю об этом. Так примчались мы к берегу реки, я – впереди, куница – по-прежнему за мной. Тут я прыгнул на низенькую вербу, простиравшую свои ветки над берегом. Куница ринулась за мной, ветки не выдержали и – плюх! – я полетел кувырком в воду! Но это меня и спасло. Совсем рядом со мной плыл обломок доски. Я влез на него и, держа курс с помощью хвоста, гордо проплыл мимо куницы. Эта обжора, совершенно озадаченная, осталась на берегу, а я плыл все дальше и дальше. Вероятно, я доплыл бы до самого конца света, если бы мальчишки с этой усадьбы не заметили мой кораблик. Они подгребли ко мне на лодке, крепко ухватили меня и, не выпуская из рук, принесли к себе домой. И вот теперь я здесь.

Тут Кирре кончил свой рассказ и перевел дух. Он говорил без передышки, а это отражается на дыхании.

– Теперь твой черед рассказывать новости, – сказал он елочке.

И она начала рассказывать:

– Старшая твоя сестра Курре вышла замуж. Всех белок из ближайших окрестностей пригласили на свадьбу. Пир был на славу. Я заглядывала в гнездо – более роскошного пиршества я в жизни не видала. Потом Курре со своим муженьком перебралась в совершенно новое гнездо в сосняке по соседству. Там, должно быть, особенно хорошо с шишками. Мама-белка считает, что Курре сделала неплохую партию.

– Как приятно, – сказал Кирре, – расскажи еще!

И юная елочка стала рассказывать, как хорошо в лесу зимой, когда снег покрывает землю, а деревья сбрасывают свои лиственные наряды. Она говорила о том, как грустно было расставаться с перелетными птицами. Они и сами печалились, когда улетали в чужие страны. А Кирре слушал, широко открыв глаза. Он так несказанно радовался! И время от времени вдыхал запах ели.

Настала ночь. Свечи гасли одна за другой, детям захотелось спать, и мама уложила их в постель. В зале было совершенно темно; ель, одеревенелая и застывшая, стояла на полу во всем своем пышном убранстве. Тогда бойкий бельчонок осторожно отворил дверцу клетки. Обычно она бывала тщательно закрыта, но в рождественской спешке и веселье ее оставили чуть приоткрытой. Кирре ловко соскочил на пол и вскарабкался на ветви елочки. Там он уселся точь-в-точь, как когда-то в лесу, он выкидывал свои старые фокусы и прыгал вокруг, задрав хвостик. Затем елочке снова пришлось рассказывать о том, что было в лесу. "До чего интересно", – думал бельчонок.

Под конец Кирре захотелось спать. Он прижался маленькой головкой к стволу деревца, скрестил ланки на груди и сладко заснул среди зеленых ветвей. У него было веселое рождество, точь-в-точь как у детей, хотя рождественский козел с дедом-морозом не привезли ему никаких подарков. Во сне он прыгал по своему шелестящему лесу, наперегонки с Курре и Карре.

Но елочка не спала. Она разглядывала бельчонка, спящего на ее ветвях, и думала о лесе. В окно заглянул старик месяц. Он кротко улыбнулся.

– Привет с вересковой пустоши, – шепнул он. – Там тоже рождество.

Юная елочка улыбнулась месяцу. Она была так счастлива. Она нашла своего исчезнувшего друга. Больше она ничего не желала.