Анне-Лисе было уже целых семь лет, но ее и близко не подпускали к отцовскому и материнскому садику. Видишь ли, неподалеку жил большой медведь, которого все боялись, даже мама, хотя она вообще-то была не из трусливых.
Есть на свете медведи добрые: едят они только ягоды, орехи и мед. Но этот медведь был не такой. Он задирал и коров, и овец, и коз, а мог задрать и человека, если тот, на свою беду, вдруг повстречается с ним. Может, он не всегда был такой жестокий, может, это люди сделали медведя злым, травя его копьями и ружьями, рогатинами и волчьими ямами. Кто его знает! Но правда лишь то, что из-за этого медведя Анна-Лиса вынуждена была, как паинька, сидеть дома. И потому, знай же, она была жутко зла на Мишку.
— А какое оно с виду, это страшилище? — спросила она маму.
— У медведя длинные, острые зубы и косматая шерсть, а хвост и на хвост не похож — какой-то маленький огрызок вместо хвоста. У него четыре лапы, но иногда он ходит только на двух. Пасть у него красная, а сам он черный, каким бывает углежог, пока не смоет с себя сажу.
— Ух ты! — удивилась Анна-Лиса.
Она видела, каким приходит из лесу, где жгут в яме уголь, ее отец: черный, страшный и совершенно неузнаваемый. Но стоило отцу, бывало, умыться, и он снова становился красивым и родным — лучшим другом мамы и Анны-Лисы.
И потому она спросила:
— Почему же тогда этот Мишка не моется?
— Да представь себе, он моется. Но это не помогает, от этого он красивее не становится. И все из-за того, что он злой.
«Ой, ой, — подумала Анна-Лиса, — хоть бы мне никогда не повстречаться с Мишкой». И она стала расспрашивать маму, есть ли в лесу добрые звери.
— Ясное дело, есть, — ответила мама.
И стала рассказывать дочке о всех крошечных насекомых в лесу и о червяках, которых нельзя обижать, если хочешь быть добрым.
— Правда? — спросила Анна-Лиса, — тогда я не стану их обижать.
Мама рассказала ей и о птицах, которые так прекрасно поют, и о веселой белочке, которая радостно машет своим пушистым хвостиком. Но если дернуть белочку за хвостик, она тотчас очень опечалится.
— Правда? — повторила Анна-Лиса. — Тогда я не стану дергать ее за хвостик.
Мама рассказала ей и о Миккеле-Лисе, который так нагло и высокомерно держится с зайцем, а людей боится. И о зайце, таком шустром, проворном и таком вкусном, когда он попадает в котел.
— Мумс, мумс, как вкусно, — сказала Анна-Лиса и облизнулась. Она была самой настоящей маленькой лакомкой.
Однажды маме надо было пойти в город — купить башмачки для Анны-Лисы. Прежде чем отправиться в путь, она приготовила три бутерброда.
— Бутерброды утолят твой голод, — сказала мама. — А если ты не наешься досыта, можешь пойти в сад и сорвать красивое яблоко, которое висит на самой нижней ветке.
«Не наемся я досыта тремя бутербродами, — подумала Анна-Лиса. — Мне ведь разрешили выйти в сад и сорвать красивое яблоко». Она прокралась на крыльцо и огляделась по сторонам. Но Мишку-Медведя она так и не увидела. «Никого здесь нет», — подумала Анна-Лиса и побежала к яблоневому дереву. Ах, до чего ж красивое было яблоко на самой нижней ветке! Крепкое, как маленькая репка, с одной стороны — красное, с другой — золотистое, такое сочное и сладкое, что у девочки слюнки потекли.
Но только она с аппетитом откусила самый первый кусок, как увидела незнакомую малявку, которая, извиваясь, выползла из земли. Анна-Лиса ничуть не испугалась. Да нет же, вовсе нет, у нее только чуточку побледнело личико. И она спросила:
— А ты кто такой?
— О, я всего лишь бедный маленький червяк, — ответила малявка. — И вылез я, чтобы раздобыть себе еду и кров.
— Бедняжка, — пожалела его Анна-Лиса. — Хочешь попробовать мое яблоко?
— Спасибо за угощение, — ответил червяк.
Анна-Лиса протянула ему яблоко, но не успела она опомниться, как червяк проворно забрался туда, чем изрядно испортил ей настроение.
— Спасибо тебе, Анна-Лиса, — поблагодарил устроившийся в яблоке червяк. Теперь у меня до конца моих дней есть кров и еда. Поставь мой домик осторожно на землю и иди потом лугом, вот ты и придешь к ореховому дереву. Передай ему от меня привет, и тебе, верно, разрешат наесться досыта орехов!
Да, делать нечего! У Анны-Лисы от голода свело ее маленький животик. А червяк испортил яблоко. Ей надо было пройти лугом к орешнику. И вот она уже там.
— Доброе ореховое дерево, — сказала Анна-Лиса и вежливо поклонилась. — Я должна передать тебе огромный привет от червяка и спросить, могу ли я полакомиться твоими орехами?
— Пожалуйста, — прошелестело дерево и чуть опустило ветви, чтобы Анна-Лиса смогла дотянуться до орехов. Анна-Лиса приподняла подол своего передника и наполнила его доверху большими, красивыми, коричневыми орехами. Поблагодарив ореховое дерево за доброту, она только было собралась повернуть домой со своей добычей, как вдруг что-то зашипело в орешнике — ритч, ратч, чьитт, чьитт, чьитт. И на ветке совсем рядом с ней очутился какой-то коричневый мохнатый зверек, злобно помахивающий своим пышным хвостиком.
Анна-Лиса вовсе не испугалась, да нет же, нет, у нее только слезы выступили на глазах. У зверька были длинные, острые зубки, так что это вполне мог бы быть медведь. И потому голос Анны-Лисы задрожал, когда она спросила:
— А-а-а ты-ы кто такой?
— Я — белочка, хозяйка всему орешнику. И я вылезла из дупла, чтобы собрать орехи. А ты кто такая?
— А я Анна-Лиса, а мои хозяева мама с папой. И я тоже вышла из дому за орехами.
— Я тебе покажу, как собирать мои орехи, — прошипела белка и больно куснула Анну-Лису за руку.
— Ой, ой, ой, — Анна-Лиса опустила подол передника, и орехи, словно горох из стручка, посыпались на землю.
— Убирайся прочь отсюда! — закричала белка.
Анна-Лиса заплакала и убежала. Она бежала, бежала, сама не зная куда лишь бы подальше от орехового дерева. Когда же она остановилась и вытерла слезы, то увидела, что вся земля под ногами была красной от крупной, спелой брусники.
«Какое замечательное место», — подумала Анна-Лиса. Она наполнила доверху передник ягодами и уже собралась было вернуться домой, как вдруг услыхала, что кто-то барабанит по земле! Да так чудно! И совсем рядом увидала она зверя, который был во много-много раз крупнее белки. Он стоял на задних лапах, у него были длинные, острые зубы и короткий хвост. «Если это не медведь, то, но крайней мере, очень на него похож», — подумала Анна-Лиса. И, стуча зубами, спросила:
— Т-ты к-к-то та-а-к-кой?
— Я — заяц, — ответил зверь и стал шевелить своими длинными ушами, приветствуя девочку. — А ты думала, я кто?
— Я думала, ты — медведь, — сказала Анна-Лиса.
Заяц так и покатился со смеху! И он хохотал, хохотал, пока у него не лопнула губа. Глядя на него, рассмеялась и Анна-Лиса. Но тут она выпустила из рук подол передника, и красные ягоды дождем посыпались на землю. Миг, и заяц уже тут как тут, взял да и слопал все ягоды.
— Что же я стану есть? — расстроилась Анна-Лиса. — Ведь я голодная.
— А у тебя что, дома есть нечего? — спросил заяц.
— У меня есть три бутерброда, но я хотела бы и чего-нибудь вкусненького на закуску, — ответила Анна-Лиса, этакая лакомка.
— А я знаю средство, как тебе помочь, — сказал заяц. — Если ты пройдешь чуть дальше в лесную чащу, ты встретишь маму-козу. Это она варит вкуснейший сыр. Он такой сладкий, такой хороший.
— Мумс, мумс, как вкусно! — причмокнула Анна-Лиса. — Сыр — самая моя любимая еда.
И, пожав лапку доброму зайцу, она попросила простить ее за то, что приняла его за злющего медведя.
— Слишком большая честь для меня, — прошепелявил заяц своей раздвоенной губой. — Но помни, будь очень вежлива с мамой-козой. Видишь ли, она немного обидчива.
Анна-Лиса пообещала быть вежливой. А заяц, пошевелив ушами, длинными прыжками кинулся прочь через брусничник. Анна-Лиса же все дальше и дальше уходила в лесную чащу. Ее животик сводило от голода, ведь червяк испортил ее яблоко, белка не дала орехов, а заяц слопал ягоды.
«До чего трудно жить на свете, — подумала Анна-Лиса. Но если я раздобуду большой кусок сыра, то-то мой животик обрадуется!»
— Бе-е-е-е-е, — услыхала она у самого уха и увидела козу.
И тут-то Анна-Лиса и позабыла все, о чем предупреждал ее заяц. Она не поздоровалась, не поклонилась, не попросила вежливо у козы сыра, она сразу закричала:
— Сыр, сыр, дай мне скорей сыру да побольше!
А ей не следовало бы так говорить.
— Ме-е-е сыр, ме-е-е сыр! — заблеяла коза. — Сама-ты ме-е-е — сыр!
И, наставив свои ужасные рога на голодный животик Анны-Лисы, сердито боднула его. Вот тебе и сыр!
Сидит Анна-Лиса в лесу, вздыхает, потирает свой животик.
— Ой, ой, ой, сколько неприятностей, — вздохнула Анна-Лиса. — Червяк обманул меня, белка укусила, заяц одурачил, а коза боднула. Что же было бы, если бы я встретила самого злющего медведя?
Тут в лесу все захрустело, ветки и сучья затрещали, и из лесной мглы вышла высокая черная фигура. Она шла прямо, как человек, и была похожа на углежога, пока он не смоет с себя сажу.
«Медведь», — подумала Анна-Лиса.
Она так испугалась, что не могла ни слова вымолвить, ни пальцем шевельнуть. Она только полными ужаса глазами смотрела на страшную фигуру. Наверно, это разъярило зверя, и, как ей показалось, он разинул пасть и высунул длинный, красный язык.
— Мама, мама, медведь, — закричала Анна-Лиса и бросилась бежать! Стук-стук-стук! — забарабанили ее башмачки.
Но черная фигура, удивленно глядя ей вслед, воскликнула:
— Эй ты, глупая девчонка, никакой я не медведь. Я Ханс-углежог и иду прямо из угольни в лесу.
Однако Анна-Лиса не слыхала его слов, она неслась сломя голову, не видя, что лес становится все гуще и темнее. И она поняла, что дорога не приведет ее домой, к маме. Но она знала, что далеко-далеко, в лесной чаще, есть яма, где отец ее жег уголь. Туда-то она и хотела добежать. Хижина отца была сложена из прутьев, веток и жердей, так что Анна-Лиса могла бы там переночевать. Тогда, верно, отец проводит ее утром домой.
Ой, ой, ой, ой, теперь она уже не думала о том, что хочет есть и пить. Только бы ей добраться до отцовской хижины!
А что это такое? Разве это не хижина из прутьев и жердей прислонилась к упавшей сосне? И разве не сидит на земле перед хижиной огромный, черный старик? До чего ж он некрасивый, стало быть, это не отец. Тогда это, пожалуй, какой-нибудь другой углежог, их ведь так много в лесу.
Анна-Лиса бросилась прямо в объятия старика и закричала:
— Милый, добрый, хороший, спаси меня от медведя, спаси меня от медведя!
— Кто ты? — проворчал старик.
— Я — мамина и папина Анна-Лиса.
— А как ты думаешь, кто — я?
— А ты, верно, углежог.
— Ты так думаешь, — сказал старик. — Но ты должна знать…
Оказывается, Анна-Лиса оказалась в объятиях у самого Мишки-Медведя.
— Пойдем-ка к моей старухе, — смущенно проворчал Мишка. Он взял Анну-Лису на руки и внес ее в хижину, где играли два медвежонка, а сама же фру Медведица стояла в углу и готовила ужин из орехов и меда.
— Кто это с тобой, отец? — пробурчала она.
— О, это всего лишь маленькая девочка, которая прыгнула прямо ко мне в объятия. Она такая легкая, совсем пустая от голода, так что лучше всего, если ты дашь ей поесть.
Анне-Лисе дали и орехов, и меда, и ягод. Она наелась так, что чуть не лопнула. А потом оглядела горницу.
— У вас тут очень уютно, — сказала она, — но если бы мама была здесь, она бы прибрала получше.
— Что это такое «прибрать»? — спросила фру Медведица.
— А вот сейчас, фру, вы увидите, — пообещала Анна-Лиса.
И она стала подметать и убирать в хижине, точно так, как мама подметала и убирала у них дома. Оба малолетних мишки прекратили играть и, засунув лапки в пасть, с удивлением уставились на Анну-Лису. А она только и делала, что толкала их с одного места на другое.
— Не путайтесь под ногами, мальчишки! Если не можете помочь, так, по крайней мере, не стойте на дороге. Марш отсюда!
И медвежата послушно переступали с места на место. Ну и зауважали же они Анну-Лису! А матушка Медведица, всплеснув лапами, пробормотала:
— Нет, никогда в жизни не видала такой дельной девчонки. Я думаю, мы оставим ее у себя. Как по-твоему, отец?
— Ни за что! — сказала Анна-Лиса, — потому что мне нужно домой, к маме, да побыстрее. Но раз вы, фру так вкусно накормили меня, я тоже хочу хотя бы немножко вам помочь. Извините, если я спрошу вас, но вы, фру, никогда не моете своих мальчишек?
— Каждый день, — несколько оскорбленно пробормотала матушка Медведица.
— Тогда, верно, у фру нет настоящей сноровки для такой работы, — сказала Анна-Лиса. — Идите за мной, мальчишки, и я сделаю из вас людей.
И, взяв медвежат за уши, она потянула их за собой к лесному роднику.
— Какие удивительные у вас рыльца. Можно подумать, что вы поросята, засмеялась Анна-Лиса.
Мишки страшно сконфузились и не нашлись даже что ответить. Но когда Анна-Лиса обмакнула свой передник в воду и стала тереть их изо всех сил, медвежата заплакали:
— Так матушка никогда не делает, так матушка никогда не делает.
— Как же она делает?
— Она облизывает нас.
— Ну, что я говорила! — воскликнула Анна-Лиса. — Вы — настоящие поросята. Как я вас ни тру, вы белее от этого не становитесь.
И тут ей внезапно пришло в голову, что мама говорила о медведе. Как ни моешь медведя, он от этого белее не становится. Анна-Лиса не испугалась, нет, она совсем не испугалась. У нее только слегка подкосились ноги. Она выкрутила свой мокрый передник и направилась к хижине.
— А теперь я пойду домой, — сказала она входя.
— Тогда нам, верно, нужно проводить тебя, — пробормотал господин Медведь. — А не то может прийти медведь и утащить тебя.
И тут он давай хохотать, и бормотать, и подталкивать свою старуху в бок. Ну прямо страх, до чего он развеселился. «Нет, медведь не может быть таким веселым», — подумала Анна-Лиса и, успокоившись, протянула руку, благодаря хозяев за гостеприимство. А потом с батюшкой Медведем с одной стороны, с матушкой Медведицей с другой и с двумя медвежатами, идущими не отставая, сзади, — Анна-Лиса шла домой. Но при виде этой странной компании бежали сломя голову люди и звери.
— Почему все убегают от нас? — спросила удивленно Анна-Лиса.
— Это, верно, потому, что у тебя такой храбрый вид, — ответил батюшка Медведь.
— Подумать только, — заважничала Анна-Лиса. — А я никогда прежде за собой этого не замечала.
Услышав это, батюшка Медведь опять расхохотался, ну прямо затрясся весь от смеха, даже идти дальше не мог, вот до чего развеселился. Однако маме было не до смеха, когда она увидела, как все медвежье семейство, переваливаясь, движется к ее дому. Она только недавно вернулась и, не найдя Анну-Лису в доме, пошла искать ее в саду. И вот тут-то она увидела Анну-Лису меж двух громадных медведей, а за ее спиной — двух медвежат, которые забавлялись, толкая и кусая за уши друг друга.
— Мама, мама! — закричала Анна-Лиса. — Не убегай хоть ты от меня. Я ведь только маленькая Анна-Лиса.
— Скорее, дитя! — воскликнула мать. — Беги скорее, пока медведи не съели тебя!
Но думаешь, Анна-Лиса заторопилась? Нет, ничуть: она внезапно застыла на месте и большими глазами смотрела то на медведя, то на медведицу. И вдруг воскликнула:
— Да, так я и думала, потому что из этих мальчишек совершенно невозможно сделать людей. Фу, стыдись, старый Мишка, что ты обманул меня! Почему ты не сказал, что ты медведь?
Тут Мишка почесал у себя за ухом; вид у нега был крайне сконфуженный.
— Но ты так бесстрашно кинулась ко мне, девочка. И мне не хотелось пугать тебя. Ну а теперь, раз уж нас узнали, лучше нам, пожалуй, уйти обратно в лес.
— И не думай даже об этом! — воскликнула Анна-Лиса. — Вы пригласили меня на орехи и мед, а я приглашаю вас на три бутерброда. Милая мамочка, наверно, угостит нас кофе.
Что тут оставалось маме делать? Ей, верно, надо было только радоваться, что медведи оказались так милосердны к ее Анне-Лисе. Но ей не хотелось пожимать им лапы. И поэтому она спрятала руки под передник, поклонилась и спросила, не будут ли господа так любезны войти в дом. Сначала, ясное дело, медведи зацеремонились. И, может, они так и простояли бы еще до сегодняшнего дня и все церемонились бы и церемонились, если бы Анна-Лиса не толкнула как следует медвежат и они не побежали стремглав в дом. А потом церемониться уже больше не стоило.
Потом настал вечер, медведи отправились восвояси, а Анна-Лиса уже лежала в своей постели. Йон Блунд — Йон-Закрой Глазки — шведский бог снов — как раз собирался сомкнуть на ночь ее веки, когда она внезапно села в кровати и сказала:
— Послушай, мама, как ты думаешь, люди разбегались и прятались — от меня? Или, может, от медведей?
— Ясное дело, от медведей, — ответила мама.
— Ой, ой, — засмеялась Анна-Лиса. — До чего же люди трусливы!
И тут она заснула.
Комментарии