Дворец Сория-Мория

Как-то раз лежал Аскеладд по своему обыкновению у очага и копался в золе. Вдруг выкатились оттуда сверкающие угольки, видимо-невидимо, и сложились в чудный узор — золотой дворец. С тех пор потерял Аскеладд покой. Страсть как ему захотелось отыскать такой же прекрасный дворец.

Положила матушка Аскеладду еды в старенькую котомку, и отправился он по свету дворец искать. Шёл по горам, по долам, по дремучим лесам. Долго ли, коротко ли, наконец засверкало что-то вдали, будто крохотная звёздочка. Подходил он всё ближе, ближе — к востоку от солнца, к западу от луны искрился золотым блеском дворец Сория-Мория.

Вдруг на пути встал густой лес. Идет Аскеладд по лесу и видит — сидит лис Миккель.

«Ох, любезный, не найдётся ли у тебя чего перекусить? У меня в животе аж урчит и свистит от голода!» — простонал лис.

«Бедняжка Миккель! С собой-то у меня негусто, да чем могу — угощу», — ответил Аскеладд.

«Благослови тебя Господь за твою доброту!» — протявкал льстивый лис.

Пошёл Аскеладд дальше и встретил в самых дебрях медведя Ворчуна.

«Добр человек, накорми горемыку! — проревел медведь. — У меня от голода в брюхе всё бурчит и ворчит!»

«Боже милостивый! Придётся, видно, поделиться с тобой тем, что осталось», — ответил Аскеладд.

«Вот и славно, благодарствуйте. И не тужи, я много не съем», — сказал медведь.

Меж тем стемнело, и из чащи засветились два жёлтых глаза.

«У-у-у — завыл волк. — Есть хочу-у! Есть хочу-у! У меня в животе всё воет и ревёт, аж кишки от голода дерёт! У-у-у!»

«Что ж, разделю с тобой последние крохи», — вздохнул Аскеладд.

«У-у-у, тогда тебя есть, уж ладно, не буду», — сказал волк.

Долго-долго брёл Аскеладд и набрёл на тролля, такого огромного, что земля сотрясалась под его шагами. Шёл тролль, покряхтывал, человечинку полакомиться искал. Его сопение дрожью отдавалось в окрестных холмах.

Но Аскеладд-то был налегке — и в котомке, и в животе пусто. Как припустил по валунам и пригоркам да спрятался в зарослях — только его и видели.

Отдышался, выглянул — а перед ним дворец Сория-Мория: весь из чистого золота, высокий, как гора, туманом окутан. И тишина кругом неописуемая. А Аскеладду любопытно: сидит, небось, во дворце принцесса и по белу свету тоскует. Надобно её спасти. Только бы сквозь туман пробраться!

Видит Аскеладд — на страже у дворца лежит огромный многоголовый дракон. Сотни тысяч лет как спит. Кожа потрескалась, мхом да травой поросла, глазищи глубоко ввалились. Боязно стало Аскеладду, ну а потом вроде ничего, отпустило — прокрался он потихоньку мимо страшного чудища.

Зашёл во двор, а там растёт золотая липа, а на ней спит жар-птица и всё вокруг, будто солнце, освещает. Сотни тысяч лет как спит.

И так хороша была птица, что Аскелладду захотелось к ней прикоснуться. Но тут вспомнил он про дракона и испугался, что птица разбудит его своим криком. Вздохнул Аскеладд и прошёл мимо ко дворцу.

Двери были открыты настежь, а в зале сидела принцесса и вычесывала гребнем громадного спящего тролля.

«Ой-ой-ой, да как же ты осмелился прийти! Сюда крещёный люд отродясь не заглядывал!» — воскликнула принцесса.

«Да вот так случилось…» — ответил Аскеладд. «Когда тролль проснётся, он тебя живьём съест, — прошептала принцесса, — скорей выпей глоток вон из того кувшина, тогда ты сможешь поднять меч, что стоит в углу».

Аскеладд немедля сделал большущий глоток из кувшина и поднял меч будто перышко.

Тем временем проснулся тролль.

«Фу, человечьим духом пахнет!» — взревел он.

«Да, вот он я, — крикнул Аскеладд в ответ, — и у меня найдётся затычка для твоего длиннющего носа, чтоб запах тебе не досаждал!»

Замахнулся мечом и отрубил страшенному троллю голову. Уж принцесса-то обрадовалась, можешь мне поверить.

Взял Аскеладд всё золото и серебро, что было во дворце Сория-Мория, и принцессу в жёны, и полкоролевства в придачу. И сыграли они свадьбу, какой раньше никто отродясь не видывал. Свадебный поезд был во всю деревню длиной. Сам король пожаловал, не говоря уж о священнике и звонаре. И медведь Ворчун, и лис Миккель, и волчище-серый бочище, даже самая распоследняя старуха-бродяжка пришли.

Такой гомон и шум стояли, такое веселье, что было слышно в двенадцати королевствах.

А не веришь, отправляйся и спроси у людей, гостивших на той свадьбе.