Ястреб и петух

Жил в сосновом бору ястреб – светлые брови, жёлтые глаза, серая грудка в крапинку.

И, – хотите верьте, хотите не верьте – было у ястреба жемчужное ожерелье, а на голове, на самой маковке, красовался алый гребешок.

А ещё ястреб был очень добрым. Очень добрым и компанейским. И поэтому всё летал в деревню к петуху с курицей, гостил у них по целым дням.

Клюёт, бывало, вместе с ними из корыта-кормушки ячмень да пшеницу, а сам курице благодарно говорит:

– Какое вкусное угощение! Давайте, курочка – рябочка, я за это вас летать научу…

А курице летать хочется, да смотрит она не столько на ястреба, сколько на его ожерелье, на белоснежные, на тонкой нитке жемчуга:

– Ax, кудах, вот бы такую прелесть мне!

И вслед за ястребом короткими своими крыльями взмахнёт, чуть-чуть над лужайкой взлетит, да на ожерелье ястребиное засмотрится, крыльями махать забудет и – кувыркнётся… Взлетит, засмотрится и – кувыркнётся… Так обучение полёту у неё дальше этого и не пошло.

А петух тем временем всё глядел на ястребиный гребешок. У него-то у самого росли в ту пору на макушке лишь гладенькие перышки, и петух тоже, как курица, думал:

«Вот бы и мне на голову такое, как у нашего гостя, замечательное украшение…»

И сначала петух задумал вырастить себе алый гребешок сам.

На алой заре пробудится, прокукарекается, встанет под широкий, весь в росе, лопух. Стоит, ждёт, когда капнет оттуда розовая от зари росинка ему на голову. И вот росинка – шлёп! – а петух вздрогнет, мчится в курятник к курице:

– Глянь! Что-нибудь выросло на моей макушке? Курица смотрит, говорит:

– Нет…

И тогда ждёт петух дождика с радугой. И когда дождик нальёт лужи, а в них отразится радуга, то петух пробует радугу подчерпнуть лапой, оплеснуться семицветной водичкой.

Потом курицу спрашивает вновь:

– Ну, а теперь?

– А теперь, – отвечает курица, – опять ничего нет. Даже зоркие малыши-цыплята и те говорят:

– У тебя всё такие же перышки. Они – лишь мокрые.

И вот горевал, горевал петух, да с горя и решился на непохвальное дело. Разыскал за хозяйской избой, за своим курятником, за двором в чертополохе пару семечек дурманной сон-травы. И когда ястреб прилетел в гости, петух подсунул семечки в корыто, в ячмень.

– Клюйте, дорогой ястреб, здесь… С этого края угощение слаще.

– Что ж! – радуется ястреб. – Если слаще, то и поклюём!

И – клюнул. А как клюнул, так в глазах у него пошли сонные круги. И он зевнул, пошатнулся, да прямо у корыта и повалился. Лежит, голову – под крыло, даже похрапывает; курица ахает:

– Ах! Он почему-то уснул!

– Не ахай – спешит петух, – а забирай ожерелье. Тебе ведь очень этого хотелось.

Да сам ожерелье с ястреба и снял, сам накинул на курицу; шапочку-гребешок тоже с головы ястреба сдёрнул, напялил на собственную макушку.

– Теперь, – говорит, – прятаться бежим… Только вот петух-то и вправду умчался, а курица не может ступить даже шага. Склонила голову набок, разглядывает на себе ожерелье, от счастья глаза так и закатывает:

– Ох-ох! Квох-квох!

Но тут сонные семечки действовать перестали – ястреб проснулся. Чувствует он, что голове холодно, что гребешка нет, увидел свои жемчуга на курице: вся доброта с ястреба-долой.

– Эх, ты! Как не совестно тебе! А ещё училась у меня летать!

– Это не я.. – отступает сконфуженно курица. – Это всё устроил петух…

Да ястреб уже не слушает. Дёрнул ястреб кривыми когтями ожерелье к себе, тонкая нитка натянулась. Натянулась, лопнула – жемчужинки мелким градом разлетелись по траве, упали в густую листву, в высокие ромашки.

А тут на шум из избы выскочил хозяин, затопал по крыльцу, сердито замахнулся:

– Что за незваный гость во дворе у меня? Кыш! Ястребу делать нечего. Ястребу теперь самому надо спасаться. Полетел он без жемчугов, без гребешка к себе в дальний бор. Только и успел курице погрозить:

– Как ты да петух со мной поступили, так и я теперь буду с вами… Вы у меня самое дорогое утащили, и я у вас когда-нибудь самое лучшее отберу!

И-верно. Повела курица на прогулку цыплят, с ними ходит, любуется на них.

Петух тоже на деток радуется, гордо покачивает алым гребешком:

– Вот какие у нас ребята! Пушистенькие, черногла-зенькие.

Вдруг на двор упала быстрая тень. Петух видит – ястреб! Да не просто он, ястреб, теперь летит, а так на петуха да на цыплят когтями и целится.

– Караул! – всполошился петух. – Сейчас цыплятам нашим будет беда, и сам я без гребешка останусь!

Нырнули цыплята, петух, курица под низенькое крыльцо. Кричат криком, вызывают снова на помощь хозяина. А ястреб прошумел крыльями над самым крыльцом, пригрозил грозней прежнего:

– Прячьтесь не прячьтесь – теперь всегда будет так!

Приуныл петух:

– Охохонюшки… Придётся, курочка-лапушка, нам это дело как-то исправлять! Гребешок возвращать жалко, а вот жемчуга вернуть надо бы… Идём их всё-таки поищем.

Но драгоценные бусинки уже раскатали по своим подземным кладовкам мышки-норушки да кроты. И петух с курицей ничего, кроме дождевых червяков, не нашли ни по первому, ни даже по второму и по третьему разу…

Ищут они жемчужинки и теперь. Ищут вместе с цыплятами. А как завидят ястреба, так всем стадом бегут под крыльцо. А, спрашивается, почему? Да всё лишь потому, что петух и курица один лишь разок, но всё же позавидовали красоте чужой.

Чужой красоте позавидовали, а про свою – забыли. Ведь если бы они в самом начале спросили своих собственных цыплят: «Кто краше? Ястреб с гребешком и в ожерелье или мы – ваши родители, без гребешка и без ожерелья?» – то цыплята бы ответили вмиг: «Конечно, вы!»