Галины питомцы

Галя училась на биологическом факультете, но ещё ей хотелось обязательно пойти работать в Зоопарк. Ведь она изучала птиц, а в Зоопарке, уж наверное, сможет хорошо с ними познакомиться.

Когда Галя пришла в Зоопарк и спросила заведующую секции орнитологии Анну Васильевну, кем можно поступить на работу, та внимательно посмотрела на Галю, на её модную причёску, высокие каблучки и сказала:

— Служительницей.

— Служительницей?! — переспросила Галя. — А что это такое и что нужно делать?

— Служитель — это человек, который ухаживает за животными, — ответила Анна Васильевна. — А делать нужно всё. Нужно убирать клетки, кормить птиц, за ними ухаживать, готовить корма, мыть посуду и вообще всё, что нужно.

— Но это, наверное, трудно, — нерешительно проговорила Галя. Она до этого нигде и никогда не работала, и такой длинный перечень обязанностей её испугал.

— Работать не трудно, — ответила Анна Васильевна, — нужно только стараться и любить своё дело. — И, протягивая Гале какую-то бумажку, добавила: — Вот вам записка в отдел кадров. Если хотите к нам поступить на работу, идите и оформляйтесь, а завтра к восьми утра приходите на работу.

Когда Галя уходила, Анна Васильевна с сомнением посмотрела ей вслед. Она никак не думала, что эта хорошенькая, модная девушка придёт. Но Галя пришла. Она пришла ровно к восьми часам утра и осталась работать служительницей в попугайнике. Птицы, за которыми она должна была ухаживать, совсем не походили на домашних кур или уток, а в первый же день работы попугаи так оглушили Галю пронзительными криками, что она пришла домой с головной болью.

Сначала Галю в клетку одну не пускали. Её сопровождала старая, опытная служительница — тётя Нюра. Она заходила вместе с Галей в клетку и, пока Галя смотрела, как проводится уборка или кормят попугаев, поясняла:

— Этих не бойся. Как войдёшь, они мигом вверх полезут.

И верно, попугаи, цепляясь за решётку клювом и лапками, быстро карабкались вверх. Когда же служительница ставила им корм и выходила с Галей из клетки, попугаи слезали вниз. Они ловко брали лапкой большие грецкие орехи и легко их разгрызали своим сильным, крючковатым клювом.

Потом тётя Нюра входила с Галей в клетку, где сидели два больших попугая какого-то неопределённого тёмно-голубого цвета и с такими огромными клювами, каких Гале никогда не приходилось видеть.

— Это гиацинтовые ара, — поясняла каждый раз служительница, осторожно заходя в клетку. — И запомни: сюда одна не ходи. Сколько за ними ухаживаю, а они и сейчас меня стараются укусить, уж очень норовистые.

Галя с интересом наблюдала за «норовистыми» птицами. Вместо того чтобы забраться наверх, как это делали другие попугаи, они всячески старались схватить своими огромными клювами служительницу, дёрнуть её за халат или сорвать с головы платок. Такое поведение попугаев Гале даже понравилось. Уж очень энергично они действовали и интересно проявляли своё отношение к людям. Пусть кусались, но зато не висели словно груши на решётке. Гале они так понравились, что ей даже захотелось с ними познакомиться поближе и попытаться приручить этих непокорных птиц. О своём замысле она не сказала тёте Нюре, но с первого же дня старалась лишний раз подойти к клетке гиацинтовых попугаев, поговорить с ними или отдельно угостить чем-нибудь вкусным. Одним словом, делала всё возможное, чтобы привлечь к себе внимание птиц. И нужно сказать, что её старания не пропали даром. Не прошло и недели, как оба гиацинтовых ара стали заметно интересоваться своей молоденькой служительницей.

Наблюдая за ними, Галя заметила, что самец, которого она назвала Кутя, был храбрее и спокойнее своей подружки. Когда Галя совала ему сквозь сетку сахар, он спускался с жёрдочки и смело брал кусочек. Зато самочка — Галя назвала её Ара — была трусливей. Несмотря на все Галины усилия, она ничего не желала брать из её рук. Однако было заметно, что обоим попугаям Галя нравилась, особенно когда она с ними разговаривала. Попугаи тоже что-то бормотали ей в ответ, а Кутя прижимался к решётке и топорщил перья. Но что это означало — сердится он или ласкается, — Галя ещё не знала.

В клетку к гиацинтовым попугаям Галя продолжала ходить только с тётей Нюрой, та её одну никак не пускала.

— Тётя Нюра, можно я сама у них уберу? — не раз спрашивала Галя. — Ведь я уже две недели работаю.

— Рано ещё, не спеши, — отвечала тётя Нюра. — Попугай хоть и птица, а знать её надо. Поработаешь ещё месяц, привыкнешь, а там и сама пойдёшь. Сперва приглядеться нужно.

Однако начать самостоятельно работать Гале пришлось значительно раньше, чем она предполагала сама. Тётя Нюра заболела и на работу не вышла. Конечно, можно было пойти к заведующей и попросить замену, но Гале очень и очень захотелось проверить себя. И вот, вооружившись ведром с водой, тряпкой, ножом и метлой, Галя пошла убирать клетки. Это был первый её самостоятельный день. Пусть в этот день она не очень чисто и долго убирала клетки. Пусть не решилась зайти к гиацинтовым попугаям и с таким опозданием приготовила корм, что все птицы уже возмущённо кричали. Зато на другой день она справилась с работой отлично, но нельзя сказать, что без робости вошла к гиацинтовым попугаям.

Увидев новую служительницу, Кутя и Ара мигом спустились со своей полочки. Они лазали по решётке вокруг Гали и всячески старались её щипнуть. Но Галя не стала их отгонять ни метлой, ни тряпкой. Ласково и спокойно она начала уговаривать птиц не сердиться. И попугаи не тронули Галю. Когда же она, продолжая разговаривать, протянула руку к Аре, та схватила её за палец своим огромным сильным клювом, немного подержала и выпустила. Очевидно, ласковый голос девушки успокоил птиц, и поэтому они её не тронули.

Теперь Галя узнала «ключ» к этим птицам. Оказывается, они любят, когда с ними разговаривают ласково и спокойно. Она ещё чаще и больше стала заниматься с Арой и Кутей и скоро перестала их опасаться.

Познакомившись с гиацинтовыми попугаями, Галя стала к ним заходить теперь всегда одна. Тётя Нюра поправилась и, придя на работу, только удивлялась своей молодой помощнице да потихоньку её похваливала.

— Молодец всё-таки, — говорила она, — ишь как приучила. Небось меня, старую, всё клюнуть норовят, а молодую не трогают.

И на самом деле попугаи к Гале привыкли и совсем её не боялись. Не успевала она войти в клетку и поставить ведро, как оба попугая буквально скатывались вниз. Ара тотчас, зацепившись лапками за край ведра, низко опускала туда голову, доставала тряпку и, что-то довольно бормоча, долго с ней возилась. Потом клювом вытягивала тряпку из воды и лезла вместе с нею на самый верх клетки. Кутя тоже не терял время зря. Он поспешно хватал нож, брал его клювом за деревянную ручку и так же торопливо взбирался наверх, а Гале приходилось очень долго уговаривать попугая отдать опасный предмет. Ведь Кутя мог поранить себя или при резком повороте головы ударить ножом Ару и поранить её.

Однако, несмотря на уговоры. Кутя подолгу не желал расставаться с любимой вещью. При этом он дико кричал, и нередко именно этот крик помогал Гале завладеть ножом. Потому что, забывшись, Кутя открывал клюв, и нож падал.

За своими предметами для уборки Гале уследить было очень трудно. А если она оставляла ведро и нож в другой клетке, то Кутя довольно ловко сбрасывал клювом крючок с дверцы и проникал туда, устраивая панику среди других птиц. Тогда Галя стала запирать дверь на замок, но попугаи тут же переключали своё внимание на метлу и так старательно её общипывали, что к концу уборки оставался один черенок.

Все эти проделки хоть и мешали Гале при уборке, но такое забавное поведение птиц ей нравилось. Она даже перенесла уборку их клетки под самый конец, чтобы побольше находиться со своими любимцами. А как привыкли за это время попугаи к своей новой служительнице! Они даже разрешали ей себя трогать. Особенно Кутя. Он всегда первый подходил к Гале, наклоняя головку и, растопырив пёрышки, всем своим видом просил, чтобы она почесала ему затылок. Галя ласково почёсывала ему пёрышки, а Кутя довольно бормотал и топорщил их ещё больше.

Нередко Кутя забирался к Гале на руки, ловко влезал в карман клювом и вытаскивал лакомства, которые Галя не забывала туда положить. Или занимался ещё тем, что обкусывал все пуговицы на Галином халате, пока она его ласкала.

— И куда ты их только деваешь?! — возмущённо спрашивала Галина мама, почти ежедневно пришивая дочери пуговицы то на халате, то на платье.

Пришлось Гале сознаться, что это дело «рук» попугая. Сначала мама очень рассердилась, а потом сказала:

— Знаешь, Галя, что я придумала: давай сошьём платье без пуговиц, тогда сколько хочешь, столько и ходи к своим попугаям.

Нельзя сказать, что Галя была очень довольна предложением мамы. Хотя и работала она служительницей, и работа была не чистой, а приодеться она любила. Но мама знала вкус своей дочери и подобрала такой фасон, что впоследствии это было самое любимое Галино платье на работе. Во-первых, оно ей очень шло, а во-вторых, Галя в нём смело заходила к попугаям и не боялась, что Кутя обломает пуговицы и придётся пришивать новые.

Зато Ара совсем не интересовалась пуговицами. Ей гораздо больше нравилось танцевать или петь. Танцевала Ара всегда одно и то же, приседая то на одну, то на другую лапку, а если Галя хлопала в ладоши, она кивала в такт головой и танцевала с таким азартом и так старательно поднимала лапки, что без смеха невозможно было на неё смотреть. Танцевала Ара в любое время, особенно когда у неё было хорошее настроение. А вот пела она только по утрам или вечером, когда уходила публика. Ара смешно брала высокие или низкие ноты из каких-то неизвестных мотивов и тянула их очень долго.

Однажды Галя принесла с собой на работу проигрыватель и пластинки. Ей хотелось узнать, как отнесутся к музыке её любимцы. И здесь у них оказались разные вкусы. Аре больше всего понравились вальсы и цыганские песни. Она сразу начала подпевать, старалась попасть в тон, и это ей иногда удавалось, особенно высокие ноты и смех. Зато Кутя на вальс не обращал внимания и продолжал заниматься своими делами. Но стоило заиграть шумному джазу, как он встрепенулся и тут же принялся петь или, вернее, кричать. Очевидно, он не был так музыкален, как его подруга.

Другие попугаи тоже заинтересовались музыкой, и, когда пластинка кончилась, в попугайнике поднялся необычный шум. Все попугаи что-то бормотали, что-то говорили, совсем как базарные торговки. Глядя на них, Галя от всей души смеялась. Уж очень смешно вели себя эти птицы.

Чем больше работала Галя с попугаями, чем больше их узнавала, тем больше удивлялась памяти и сообразительности этих птиц. В какой бы одежде Галя ни пришла, Кутя и Ара её мигом узнавали и спешили к двери, чтобы скорее к ней приласкаться. Они так привыкли к девушке, что, если даже она их иногда шлёпала за непослушание, в ответ только сердито кричали, но никогда не кусались. Но стоило Гале протянуть руку и сказать ласковое слово, как они тут же успокаивались и опять лезли ласкаться.

Зато как ненавидели и запоминали они тех людей, которые хоть когда-то их обидели. Был такой случай с зоотехником Куприяновым. На всю жизнь запомнили его попугаи. А случилось это так: наступило лето и настала пора переводить попугаев в летние вольеры. Обычно это делал зоотехник. Правда, Галя сразу предложила перенести гиацинтовых попугаев сама, но этого ей сделать не разрешили.

— Ты что, без пальцев задумала остаться! — рассердилась тётя Нюра, подавая Куприянову сачок.

Когда Куприянов зашёл с сачком к Куте и Аре, они ещё не знали, в чём дело, так как попали в Зоопарк сравнительно недавно. Оба попугая стали спускаться вниз, чтобы познакомиться с вошедшим к ним человеком. Первым, как всегда, спускался Кутя. Но вот ловкий взмах, и Кутя, даже не успев вскрикнуть, очутился в сачке. Потом Куприянов вытряхнул попугая в летний вольер и, пока растерянный и взъерошенный Кутя приводил себя в порядок, пошёл за Арой.

Тем временем Ара, испуганная столь таинственным исчезновением своего друга и чувствуя в этом что-то неладное, залезла под самый потолок клетки.

Увидев оттуда подходившего Куприянова, она сразу его узнала, страшно переполошилась, стала кричать, махать крыльями. Нелегко было зоотехнику справиться с Арой. Она забилась в угол клетки под самым потолком, и накрыть её там сачком было очень неудобно. К тому же она очень энергично отбивалась, отталкивала от себя сачок лапой, хватала клювом.

Наконец после долгих усилий Куприянов всё же накрыл Ару и тоже перенёс её.

С тех пор оба попугая хорошо запомнили зоотехника. В чём бы он ни был одет, как ни старался подойти незамеченным или спрятаться за посетителями, попугаи моментально его замечали. Они поднимали такой шум и крик, что работники птичника мигом узнавали, кто идёт.

— Ну, Куприяныч, — смеялись они, — теперь к нам не подкрадёшься, за километр слышно, когда идёшь.

Сколько раз Куприянов пробовал «помириться» с Кутей и Арой, но из этого ничего не получалось. Напрасно он предлагал своим недругам самые различные лакомства. Из его рук они ничего не желали брать, а в ответ только зло кричали и старались укусить.

А какой они подняли скандал, когда зоотехнику понадобилось прикрепить на их клетке этикетку с надписью! Такого пронзительного крика даже тётя Нюра за все годы работы в Зоопарке ни разу не слышала. Особенно старался Кутя. Он бросался на решётку, бил крыльями, и не успевал зоотехник просунуть проволоку, чтобы привязать надпись, как он тут же её вырывал клювом.

Пришлось Куприянову сдаться и звать на помощь Галю. Галя открыла дверь клетки и спокойно подошла к разъярённому попугаю.

— Осторожно, как бы не укусил, — предупредил зоотехник.

Но Галя теперь хорошо знала своих питомцев. Она только попросила зоотехника отойти, чтобы птицы не нервничали. А когда Куприянов отошёл, наклонилась к Куте и стала ласково его уговаривать:

— Не волнуйся, Кутя… не надо… тебя никто не тронет… тебя все любят…

Она говорила так ровно и спокойно, что Кутя перестал кричать и вытаскивать проволоку. Потом, окончательно успокоившись, он полез к Гале на руки, прижался к её щеке и уже совсем спокойно дал ей возможность закрепить этикетку.

Находясь в летней вольере, оба попугая стали заметно подвижней и веселей. По-видимому, им нравилось, что в клетке много солнца, что под его лучами хорошо погреться и что кругом вместо скучных стен помещения свежая зелень. Попугаи старались достать клювами случайно упавший на сетку листочек и, если это удавалось, с удовольствием съедали. Теперь часто, как никогда, можно было услышать, как они хохотали, пели, кричали какие-то слова. Но какие именно, Галя разбирала не всегда.

Слов и даже фраз Кутя с Арой знали много, но произносили их невнятно и, конечно, совсем непроизвольно. Например, если Ара произносила фразу «попочка хочет кушать», это совсем не значило, что она действительно голодная. Совсем нет. Она говорила так сразу после еды, когда была уже сыта, но если Галя всё же предлагала ей добавку, то отказывалась.

Кормили попугаев летом иначе, чем зимой. Старались дать побольше зелени, фруктов, ягод, орехов. Орехи чаще всего давали грецкие. Сначала Галя их раскалывала, так как думала, что попугаям трудно разгрызть такую твёрдую кожуру. Но потом она увидела, клюв у них такой сильный, что они разгрызают орехи, словно семечки.

Им даже доставляло удовольствие грызть что-нибудь твёрдое. Заметив это, Галя притащила и поставила им в клетку круглое полено. И надо же было видеть, с каким удовольствием оба попугая стали его обгрызать! Они так старательно над ним трудились, что очень скоро от полена осталась одна труха.

Ещё нравилось попугаям купаться, особенно под тёплым, летним дождём. Стоило ему заморосить, как Ара и Кутя, вместо того чтобы спрятаться под навес, поспешно вылезали, взбирались на обтянутый сеткой верх клетки и повисали на нём, подставляя брюшко под дождевые капли. Смешно растопырив перья и раскинув крылья, они висели, словно под душем, минут по тридцать — сорок, а потом спускались на свою жёрдочку и, довольно бормоча, отряхивались и чистили пёрышки.

Жили попугаи дружно, но всё же иногда не обходилось без ссор. Особенно летом. Здесь Кутя нередко так долбил клювом свою подругу, что она забивалась в угол и поднимала крик. Галя уже хорошо знала своих питомцев, по тону крика сразу догадывалась о происходящем и спешила на помощь Аре.

Увидев Галю, Кутя мигом прекращал избиение своей подруги и спешил к дверям. Когда же Галя заходила в клетку, залезал к ней на руки и позволял с собой делать всё, что угодно. Он позволял даже класть себя на спину и качать, как ребёнка. Попугай лежал на руках девушки спокойно, брюшком кверху, и ласково ворковал. Потом Галя его сажала на жёрдочку и уходила, а успокоенный Кутя присаживался к своей подружке и больше её не обижал.

Экзамен

Лето прошло незаметно. Наступила осень, а вместе с ней и время переводить попугаев в зимнее помещение. Впрочем, на этот раз Кутю и Ару переносил уже не Куприянов, а Галя. Ей не понадобился сачок, чтобы ловить птиц. Она просто вошла в клетку, взяла Кутю, прижала его к себе и, почёсывая ему головку, перенесла в зимнюю клетку, а следом за ним и его подругу Ару.

Очутившись снова в помещении, попугаи остались очень недовольны. Они раздражённо лазили по клетке, заглядывали в окна и громко, пронзительно кричали. Им вторили попугаи из других клеток. В помещении поднимался невообразимый шум и гам, который мог оглушить любого нового человека. Но Галя к такому шуму привыкла, и он ей ничуть не мешал.

Свою работу Галя очень любила. Ей не трудно было убрать клетки, накормить птиц, а потом ещё спешить в институт. У неё был самый строгий распорядок дня, и поэтому она успевала сходить иногда вечером ещё в кино или в театр.

Но вот однажды получилось так, что весь её распорядок нарушился. Случилось это зимой, как раз в то время, когда нужно было готовиться к экзаменам. Наступили самые морозы, и вдруг беда — лопнул отопительный котёл. Срочно перевели систему отопления на запасной котёл. Но он оказался слишком мал, и температура в помещении падала с каждой минутой.

Прибежала Анна Васильевна.

— Надо быстрее поставить электропечи, — сказала она, — а то птицы простудятся. Вон как мёрзнут.

Действительно, попугаи сидели нахохлившись и тесно прижавшись друг к другу. Кутя с Арой тоже прижались друг к другу, и Гале даже показалось, что они дрожат. Она зашла в клетку, будто хотела что-то прибрать, а на самом деле обняла руками сидевших на жёрдочке попугаев и прижала их к себе, чтобы согреть. Пока она так стояла, пришёл Куприянов с двумя большими электрическими печками. Анна Васильевна распорядилась поставить их на пол, посередине помещения, и включить. От печек пахнуло жаром. Через некоторое время температура на градуснике стала подниматься.

— Всё в порядке, — облегчённо вздохнув, сказала Анна Васильевна. — Только придётся около печек дежурить, а то проводка старая, как бы не вспыхнули провода.

Первую ночь остался дежурить Куприянов. Потом составили расписание, в списке были перечислены все сотрудники попугайника, кроме Гали.

— А почему нет меня? — возмутилась Галя, но ей сказали, что она пусть учится и сдаёт экзамены.

Это же подтвердила и заведующая.

— Сдавайте, Галя, экзамены, — сказала она. — Вам и так трудно работать и учиться.

— Совсем не трудно, вот посмотрите, — упрашивала Галя, но Анна Васильевна, несмотря на все просьбы девушки, осталась непреклонна.

Тогда Галя, стараясь хоть чем-нибудь помочь, стала приходить раньше, чтобы к приходу остальных сотрудников убрать как можно больше клеток, и уходила позже. Она уже не успевала зайти домой переодеться и поесть. Переодевалась прямо на работе и, жуя на ходу булку, спешила в институт. Домой Галя приходила совсем поздно. Она сразу ложилась спать, а утром чуть свет спешила в Зоопарк, чтобы прийти раньше всех и побольше сделать.

Наконец котёл починили. В этот день Галя кончила работу вовремя. Она шла домой, и ей было необыкновенно легко и весело. Так легко, словно экзамены она уже сдала.