Шанго — самый большой слон Зоопарка. Увидев его, маленькие дети кричали: «Мама, смотри, какая гора!» И он правда был похож на гору — такой большой, тяжёлый, серый.
Привезли его из какого-то зверинца. Говорили, что он очень злой, опасный, поэтому его и отдали в Зоопарк.
Везли Шанго по железной дороге, на большой платформе, потому что в вагоне он не помещался. Платформу со всех сторон загородили досками, сделали двери, крышу, и получился целый дом на колёсах. В этом доме и ехал Шанго. Он стоял прикованный к полу, и вместе с ним ехали сопровождавшие его люди. Они следили за каждым движением слона, но это не помешало ему в пути разобрать и сбросить с платформы всю надстройку. Зато в Москве Шанго вёл себя на редкость спокойно. Всю дорогу до Зоопарка послушно шёл за своим служителем и так же послушно вошёл в помещение.
Когда я пришла утром посмотреть на Шанго, он стоял в слоновнике, прикованный цепями за все четыре ноги. Слон поднимал то одну, то другую ногу, пробовал хоботом цепи. Цепи были большие, тяжёлые, их с трудом могли поднять два человека, а для этого гиганта, казалось, они были совсем лёгкими. Шанго поместили отдельно от других слонов. Ведь нужно было с ним познакомиться, узнать его характер, повадки.
Первое время слон вёл себя смирно. Так смирно, что все перестали верить рассказам о буйном характере Шанго.
По первому знаку Шанго сажал себе на голову служителя и так же осторожно снимал его на пол. Если Шанго приказывали ложиться, то он сразу же ложился, хотя это делать было очень трудно в тесном помещении, да ещё скованному цепями.
За такое послушание Шанго вскоре решили выпустить к другим слонам.
В Зоопарке, кроме Шанго, было ещё четыре слона — Нона, Джиндау, Манька и Мирза. Самая крупная из них — африканская слониха Нона, а самая маленькая — Мирза. Мирза была ещё совсем небольшим слонёнком, капризным, избалованным. За неё-то больше всего и волновались сотрудники парка: кто знает, как отнесётся к такому малышу Шанго. Вдруг ударит хоботом, покалечит?
Но рисковать всё-таки приходилось. Ведь не мог же такой огромный слон стоять всю жизнь прикованным в слоновнике!
Когда с ног Шанго сняли цепи и открыли двери, чтобы выпустить его на слоновью горку, Шанго даже не понял, что от него требуется. Продолжал стоять на месте и, по многолетней привычке прикованного слона, переминался с ноги на ногу. Он даже волновался, что не слышит привычного звона цепей. Трогал их хоботом, приподнимал, опять клал; сделал несколько нерешительных шагов к двери, остановился, немного постоял и вдруг неожиданно, захватив хоботом цепи, уже широким, уверенным шагом вышел на площадку.
Увидев Шанго, слоны сбились в кучу и с любопытством стали смотреть на него. А он, словно никого не замечая, прошёл мимо слоних, поднялся на пригорок и остановился. Слоновья горка — это самое высокое место в Зоопарке.
Казалось, что весь Зоопарк, со всеми его клетками, прудами и деревьями, лежал у ног этого гиганта. Шанго стоял неподвижно, точно изваяние. С его хобота свисала большая, тяжёлая цепь. Некоторое время слон стоял так, а потом отбросил цепь далеко в сторону, и, когда она со звоном упала на землю, Шанго высоко поднял хобот, и его трубный клич услышали все обитатели Зоопарка. Сначала Шанго трубил один, потом к нему присоединились остальные слоны. Они кружились около него, стучали по земле хоботами и так дружно трубили, что, кроме их крика, ничего не было слышно.
С первого же дня знакомства слоны признали Шанго вожаком своего маленького стада и подчинились ему. Даже Мирза, после того как ей попало за непослушание, перестала капризничать. Теперь слоны выходили из помещения только вместе, а впереди всегда шёл Шанго. Никакими силами и соблазнами нельзя было выманить слоних из слоновника без Шанго. Он же загонял их вечером обратно в слоновник, подталкивая сзади головой.
Слоны уже не ссорились во время еды и не отнимали друг у друга корм, а если это иногда и случалось, то виновник тут же получал от Шанго удар хоботом.
Зато к людям Шанго стал относиться совсем по-другому. Прежде служители всегда свободно подходили к слонам, клали корм, убирали площадку, а тут Шанго начал их гонять. Поднимет хобот и бежит прямо на человека. Пришлось служителям придумывать всякие уловки, чтобы зайти на слоновью горку. Отвлекали Шанго кормом, а пока он ел, убирали. Только продолжалось это недолго. Как-то раз Шанго заметил служителя и, когда тот подошёл ближе, бросился на него. Служитель хотел убежать, но споткнулся и упал. Все замерли от страха. Кто-то крикнул. Думали, что слон вот-вот раздавит человека. Но слон человека не тронул. Он осторожно поднял его хоботом, поставил на ноги и только тогда, когда тот стал перелезать через барьер, «слегка» ткнул хоботом; но и этого «слегка» было достаточно, чтобы остальную часть барьера служитель перелетел по воздуху.
Хотя слон поступил великодушно, после этого случая желающих заходить к нему больше не стало.
Решили загонять Шанго на время уборки во внутреннее помещение слоновника. Заманивали его кормом, а когда он входил, быстро закрывали дверь. Чтобы закрыть вовремя дверь, требовалась большая сноровка, и делал это всегда опытный и старый служитель. Он давно работал со слонами и хорошо знал их повадки. Иногда Шанго упрямился и не хотел идти в слоновник. Тогда служитель забирал и уносил корм. Голод брал своё, и слону приходилось подчиняться. Шанго заметил и хорошо запомнил человека, который запирал его в слоновнике и этим доставлял ему столько неприятного.
Шанго крепко возненавидел своего служителя и всячески старался ему досадить: пытался ударить хоботом, бросал в него камни. Камней на слоновьей горке было много. Шанго выбирал самые крупные, потому что их было удобней брать хоботом, и бросал. Правда, бросал он не очень метко — служитель легко успевал уклониться, — поведению слона никто не придавал значения.
Однако с каждым днём Шанго совершенствовался в своём искусстве. Вся дорожка, по которой ходил служитель, была усыпана камнями. Шанго часами караулил своего недруга у выхода из помещения, высматривал его среди публики.
Служитель старался не попадаться слону на глаза, особенно в то время, когда парк был открыт, чтобы предназначенный ему камень не попал в кого-нибудь из посетителей. И всё-таки, несмотря на всю осторожность служителя, Шанго его чуть не убил. Случилось это так. Служитель зашёл в бухгалтерию. Окна этой комнаты выходили на слоновью горку, и с неё было видно, что делается в помещении. Шанго увидел своего врага.
Никто не обратил внимания, как слон взял камень и подошёл к барьеру. Служитель уже собирался уходить, когда за его спиной раздался звон разбитого стекла и огромный камень просвистел над его головой и упал на письменный стол. Вдребезги разлетелся чернильный прибор, чернила залили бумаги, а в разбитое окно летели другие камни. Прикрываясь папками, едва успели выскочить сотрудники, а разбушевавшийся Шанго ещё долго обстреливал камнями комнату.
После этого случая решили слона опять заковать в цепи. Но заковать себя Шанго не дал. Когда его отделили от слоних, он пришёл в страшную ярость: метался по слоновнику, бил хоботом, ревел, потом начал выламывать рельсы, из которых была сделана перегородка. Он просунул между ними свои огромные бивни, и мы увидели, как под их напором стал медленно сгибаться рельс. Он гнул рельс до тех пор, пока не сломал себе бивень. Бивень хрустнул, обломился и упал, а слон продолжал выламывать рельс другим бивнем. Чтобы Шанго не сломал второго бивня, пришлось его выпустить опять к слонихам.
Оставалось ещё только одно средство — убрать с площадки камни. Десять человек несколько суток занимались этой тяжёлой работой. Они перерыли всю площадку, выбрали камни, а чтобы не осталось даже маленьких камешков, просеяли землю через специальную сетку.
Но не помогло и это. Буханки хлеба, свёкла, морковь, картошка — одним словом, весь корм, который давали Шанго и слонихам, бросал слон в ненавистного ему человека. Пришлось перевести служителя на другую работу.
После ухода ненавистного человека Шанго как будто успокоился. Перестал буянить и даже к остальным служителям стал относиться лучше. Большую часть дня он грелся на солнышке, а когда становилось слишком жарко, купался в водоёме. Купаться Шанго любил. Он забирался в самое глубокое место, плавал там или с головою погружался в воду и совсем скрывался из виду.
Публика очень любила смотреть, как купается слон, и в это время около него всегда собиралась толпа. А коварный слон набирал полный хобот воды и, как из пожарного шланга, поливал любопытных. Пострадавшие отбегали в сторону, бранились, с их одежды стекала грязная вода. Многие шли жаловаться администрации.
Жалоб поступало так много, что около водоёма пришлось поставить дежурную. Когда Шанго купался, дежурная предупреждала публику, что слон может их облить водой. Очевидно, Шанго нравилось устраивать среди посетителей переполох, и, когда его лишили этого удовольствия, он придумал новую забаву: срывать с посетителей шапки. И надо сказать, что проделывал это Шанго очень хитро и ловко. Он даже нарочно подманивал к себе посетителей: клал на барьер хобот и медленно им шевелил. Хобот слона напоминал змею. Он то изгибался, то слегка вытягивался, то вдруг неподвижно повисал на барьере. Сонно-добродушный вид слона и неподвижно лежавший хобот привлекали посетителей. Они подходили к самому барьеру, трогали хобот, брали его в руки. Слон, казалось, не замечал этого, но стоило неосторожному посетителю подойти слишком близко, как слон обвивал хоботом голову доверчивого человека, ловко срывал с него шапку и тут же её съедал. Это была настоящая охота за шапками, и бывали дни, когда Шанго съедал их по нескольку штук.
Особенно нравились Шанго пёстрые дамские шляпы. Однажды он увидел на голове пожилой дамы необычную шляпу: с большими полями и ярким цветком. Слон сразу обратил внимание на шляпу, перешёл на ту сторону, где стояла дама, и стал подманивать её к барьеру.
Как услужливый продавец раскладывает перед покупателем свой товар, так положил перед доверчивой дамой свой хобот хитрый слон. Если же кто-нибудь из посетителей случайно становился между ними, Шанго дул ему в лицо и этим заставлял отойти в сторону. Симпатия слона к даме в шляпе была так заметна, что все обратили на неё внимание. Польщённая посетительница подошла совсем близко и со словами «какой милый слоник» протянула к нему руку. А «милый слоник» только этого и ждал. Сорвал с её головы шляпу и, прежде чем кто-нибудь успел опомниться, медленно направил её в рот.
Напрасно дама кричала, кидала в Шанго камешками — ничего не помогло. Шляпа с широкими полями и цветком исчезла в пасти слона. Шанго съел её без остатка. После этого случая пришлось поставить к Шанго дополнительных дежурных.
Шанго, как обычно, грелся на солнышке, когда радио принесло весть о войне. Наверно, и слон почувствовал, что всё изменилось с этого дня.
Во-первых, в Зоопарке почти не стало посетителей, куда-то исчезли знакомые служители, и их заменили женщины.
По всему Зоопарку рыли какие-то канавы.
Потом начались тревоги.
Пронзительный, воющий звук сирены неожиданно прорезал привычный городской шум. Он нарастал всё сильнее и сильнее, до тех пор пока в городе не наступала полная тишина, и так же неожиданно обрывался.
Шанго ни разу не слышал воя сирены. Он не был похож на привычный вой зверей, не был похож на обычные городские звуки. Но этот звук почему-то вселял в него беспокойство. Казалось, что теперь всё зависело от этого воя — и то, что слонов загоняли в помещение по нескольку раз в день, и то, что иногда не выпускали вовсе на горку.
Однажды слонов не загнали в помещение совсем. И тут же, после воя сирены, глухие удары разрывов начали сотрясать землю. Слоны сбились у стены слоновника, когда что-то неожиданно со свистом упало неподалёку на площадку. Это была зажигательная бомба.
Она шипела, разбрасывала брызги пламени; горящие струйки растекались во все стороны и грозили зажечь помещение.
Шанго знал, что такое огонь. Ещё в зверинце привык он его не трогать, но и не пугаться. Но тут в этом маленьком горящем предмете он почувствовал врага. Врага, от которого надо защищаться и вместе с тем нельзя трогать. Инстинктивно он стал шарить хоботом камень, чтобы бросить его в горящий предмет, но камня не было. Тогда Шанго захватил хоботом песок и бросил в горящую бомбу. Огня стало как будто меньше. Тогда слон бросил ещё и ещё… Он бросал песок до тех пор, пока бомба не погасла и над местом, где она упала, не образовался холмик. Тогда Шанго поступил так, как поступают на воле с самым ненавистным врагом его сородичи: он стал на холмик ногами и топтал его до тех пор, пока не сровнял с землёй.
После этого слонов, как и других зверей, решили увезти из Москвы. Однако Шанго был в таком возбуждении, что опасались вести его по улицам, и пришлось оставить его в Зоопарке. Но Шанго остался не один.
Когда хотели увести Джиндау, слон ни за что не хотел расставаться со своей подругой; ни на шаг не отпускал её от себя и даже не дал Джиндау подойти к корму, на который её хотели заманить в помещение. Пришлось их оставить вдвоём.
Однако недолго прожили они вместе. Скоро Джиндау заболела. Она перестала купаться в бассейне, не посыпала себя больше песком. Целые дни стояла на одном месте, печально наклонив голову, и не шевелилась.
Шанго беспокоило такое поведение подруги. Он лез к ней с играми, толкал её, как бы приглашая побегать, но Джиндау не двигалась.
Она тонко и жалобно кричала и, когда Шанго продолжал донимать её, отходила в сторону. Через два-три дня Шанго и сам почувствовал, что с подругой творится что-то неладное, и перестал её беспокоить.
С каждым днём ухудшалось здоровье Джиндау. Она отказывалась от самой вкусной пищи. Не помогало ей и лечение.
Говорят, больные слоны перестают ложиться, потому что боятся, что больше не встанут: боятся не поднять своего тяжёлого тела. Не знаю, правда ли это, но Джиндау тоже перестала ложиться. Она спала теперь стоя, прислонившись к стене, а когда шла, было видно, как тяжело передвигает она ноги.
И всё-таки её тянуло на воздух, на солнышко. Как-то днём она хотела выйти, сделала несколько шагов в сторону двери и вдруг тяжело опустилась на пол и легла.
Шанго заволновался.
Он бросился к Джиндау, стал помогать ей подняться. Но Джиндау не поднялась. Тогда Шанго закричал, затрубил, выскочил в другое помещение. Поняв, в чём дело, служители быстро прикрыли за ним дверь. Несколько дней Шанго держали в закрытом помещении. Всё это время напрасно кричал и звал свою подругу Шанго. А когда его выпустили на опустевшую площадку, увидели, как он похудел за эти дни.
Шанго не искал Джиндау. Он взошёл, как всегда, на свой любимый пригорок. Некоторое время стоял неподвижно, потом медленно стал опускать голову. Он опускал её всё ниже, ниже, пока не коснулся бивнями земли. Тогда он стал на колени и глубоко, до самого основания, воткнул бивни в мягкую землю.
Стоял он так долго, не шевелясь, а я смотрела на Шанго и думала о том, как каждый зверь по-своему проявляет горе.
Оставшись один, Шанго опять стал мрачный, угрюмый, Часами стоял он на одном месте или, вытянув хобот, безразлично обходил стоявших у барьера посетителей. И ни один из служителей не мог войти к нему в загон — с такой яростью он на них кидался.
Прошло несколько лет. Кончилась война. Опустевший Зоопарк снова начал пополняться животными. Привезли и новую слониху. Звали её Молли. Молли оказалась совсем ручная и очень послушная. Всю дорогу от вокзала до самого Зоопарка она спокойно шла за своей служительницей и так же спокойно зашла в помещение слоновника.
Поместили её отдельно от Шанго.
Увидев Молли, Шанго разволновался. Он не отходил от перегородки, за которой стояла слониха, просовывал сквозь рельсы хобот, старался её достать. Но ничего не получалось.
Слониха боялась этого незнакомого ей огромного слона и не подходила близко. Она стояла в стороне и не спеша ела свой корм. Зато Шанго не ел совсем. Он то подходил, то отходил от перегородки; потом вдруг взял буханку хлеба и бросил её слонихе.
Трудно сказать, почему так поступил Шанго. Быть может, он просто хотел этим привлечь к себе внимание слонихи. Но когда она, с опаской оглядываясь, подошла, чтобы взять хлеб, Шанго осторожно просунул сквозь перегородку хобот и стал им поглаживать Молли.
После этого Молли перестала бояться своего соседа, а через несколько дней их выпустили вместе на площадку.
Ручная и ласковая Молли хорошо «влияла» на беспокойного Шанго.
Она даже по-своему его «воспитывала». Если Шанго бросался на входящую служительницу, слониха загораживала её собою и не давала в обиду.
Пользуясь таким заступничеством, служители не стали перегонять слона на время уборки. Они подзывали Молли и под её «охраной» подметали, чистили загон, давали слонам корм.
Постепенно Шанго привык к тому, что трогать служителей нельзя, перестал на них набрасываться, и теперь уже никто не жаловался на его беспокойный характер.
Два года прожили слоны вдвоём, а на третий в Зоопарке произошло большое событие — у Молли родился слонёнок.
Это был первый случай рождения слонёнка в неволе; до этого слоны в неволе никогда не размножались.
Родился слонёнок ночью. Утром, когда пришли служители, он уже стоял у матери под животом, а Шанго забился в самый угол загона. Наверно, его прогнала туда Молли, потому что, как только он сделал попытку выйти, Молли грозно заревела, и он опять поспешно стал на прежнее место.
Чтобы не беспокоить Молли, слонов пришлось разъединить. Молли с малышом оставили в том же загоне, где они находились, а Шанго перевели в соседний. Впрочем, для этого даже не пришлось затрачивать усилия. Видно, Шанго сам был рад уйти от грозной мамаши. Едва открыли ворота, как он тут же поспешил проскочить мимо Молли, но она всё же успела наградить его основательным ударом хобота.
После того как перевели Шанго, Молли стала гораздо спокойней. Она уже не так старательно загораживала собой малыша и даже позволяла служителям к нему подходить и трогать.
С первых же дней после рождения слонёнок уже крепко держался на ножках. Он даже пытался отходить от матери и всё порывался приблизиться к ограде, за которой находился Шанго.
Шанго тоже интересовался слонёнком. Протягивал к нему между рельсами свой огромный хобот и всё старался до него дотянуться.
Но Молли бережно охраняла малыша, никуда его от себя не отпускала, и стоило сделать слонёнку хоть несколько шагов в сторону, как она тут же загораживала ему дорогу и подпихивала под себя хоботом.
Такая забота не совсем нравилась малышу. Кругом было столько интересного, хотелось побегать, поиграть, а тут приходилось стоять около матери. Слонёнок тонко, капризно кричал, топал ножками и старался удрать.
Постепенно Молли стала отпускать его от себя порезвиться. Трудно себе даже представить, как забавно он играл: подпрыгивал, приплясывал, топал ножками, неуклюже скакал вокруг слонихи. Он всё время приставал к ней, хватал её хоботком за ноги, за хвост и, если она ела, бесцеремонно залезал к ней хоботом прямо в рот и старался вытащить оттуда еду.
Бегая теперь по площадке, малыш часто подходил к самой ограде, за которой стоял Шанго. А как-то раз, когда слониха отвернулась в сторону и занялась едой, вдруг совсем неожиданно протиснулся между рельсами и очутился в загоне у Шанго.
Шанго, видимо, страшно обрадовался такому гостю; он начал трогать его хоботом, обнюхивать… Не растерялся и слонёнок. Он заигрывал с Шанго, хватал его за бивни, наскакивал на него, а этот огромный, могучий слон осторожно переступал с ноги на ногу, чтобы как-нибудь нечаянно не повредить малыша.
Зато как испугалась Молли, когда увидела слонёнка возле Шанго! Подняв хобот, она бросилась к ограде и стала громко, тревожно трубить.
Слонёнок очень неохотно вернулся на её призыв. Тут Молли принялась его ощупывать, обнюхивать и наконец, убедившись, что он цел и невредим, наверно в виде наказания, загнала его хоботом под себя.
Однако с этого дня слонёнок стал всё чаще и чаще ходить «в гости» к Шанго. Молли к этому постепенно привыкла, и тогда решили открыть в изгороди ворота, чтобы слоны могли находиться вместе.
К этому времени слонёнок порядочно подрос. Он уже с трудом пролезал под матерью, но по-прежнему оставался таким же весёлым, игривым. И игры его стали значительно разнообразнее. Он отлично научился владеть своим хоботком и хватал им всё, что ему попадалось.
Принесут, бывало, слонам овощи, а слонёнок подбежит, выхватит из ведра свеколину хоботком и начнёт с ней, как с мячом, играть: бросит на пол, свёкла катится, а он бежит за ней, ножками поддаёт, ну совсем будто в футбол играет. Или наступит, ножкой раздавит свеколину и покатится, как на коньке. А то ещё принесут слонам отруби, высыплют в кормушку, тут слонёнок всеми четырьмя ногами в кормушку залезет, топтать их начнёт, а то ещё сядет на них, как на перину, никак вылезать не хочет. А слониха стоит и ждёт, пока сынок баловаться кончит.
Чаще всего он разыгрывался именно в то время, когда приносили корм, и мешал родителям есть.
Однажды, когда слонам дали сено, слонёнок лёг на него, начал валяться, даже пытался перекувырнуться: головку вниз наклонит, упрётся лбом в сено, а заднюю ножку вверх поднимет. Долго играл слонёнок. Всё это время Молли терпеливо ждала, когда её сынок перестанет развлекаться и даст ей поесть.
Но Шанго, видимо, оказался не так терпелив. Он подошёл к слонёнку, попробовал вытащить из-под него сено, потом подсунул под него хобот, пытаясь приподнять озорника. Но слонёнок никак не хотел вставать. Тогда Шанго взял хоботом его за хвост и довольно сильно дёрнул. Слонёнок вскочил. А Шанго мигом перехватил его хоботом за ухо и, потрепав, отвёл в сторону, потом вернулся и спокойно принялся за еду.
По-видимому, такое наказание подействовало на шалуна, потому что с тех пор стоило Шанго подойти к кормушке, как слонёнок тотчас переставал баловаться и отходил в сторонку.
Вообще же он был страшный непоседа и если не лез с играми к родителям, то начинал приставать к служительнице.
Как только она входила в загон, слонёнок со всех ног бежал к ней. И прежде всего засовывал свой хоботок в карман халата — там у служительницы всегда был приготовлен для него кусочек сахару.
Слонёнок вытаскивал сахар и отправлял себе в рот. Потом он начинал теребить служительницу за халат, за юбку, за кофту. Ему хотелось, чтобы с ним поиграли. Он протягивал ей то переднюю, то заднюю ножку, то подставлял бочок, чтобы его почесали.
Однажды служительница взяла свежий берёзовый веник и начала им чистить слонёнка. Слонёнок был очень доволен. Он поворачивался то одним, то другим боком, а потом вдруг изловчился, вырвал хоботом веник — и бежать. Чего он только с ним не проделывал! Начал по полу размахивать, только опилки в разные стороны полетели. А потом подбросил, опять подхватил, опять подбросил, размахнулся им и прямо попал в Шанго.
Но Шанго сразу прикончил это веселье. Он забрал веник хоботом, опустил его в рот и с аппетитом съел. Так на этом игра и кончилась.
Пока слонёнок был совсем маленький, ему давали самые различные имена. Один служитель называл его Милок, другой — Сынок, третий — Малыш…
Когда же малышу исполнился год, то настало время ему дать настоящую кличку. Долго не могли решить сотрудники Зоопарка, как бы лучше назвать слонёнка. Наконец после долгих споров остановились на кличке Москвич. Это была самая подходящая для слонёнка кличка, потому что он родился в Московском зоопарке.
Когда Москвичу исполнилось три года, он так вырос, что стал ростом почти с мать. Москвич по-прежнему был большой шалун, однако Шанго он слушался, и вся слоновья семья мирно проживала в Зоопарке.
Комментарии