Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков

В 7150 (1641) году октября в двадцать восьмой день приехали к государю царю и великому князю всея Руси Михаилу Феодоровичу на Москву с Дона из Азова-города донские казаки: атаман казачий Наум Васильев да есаул Федор Иванов. А с ними казаков двадцать четыре человека, которые сидели в Азове-городе от турок в осаде. И сидению своему осадному привезли они описание. А в том описании пишется.

В прошлом, пишут, 149 году июня в 24 день прислал султан Ибрагим, турецкий царь, против нас, казаков, четырех пашей своих с двумя полковниками, Капитоном да Мустафой, да из ближайших советников своих при дворе слугу своего, Ибрагима-евнуха, над теми пашами вместо него, царя, надсматривать за делами их и действиями, как они, паши его и полковники, станут действовать под Азовом-городом. А с теми пашами прислал он против нас обильную рать басурманскую, им собранную, совокупив против нас из подданных своих от двенадцати земель воинских людей, из своих постоянных войск. По переписи боевых людей — двести тысяч, кроме поморян и кафинцев, черных мужиков, которые по сю сторону моря собраны повсюду из крымской и ногайской орды, на наше погребение. Чтобы им живыми нас погрести, чтоб засыпать им нас горою высокою, как погребают они людей персидских. И чтобы всем им через ту погибель нашу получить славу вечную, и нам от того была бы укоризна вечная. А тех черных мужиков собраны против нас многие тысячи, и нет им ни числа, ни счета. Да к ним же после пришел крымский царь, да брат его народым царевич Крым-Гирей со всею своею ордою крымскою и ногайскою. Крымских и ногайских князей, и мурз, и татар по переписи, кроме охочих людей, было 40000. Да еще с тем царем пришло горских князей и черкесов из Кабарды 10000. Да были еще у тех пашей наемные люди, два немецких полковника, а с ними солдат 6000. И еще были с теми же пашами для всяческого против нас измышления многие немецкие люди, ведающие взятие городов, и всякие воинские хитрости по подкопам и приступам, и снаряжение ядер, огнем начиняемых, — из многих государств: из греческих земель, из Венеции великой, шведские и французские петардщики. Тяжелых орудий было с пашами под Азовом 129 пушек. Ядра были у них великие — в пуд, и в полтора, и в два пуда. Да из малых орудий было у них всего 674 пушки и тюфяка, кроме пушек огнеметных, а этих было 32. А все орудия были у них цепями прикованы, из страха, как бы мы, вылазку совершив, их не взяли. И были с пашами турецкими против нас люди из разных земель, что под властью его, султана: во-первых, турки; во-вторых, крымцы; в-третьих, греки; в-четвертых, сербы; в-пятых, арапы; в-шестых, мадьяры; в-седьмых, буданы; в-восьмых, босняки; в-девятых, арнауты; в-десятых, волохи; в-одиннадцатых — молдаване; в-двенадцатых, черкесы; в-тринадцатых, немцы. А всего с пашами и с крымским царем было по спискам их набранных ратных людей, кроме выдумщиков-немцев, черных мужиков и охочих людей, 256000 человек.

И собирался на нас и думал за морем турецкий царь ровно четыре года. А на пятый год он пашей своих к нам под Азов прислал.

Июня в 24 день еще до полудня пришли к нам паши его и крымский царь, и обступили нас турецкие силы великие. Наши чистые поля ордою ногайскою все усеяны. Где была у нас прежде степь чистая, там в одночасье стали перед нами их люди многие, что непроходимые великие леса темные. От той силы турецкой и от скакания конского земля у нас под Азовом погнулась и из Дона-реки вода на берег волны выплеснула, оставила берега свои, как в половодье. Начали турки по полям у нас ставить шатры свои турецкие, и палатки многие, и наметы высокие, словно горы страшные забелелись вокруг. Началась тогда у них в полках игра долгая в трубы многие, великие, поднялся вопль великий, диковинный, голосами их страшными, басурманскими. После того началась в полках их стрельба из мушкетов и пушек великая. Как есть страшная гроза небесная — и молнии и гром страшный, будто с небес от господа! От стрельбы той их огненной до небес стоял огонь и дым. Все укрепления наши в городе потряслись от той огненной стрельбы, и солнце в тот день померкло и в кровь окрасилось. Как есть наступила тьма кромешная! Страшно нам стало от них в ту пору; с трепетом, с удивлением несказанным смотрели мы на тот их стройный подступ басурманский. Непостижимо было уму человеческому в нашем возрасте и слышать о столь великом и страшном собранном войске, а не то чтобы видеть своими глазами! Совсем близко стали они от нас, меньше чем за полверсты от Азова-города. Их янычарские начальники ведут их строй под город к нам большими полками и отрядами по шеренгам. Множество знамен у них, янычар, больших, черных, диковинных. Набаты у них гремят, и трубы трубят, и в барабаны бьют несказанно великие. Двенадцать у тех янычар полковников. И подошли они совсем близко к городу. И сойдясь, стали они кругом города по восемь рядов от Дона до самого моря, на расстоянии вытянутой руки. Фитили при мушкетах у всех янычар блестят, что свечи горят. А у каждого полковника в полку янычар по двенадцать тысяч. И все у них огненное, платье у полковников янычарских шито золотом, и сбруя у всех у них одинаково красная, словно заря занимается. Пищали у них у всех длинные турецкие, с пальниками. А на головах янычарских шишаки, словно звезды, светятся. Подобен строй их строю солдатскому. А в рядах с ними стоят и два немецкие полковника с солдатами — в полку у них солдат 6000.

В тот же день, как пришли турки к нам под город, к вечеру прислали к нам турецкие паши переводчиков своих басурманских, персидских и греческих. А с толмачами прислали с нами разговаривать старшего из янычарских пехотных полковников. Обратился к нам их полковник янычарский со словом от царя своего турецкого, от четырех пашей его и от царя крымского, стал говорить речью гладкою:

“О люди божии, слуги царя небесного, никем по пустыням не руководимые, никем не посланные! Как орлы парящие, без страха вы по воздуху летаете; как львы свирепые, по пустыням блуждая, рыкаете! Казачество донское и волжское свирепое! Соседи наши ближние! Нравом непостоянные, лукавые! Вы пустынножителей лукавые убийцы, разбойники беспощадные! Несытые ваши очи! Неполное ваше чрево — и никогда не наполнится! Кому вы наносите обиды великие, страшные грубости? Наступили вы на такую десницу высокую, на царя турецкого! Не впрямь же вы еще на Руси богатыри святорусские? Куда сможете теперь бежать от руки его? Прогневали вы его величество султана Мурата, царя турецкого. Убили вы у него слугу его верного, посла турецкого Фому Кантакузина, перебили вы всех армян и греков, что были с ним. А он послан был к государю вашему. Да вы же взяли у него, султана, любимую его царскую вотчину, славный и красный Азов-город. Напали вы на него, подобно как волки голодные, не пощадили в нем из пола мужеского ни старого, ни малого и детей убили всех до единого. И тем снискали вы себе имя зверей лютых. Через тот разбой свой отделили вы государя царя турецкого от всей его орды крымской Азовом-городом. А та крымская орда — оборона его на все стороны. Второе: отняли вы у него пристань корабельную. Затворили вы тем Азовом-городом все море синее, не дали проходу по морю судам и кораблям ни в какое царство, в поморские города. Чего ж вы, совершив такую дерзость лютую, своего конца здесь дожидаетесь? Очистите нашу вотчину Азов-город за ночь, не мешкая! Что есть у вас там вашего серебра и золота, то без страха понесите из Азова-города вон с собою в городки свои казачьи к своим товарищам. И при отходе вашем никак не тронем вас. Если же только вы из Азова-города в эту ночь не выйдете, то не сможете остаться у нас назавтра живыми. Кто вас, злодеи и убийцы, сможет укрыть или заслонить от руки столь сильной царя восточного, турецкого, и от столь великих, страшных и непобедимых сил его? Кто устоит пред ним? Нет никого на свете равного ему или подобного величием и силами! Одному повинуется он лишь богу небесному. Лишь он один — верный страж гроба божия! По воле своей избрал бог его единого среди всех царей на свете. Так спасайте же ночью жизнь свою! Не умрете тогда от руки его, царя турецкого, смертью лютою. По своей воле он, великий государь восточный, турецкий царь, никогда не был убийцею для вашего брата, вора, казака-разбойника. Лишь тогда ему, царю, честь достойная, как победит какого царя великого, равного ему честью, — а ваша не дорога ему кровь разбойничья. А если уж пересидите эту ночь в Азове-городе, вопреки словам царевым, столь милостивым, вопреки его увещанию, возьмем завтра город Азов и вас в нем захватим, воров и разбойников, как птиц в руки свои. Отдадим вас, воров, на муки лютые и грозные. Раздробим тела ваши на крошки мелкие. Хотя бы сидело вас, воров, там и 40000, — ведь с нами, пашами, прислано силы больше 300000! Столько и волос нет на головах ваших, сколько силы турецкой под Азовом-городом. Вы и сами, воры глупые, своими глазами видите силы его великие, неисчислимые, как покрыли они всю степь великую! Не могут, верно, с городских высот глаза ваши видеть из конца в конец даже и наши силы главные. Не перелетит через силу нашу турецкую никакая птица парящая: все от страху, смотря на людей наших, на сил наших множество, валятся с высоты на землю! И о том даем вам, ворам, знать, что не будет вам от Московского сильного царства вашего людьми русскими никакой ни помощи, ни выручки. На что же вы, воры глупые, надеетесь, коли и хлебных припасов с Руси никогда вам не присылают? А если б только захотели вы, казачество свирепое, служить войском государю царю вольному, его султанскому величеству, принесите вы ему, царю, свои головы разбойничьи повинные, поклянитесь ему службою вечною. Отпустит вам государь наш турецкий царь и паши его все ваши казачьи грубости прежние и нынешнее взятие азовское. Пожалует наш государь турецкий царь вас, казаков, честью великою. Обогатит вас, казаков, он, государь, многим несчетным богатством. Устроит вам, казакам, он, государь, у себя в Царьграде жизнь почетную. Навечно пожалует вам, всем казакам, платье с золотым шитьем, знаки богатырские из золота с царским клеймом своим. Все люди будут вам, казакам, в его государевом Царьграде кланяться. Пройдет тогда ваша слава казацкая вечная по всем странам, с востока и до запада. Станут вас называть вовеки все орды басурманские, и янычары, и персидский народ святорусскими богатырями за то, что не устрашились вы, казаки, с вашими силами малыми, всего с семью тысячами, столь непобедимых сил царя турецкого, трехсот тысяч ратников. Дождались вы, пока подступили те полки к самому городу. Насколько славнее и сильнее перед вами, казаками, насколько богаче и многолюднее шах — персидский царь! Владеет он всею великою Персидою и богатою Индией; имеет у себя он войска многие, как и наш государь, турецкий царь. Но и тот шах персидский никогда не встанет на поле против сильного царя турецкого. И никогда не обороняются его люди персидские в городах своих многими тысячами от нас, турок: знают нашу свирепость они и бесстрашие”.

Ответ наш казачий из Азова-города толмачам и полковнику янычарскому:

“Видим всех вас и до сей поры всё ведаем о вас, все силы, все угрозы царя турецкого известны нам. Переведываемся мы с вами, турками, часто на море и за морем, на сухом пути. Знакомы уж нам ваши силы турецкие. Ждали мы вас в гости к себе под Азов дни многие. И куда ваш Ибрагим, турецкий царь, весь свой ум девал? Иль не стало у него, царя, за морем серебра и золота, что прислал он к нам, казакам, ради кровавых казачьих зипунов наших 13 четырех пашей своих, а с ними, сказывают, прислал еще на нас рать свою турецкую — 300000. А то мы и сами точно видим и знаем, что силы его здесь стоит триста тысяч боевых людей, кроме черных мужиков. Да против нас же нанял он, ваш турецкий царь, из четырех чужих земель шесть тысяч солдат да многих ученых подкопщиков и дал им за то деньги многие. И то вам, туркам, самим ведомо, что у нас по сю пору никто наших зипунов даром не захватывал. Пусть он, турецкий царь, нас возьмет теперь в Азове-городе приступом, возьмет не своим царским величием и разумом, а теми великими турецкими силами да хитростями наемных людей немецких, небольшая честь в том будет для имени царя турецкого, что возьмет нас, казаков, в Азове-городе. Не изведет он тем казачьего прозвища, не опустеет Дон от казачества. На отмщение наше будут все с Дона молодцы. Пашам вашим от них за море бежать! А если избавит нас бог от его сильной руки, если отсидимся от вашей осады в Азове-городе, от великих его сил, от трехсоттысячных, со своими силами малыми (всего нас, отборных казаков, в Азове с оружием сидит 7590), — посрамление будет ему, царю вашему, вечное и от его братии и от всех царей. Сказал он сам про себя, будто он выше земных царей. А мы — люди божии, вся надежда у нас на бога, и на матерь божию богородицу, и на святых угодников, да на свою братию — товарищей, которые у нас по Дону в городках живут. А мы холопы природные государя царя христианского царства Московского. Прозвание наше вечное — великое казачество донское бесстрашное. Станем с ним, царем турецким, биться, что с худым свинопасом! Мы, казачество вольное, покупаем смерть вместо живота. Где стоят сейчас силы многие, там полягут трупы многие! Мы не то что люди шаха персидского. Их-то вы, что женок, засыпаете в городах их горами высокими. Хотя нас, казаков, и сидит лишь семь тысяч пятьсот девяносто человек, а с помощью божией не боимся мы великих тех царя турецкого сил трехсоттысячных и немецких хитростей. Ему, басурману гордому, царю турецкому, и пашам вашим бог противится за речи их высокомерные. Равным он, собака смрадная, ваш турецкий царь, почитает себя богу небесному. Не призвал он, басурман поганый и мерзостный, бога себе в помощники. Понадеялся он на свое богатство великое, но тленное. Вознес его сатана, отец его, гордостью до небес, зато сбросит бог его в бездну навеки. Нашими слабыми руками казачьими посрамление ему, царю, будет вечное. Где теперь его рати великие в полях у нас ревут и похваляются, завтра тут полягут от нас под городом трупы людей его во множестве. Явит нас бог за наше смирение христианское львами яростными перед вами, собаками. Давно у нас, в полях наших летаючи, вас поджидаючи, клекчут орлы сизые, каркают вороны черные, лают у нас подле Дона лисицы рыжие, ждут все они трупов ваших басурманских. Накормили вы их головами вашими, как брали мы Азов, а теперь опять им хочется плоти вашей; накормим вами их уж досыта. Ведь мы взяли Азов у него, царя турецкого, не воровскою хитростью, — взяли его приступом, храбростью своей и разумом, чтобы посмотреть, что за люди его турецкие в крепостях от нас обороняются. Укрепились мы в нем силой малою, нарочно разделив силы надвое, испытаем теперь силы вашей турецкой, ума вашего и хитростей. Мы ведь все примериваемся к Иерусалиму и к Царьграду. Удастся взять нам у вас и Царьград. Ведь было там прежде царство христианское. Да еще вы, басурманы, нас пугаете, что не будет нам из Руси ни припасов, ни помощи, будто к вам, басурманам, из государства Московского про нас о том писано. А мы про то и сами без вас, собак, ведаем: какие мы на Руси, в государстве Московском, люди дорогие и к чему мы там надобны! Черед мы свой с вами ведаем. Государство Московское великое, пространное и многолюдное, сияет оно среди всех государств и орд — и басурманских, и еллинских, и персидских — подобно солнцу. Не почитают нас там, на Руси, и за пса смердящего. Бежали мы из того государства Московского, от рабства вечного, от холопства полного, от бояр и дворян государевых, да и поселились здесь в пустынях необъятных. Живем, взирая на бога. Кому там о нас тужить, рады там все концу нашему! А запасов хлебных к нам из Руси никогда не бывало. Кормит нас, молодцев, небесный царь в степи своею милостью, зверем диким да морскою рыбою. Питаемся словно птицы небесные: не сеем, не пашем, не сбираем в житницы. Так питаемся подле моря Синего. А серебро и золото за морем у вас находим. А жен себе красных, любых, выбираючи, от вас же уводим.

А мы у вас взяли Азов-город по своей казачьей воле, а не по государеву повелению, ради казачьих зипунов своих и за ваши высокомерные лютые помыслы. За то на нас, холопов своих дальних, государь крепко обижен. Боимся от него, государя царя, за то взятие азовское себе наказания смертного. А государь наш — великий, пресветлый и праведный царь и великий князь Михайло Феодорович, всея Руси самодержец, многих государств и орд государь и обладатель. Много ему, государю царю, в великом холопстве служит таких басурманских царей, как ваш Ибрагим, турецкий царь. Довольно он, государь наш великий и пресветлый царь, свершает по преданию святых отцов, не желая пролития крови вашей басурманской. Довольно наш государь богат от бога подданными и царскими данями и без вашего смрадного басурманского собачьего богатства. А если бы на то было его государево повеление, если б пожелал он только, великий государь, крови вашей басурманской пролития и городам вашим басурманским разорения за ваше басурманское к нему, государю, непослушание, если б только велел он, государь, идти войною на вас всех, басурманов, своей украине, что сидит у него, государя, в степях от орды ногайской, то собралось бы тут его государевых людей русских с одной лишь украины многое множество! И таковы его государевы люди с русской украины, что, подобно львам яростным, алчут и хотят отведать вашей плоти басурманской. Только держит их и не повелевает им того его десница царская, и в городах во всех под страхом смерти сдерживают их по цареву повелению воеводы государевы. А то бы не укрылся ваш Ибрагим, царь турецкий, от его руки государевой, от жестокосердия людей его государевых и в утробе матери своей, — и оттуда бы, распоров, его, собаку, вынули да перед лицом царевым поставили. Не защитило бы его, царя турецкого, от руки той государевой, от десницы высокой его и море Синее, не удержало бы оно людей государевых! Были бы в один год по-прежнему за ним, нашим государем, и Иерусалим и Царьград, а во всех крепостях ваших турецких не устоял бы камень на камне от нашего приступа русского. Вы же нас призываете речью царя турецкого служить ему, царю турецкому, и сулите нам от него честь великую и богатство многое. А мы, люди божии, холопы государя царя Московского, именуемся по крещению христианами православными. Как же можем служить царю неверному! Покинув пресветлый здешний свет и будущий, в адскую тьму идти нам не хочется! Ежели мы ему, царю турецкому, как слуги надобны, то мы, отсидевшись своею силою от вашего войска, побываем у него, царя, за морем, под его Царьградом, посмотрим там на город тот, нам природный; с ним, царем турецким, поведем мы там речь великую, лишь бы речь ему наша казачья полюбилась! Станем служить ему пищалями казачьими да своими саблями острыми! А теперь нам здесь говорить не с кем, кроме пашей ваших. Предки ваши, басурманы, что с Царьградом устроили — захватили его у нас! Убили в нем государя царя храброго, Константина благоверного. Побили христиан в нем тысячи, многое множество. Обагрили кровью нашею христианскою все пороги церковные, до конца искоренили вы там веру христианскую! Так бы и нам с вами поступить нынче по примеру вашему! Взять бы тот Царьград приступом из рук ваших, Убить бы в нем так же вашего Ибрагима, царя турецкого, и всех вас, басурман. Пролить бы так же вашу кровь басурманскую нечистую. В то время б и мир у нас с вами был. А теперь нам и говорить больше с вами нечего. Все хорошо известно нам.

А обо всем, что от нас вы слышите, передайте пашам своим. Нельзя мириться нам, не будет одной веры христианин с басурманом. Какое тут обращение! Христианин побожится в душе своей, да на той правде он и век стоит. А ваш брат басурман божится по вере басурманской. И житье ваше татарское — все равно что у бешеной собаки. Так что уж вашему брату-собаке верить! Рады мы вас завтра в Азове попотчевать чем нам, молодцам, бог послал! Поезжайте ж к своим глупым пашам не мешкая. А опять к нам с такою глупой речью не ездите. Обманывать вам нас — только даром дни терять! А кто к нам от вас с такою речью глупою опять будет, тому у нас под стеною убитым быть! Делайте уж вы то, для чего от царя турецкого к нам присланы. Мы у вас Азов взяли головами своими молодецкими, силой немногою. А вы уж из наших казачьих рук добывайте его головами турецкими, многими тысячами. Кому-то из нас поможет бог? Потерять вам под Азовом своих турецких голов многие тысячи, а не взять вам его из рук наших казачьих до веку! Разве уж, отняв его у нас, холопей своих, государь наш царь и великий князь Михайло Феодорович, всея Руси самодержец, вас, собак, им пожалует. Тогда уж по-прежнему ваш будет. На то его воля государева!”

Как от Азова-города полковники и толмачи вернулись к силам своим турецким, к пашам своим, начали в войсках у них трубить в трубы многие великие. После той игры трубной стали в орудия и в барабаны бить. Стали вороны и звери кричать жалостно.

Строили полки свои всю ночь они до свету. А как был на дворе уже первый час дня, начали выступать из станов своих силы турецкие. Знамена и прапоры их зацвели по полю, словно цветы различные. От труб больших и барабанов их поднялись звуки неизъяснимые, страшные.

Приступ их к нашему городу. Пошли на приступ немецкие два полковника с солдатами. За ними пошла строевая пехота янычарская, сто пятьдесят тысяч. Потом пошла на приступ к городу и вся прочая орда их пешая. Крикнули клич они смело и яростно.

Первый их приступ. Наклонили они все знамена свои к городу, в нашу сторону. Закрыли весь Азов-город наш знаменами. Стали башни и стены топорами рубить. Многие на стены в ту пору влезли по лестницам. И тогда началась у нас стрельба из осажденной крепости, а до тех пор молчали мы. От огня и дыма уж не видно стало нам друг друга. В обе стороны от стрельбы лишь огонь да гром стоял, поднимался огонь и дым до небес. Как будто началась гроза страшная, как бывает с небес гром страшный и молнии. Подкопы тайные, что у нас отведены были за город в ожидании их приступа, все не сдержали силы их невиданной, обрушились, не сдержала земля силы их. В тех провалах побито у нас было турок многие тысячи. Приготовлено было у нас все по тем подкопам, набиты были они дробью и осколками. И было убито при том приступе в первый день под стеною города одних полковников янычарских шесть да два немецких полковника со всеми шестью тысячами солдат их. В тот же день, сделавши вылазку, захватили мы большое знамя царя турецкого, с коим в первый раз шли они на приступ. Наступали на нас паши турецкие с большими силами в тот первый день до самой ночи, даже и на вечерней заре. Убито нами было у них в первый тот день, кроме шести полковников янычарских и двух немецких полковников, одних янычар двадцать пять тысяч, помимо раненых.

На другой день на светлой заре опять прислали турки к нам своих толмачей — просить, чтобы дали мы им убрать от города тела убитых, что полегли у Азова под стеною города. А давали нам за каждую павшую голову янычарскую по золотому червонцу, а за голову полковников по сто талеров. И наше войско не пошло на то, не взяли у них за головы павшие серебра и золота. “Не продаем мы никогда трупов вражеских, но дорога нам слава вечная. Это вам, собакам, от нас из Азова-города игрушка первая. Пока мы, молодцы, ружья свои только прочистили. Всем так вам, басурманам, от нас будет! Иным вас нечем нам потчевать, Дело наше осадное!”

В этот день боя у нас с ними не было. Собирали они трупы убитых своих до самой до ночи. Выкопали для тех трупов глубокий ров в трех верстах от города, засыпали их тут горою высокою, поставили над холмом многие знаки басурманские и надписи там на различных языках сделали.

После того на третий день опять пришли турки к нам под город со всеми своими силами, только стали уже поодаль от нас и приступа не делали. И начали их люди пешие в тот день вести к нам гору высокую, земляной огромный вал, многим выше Азова-города. Той горою высокою хотели нас накрыть в Азове-городе великие силы турецкие. Подвели ее к нам за три дня, и мы, видя ту гору высокую, горе свое вечное, что будет от нее наша смерть, испрося у бога милости и помощи от пречистой богородицы и от образа Предтечи, призывая на помощь чудотворцев московских и совершив предсмертное прощание друг с другом и со всеми христианами православными, пошли мы из города малою нашей дружиною, в семь тысяч всего, на прямой бой с их тремястами тысячами. “Господь наш, творец, небесный царь, не выдай нечестивым создания рук своих! Видим перед лицом этих сил от них смерть себе лютую! Хотят нас живых покрыть горою высокою, видя наше бессилие и то, что мало нас, что в пустыне нас покинули все христиане православные, убоявшись вида страшного и великой силы их турецкой. А мы, бедные, не отчаялись еще в твоей, владыки, милости, ведая твои щедроты великие! С твоею божией помощью, за веру христианскую здесь погибая, бьемся против их больших сил, в триста тысяч, за церкви божий, за все государство Московское и за имя царское!”

Исполнив все обряды предсмертные, выходили к ним на бой, и единодушно все мы крикнули, выйдя к ним: “С нами бог! Разумейте, иноплеменники и неверные, и покоритесь, ибо с нами бог!”

Услышали неверные из наших уст те слова, что с нами бог, и ни один не устоял пред лицом нашим, побежали все прочь с высокой горы своей. Побили мы их в тот час множество, многие тысячи. Взяли мы тогда в бою, на вылазке у той горы шестнадцать знамен одних янычарских да двадцать восемь бочек пороху. И тем-то порохом, подкопавшись под гору их высокую, разбросали мы всю ее. И побило при том многие их тысячи, и к нам тем нашим подкопом живых янычар забросило тысячу пятьсот человек! И с тех пор миновалась земляная хитрость их. Повели они за первой горой другую гору, еще больше того. В длину насыпали ее на три лучных выстрела, а в вышину многим выше Азова-города, шириной она была — едва до половины камнем докинуться! На той горе поставили они уже все свои орудия, и пехоту всю привели свою турецкую, сто пятьдесят тысяч, и орду ногайскую с коней всю спешили. И зачали с той горы из орудий бить они по Азову-городу день и ночь беспрестанно. От пушек их страшный гром стоял, огонь и дым курился от них до неба. Шестнадцать дней и шестнадцать ночей не смолкали их орудия ни на единый час. В те дни и ночи от стрельбы их пушечной распались все наши азовские укрепления, — и стены, и башни все, и церковь Предтеченская, и дома все разбили у нас до самого основания.

И орудия наши разбили все. Одна лишь у нас во всем Азове-городе церковь осталась наполовину — Николина. Потому и осталась, что стояла укрыто внизу, к морю под гору. А мы от них сидели по ямам. Нам и выглянуть они из ям не давали. И мы в ту пору сделали себе покои просторные в земле под ними, под самым их валом, дворы потайные просторные. И из тех потайных дворов своих повели 28 подкопов под их таборы. И теми подкопами устроили мы себе помощь, облегченье великое. Выходили ночною порой на их пехоту янычарскую, и побили мы их множество. Теми своими ночными вылазками на их пехоту турецкую навели мы на них великий страх, и урон большой причинили мы в людях им. И после того паши турецкие, глядя на те наши умелые подкопные в осаде действия, повели навстречу нам из своего табора семь своих подкопов. И хотели они теми подкопами попасть в наши ямы, дабы задавить нас своим множеством. А мы милостью божией устерегли все подкопы их, и разорвало тут их всех порохом, погребли мы тут их многие тысячи. И с той поры их подкопная мудрость миновалась вся. Постыли им уж те хитрости подкопные.

А всего было от турок к нам под город Азов 24 приступа всею их силою. Но после первого большого приступа таких жестоких и смелых больше уж не было. На ножах мы с ними резались в тот приступ. Зачали они метать в ямы наши ядра огненные и всякие немецкие осадные хитрости. И тем, пуще приступов, причинили они нам великое утеснение. Убивали они многих у нас тогда и опаливали. А после тех ядер огненных, что против нас они измыслили, оставив все свои хитрости, стали они нас одолевать и подступать к нам прямым боем со своей силою.

Зачали они к нам на приступ посылать своих янычар во всякий день. По десяти тысяч наступают на нас целый день до ночи, а в ночь идут на смену им другие десять тысяч. И те наступают на нас всю ночь до свету. Ни одного часа не дадут покоя нам. А они бьются посменно день и ночь, чтобы истомою осилить нас. И от тех их ухищрений и злоумышления, от своих тяжких ран и от бессонницы, от лютой нужды всяческой и от смрадного запаха трупного стало нам невмочь, все изнемогали мы лютыми болезнями осадными. А дружины нашей совсем мало осталось; переменяться нам не с кем, ни одного часа отдохнуть нам не дадут. В ту пору уж совсем мы в жизни своей и в Азове-городе отчаялись, потеряли надежду на выручку от людей, только и ожидая себе помощи от всевышнего бога. Прибегнем, бедные, лишь к своему помощнику — Предтечи образу. Пред ним, светом нашим, заливаемся слезами горькими: “Государь ты, свет, помощник наш, Иван Предтеча, по твоему, света нашего, явлению разорили мы гнездо змеиное, взяли Азов-город. Побили мы в нем всех христианских мучителей, идолослужителей. Твой, света нашего, и Николин дом очистили и украсили ваши образа чудотворные своими руками грешными, недостойными. Без пения до сей поры перед образами вашими у нас и дня не проходило. Чем же мы вас, светы вы наши, прогневали, что опять идете в руки басурманские? На вас, светы вы наши, мы надеялись, сидя в осаде, оставив всех своих товарищей. А теперь от рук турецких видим впрямь смерть свою. Уморили они нас бессонницей; дни и ночи беспрестанно с ними мучимся. Уж ноги наши под нами подгибаются, руки наши от обороны затекли, уж не служат нам. Уж глаза наши не глядят от усталости, уж от беспрестанной стрельбы мы очи выжгли порохом, все в них стреляючи. Язык уже наш во рту не ворочается на басурман закричать. Таково наше бессилие: не можем в руках своих никакого оружия держать! Почитаем мы уже теперь себя за трупы мертвые. Два часа в осаде нам уже не высидеть! Теперь мы, бедные, расстаемся с вашими иконами чудотворными, с христианами со всеми православными: не бывать уж нам на святой Руси! Смерть пришла в пустыне нам, грешникам, за ваши иконы чудотворные, за веру христианскую и за имя царское, за все царство Московское!” Начали прощаться: “Прости нас, холопов своих грешных, государь наш православный, царь всея Руси Михайло Феодорович! Помянуть вели наши души грешные! Простите вы, государи патриархи вселенские! Простите, все государи митрополиты, архиепископы и епископы! Простите и вы, все архимандриты и игумены! Простите, все государи протопопы, и священники, и дьяконы! Простите, государи наши, все христиане православные! Поминайте и наши души грешные в день родительский! Нет ни в чем от нас позора государству Московскому! Помышляем мы, бедные, в уме своем, чтобы умереть не в ямах нам и по смерти себе добыть славу добрую”.

Подняли мы на руки иконы чудотворные — Предтечи да Николину — и пошли с ними против басурман на вылазку. И по милости их явной побили мы басурман в той внезапной вылазке шесть тысяч. И увидели люди турецкие, что хранит нас милость божия, что ничем осилить не умеют нас, с тех-то пор не стали уж посылать к нам на приступ людей своих. И тогда отдохнули мы от истомы, от смертных ран.

После того бою прошло три дня, и опять стали нам кричать их толмачи, вызывать нас на разговор. А мы уж и речь не могли держать к ним, потому как язык наш от истомы нашей во рту не ворочался! И начали они на стрелах к нам ярлыки метать. А в них они пишут, просят у нас место азовское. А дают нам за него выкупа на каждого молодца по триста талеров серебра чистого да по двести талеров золота червонного. “А в том присягают вам паши и полковники душою царя турецкого, что ныне при отходе вашем ничем не тронем вас. Подите с серебром и с золотом в городки к своим товарищам, а нам лишь отдайте пустое место азовское”.

А мы к ним обратно пишем: “Не дорого нам ваше собачье серебро и золото, в Азове и на Дону у нас и своего много. То нам, молодцам, нужно и дорого, чтоб была о нас слава вечная по всему свету, что не страшны нам ваши паши и силы турецкие! Сразу говорили мы вам, что дадим вам знать о себе, будет вам о нас памятно на веки вечные. Возвратясь за море, в края басурманские, было б вам что сказать своему царю турецкому глупому, каково приступать к казаку русскому. Сколько вы у нас разбили кирпича и камня в Азове-городе, столько уже взяли мы у вас голов ваших за разрушение азовское. На головах да на костях ваших сложим город Азов лучше прежнего! И пройдет наша слава молодецкая по всему свету до века, как сложим города на ваших головах. Нашел здесь ваш турецкий царь себе позор и укоризну вечные. Станем брать с него дань во всякий год в шесть раз больше”. После того уж стало нам легче от них, приступов больше уже не было. Сочли они, что под Азовом побиты были у них многие тысячи.

А во время своего сидения осадного держали мы, грешные, пост. Совершали молитвы многие, соблюдали чистоту телесную и духовную. В осаде многие из нас люди искушенные видели во сне и наяву — одни жену прекрасную и светозарную, на воздухе стоящую посреди града Азова, иные ж — мужа древнего, с власами длинными, в светлых ризах, взирающего на полки басурманские. И не предала нас богородица в руки басурманские, подавала нам против них помощь явную, возглашая умиленно: “Мужайтесь, казаки, а не ужасайтесь. Град сей Азов от беззаконных агарян, их нечестием, злобою и жестокостью поруган, престолы в церквах Предтечи и Николиной осквернены. И не только осквернили они землю в Азове и престолы, но и воздух над ним омрачили, торжище здесь и мучительство христианам учинили, разлучили мужей от законных жен, сынов и дочерей разлучили от отцов и матерей. От многого плача того и рыдания вся земля христианская восстонала. А о чистых девах, о вдовах непорочных и о сущих во младенчестве уста мои и изречь не в силах, глядя на поругания им. И услышал бог молитвы и плач их. Видя создание рук своих, православных христиан, зло погибающих, дал вам против басурман отмщение, предал вам град сей и их самих в руки ваши. Да не скажут нечестивые: “Где бог ваш христианский?” И вы, братья, не заботьтесь, отгоните всякий страх от себя, не тронет вас никакой басурманский меч. Положите упование на бога, примите венец от Христа нетленный. А души ваши примет бог, имеете царствовать с Христом вовеки”.

И многие атаманы видели, что текли у образа Ивана Предтечи из очей его слезы обильные в день каждого приступа. А в первый день, во время приступа, видели лампаду у его образа, слез полную. А при вылазках наших из города все видели басурманы — и турки, и крымцы, и ногайцы — мужа храброго и юного, в одежде ратной, ходившего среди боя с мечом обнаженным и множество басурман поражавшего. А мы того не видели. Лишь по убитым знаем мы, что то дело божие, а не наших рук: люди турецкие надвое рассечены! Послана с неба была над ними победа! И они, басурманы, о том нас много раз спрашивали, кто от нас из города выходит на бой с мечом. И мы говорили им: “То выходят воеводы наши”.

А всего сидели мы в Азове в осаде от турок с 24 июня 149 года до 26 сентября 150 года, 93 дня и 93 ночи. А в ночь на 26 день сентября турецкие паши со всеми турками и крымский царь со всеми своими силами за четыре часа до свету побежали, окаянные, в смятении и трепете, от Азова-города, никем из нас не гонимые. С вечным позором ушли паши турецкие к себе за море, а крымский царь пошел в орду к себе, черкесы же в Кабарду свою, ногайцы пошли в улусы свои. И мы, казаки, как услышали об их отступлении, напали на их таборы тысячею человек. И взяли мы у них в таборах тогда языков, турок и татар живыми, четыреста человек, а больных и раненых застали мы с две тысячи.

И нам те языки на допросах и пытках все говорили единодушно, отчего среди ночи побежали от города паши и крымский царь со всеми своими силами. “В ночь ту с вечера было нам страшное видение. На небесах над нашими полками басурманскими шла с Руси от вашего царства Московского туча великая и страшная. И стала она против самого табора нашего. А перед тою тучею идут по воздуху два страшные юноши, а в руках своих держат мечи обнаженные и грозятся на наши полки басурманские. В ту пору мы их всех узнали. И в ту же ночь страшные воеводы азовские в ратной одежде выходили на бой приступом на нас из Азова-города. Пластали нас надвое, вместе с конями. От того-то страшного видения и побежали из таборов турецкие паши и крымский царь”.

А нам, казакам, в ту ночь с вечера также было видение: по валу басурманскому, где стояли их орудия, ходили два мужа, летами древние. На одном — одежда иерейская, а на другом — власяница косматая. Указывают они на полки басурманские и говорят нам: “Побежали, казаки, от вас паши турецкие и крымский царь из таборов. Пришла победа над ними от Христа, сына божия, с небес, силою божией”.

А еще сказывали нам те языки про урон в людях своих, сколько побито их от рук наших под Азовом-городом. Из главных сил их побито у них одних мурз и татар и янычар девяносто шесть тысяч, кроме тех черных мужиков и охочих людей. А нас всего, казаков, в осаде сидело в Азове только 7367 человек. А те, кто уцелел из нас, холопов государевых, после осады, все изранены. Нет ни одного у нас человека целого; ни одного, кто бы не пролил крови своей, в Азове сидя во имя божие, за веру христианскую. А теперь мы всем войском у государя царя и великого князя всея Руси Михаила Феодоровича просим милости. Просим мы, холопы его, сидевшие в Азове, и те, кто по Дону живет в городках своих, чтоб велел он принять из рук наших ту свою государеву вотчину — Азов-город, ради светлых образов Предтечи и Николина, ради всего, что им, светам нашим, угодно тут. Тем Азовом-городом защитит он, государь, от войны всю свою украину, не будет войны от татар до веку, как сядут наши в Азове-городе,

А мы, холопы его, что остались после осады азовской, все мы уже старцы увечные, сил нет уже у нас на боевые промыслы. А то обет наш, всех, пред образом Предтечи: постричься в монастыре его, принять образ монашеский. Станем мы бога молить до веку за него, государя, и за весь государский род его. Его государскою обороною и нашей верою защитил нас бог от таковых турецких сил, а не нашим молодецким мужеством и промыслом. А коли государь нас, холопов дальних своих, не пожалует, не велит у нас принять из рук наших Азова-города, то нам, заплакав, оставить его! Поднимем мы, грешные, икону Предтечи, да и пойдем с ним, светом нашим, куда он велит. Атамана своего пострижем пред его образом, будет он над нами игуменом. А есаула пострижем, тот у нас будет устроителем. А мы, бедные, хоть и немощные все, не отступим от его, Предтечи, образа, помрем все тут до единого. Будет вовеки слава лавре Предтеченской.

И после от тех же атаманов и казаков приписано в грамоте, что надобно им в Азов для осадного сидения 10000 людей, 50000 пудов всяких припасов, 20000 пудов пороха, 10000 мушкетов, а денег на то все надобно 221000 рублей.

В нынешнем же 7150 году, по прошению и посольству царя турецкого Ибрагима-султана, государь царь и великий князь Михайло Феодорович пожаловал его, царя турецкого Ибрагима-султана, и велел донским атаманам и казакам Азов-город покинуть.