Куйгорож

Давно это было… В одном мокшанском селе жили-были старик со старухой — Пятань да Акуля. Были они в работе никудышные, а в мыслях завидущие, и потому жили бедно, хуже некуда. Такие они бездельники были — детей завести и то поленились. Хозяйство у них всё развалилось.

Захотелось как-то Пятаню есть а в доме хоть шаром покати.

В амбар пошёл и там ничего не нашёл В печку сунулся, да только в саже вымазался.

Будит дед бабку:

— Эх, Акуля, что делать-то будем? Изба того гляди завалится. В доме пусто и в амбаре не густо. Помрём мы!

Бабка проснулась, чумазого деда увидала и чуть с печки не свалилась.

— Тьфу! Напугал, старый чёрт!

— Чёрт, говоришь?

Ох, и правда, хоть нечистого зови…

А у старухи глаза разгорелись:

— А что? — говорит. — Вон, сказывают — есть в лесу дуб старый да корявый, а в нём дупло совиное, а в дупле яйцо змеиное, Куйгорожем зовётся. Высидишь его — и богатым будешь, не работая.

Пошёл Пятань в лес. А в лесу-то темно. Чем дальше, тем страшней. Звери воют, вороны каркают.

Вдруг деревья расступились и очутился дед на какой-то поляне. А посреди поляны — дуб с чёрным дуплом, страшный да корявый.

Старик возьми да и перекрестись.

— Ох, страх-то какой! Господи пронеси… Свят, свят, свят!

И тут дуб затрещал и провалился под землю, будто и не бывало.

Пятань на четвереньках ползает, землю гладит, где дуб был, да осипшим голосом кричит:

— Эй, дуб, ты что? А яйцо-то где?!

Да куда там!

Вернулся Пятань домой с пустыми руками.

— Ну что, не нашёл? — спрашивает Акуля. — Небось крестился да Господа нашего поминал, старый ты пень?

— Да как же не помянуть, коли страшно-то так!

— Эх, дурья твоя башка! Так-то тебе и дуб не покажется, и яйца не добыть! Вот- ка я тебя снаряжу!

Слезла баба с печки, обмотала деда верёвкой и рот пробкой заткнула.

Это тебе, чтоб не крестился и не божился!

Положила Акуля деда в телегу, словно куль, и стеганула лошадь. Та и понеслась не разбирая дороги.

Как из оврага выскочили, лошадь сама в телеге оказалась. Так и мчались по лесу— лошадь передними ногами по земле перебирает, Пятань в перепуге глаза таращит.

Вдруг очутились они на поляне.

А там дуб чёрный стоит — больше прежнего. Лошадь с ходу в дуб врезалась. Дед вылетел из телеги, верёвки на нем развязались, и он головой прямиком в дупло.

А в дупле том оказалось светло как днём. Поднял Пятань глаза и остолбенел: на тоненькой ножке огромное яйцо качается и всё сияет, будто солнце. Подивился старик, потрогал ножку, а яйцо вдруг маленьким сделалось и само ему в руку опустилось. И тут дед куда-то провалился.

Глядит — а он у себя дома, с яйцом в руке, и с печки на него Акуля таращится.

— Смотри-ка, принёс! — говорит. — Давай сюда.

Взяла бабка яйцо, соломки постелила и стала его высиживать. А занавеску-то задернула. Сунул было нос Пятань, да старуха его отшила:

— Куда нос суёшь, старый пень! Иди на двор и жди там.

Сидит дед на завалинке, да ждёт. Вдруг из окна свет необыкновенный полился.

Пятань бегом в избу. Видит — бабка на полу, зад потирает. А на печке скорлупки и кто-то маленький лежит, глаз не открывает.

Дед с опаской спрашивает:

— Дохлый, что ли? Ты, Акуля, его, кажись, задавила!

Вдруг маленький крылышками замахал, под потолок взлетел и как заверещит:

— Кик-кик! Я Куйгорож! Кик-кик! Что делать будем? Давайте мне работу! А не дадите — всё вам тут порушу-поломаю!

Тут и дед на пол сел.

Бабка шепчет:

— Дед! Дед! Давай думай скорее! А то и вправду…

Дед в затылке почесал и говорит:

— Да вот, милок, голодаем мы! Нам бы хоть каши горшочек!

А бабка вторит:

— Да побольше! С горкой!

Куйгорож крыльями замахал, по избе пролетел, мухомор в углу сорвал и на стол бросил. Раз — и мухомор горшком каши стал.

Дед с бабкой рты так и разинули, а Куйгорож ложкой оборотился и давай их кормить.

Наелись до отвала, как в жизни не едали. У Пятаня пузо раздулось, аж пуговица отлетела. Акуля сидит, живот гладит, от сытости икает.

А чудо-ложка на стол опустилась и Куйгорожем оборотилась.

— Кик-кик! Я Куйгорож! Что делать будем? Давайте мне работу. А не то всё вам тут порушу-поломаю!

Бабка рукой машет:

— Да у нас работы — непочатый край!

Дай нам одёжи покрасивше и побогаче!

А дед вторит:

— Как бояре носят!

Куйгорож вихрем туда-сюда пролетел. Глянь — Пятань в латах железных стоит, а Акуля вся в кружевах да в корсет затянута.

— Ой, душно, — сипит дед.

— Тесно! — жалуется баба.

— Полегче бы, — просит дед.

Куйгорож в иголку вытянулся и давай сквозь них пронизываться. Глядь — а старики в дикарских обновках, голыми пузами щеголяют.

— Ой, срамота! — стыдится Акуля.

А Пятань только хихикает.

Что ж, Куйгорож ножницами стал, вмиг всё состриг и деда с бабкой барами нарядил. Правда, кое-что перепутал.

Акуля сердится:

— Это ещё что? Нам бы понаряднее…

А Куйгорож уже утюгом пыхтит, заново переглаживает. Огляделись дед с бабой — ой, хороши наряды! Цветасты, золотом вышиты, самоцветными каменьями переливаются!

— Видал, дед — вона мы какие! — говорит баба.

— Красотища! — вторит дед.

А Куйгорож тут как тут:

— Кик-кик! Я Куйгорож! Что теперь делать будем? Давайте мне работу. А не дадите — всё порушу-поломаю!

— При таких нарядах нам бы и хозяйство побогаче, — говорит баба.

Дед просит:

— Милок, амбар нам можешь поправить?

А баба в бок его толкает:

— Лучше хлев да избу новую. Да не избу — хоромы царские, с зеркалами да паркетами, чтоб всем соседям на зависть.

Взлетел Куйгорож, и избы как не бывало — еле успели дед с бабой во двор выскочить.

А двора-то не узнать! Вместо амбара хлев, да не хлев — хоромы!

Где лужа с воробьями — пруд с лебедями. Скотный двор и тот расписной! А скотина-то, скотина — славная да жирная! Кругом забор высоченный. Дома соседские в ямы да канавы задвинуло, чтоб не мешались. А посерёдке дворец стоит, маковкой в небо упирается.

Тут и верная кляча пришла, да прогнала её баба со двора:

— А ты, дохлятина, пошла отсюда! Нам теперь таких не надобно.

Махнула ей вслед и деда зовет:

— Ну что, дед, пойдём в роскоши купаться!

И пошли они свой дворец осматривать. А там красота!

Лестницы да колонны, картины да статуи! А окон-то, окон! И диковины всякие кругом. Идут дед с бабой из залы в залу, головами крутят и не надивуются.

В спальню зашли и на перинах развалились.

— Эх! И заживём мы теперь! — говорит Пятань. А Акуля пусть обзавидуются!

хихикает:

— Давай соседей позовём, пусть обзавидуются!

Стали они соседей звать на богатство любоваться. Да те только плюнули и разговаривать не стали.

— Ну и тьфу на вас! сказала баба. — И без вас обойдемся!

А Куйгорож снова тут:

— Кик-кик! Я Куйгорож! А что теперь делать будем? Быстро мне работу! А не то всё порушу-поломаю!

Акуля и говорит:

— А давай-ка, Пятань, пир закатим. Эй, ты! А ну-ка стол накрой да гостей приведи, самых благородных. Чтоб соседи от зависти полопались!

Куйгорож стрелой в лес полетел, всякой дряни понабрал и вернулся.

Вошли Пятань с Акулей в пиршественную залу и заробели. Стол разносолами ломится, а за столом гостей полным-полно. Вид у них чудной, наряды странные — сразу видать, народ не простой. Баба деда в бок толкает:

— Ты смотри, старый, простоту свою перед гостями благородными не показывай!

— Как скажешь, счастье моё, при такой жизни я на всё согласный!

Поклонилась Акуля:

— Бонжур, гости дорогие!

— Салям алейкум! — ляпнул дед, чтоб лицом в грязь не ударить. А баба шепчет:

— Граммофон неси, старый, вишь, гости скучают…

И пошёл у них пир!

Ночь настала, а гости совсем разошлись — пляшут так, что дворец шатается. Соседи смотрят и крестятся: никак нечисть гуляет!

Ну а как петух-то пропел, гости во все щели и вылетели. А дед с бабой прямо за столом уснули.

А Куйгорож тут как тут:

— Кик-кик! Я Куйгорож! Что теперь делать будем?

Баба только отмахнулась:

— Всё у нас есть! Ничего нам сейчас не надо! Иди отдохни пока!

— Кик-кик! Я Куйгорож! — не унимается тот.

Насилу Акулька голову подняла:

— Вот надоел! Пшёл вон! Не видишь — хозяйка отдыхает!

И швырнула в него сапогом.

— Ах, так! — разозлился Куйгорож. — Кик-кик! Всё порушу-поломаю!

Взлетел — и всё богатство вмиг стёр-поломал.

Посмотрел Куйгорож на развалины.

— Всё! Кик-кик! — и улетел.

— Что теперь-то делать будем? — спросил дед. Ничего не ответила баба.

Так и остались ни с чем Пятань с Акулей. И поделом.

Недаром про тех, кто богатство не своим трудом нажил, говорят: «У них Куйгорож завёлся, и счастья им не будет!»