Кривую баньку в заброшенном саду не топили уже много лет. Тепла в ней совсем не осталось. Но запах березовых веников несмотря ни на что сохранился. Ыхало любило этот запах. Поэтому в летнее время оно проживало в баньке как на даче. Уютно здесь было и спокойно.
Иногда Ыхало забиралось на верхнюю полку и впадало в сладкую спячку на несколько суток.
В конце июня, после недельной спячки, Ыхало сидело на полке и беседовало с тенью кота Филарета. Тень упрекала Ыхало:
— Дрыхнешь без задних ног, все новости проспало. А мне и поговорить не с кем…
— Ну какие, Филаретушка, в нашей жизни могут быть новости, — почесываясь, кряхтело Ыхало.
— Громадные, мур-мяф меня подери! Старуха уехала! Насовсем!
— Насовсем?! — Ыхало подпрыгнуло и стукнулось макушкой о низкий потолок. — Не врешь?
Тень Филарета поудобнее уселась на стенке холодной печки, полизала растопыренную лапу (точнее, тень лапы).
— Зачем же мне врать? Не первое апреля… Уехала к брату в Калугу, решили вдвоем век доживать. По-моему, правильно…
— А дом?
— А дом продала. Почти со всем имуществом. Даже часы с Петрушей оставила. И Большую картину…
— А кто новый хозяин? — осторожно спросило Ыхало. Потому что хуже, чем при старухе, не будет, но все-таки…
— Хозяин — художник…
— Да ну? Как Орест Маркович, значит!
— Именно! Именно, дорогой Ых! Мало того. Они, можно сказать, родственники!.. Ну, не в полном смысле родственники, а, так сказать, духовные.
— Ты выражайся попроще, я ведь необразованное.
— Ладно, не притворяйся… А дело вот в чем. У первого-то нашего хозяина, у Ореста Марковича Редькина, было много учеников. И самый талантливый — Иванов Иван Климович. Тот, самый, у которого знаменитая картина «Необозримые просторы». А у этого Иванова, у Ивана Климыча, тоже были ученики. Как бы уже творческие внуки Ореста Марковича. Вот один-то из этих внуков, Пеночкин Евгений Павлович, и купил дом… Как прочитал объявление о продаже, сразу кинулся. «Это, — говорит, — колыбель моего вдохновения. Меня сюда однажды в детстве учитель приводил, когда Орест Маркович еще жив был, только седой весь. И я ему свои рисунки показывал, а он меня гладил по головке…»
— Как трогательно, — сказало Ыхало. — Помню, как меня Орест Маркович тоже гладил по темечку.
— Да и меня, мурр-мяу… — разнеженно заметила тень. — То есть не меня, конечно, а… ну, в общем, ясно…
— Ясно, ясно, — вздохнуло Ыхало. — Орест Маркович душевный человек был. Не то что старуха… Она небось за дом-то несусветную цену заломила? А?
— Да уж не без того…
— А хозяин-то новый… Он, видать, человек не бедный?
— Тут целая история, Ых. Поучительная и счастливая, — с удовольствием сообщила тень Филарета. — Он был совсем даже не богатый. Наоборот, еле на хлеб и краски хватало. Но на недавней, на весенней выставке заметили его и стали хвалить. Талант, он ведь себя все равно рано или поздно покажет…
— От похвал до богатства далеко, — недоверчиво сказало Ыхало.
— Ну, речь тут не о богатстве… Однако если художника хвалят, у него и картины покупают. Сперва одну, вторую, а там, глядишь, и очередь за ними стоит. Иностранцы стали интересоваться… А с одной картиной даже скандал вышел. С той, что называется «Вечерний вид на город Хребтовск с зеленого холма, на котором пасется желтая лошадь»…
— А что за скандал-то?
— Американец и француз заспорили, кому картину покупать, чуть не подрались. Француз вызвал американца на дуэль, еле их помирили… Евгений Павлович Пеночкин теперь знаменитый… Жена его не хотела только сперва в этот дом переезжать. Старая развалюха, говорит, и далеко от центра…
— Ох, значит, он женат, — огорчилось Ыхало.
— Естественно. Жена костюмером работает в оперном театре.
— И дети небось есть?
— Брат и сестра. Самого младшего школьного возраста.
Ыхало заыхало и заворочалось на полке.
— Теперь не будет покоя…
— Да ладно тебе ворчать. Будто ты себе не найдешь в доме укромный уголок!
— Да они до любого угла доберутся…
— А ты уже заранее боишься!
— Не за себя ведь, а за них. Перепугаются, когда увидят…
— Нынешние дети? Ха! — сказала тень Филарета.
— А ты, видать, доволен, — хмыкнуло Ыхало.
— Мрр-да… Во-первых, старухи больше нет. Во-вторых, не исключено, что мальчишка собирает марки. Тогда я смогу пополнить свои фонды. — Тень погладила себя лапой по животу. К нему был пришит незаметный карман, в котором хранилась коллекция.
Ыхало насмешливо запыхтело. Увлечение кота Филарета (то есть его тени) оно считало причудой. Однако дразнить Филарета не стало, только заметило:
— Ну посуди, какие у ребенка могут быть редкости?
— Всякое случается, — возразила тень. Потом, как настоящий кот, выгнула спину, потянулась и муркнула:
— Ыхушко, сделай одолжение, а? Я лягу кверху лапами, а ты почеши мне пальчиком брюхо. Давно меня никто не ласкал, не баловал…
— Бездельник. Ладно уж, иди сюда… — Ыхало с тень-Филаретом были давние приятели.
Тень растянулась на доске, как тень кота, лежащего на спине. Предупредила:
— Только карман не зацепи, а то оторвешь ненароком, и все марки разлетятся…
— Будто можно по правде оторвать тень кармана, — проворчало Ыхало.
— Всякое бывает… Мур-р…
— Просыпайся, засоня!
— Сам засоня… Леша — калоша…
— Даша — простокваша.
— Лешка — поварешка.
— Дашка — промокашка…
Это они не ссорились, а так просто. Вроде утренней разминки. Ссоры между сестрой и братом, конечно, тоже случались, но тогда дразнилки были другие, покрепче. Например:
«Лешка — …»
Нет, не стоит продолжать. Очень уж глупо.
Или:
«Дашка — …»
Нет, и это не надо. Мало ли на свете Лешек и Дашек! И начнут их награждать такими прозвищами, а это несправедливо.
Если Леша придумывал чересчур ехидную дразнилку, Даша обижалась и обещала:
— А я маме скажу…
— Ябеда, — говорил Леша. Но знал: маме Даша ничего не скажет. Она была не ябеда, а вполне нормальная сестренка. Правда, чересчур увлекалась куклами и ничего не понимала в технике, но что поделаешь, если уродилась девочкой. Зато книжки читать она любила не меньше Леши, хотя в школу еще не ходила. Брат был старше на год. Он уже закончил первый класс. Вернее, два первых класса: в обычной школе и в художественной.
В художественной школе отметки у Леши были хорошие, а в обычной — троечки. Потому что учительница Леонковалла Меркурьевна заставляла его писать правой рукой, хотя он был левша. Мама ходила в школу заступаться за сына, папа тоже ходил. Убеждали: нельзя переучивать, раз мальчик от природы такой. Но Леонковалла Меркурьевна говорила:
— Нет, мальчик должен быть такой, как все. И я своего добьюсь…
Своего она не добилась, но троек Леше наставила целую кучу. И двойки бывали… Хорошо, что Леша с родителями и сестрой переехал в этот дом, здесь недалеко другая школа.
И художественная школа теперь ближе, чем раньше. А то приходилось ездить через весь город. У мамы из-за этого было множество хлопот, потому что отпускать Лешу одного она боялась.
Художественную школу Леша любил. Там разрешали рисовать хоть какой рукой. Хоть ногой. Лишь бы ученик проявлял фантазию. У Леши фантазия проявлялась.
…Леша задумался про школу. А Даша про то, можно ли сказать: «Лешка — рыжая матрешка». Наверно, это будет неточно. Во-первых, матрешка — девочка, а Леша — мальчик. Во-вторых, он вовсе не рыжий, а только чуть-чуть золотистый. И у него всего три веснушки — на левой стороне лица. Эта сторона была похожа на папу. И нос был папин — торчал как сапожок. А глаза были мамины — светло-коричневые, с прямыми, будто спички, ресницами. И вся правая часть лица была мамина — без веснушек, с завитками волос над плотно прижатым к щеке ухом. (Левое ухо — папино — слегка оттопыривалось). Кроме того, на правой — маминой — щеке была симпатичная, заметная при улыбке ямочка.
А рот у Леши был не папин и не мамин, а свой собственный. Большой и толстогубый. Иногда улыбчивый, а порой упрямый.
Про Дашу же рассказывать много нечего. Она вся была в маму. Знакомые так и говорили: «Какая у вас славная девочка! Мамина копия…»
Мамина копия нерешительно сказала:
— Леша — старая лошадь… — Она и сама понимала, что это не очень удачно.
Он рассеянно откликнулся:
— Даша — манная каша… — И насторожился: — Тс-с…
Он сел в своей кровати. А Даша, наоборот, ойкнула и вжалась в подушку. Натянула до глаз одеяло.
Комната была просторная. Мебель в ней стояла разная — и знакомая, из прежней квартиры, и та, что осталась от старой хозяйки. У двери возвышался широкий платяной шкаф с львиными мордами на дверцах. А за дверцами кто-то шебуршал. Потом громким виноватым шепотом попросил:
— Извините, пожалуйста, не могли бы вы меня выпустить?..
— Мама… — пискнула Даша. Громко завопить она не могла, голос пропал от испуга.
Леша сперва тоже хотел позвать маму и папу. Но пересилил страх. Такой был у Леши характер: если рядом кто-то боялся, сам он делался смелее. Наверно, из упрямства.
— Кто там? — сказал он тонким, но достаточно мужественным голосом.
— Видите ли… мне трудно так сразу объяснить. Я здешний житель…
— А зачем вы туда забрались? Без спросу!
— Простите, пожалуйста. Я из любопытства. Хотелось посмотреть на новых жильцов, а знакомиться я не умею… Можно, я выйду? Здесь ужасно пыльно…
— Да кто вам не дает, — храбро сказал Леша. — Шкаф не заперт.
— Не заперт, но вы же сами его ночью заколдовали…
— А-а! — вспомнил Леша.
Ночью было вот что. Лешу разбудила Даша, она сидела на его кровати и трясла его за плечо:
— Лешка, я боюсь…
Он открыл глаза. В окно светила бледная звезда. В комнате (большой и непривычной) стоял сумрак. Что-то потрескивало, шелестело, пошевеливалось по углам. Леше стало очень даже не по себе. Но от Дашиного страха он осмелел:
— Чего ты боишься, глупая?
— Кто-то возится… По-моему, в шкафу.
— Ну и пусть возится, если охота.
— А если вылезет…
— Я вот ему вылезу!
Сразу стало тихо. Спокойно. Не страшно. Даша повздыхала и забралась в свою постель. Только попросила:
— Ты не спи, пока я не усну, ладно?
— Ладно, — пообещал брат. И почти сразу уснул.
Значит, все это не приснилось! Ой-ей-ей… Кто же там, в этом шкафу музейного вида?
Леша поднабрался еще побольше храбрости. К тому же при утреннем солнышке все не так страшно, как ночью.
— Ладно, выходите…
— Только вы не пугайтесь, пожалуйста, — попросили из-за двери.
Леша даже рассердился слегка:
— Вылезайте живо! Мы не нервные!
Но на всякий случай он нащупал под подушкой свою рогатку и шарик из высохшей глины.
Дверцы со скрипом (конечно же, с медленным таинственным скрипом!) растворились, и на свет выбралось… существо.
Представьте себе метровой высоты пузатый самовар с футбольным мячом вместо чайника. А еще представьте, что самовар этот и мяч обмазали клеем и вываляли в клочьях пыльной шерсти, пакли, паутины и всякого мусора, затем украсили мяч-голову большущими круглыми глазами. Зелеными, как бутылочное стекло. Угадывался у мяча и широкий рот, но не было даже намека на нос.
Подставки у мохнатого самовара не имелось, зато были тонкие черные ножки в облезлых, подвязанных веревочками калошах. Самоварных ручек-держалок и крана тоже не наблюдалось, но виднелись руки почти человечьи. Только мохнатые и с ладонями цвета старых картофелин…
Леша вдруг сообразил, что Даша тихонько визжит, а сам он сидит с рогаткой на изготовку.
— Руки вверх!
Существо послушно подняло руки с растопыренными пальцами.
— Не стреляйте, пожалуйста, я сдаюсь.
Зеленые глаза были испуганные и, кажется, печальные.
Леше стало неловко, и он опустил рогатку.
— Это я так просто… Дашка, не пищи!.. Кто вы такой?
— Видите ли… ых-пых… я… так сказать…
— Вы, наверно, инопланетянин?
— Ни в малейшей степени… Наоборот, я совершенно земное создание. Уроженец этого дома…
— А, понимаю! Вы домовой!
— М-м… если по должности, то, пожалуй, да… А если по происхождению, то не совсем… Вы позволите мне опустить руки?
— Да, конечно… Не обижайтесь.
— Видите ли, настоящие домовые — это порода домашних гномов. В свое время их предки из лесов перебрались в деревни и города и стали обитать рядом с людьми. А я… Мой папа был самовар, а мама — здешнее привидение. Они полюбили друг друга, и от их горячей любви родилось я…
— А где теперь ваши родители? — вежливо осведомился Леша. По правде говоря, его интересовало лишь привидение, самовар он и без того видел множество раз.
— Ых… увы… Папа состарился, его отправили в утиль, мама последовала за ним. Что с ними стало потом, я не знаю. Это было в давние времена… Меня зовут Ыхало…
— Очень приятно, — тихонько сказала Даша. Во время беседы она перебралась к брату и теперь храбро прижималась к нему.
— Я очень рад, что вам приятно! — обрадовалось Ыхало. — А то прежняя хозяйка меня терпеть не могла. Сперва боялась, а потом стала загонять шваброй в самые глухие закоулки. И совершенно не желала со мной разговаривать… Представьте себе, с той поры, как не стало Ореста Марковича, я впервые разговариваю с людьми.
— Вы приходите к нам почаще, — сказал Леша.
— Вы ужасно симпатичный, — сказала Даша.
— Благодарю вас… Только, простите, с меня иногда мусор сыплется, я давно не чистилось.
— Пустяки! — успокоила его Даша. — У нас новый замечательный пылесос. Фирмы «Филипс».
В это время за дверью раздался мамин голос:
— Эй, Лешки-Дашки, встать, как неваляшки! Я иду…
— Ай… — сказало Ыхало. Хотело забраться обратно в шкаф, но Даша воскликнула:
— Не бойтесь! Мама у нас хорошая!.. Садитесь вот в это кресло…
— Я стесняюсь…
Но деваться было некуда, потому что прикрывшиеся сами собой дверцы заело. Ыхало съежилось в старинном кресле, поджало ножки. Зажмурилось, потом приоткрыло один глаз.
Мама вошла. Она была в халате и со шваброй.
— Мамочка, ты только не волнуйся… — начал Леша.
Мама уронила швабру, слегка присела, взяла себя за щеки. Глаза у нее сделались круглые.
— Мамочка, ты только не пугайся… — опять заговорил Леша. — Это…
Мама качнула головой и сказала нараспев:
— Ка-ка-я прелесть…
— Оно тебе нравится?! — подскочила Даша.
— Я в полном восторге! — Мама сияла.
Ыхало выбралось из кресла и засеменило к маме. Потупилось.
— Позвольте представиться. Меня зовут Ыхало…
— Очень, очень рада! — Мама протянула руку. Ыхало дало ей свою ладонь. Мама затрясла ее, да так сильно, что… рука Ыхала оторвалась! Осталась у мамы в пальцах и шевелилась сама по себе.
— Ай! — ужасно испугалась мама. Уронила руку.
— Ничего, ничего! — Ыхало левой рукой подхватило упавшую правую, приставило к месту. — Не беспокойтесь, пожалуйста, это бывает. Дело в том, что когда я радуюсь, то обязательно размягчаюсь. Делаюсь похожим на маму, которая состояла из тумана… А если огорчаюсь и сержусь — наоборот, становлюсь как металлический папа… А сейчас я просто таю…
Мама отдышалась. Заулыбалась опять:
— Я тоже таю от удовольствия…
— Мама, Ыхало — здешний житель, — начал рассказывать Леша. — Его папа был самовар, а…
— Не надо ничего мне объяснять! — воскликнула мама. — Я все понимаю! Вы, Ыхало, душа этого дома! Не так ли?
— Гм… — Ыхало начало таять прямо на глазах. — Видите ли… я над этим, по правде говоря, не задумывалось. Но в какой-то степени…
— Сейчас мы будем завтракать, — решительно сказала мама. И повернулась к двери. — Женя! Иди сюда! Познакомься, пожалуйста!
Появился папа. С намыленным лицом. От удивления уронил бритвенный помазок…
Леша и Даша умылись и почистили Ыхало пылесосом «Филипс».
После этого все уселись завтракать. Ыхало сначала смущалось, отказывалось от угощения, но, когда появилась банка с малиновым джемом, устоять не смогло. Намазало себе большой кусок батона. Призналось, что любит сладкое.
— А попробовать удается так редко… Старуха никогда не угощала. Иногда мне удавалось, правда, стащить у нее немного варенья. Конечно, это нехорошо, но я брало совсем чуть-чуть. А у старухи варенье все равно пропадало: наварит в громадном объеме, а потом выбрасывает, потому что съесть одна не в состоянии. И ни с кем не делилась. Весьма скупая была особа, прямо вам говорю…
— Судя по всему, она дальняя родственница Ореста Марковича? — заметил папа.
— Весьма дальняя. И ничуть на него не похожая… С Орестом Марковичем жили мы душа в душу. Он, бывало, работает над холстом, а я сижу в уголочке и наблюдаю. Случалось, он и совета у меня спрашивал… Вот помню, как он эту Большую картину писал…
И все посмотрели на картину, которая висела над диваном.
На картине были город и лес. Не город, окруженный лесом, а дома и большие деревья вперемешку — будто они вместе выросли из земли. Дома были старинные, красивые. Между ними — над ручьями, среди лесных зарослей — перекидывались горбатые мосты. А выше всех крыш и деревьев поднимался многобашенный замок — сам слегка похожий на громадное дерево.
Была в картине какая-то зыбкость и загадочность. Порой не разберешь: где кровли, а где верхушки лесных великанов. Что там темнеет: крепостная островерхая башня или пирамидальная ель? И что светится в чаще? Два окошка или глаза какого-то хитрого зверя?
Надо сказать, что перепутывались не только лес и город. С ними еще перемешивалось зеленоватое ночное небо. Просвеченные луной облака висели кое-где среди древесных стволов, цеплялись за высокие цветы и проплывали под мостами. А звезды дрожали на ветках и карнизах окон.
И было ощущение, что от картины идет еле слышный звон и стрекот, словно там среди травы не умолкают ночные кузнечики.
Это, наверно, вот почему! Казалось, что воздух вокруг леса-города хрустально затвердел, а потом раскололся на множество больших и маленьких кубиков и кубики эти кто-то слегка встряхнул, пошевелил. Теперь все виднелось как бы через множество стеклянных граней — немного запутанно и сбивчиво. Лунный диск, например, оказался надломленным в разных местах, а несколько кусочков от него откололись и светили отдельно… В общем, то ли сказка, то ли сон…
— Удивительное полотно, — сказала мама.
— Орест Маркович никому не хотел продавать эту картину, — объяснил папа. — А я, кстати, видел ее еще в детстве, когда приходил сюда…
Ыхало сказало смущенно:
— Евгений Павлович, а я вас помню. Я в щелку смотрело, когда вы Оресту Марковичу показывали свои рисунки… Только тогда вы были поменьше, в матросском костюмчике и без усов.
— Да-а… — вздохнул папа. — Годы, годы… Тогда я был такой, как нынче наш Алексей.
— Именно, — согласилось Ыхало. — Я вас и узнало, когда посмотрело на Лешу с левой стороны.
— А с правой он похож на меня, — ревниво напомнила мама.
— Совершенно верно, Елена Олеговна, — вежливо сказало Ыхало. — Это я заметило еще раньше.
— Кушайте варенье, — с удовольствием сказала мама. — Не стесняйтесь.
— А где вы живете? — спросила Даша. — Ну, понятно что в этом доме, а где именно?
— Ых-ох… По правде говоря, при старухе я жил где придется. Закутков тут всяких немало. Заберешься поглубже, чтобы не заметила, и сидишь. А летом — в баньке. Старуха туда побаивалась заходить…
— А где вы обитали при Оресте Марковиче? — спросил папа.
— При Оресте Марковиче был у меня постоянный угол. В мансарде, рядом с мастерской, есть чуланчик, по нему проходит каменная труба от камина. От нее так тепло было… ых…
— Полагаю, вам и теперь следует там поселиться, — решил Евгений Павлович. — Если не возражаете…
— Я буду счастлив! Если не стесню вас…
Мама всплеснула руками:
— Не выдумывайте, ничуточки не стесните! Я даже не представляю этот дом без вас!
— Я тоже! — сказали вместе Даша и Леша.
А мама призналась:
— По правде говоря, я не очень-то хотела переезжать сюда. Но теперь, когда познакомилась с вами, ужасно рада.
В это время в больших, похожих на узкий шкаф часах скрипуче растворилось оконце. Высунулся гномик в оранжевом колпачке. В одной руке у него было бронзовое блюдце, в другой — молоточек. Он девять раз ударил по блюдцу. Потом повесил его на гвоздик, снял колпачок и кукольным голоском произнес:
— Пр-риветствую вас.
— Здравствуй, Петруша! — обрадовалось Ыхало. — Видишь, у нас новые хозяева. Познакомься.
— Пр-риветствую вас, — опять сказал Петруша. И окошечко закрылось.
— Ой… Он живой? — шепотом спросила Даша.
— Ну, в определенном понимании… По правде говоря, ведь и весь дом в какой-то степени живой. Это он при старухе замер и закостенел весь. А сейчас, я надеюсь, опять оживет… Вы поэтому не бойтесь, если он иногда станет покряхтывать, бормотать и, может быть, даже разговаривать, — предупредило Ыхало.
— Как интересно, — сказала мама.
Леша облизал ложку с вареньем и спросил:
— А скажите, пожалуйста, Ыхало, кто-нибудь живой еще в этом доме есть? Ну, вроде вас или Петруши?
— Есть еще тень кота Филарета, — охотно откликнулось Ыхало. — Если хотите, я вас познакомлю. Наверняка она где-то здесь… Кис-кис. Иди, Филаретушка, не стесняйся.
— М-рр… — послышалось из пустоты. А потом на освещенной солнцем клеенке, среди тарелок, возникла кошачья тень. Как бы от кота, лежащего на животе. И опять:
— М-рр, мяу… — ласково так и вежливо.
— Поразительно! — воскликнула мама. — Я только в сказках читала, что тени могут жить сами по себе!
Ыхало вздохнуло:
— У этой тени тоже почти сказочная история. Странная и грустная.
— Расскажите! — подскочил Леша.
— Расскажу, расскажу… Ты, Филарет, не возражаешь?.. Вот и хорошо… Значит, случилось это давным-давно. Орест Маркович тогда еще мальчиком был. И жил в ту пору в этом доме серый-полосатый кот Филарет. Однажды вечером сидел он на подоконнике и смотрел, как приближается гроза. Надо сказать, что многие коты любят грозу, в кошачьей шерсти от грозы электричество заводится, и это, видимо, приятно…
— Мр-р… — подтвердила тень.
— Ну, вот… Окно еще не успели закрыть, Филарет сидел и впитывал грозовую атмосферу. И тут над садом ка-ак сверкнет молния! Совсем рядом! Всю комнату осветила. А на стене тут же, конечно, отпечаталась Филаретова тень. И в этот же миг — гром! Трах-тарарах!.. Бедный Филарет кинулся с подоконника в сад, и с той поры его не видели. Потом уже Орест Маркович говорил, что, наверно, Филарет угодил в какое-то другое мировое измерение. Я в этом не разбираюсь…
— А тень? — напомнил папа.
— А тень осталась! Да-да! Филарет прыгнул так стремительно, что она за ним не успела! К тому же зацепилась хвостом за гвоздик, на котором висела фотография Орика. То есть маленького Ореста… Вы обратите внимание, хвост у тени так и остался оторванным наполовину…
Тень на столе быстро подобрала под себя обрывок хвоста и муркнула недовольно.
— Да ты не стесняйся, Филарет, — сказало Ыхало, — здесь все свои… Можно, я про твою коллекцию расскажу?
— М-м? Мр… мя…
— Все понимает, — с удовольствием сообщило Ыхало и погладило тень ладошкой. — Жаль только, что разговаривать по-человечески не научилась. Но по-своему мы с ней часто беседуем…
— А что за коллекция-то? — нетерпеливо напомнил Леша.
— Видите ли, когда тень стала жить сама по себе, жизнь эта показалась ей ужасно скучной. Раньше-то у нее те же интересы были, что у кота. Все вместе, вдвоем. А теперь что? Бесплотное, так сказать, существование… Вот от нечего делать и увлеклась она филателией. Может, потому, что «Филарет» и «филателия» похожие слова.
— Никогда не слыхал, чтобы кот собирал марки! — удивился папа. — И тем более тень кота!
— А между прочим, это весьма удобно, — объяснило Ыхало. — Тень — она совершенно плоская, может проникать в самые тонкие щели. И между листьями альбомов тоже… Она стала бродить по городу, узнавала адреса коллекционеров и… В общем, заберется в альбом и марку за маркой коготочком себе в кармашек… Теперь у тень-Филарета богатейшая коллекция!
Наступило неловкое молчание, потом Даша нерешительно сказала:
— Но ведь это нехорошо… чужие марки из альбома…
Тень на столе возмущенно фыркнула и взъерошилась, а Ыхало воскликнуло:
— Вы меня неправильно поняли! Тень вытаскивала не сами марки, а тени от них! Они-то ведь коллекционерам совершенно не нужны! Посудите, какая разница, есть в альбоме под маркой тень или нет!
— Это совсем другое дело! — обрадовался папа. — Вы, Филарет, удивительно остроумный кот… э, виноват, тень кота. — И он тоже погладил тень на клеенке. Тень замурлыкала и растопырила лапы…
— Почешите у него за ухом, — шепотом попросило Ыхало, — он это очень любит.
Папа поскреб ногтем клеенку, где была тень уха. Мурлыканье стало громким и благодарным.
— Знаете что, тень-Филарет, — сказал Леша, — у меня тоже есть марки. Если хотите, я вам все тени от них подарю.
— М-мяу…
— Все прекрасно! — объявила мама. — Однако пора заниматься домом. Надо как следует расставить мебель, развесить шторы и вообще навести порядок.
— Я вам с удовольствием помогу, — пообещало Ыхало. — Только мне надо сперва отвердеть, а то я совсем таю от удовольствия.
В доме было несколько просторных комнат и множество закутков, чуланчиков, переходов и лесенок. Дом был почти двухэтажный. Почти — потому что второй этаж не отличался той прочностью и высотой, что нижний. Назывался он «мансарда». Там располагалась мастерская художника. Часть крыши у мансарды оказалась застекленной, чтобы в мастерской было больше света. Ух, как хорошо здесь будет работать папе! Не то что в прежней двухкомнатной квартирке.
Но, кроме мастерской, были в мансарде еще две комнатки и несколько кладовок. В одной из них и собиралось поселиться Ыхало…
Все помещения надо было прибрать, каждой вещи найти свое место. Работы хватило всем. Ыхало помогало папе двигать книжные шкафы. Правда, не всегда это получалось удачно. Несколько раз Ыхало сплющивалось в лепешку и дважды теряло руки, потому что временами опять начинало таять — от радости, что оказалось в такой прекрасной семье.
Тень кота Филарета помогать, конечно, не могла. Но она то и дело показывалась на освещенных солнцем обоях и шторах, не покидала компанию.
А гном Петруша каждый час высовывался из окошечка над циферблатом, бил в бронзовое блюдце и говорил:
— Приветствую вас.
Даша остановилась перед часами и задрала голову.
— Скажите, пожалуйста, Петруша, а еще что-нибудь вы умеете говорить?
— Приветствую вас! — радостно сказал Петруша и ударил в блюдечко два раза.
— Пора обедать! — сообщила мама. — Суп и сосиски уже сварились.
Обедали на кухне. Ыхало сперва отказывалось садиться за стол, но его упросили. Оно смущенно приткнулось на табурете между столом и холодильником. Над ним возникла тень кота Филарета и муркнула.
— Он… то есть она спрашивает, — сказало Ыхало, — можно ли скушать тень одной сосиски…
— Хоть все! — воскликнула мама. — Я надеюсь, на самих сосисках это никак не скажется!
— Не скажется. Но… ых… однажды подобный случай стал причиной весьма громкого скандала. Тень кота скушала тень селедки, а старуха это заметила. И сперва не поняла, в чем тут дело. Представьте себе, помчалась в магазин: «Вы мне продали селедку без тени. Забирайте обратно, отдавайте деньги!» Там, конечно, смех. Говорят: «Тени от рублей берите. Хоть тысячу…» Старуха пошла домой и просто булькала от злости. А по дороге наконец сообразила, кто виноват. Пришла и давай по всем комнатам со шваброй носиться, по стенам стучать. Чтобы, значит, выгнать тень из дома. Но ее разве отыщешь, тень-то, если она в щели… Зато шуму было!
— Мрр-р… — согласилась тень кота, дожевывая тень сосиски.
После обеда решили отдохнуть. Ыхало сказало, что пойдет подремать в баньке. Тень Филарета куда-то пропала. Папа ушел в мастерскую, мама прилегла в спальне, а Даша на диване под картиной занялась своими кукольными выкройками. Она давно решила стать художником-модельером.
Леша посидел тут же, поразглядывал еще удивительную картину. Решил, что потом попробует нарисовать что-нибудь похожее. И пошел бродить по сонному дому.
Но бродил он недолго. Навалилась на Лешу дремота. В небольшой комнате с зелеными обоями он увидел старинное плюшевое кресло. Плюхнулся в него, отвалился к спинке, вытянул ноги и прикрыл глаза.
Было тихо, только за окном в саду ссорились воробьи. Из-за шторы падала широкая солнечная полоса. Она медленно двигалась. Добралась до Лешиных ног и стала греть ему коленки. Это было приятно. Однако вдруг тепло исчезло, будто махнули прохладным крылом. Леша открыл глаза. На ногах лежала тень, и на левой коленке видно было очертание кошачьего уха.
— А, это вы, тень-Филарет?
— М-р, мяу…
Видимо, тень вспомнила прежние кошачьи привычки и решила подремать на коленях у маленького хозяина.
Леша погладил очертанье кошачьей головы. Тень опять муркнула. Но сам Леша ничего не ощутил. Вернее, почувствовал под ладонью свое собственное колено с засохшими ссадинками, но ни малейшего намека на кошачье присутствие. Даже досадно сделалось… но тут же у Леши появилась великолепная мысль! Он крикнул на весь дом:
— Даша! Беги сюда! Скорее!
Даша примчалась:
— Что случилось?!
— Помнишь, у тебя среди лоскутков был кусок меха от старой маминой шубки? Давай подарим его тень-Филарету. Тень будет лежать на меху, и мы сможем ее гладить, как настоящего кота. И ей приятно будет, и нам.
— Но ведь мех-то искусственный…
— Какая разница! Все равно пушистый. Неси!
Даша принесла большой клок черной синтетической шкуры. Его положили на солнечном полу.
— Тень-Филарет, идите сюда.
Тень оказалась очень сообразительной. Растянулась на меху и радостно заурчала, когда ее принялись гладить в четыре ладошки. Шевелила растопыренными лапами и обрывком хвоста. Просто млела от удовольствия.
Но всякое удовольствие в конце концов приедается. Тень ускользнула из-под ладоней и прыгнула на стену у плинтуса.
Тени — они ведь прозрачные. И эта была такой же. Весь узор обоев виднелся сквозь нее, только не так ярко, как на солнышке, а потемнее. В общем, как в тени. И в то же время контур кота был различим великолепно.
Тень горбила спину и потягивалась: разминка после недавних нежностей. Несомненно, что Филарет был в свое время рослым породистым котом, в меру пушистым, в меру упитанным. Тень сохранила все эти признаки. Только оборванный наполовину хвост портил вид.
— Даша, а давай приделаем Филарету новый хвост!
— Как? — удивилась Даша. А тень замерла.
— Сейчас попробуем… Тень-Филарет, вы хотите?
— Мр-р… М-мяу? — Видимо, это означало: «Разумеется. Но каким образом?»
— Вы только не исчезайте, я сейчас!
Леша умчался и мигом вернулся с акварельными красками, кисточкой и блюдцем. В блюдце была вода.
Леша кисточкой разболтал в воде немного черной краски. Провел по обоям полоску. Получилась она сероватая и прозрачная — как настоящая тень.
— В самый раз, — деловито сказал Леша. — Тень-Филарет, вы не двигайтесь, пожалуйста…
Тень послушно замерла, только уши ее ровно шевелились.
Обрывок хвоста стоял торчком. И Леша жидкой серенькой краской нарисовал у обрывка продолжение. Длинное и пушистое! Наверняка даже в самые лучшие времена у Филарета не было такого роскошного хвоста.
— Мр-р? — вопросительно сказала тень. Что, мол, дальше-то?
— Сейчас, сейчас… — И Леша беззвучно зашевелил губами. Наморщил лоб. Как назло, не придумывались нужные строчки… Стало тихо. И к счастью, в этой тишине начало что-то поскрипывать, застрекотало тихонько. То ли старое кресло проснулось, то ли сверчок объявился под обоями.
Леша обрадованно прошептал:
Разумеется, хвост мало напоминал сучок, но главное, чтобы наколдовать прочность…
Даша прижала к щекам ладошки и широко раскрыла глаза. Ох, как ей хотелось, чтобы хвост прирос!
Леша строго сказал:
— Тень-Филарет, слушайте внимательно. Когда скомандую — вам надо прыгнуть вперед очень быстро, чтобы хвост не успел отвалиться… Приготовились. Ра-аз, два-а… три!!
Тень метнулась так, что на миг ее будто размазали по стене. Потом замерла опять. И хвост… хвост был при ней!
— Ура! — завопил Леша и встал на руки. При этом из карманов у него посыпались винтики, фантики, ластики и увеличительные стеклышки.
Тень кота несколько секунд сидела, вывернув голову и любуясь хвостом. И вдруг подскочила, начала носиться по стенам и половицам, исчезая в темных местах и появляясь на солнце.
— М-мяу-ау! — радостно вопила она. И даже кувыркнулась через голову. Кончилось тем, что из тень-Филарета посыпались какие-то маленькие квадратные тени. Запятнали пол. Тень-Филарет прекратил скачку, начал подбирать квадратики лапой и прятать в себя.
— Ой, он свою коллекцию рассыпал! — догадался Леша.
— Сразу видно, что мальчишка, — сказала Даша маминым голосом. — Всегда у вас все валится из карманов.
Тень-Филарет недовольно мявкнул. Возможно, обиделся. Даша смутилась. И чтобы загладить вину, ласково попросила:
— Тень-Филарет, а вы не могли бы показать нам всю вашу коллекцию?.. Ну, конечно, рисунки мы не разглядим, но хотя бы посмотрим, сколько у вас марок. И какой они формы…
— Мр-р… — с удовольствием согласилась тень, помахивая роскошным хвостом. Видимо, она и сама была не прочь лишний раз полюбоваться своим сокровищем.
Даша и Леша раздвинули шторы, чтобы солнце осветило как можно больше места на полу.
В движениях тень-Филарета появилась важность. Растопыренной лапой он стал раскладывать на желтых половицах зубчатые тени марок: квадратики, треугольнички, ромбики. Ряд за рядом…
— Жаль, что ничего на них не видно, — вздохнула Даша.
— Здесь, наверно, замечательные редкости есть… — сказал Леша. — Просто глаза чешутся, так хочется поглядеть… ой, а если…
— Что? — обрадовалась Даша. Она знала: когда брат говорит «ой, а если», у него появляется мысль. А мысли у Леши часто бывали удачные. Сами посудите: только за последний час — и мех для кота, и хвост…
Леша уселся в кресле, зажмурился, посидел с полминуты. И подскочил, словно пружина кресла поддала его снизу:
— Дашка! Надо применить тенескоп!
— Кинескоп? — удивилась она.
— Те-не-скоп!.. Специальный прибор, чтобы разглядывать тени.
— Разве такой бывает?
— Ну… раз название придумалось, значит, и прибор должен получиться.
— А как?
— Не знаю. Попробую. Мне будет помогать… эта самая… ин-ту-иция.
— А-а, — понимающе сказала Даша. — Я тоже буду помогать, ладно?
— Дай-ка бумагу… И принеси клей… И мою коробку со всякими штучками.
Из бумажного листа Леша склеил плотную трубку. Вставил в нее увеличительные стеклышки. Обмотал трубку медной проволокой, которую нашел в «коробке со всякими штучками». Подсоединил к проволоке батарейку и лампочку от фонарика. Потом подумал и приделал раструб из фольги.
— Это для защиты от всяких теневых помех…
Тень-Филарет уже по всему полу разложил тени марок и теперь сидел у плинтуса в скромной выжидательной позе.
Леша примотал изолентой батарейку к трубке и сказал, что прибор готов.
— Только вот еще что…
Лампочка замигала. Леша поднес трубку к левому глазу, а правый прищурил. Навел серебристый раструб на тень кота…
— О-ой… Дашка…
— Что? Что, Лешенька? — Она рядом приплясывала от нетерпения.
— Сейчас… Ух ты… На, взгляни.
Даша взглянула. И тоже сказала «о-ой». Вместо тени у стены сидел красавец кот — серый, с темными полосками. Он шевелил пушистым хвостом, топорщил белые усы и мерцал зелеными глазами…
— Лешка, вот все удивятся-то!
— Ыхало обрадуется…
Они еще полюбовались котом и стали смотреть марки. Ходили по полу на цыпочках, чтобы не наступить на маленькие зубчатые тени, садились на корточки и по очереди заглядывали в тенескоп.
— Ух ты!..
— Красота какая!..
Надо ли говорить, что марки в тенескопе выглядели как настоящие! И каких тут только не было! Со всего мира! С королями и президентами, с удивительными зверями и птицами, с кораблями и самолетами, со всякими гербами и непонятными знаками…
У Леши в его альбоме не было и сотой доли таких сокровищ. Он совсем забыл, что это лишь тени марок, и завистливо вздыхал. Даша тоже вздыхала — с пониманием.
Тень-Филарет не мешал, смирно сидел в сторонке: любуйтесь, мол…
— Дашка, ты уже долго смотришь, — напомнил Леша. — Дай мне.
— Сейчас… Тут такое…
— Ну, давай. Имей совесть…
— На… Смотри, на этой марке, как на той картине…
— Что? Где? Ну-ка…
Марка и правда была как маленькая картина! Знакомая. Город-лес, многобашенный замок, желтое пятнышко луны…
Леша покрутил стеклышко, добавил увеличение.
— Не совсем в точности… Но похоже… Надо же! Значит, она по правде есть, такая страна!
— Там написано: «Австралия», — выдохнула у его щеки Даша.
— Не «Австралия». «А-стра-ли-я», — прочитал Леша.
— Такой страны нету. Наверно, опечатка.
— На марках опечаток, по-моему, не бывает… А если бы «Австралия», было бы напечатано иностранными буквами…
— Там есть иностранная! Буква «И». В виде палочки.
— Это не иностранная, а старинная. Так в прошлом веке писали… — Леша еще раз прошелся тенескопом по слову на марке: АСТРАЛІЯ. — Значит, и марка старинная. Вот бы узнать, откуда…
— Тень-Филарет, наверно, знает…
— Да не скажет по-человечески…
— А мы попросим Ыхало! Он узнает у Филарета и переведет нам!
— Правильно! Умница Дашка!
Они поблагодарили тень-Филарета и спросили, не сможет ли он потом показать марку из Астралии еще раз.
— М-мяу, мур… — сказала тень. Мол, о чем разговор, сколько хотите. И стала собирать марки в карман.
А Даша и Леша прямо через окно выбрались в сад. Чтобы тут же разыскать Ыхало и узнать про таинственную марку.
Сад был запущенный. Часто росли старые яблони с крючковатыми стволами, подымались три вековые липы и темная высоченная ель. У забора курчавились рябины. И всюду — густая трава и сорняки.
— Ох и работы здесь, — маминым тоном сказала Даша. — Чистить и чистить…
— А мне без чистки больше нравится. Как джунгли…
Но джунгли тоже хороши в меру. Оказалось, что банька, в которой отдыхало Ыхало, по крышу заросла дремучей крапивой. И дверь, и окошко…
— Лешка, нам не пролезть…
Леша вспомнил свой пластмассовый меч.
— Схожу за оружием. Будем прорубаться.
— Не надо. Вдруг Ыхалу не понравится, что мы без спросу… Подождем, когда оно само выйдет.
Но когда появится Ыхало, было неизвестно, поэтому решили погулять просто так. Облазили весь сад. Нашли у забора пустую собачью конуру и два больших фанерных ящика. Обнаружили колодец со сгнившим срубом…
— Ух, какая глубина!.. Смотри, вода блестит.
— Ай, Лешка, не свешивайся!
— У-у-у! — сказал Леша в глубину.
— У-у-у… — ответил колодец. Из него несло сырой прохладой, сразу мурашки по коже.
— Леш, а зачем колодец? В доме же водопровод.
— Это сейчас водопровод, а раньше, наверно, воду брали из колодца… А теперь тут кто-нибудь живет. Вроде Ыхала, только водяной…
— Никто там не живет, — зябко сказала Даша. — Пойдем лучше вон в ту калитку…
За калиткой был чей-то заброшенный двор. Вернее, ничей. Когда-то стоял здесь дом, но его снесли, и получился пустырь.
За пустырем среди ольховых зарослей журчал ручей. Пробрались через кусты, сняли сандалии и перешли на другой берег — неглубоко было. Оказались на покрытой ромашками поляне. За ней зеленела насыпь. С перестуком пробежала по насыпи электричка.
— Здесь ветка на Петуховск, — сказал Леша. — Мне папа говорил.
— А эта ветка куда? — Даша показала мокрой ногой в траву. В траве тянулись рельсы. Они лежали на гнилых шпалах очень близко друг от друга — как на детской железной дороге в парке.
— Узкоколейка. Про нее папа тоже рассказывал. Здесь когда-то ходил маленький поезд, возил грузы со станции на пристань. Но это давно было.
Сейчас между шпал росли репейники, а рельсы прятались под лопухами.
— Жаль, что теперь не ходит маленький поезд, — опечалилась Даша.
— Зато можно здесь играть!.. Мы сами сделаем паровоз и вагоны! И помчимся, как по дикой прерии!
— И на нас будут нападать индейцы, да? Ура!
Они через кусты и ручей притащили сюда из сада фанерные ящики. Хотели и конуру, да она оказалась очень уж тяжелая. Зато рядом с конурой отыскались четыре березовых кругляка — пригодятся вместо колес.
Кругляки положили на рельсы. Сверху поставили ящики. Леша залез в передний ящик и произнес голосом Петруши:
— Пр-риветствую вас! Поехали… куда? Ура, в Астралию!
— Ой, Леш! А мама-то небось нас уже ищет. Мы ведь не сказали…
— Ладно, бежим домой. Скажем и поедем…
Мама и правда искала их. И сказала, что ехать в Астралию и другие страны ее ненаглядным детям сегодня не придется. А придется наводить порядок в своей комнате, потому что там все еще кавардак. А кроме того, не надо забывать и о занятиях. Даша обещала маме помочь разобраться с выкройками, а Леше полезно посидеть с альбомом. Тот, кто хочет стать художником, должен хоть немного рисовать каждый день.
Леша еще не решил, будет ли он обязательно художником. Но спорить не стал. И Даша не стала. Стоит ли капризничать, когда впереди почти целое лето, а вокруг столько чудес!
— Пр-равильно, — сказал гном Петруша и ударил в блюдце пять раз.
Леша и Даша прибрались в комнате, потом поужинали. Ни Ыхало, ни тень-Филарет не появлялись.
— Я не хочу картофельную котлету, — дурашливо сказал Леша. — Можно, я съем ее тень?
— Ешь котлету! — велела мама. — А то от тебя от самого скоро останется тень, как от Филарета. Худой, как соломина!
— Я толстый! — Леша надул щеки и перестарался: брызнул на стол грибным соусом.
Мама сказала, что поставит его в угол.
— А в углу как я буду рисовать?
После ужина Леша устроился в большой комнате перед картиной и стал срисовывать с нее замок. Он уже нарисовал все башни, но тут стали слипаться глаза. Он таращил их на картину, а там начиналась чехарда: деревья и дома танцевали и прыгали друг через друга. Луна превратилась в золотую рыбку. Шевельнула прозрачным хвостом и поплыла среди марлевых облаков…
Леша не почувствовал, как папа поднял его и унес в постель…
Сначала Леша спал очень крепко. Ничего не видел во сне и ничего не чувствовал.
Потом что-то стало его щекотать, покусывать.
Леша сонно вертелся и почесывался. И наконец проснулся.
«Неужели здесь клопы водятся? — подумал он сердито. — Или блохи?»
Он почесался еще раз. Щекотанье прекратилось. Но уснуть Леша не мог. Лежал и слушал, как поскрипывает (наверно, тоже не может уснуть) дом. Тихонько дышала в своей постели Даша. В комнате было темно. Однако в щели между плотной шторой и косяком виден был розовый свет.
Леше наконец стало ясно, что этот свет и не дает ему уснуть. Он был какой-то тревожный.
«Может быть, закат такой?»
Но в соседней комнате дважды звякнул бронзовым блюдцем Петруша. Даже в самые светлые ночи июня в два часа заката не бывает. И рассвета тоже…
«А может быть, это зарево пожара?.. Ой, а вдруг банька горит, где Ыхало?»
Нет, свет виднелся в стороне от баньки. И не вздрагивал, не метался, как отблески пламени. Он был совсем неподвижный. Словно за темным садом зажгли большую лампу с розовым абажуром.
«А если это инопланетяне?» — У Леши от волнения стало прохладно в желудке.
Там, за деревьями, была тайна, и не пойти туда было невозможно. Особенно сейчас, посреди ночи, когда кругом все такое загадочное и непонятно даже, наяву это или во сне.
Леша машинально, будто кто-то им двигает, стал одеваться. А в груди сидело особое, «обмирательное» чувство.
Потом Леша подумал: не разбудить ли, не взять ли с собой Дашу? Если она будет бояться рядом, у него страх сразу поубавится… Но нет, нельзя ее брать. Вдруг инопланетяне прилетели охотиться за людьми? Тогда уж пусть похитят одного Лешу, а сестренка останется маме и папе для утешения.
Впрочем, пусть попробуют похитить! Без боя он им в руки не дастся!
Под кроватью, в картонной коробке, Леша нащупал горстку глиняных шариков — это были пули. Он положил их в карман. Взял из-под подушки рогатку. В карман рогатка не влезала, Леша сунул ее за поясок на шортах. Потом надел сандалии и опять забрался на подоконник. Тихо растворил окно в прохладную ночь.
Ночь пахла диким садом.
Небо над головой было мутноватым, белесым, в нем дрожало лишь несколько звезд. Кусты и деревья казались абсолютно черными и мохнатыми. Леша скакнул с подоконника, постоял, взял на изготовку заряженную рогатку и пошел, путаясь ногами в длинной остывшей траве. Пошел туда, где за чащей веток светилась страшноватая загадка.
В стороне осталась банька. Леша уперся в забор, отыскал калитку, выбрался на пустырь. Казалось, что розовый свет стоит совсем недалеко, прямо за кустами, в которых булькает ручей.
Ох, а если в кустах кто-то есть? И хвать за бока… Но все равно надо идти. Тут уж никуда не денешься. Вроде бы ноги от страха не слушаются, но за спиной будто кто-то строго шепчет: шагай, шагай, не оглядывайся…
Леша продрался сквозь кусты. Кажется, порвал рубашку. Сбросил сандалии, перешел ручей. Вода показалась очень теплой. Он опять обулся. Вышел на поляну с ромашками (они светились в темной траве). Рядом громоздились на рельсах узкоколейки ящики-вагоны игрушечного поезда.
А розовый свет широким пятном висел над насыпью железной дороги. Было ясно, что источник света прямо там, за этим валом. Совсем недалеко…
А может быть, лишь кажется, что недалеко? Вдруг этот свет специально заманивает Лешу? Наверно, лучше вернуться…
Но тут пробежал по насыпи гулкий поезд с цепочкой желтых окошек. И от этого Лешин страх поубавился. Леша зашагал сквозь траву с ромашками. И даже рогатку разрядил, повесил резиной на шею.
Он забрался на крутую насыпь. Здесь пахло теплыми шпалами и железом. Свет подымался из-за берез, чьи стволы белели совсем неподалеку. Леша съехал с насыпи. Березы расступились и опять сомкнулись — у Леши за спиной. А розовое зарево светило за стволами.
Леша опять зарядил рогатку.
Теперь кругом был настоящий лес. Плотный, черный. Вершины уходили в небо. А внизу началась чаща: низкорослый колючий ельник. Он почти, совсем заслонил розовый свет. Чтобы не потерять направление, Леша левым плечом вперед ринулся сквозь елки напролом. И… выскочил на просторную поляну.
И наконец увидел то самое.
Сперва показалось, что и правда летающая тарелка. Метра два в диаметре. Она ребром засела в развилке сухой березы. Не очень высоко — взрослый дотянулся бы до нижнего края.
Тарелка испускала равномерный свет, который сперва показался Леше очень ярким. Но это сперва. Леша поморгал и разглядел на светящемся диске какие-то выступы, узоры, чешуйчатый рисунок. И сразу перепуганно понял, что она — живая!
Это была вовсе не тарелка. Это была громадная круглая рыба!
С одного края спускался до земли легкий, будто марля, хвост. Вверху торчал зубчатый плавник. Темнели жабры, и выделялся круглый черный глаз. И рот был! С толстой нижней губой, капризно выдвинутой вперед.
Глаз размером с крупное блюдце блестел, шевелился и смотрел на Лешу.
Леша качнулся назад и пятился, пока его не кольнули в затылок еловые ветки. Тогда он услышал глухой недовольный голос:
— Подожди…
Леша замер.
— Только не вздумай стрелять, — сердито предупредила рыба.
— Нет, что вы… — Леша торопливо повесил рогатку на шею.
Рыба тихонько постонала и вдруг чихнула. Так, что сухая береза качнулась и с нее посыпался мусор.
— Будьте здоровы, — слабеньким от страха голосом сказал Леша.
— Спасибо… Ты, наверно, мальчик Леша, который приехал в старый дом на Крайней улице?
— Да… А вы откуда знаете?
— С высоты все видно, — с кряхтеньем откликнулась рыба. — Да никто другой, кроме тебя, и не мог тут оказаться…
— Почему? — прошептал Леша.
— А вот потому…
Леша решился на новый вопрос:
— Простите, пожалуйста, а вы кто?
— Неужели не видно, кто я?.. Рыба-луна. Разве не слышал про такую?
— Слышал, конечно. То есть читал… Но ведь рыба-луна, по-моему, живет в море. А не на дереве…
— Ну, во-первых, я не совсем обычная рыба-луна, у меня особая должность. А во-вторых, я тоже живу в море… а-ап-чхи!.. Ох, грехи наши тяжкие… Но живу я там днем, а ночью выплываю на небо. И работаю луной.
— Вот удивительно… — Леше стало очень интересно и потому уже не так страшно. — Извините, но разве… в небе мало одной луны?
— Разумеется, мало, — ворчливо откликнулась рыба. — Посуди сам: настоящая луна светит не всегда, бывает и новолуние. Например, как нынче. А в здешней стране лунный свет необходим постоянно. Только при нем тут могут совершаться удивительные дела, без которых жизнь теряет всякий смысл.
— А… в какой это… здешней стране? — спросил Леша с новым замиранием.
— Разумеется, в Астралии.
— Ой… значит, здесь Астралия?
— Да. То есть почти. Так сказать, краешек пограничной области… А-ап-чхи!.. Ох, ну что за мучение…
— Вы, видимо, простудились, — вежливо заметил Леша. Он уже совсем не боялся. Узнав, что здесь Астралия (или почти Астралия), он понял наконец, что это сон. Как ему повезло — увидеть такой замечательный сон!
— Конечно, я простудилась, — капризно проговорила рыба-луна. — Наконец-то ты это сообразил. Может быть, сообразишь и дальше?
— Но… я не понимаю… А! Вам надо помочь, да?
— Само собой! Я совсем ослабела, опустилась и застряла в этой дурацкой березе…
— Едва ли я сумею вас вытащить, — озабоченно сказал Леша.
— Я выберусь сама, если подлечусь. А сейчас у меня высокая температура. Видишь, какого я цвета? Обычно я излучаю чистый мирный свет, а сейчас… ужас просто. Багровый оттенок. При таком зловещем освещении могут случиться всякие кровавые дела, а я окажусь виновата…
— А… как же вам подлечиться? Нужно какое-то лекарство?
— Слава Богу, догадался!
— У нас дома, кажется, есть аспирин. Я могу сбегать… — Леша посмотрел на рыбу-луну с большим сомнением. Сколько же аспирина понадобится такой громадине?
— Ну что ты выдумываешь, — со стоном произнесла рыба-луна. — Какой аспирин! Из моего тела лишний жар может прогнать только мороженое!
— Где же я возьму сейчас мороженое? — растерялся Леша.
— По ночам его иногда продают в электричках. Бывает, что продавцы не успевают распродать его за день и ездят до утра.
— Ох… значит, мне нужно садиться в поезд?
— А-ап-чхи-и!! Фу ты, какое несчастье… Конечно, тебе надо сесть в поезд. И походить по вагонам, поискать… Тут недалеко, на насыпи, есть остановка «Сорок четвертый километр». Вот там и садись.
— Без билета?
— В Астралии все ездят без билетов.
«Это ведь сон», — вспомнил Леша.
— А мороженое как продают? За деньги или за так?
— Что за глупости! Мороженое везде продают за деньги.
— Но у меня ни копейки…
— Сейчас натрясу чешуек…
Рыба-луна стала вздрагивать. Чешуйки посыпались в траву. Светлые, размером с пятак. Леша кинулся подбирать их. Они были похожи на покрытые светящейся краской кружочки из пластмассы.
— Это такие деньги в Астралии? — робко поинтересовался Леша.
— Не притворяйся несмышленым! — опять рассердилась рыба-луна. — Неужели ты не знаешь, как превратить мою чешую в пятаки?
— Ой… кажется, знаю!
Горстка чешуек лежала у Леши на ладони.
И верхняя чешуйка стала новеньким пятаком.
— Ты можешь заняться этим по дороге, — ворчливо заметила рыба-луна. — Торопись на остановку. Электричка будет через десять минут.
— А как обратно? Она же увезет меня неизвестно куда!
— А это уж смотри сам. Ты ведь мечтал о приключениях…
Леша мечтал, конечно! Когда читал книжки и смотрел телевизор. Но он не думал, что в приключениях бывает такая кусачая еловая чаща. И так сыплются за ворот сухие иголки. И кругом колючая тьма… Чтобы отвлечься от этих неприятностей, Леша, пробираясь к насыпи, бормотал:
Чешуйки лежали в нагрудном кармане рубашки, и с каждым «чоки-чоком» карман тяжелел.
«Мороженое стоит три рубля. Это значит, надо повторить считалку шестьдесят раз…»
И точно на шестидесятом разе Леша выбрался к насыпи.
Ух, как хорошо-то! Не колется, не царапается, и гораздо светлее, чем в лесу… Минут пять Леша топал по шпалам и наконец увидел дощатую платформу с желтой лампочкой на столбе и с надписью: «44-й км». И тут же раздался далекий гул. А еще через минуту подкатила электричка…
«А может, не надо? — подумал Леша. — Уеду за тридевять земель…»
Но если не сесть в вагон, это будет самая настоящая трусость. И рыбу-луну жаль… И сон с приключениями оборвется в самом интересном месте.
Открытые двери вагона нетерпеливо шипели. Леша схватился за поручни и прыгнул в тамбур. Поезд дернулся и набрал скорость.
В вагоне светили бледные плафоны и было пусто. Колеса стучали очень гулко и, кажется, с угрозой. В распахнутые окна залетал зябкий ветер, он гонял над полом колючую пыль.
Леша пошел в проходе между скамейками. Ни души. Ну, кто здесь будет продавать мороженое!..
С натугой отворяя двери, Леша прошел в другой вагон. «Бу-бу, бу-бу, бу-бу», — гудела от колес пустота. И снова никого. Только на одной скамейке подпрыгивала забытая кем-то мужская туфля…
И в третьем вагоне, и в четвертом не было никого. И в пятом… Все тот же гул, сквозняки и ощущение скорости, будто поезд несется где-то в космосе.
Леша все отодвигал, отодвигал двери, шагал, шагал, придерживая на груди ужасно тяжелый карман… Да сколько же в этом поезде вагонов?! Кажется, что не меньше ста! А сколько времени Леша идет по ним? Наверно, целый час! И за это время — ни одной остановки! Ох, куда его занесло? Ох, какой он маленький и одинокий! Ох, как заблудился он в своем запутанном сне!.. Кончится ли это?..
И вот — кончилось! В конце вагона белела куртка продавщицы! Худая тетка сидела на скамье и дремала, опираясь локтем на синий ящик с надписью: «Мороженое. Кооператив „Пингвин“»!
Леша подбежал.
— Здравствуйте! У вас найдется хоть одна порция?
Тетка вздрогнула, подняла лицо. Ой… Что-то знакомое было в этом лице. Неужели?.. Нет, просто похожа… Но на всякий случай Леша еще раз сказал «здравствуйте». Шепотом…
Продавщица насупленно спросила:
— А деньги у тебя есть?
— Да! Вот… — Он стал выгребать из кармана пятаки.
Они были новенькие, один к одному. Сверкали. Но продавщица осталась недовольна:
— Ты бы еще копейки принес!.. Это же целый час надо считать!
— Можно не считать! Тут ровно три рубля, честное слово!
Продавщица что-то буркнула, погрузила пятаки в карман куртки. Открыла ящик. Достала белый брикет с надписью: «Сливочное».
— Повезло тебе. Это последнее.
— Большое спасибо! — И он поскорее пошел прочь. Но продавщица строго окликнула:
— Постой… Пеночкин! А почему ты ездишь ночью один?
— Я… у меня важное дело.
— Вижу я, какое дело! Почему ты в таком виде? Растрепанный, рогатка на шее болтается! Срам…
— Но я… понимаете ли…
— Скажи маме, чтобы завтра же позвонила мне. И мы поговорим о твоем воспитании.
— А вот и не скажу! Все равно я уже не в вашем классе! И писать буду левой рукой!
— Ах ты негодник! Я тебя к директору!..
Но тут зашипели тормоза и поезд резко встал. Леша еле удержался на ногах. И бросился к выходу.
Он выскочил на дощатую платформу. Заоглядывался. Где он? Дождется ли обратного поезда?
Горела на столбе лампочка, освещала название площадки… Что это? Не может быть! Вот счастье-то! «44-й км»!
Под лампочкой крякнул черный репродуктор. Сказал мужским хрипловатым голосом:
— Поздравляем Лешу Пеночкина с рекордом. Он без остановки и пересадки объехал вокруг всей Астралии… А сейчас, Леша, торопись, а то растает мороженое.
В самом деле, уже капает! И Леша бросился сперва по рельсам, а потом с насыпи вниз.
Теперь ему повезло. Под ногами сама собой отыскалась тропинка. И стала разматываться, повела, повела на розовый свет, а елки послушно расступались перед Лешей.
Когда он выбежал на поляну, рыба-луна по-прежнему сидела в развилке березы.
— Ну? Принес?
— Да! Вот…
— Как ты быстро обернулся, — подобревшим голосом сказала рыба-луна.
— Разве? А мне показалось…
— Неважно, что тебе показалось. Кидай мне лекарство… — И она еще сильнее оттопырила нижнюю губу.
— Сейчас, только разверну.
— Не надо, кидай так…
«Не промахнуться бы…» Леша прицелился и бросил размякший брикет, как бросают в корзину баскетбольный мяч. Попал! Губа втянулась, чмокнула. Рыба заворочалась, зашевелила хвостом и плавниками. Потом притихла.
— Ну и что? — осторожно спросил Леша. — Помогло?
— А как же, — размягченно сказала рыба-луна. — Неужели сам не видишь?
Да, Леша видел! Нездоровый розовый оттенок на теле рыбы-луны исчезал. Свет ее делался чистым, золотым. А рот растянулся в улыбке. Рыба снова заворочалась. И вдруг она приподнялась, выскользнула из развилки и повисла в воздухе прямо над Лешей. Теперь, с ребра, она не казалась круглой, но была все же достаточно выпуклой. Слабо мерцающий хвост колыхался. Крылышки-плавники трепетали. Рыба отряхнулась, как пес, выбравшийся из воды. Леше даже показалось, что на него посыпались капли. Или какие-то твердые шарики. Он ойкнул и отскочил.
— Ничего, ничего, — весело проворчала рыба. — Это пустяки… Ну, я совершенно здорова. Спасибо тебе, Леша Пеночкин.
— Пожалуйста… Теперь вы полетите в вышину? Вместо луны? — сказал Леша немного печально. Потому что приключение явно заканчивалось, а надо еще пробираться по зарослям и темноте к дому.
— Да, полечу. Но сначала отвезу тебя домой.
— Правда?! Как?
Рыба-луна шумно опустилась в траву.
— Садись на меня.
— Спасибо! Я сейчас…
Но легко сказать «садись». До того места, где можно удержаться между двух плавников, до самого гребня спины, было метра два. Леша разбежался, подпрыгнул, уцепился за маленький плавник. Зацарапал коленками по гладкой чешуе. Устал, повисел, зацарапал опять. Никакого толку. Выбился из сил и повис.
От рыбы-луны пахло, как от копченой селедки, она была очень теплая. Наверно, не остыла еще от недавнего жара.
— Ну, что же ты? — недовольно спросила она.
— Извините, пожалуйста, вы очень скользкая.
— Ох ты, горюшко. Ну, сейчас… — Леша ощутил, как его окутало и подняло что-то мягкое. Это рыба-луна подхватила мальчишку широким хвостом. И он вмиг оказался на рыбьей выпуклой спине. Вцепился в зубцы плавника.
— Не боишься?
— Ага… То есть боюсь немножко. Вы потихоньку, ладно?
— Ладно… — И Лешу мягко приподняло. И темный лес упал вниз. Леша увидел широкое небо с посветлевшим утренним краем. Полетел навстречу упругий ветерок, откинул волосы и словно слизнул с лица, рук и ног противный зуд от лесных иголок.
Не успел Леша понять, боится он или нет, как рыба-луна опустилась в саду у дома. Леша съехал по чешуе в траву. И конечно, сказал «большое спасибо».
— Пожалуйста. Теперь полечу на работу, пока еще нет полного рассвета.
— До свидания… А скажите, пожалуйста, как вас зовут? Наверно, ведь не просто «рыба-луна»?
— Меня зовут Ихтилена, — добродушно отозвалась она. — От двух научных слов: «ихтио» — «рыба» и «Селена» — «Луна».
— Очень красивое имя, — вежливо одобрил Леша.
— Разумеется. Но друзья могут звать меня просто тетя Лена… Ну, беги в кровать.
Леша подумал, что «тетя Ихтилена» звучит гораздо лучше, сказочнее. Но, чтобы не обидеть рыбу-луну, попрощался, как ей хотелось:
— Всего хорошего, тетя Лена.
— Приятных снов… — Рыба-луна Ихтилена бесшумно взмыла в высоту и почти сразу скрылась за верхушками деревьев.
«Если кто увидит, — подумал Леша, — решит, что ничего особенного, обыкновенный НЛО».
Когда Леша пробрался в комнату, за окном уже явно ощущался рассвет. Леша плотно задернул штору, и в комнате опять сделалась темнота. Даша по-прежнему ровно дышала в этой темноте.
Но едва Леша забрался под одеяло, Даша спросила строгим шепотом:
— Лешка-картошка, ты куда ходил?
— Чего? — растерялся он.
— Не «чего», а отвечай немедленно: где был?
— Ну, где-где… Нельзя, что ли, человеку сходить… куда надо?
— Через окно?
— А что такого? Так интереснее…
— Не морочь мне голову, — маминым голосом произнесла Даша. — «Куда надо» два часа не ходят. Я тут чуть не померла от беспокойства.
— Ну ладно, — вздохнул Леша. — Я хотел утром рассказать, но раз тебе не терпится… Я летал на рыбе-луне…
И он шепотом поведал Даше о своих приключениях. Она не перебивала, только тихонько ахала. А когда Леша кончил, она шепотом потребовала:
— Дай честное слово старшего брата, что не сочинил.
— Самое-самое честное! — Леша откинул одеяло, сел и для убедительности прижал к груди кулаки. — Пусть я лопну, как проткнутый шар, если вру…
Он не лопнул. А Даша вдруг прошептала:
— Ой, Лешка-а… У тебя коленки светятся…
— Где?.. Ох…
Коленки и правда выделялись в темноте двумя желтыми пятнышками. Словно в кожу была втерта светящаяся пыльца.
— Это, значит, когда я на рыбу забирался, с чешуи краску соскреб… Вот, а ты не верила!
— Теперь окончательно верю… А ты очень испугался сперва, когда эту рыбу увидел?
— Не очень… Средне… Подробности потом расскажу, а теперь я спать хочу. Ужа-а-асно… — Леша зевнул и свалился на подушку.
Утром Леше, конечно, подумалось, что ночное приключение он увидел во сне. А Даша решила, что ей приснился Лешин рассказ.
Мама уже не первый раз приоткрывала дверь:
— Эй, засони! На часах половина десятого! Ыхало приходило, про вас спрашивало…
«Ыхало! Ура!..» — Леша дернул со стула штаны и рубашку. Из карманов посыпались, застучали по полу твердые шарики.
— Леша, это что?
— Это рогаточные пули.
— А это? — Даша, свесившись с кровати, подобрала блестящий шарик. — Смотри…
— Не знаю… У меня такого не было.
Размером шарик был такой же, как и глиняные, — с крупную ягоду. Но прозрачный. Похоже, что из желтого стекла. Внутри шарика темнело зернышко, а в нем горела чуть заметная искра.
— Похоже на большую икринку, — задумчиво сказала Даша.
— На икринку? Ой, подожди… — Леша подскочил, с головой забрался под одеяло. Широко раскрыл в темноте глаза. Коленки желтовато светились.
— Дашка, иди сюда! — Они укрылись одеялом вместе.
— Значит, все было по правде!
— И шарик тоже светится, — выдохнула Даша. Теперь, в темноте, искорка в шарике горела ярко.
— Даш, наверно, это правда икринка! Я помню, на меня с рыбы какие-то бусины сыпались. Эта попала в карман рубашки, потому что он был после пятаков оттопыренный…
— Тогда надо положить ее в воду. Вдруг кто-нибудь из нее выведется.
Даша умчалась и принесла стакан с водой. Положила в него шарик. Поставила стакан на подоконник. А за окном с отдернутой шторой было зеленое и солнечное утро.
— Вон там приземлилась тетя Ихтилена. — Леша показал на примятую траву недалеко от окна. Из-за куста вылезло Ыхало. Помахало брату и сестре ладонью. Они тоже помахали ему. Даша дернула Лешу за майку:
— Побежали умываться в сад! Там кран.
Но Леша вдруг опять забрался под одеяло. Зажмурился.
— Хочу вспомнить все-все, что было ночью. Мне сказали, что я установил рекорд… Ай! Да что же это такое! Опять кусается!
Он вскочил. Пригляделся. По простыне спешил кто-то маленький, черненький. Леша сердито помусолил палец, взял на него эту букашку. Пригляделся. Нет, это был не клоп, не жучок, не блоха. Это…
— Даша, дай-ка со стола увеличительное стекло… Ух ты! Смотри!
На пальце под стеклом сердито дергалась маленькая буква «а». В точности такая, какие печатают в книжках и газетах.
Даша посопела рядом и робко сказала:
— Она живая…
— Она, кажется, пищит… — Леша поднес палец к уху. Буква звенела, как разъяренный комар:
— Отпустите меня немедленно! Что за безобразие!
— Ругается, — прошептал Леша. И спросил: — А ты не убежишь?
— Что за глупости! Разве я за этим щекотала тебя всю ночь? Я нарочно старалась обратить на себя внимание!
Букву посадили на чистый лист раскрытого Лешиного альбома. Стало видно, что у нее выросли крошечные, как у мелкой мушки, лапки. Вернее, ручки и ножки. На ножках буква поднялась, а ручки заложила за спину и принялась туда-сюда шагать по листу.
— Ты — говорящее насекомое? — спросил Леша.
— Сам ты насекомое! — послышался писклявый ответ. — Я буква! Буква «а», самая первая в алфавите! Неужели не ясно?!
— Ясно, — покладисто сказала Даша. — А откуда вы появились, буква «а»?
— Из газеты «Вечерний Хребтовск»! — опять запищала буква. — Из объявления! В нем был адрес: «Улица Пароходная, дом три, квартира два». Вот в слове «Пароходная» как раз я и стояла. Но это была кошмарная жиз-знь!
— Почему? — подозрительно спросил Леша.
— Другие буквы не давали житья! Все время придирались! «Почему другая буква „а“, после „эн“, стоит спокойно, а ты все время егозишь и высовываешься из ряда?..» Но я, во-первых, не высовывалась… почти. А во-вторых, как можно сравнивать? Я в слове была вторая по счету, а она только девятая! Это все равно что равнять сержанта с полковником!.. Вот я и ушла!.. Устроюсь где-нибудь, найду место получше… А эти, мои бывшие соседи, меня даже не окликнули! Сомкнули строй, и не осталось промежутка! Будто меня там и не было!
— По-моему, ты напрасно ушла, — сказала Даша. — Это нехорошо. Получилось, что улица не Пароходная, а Проходная. Кто-нибудь прочитает и запутается.
— А я-то здесь при чем? Они сами меня выжили!
— По-моему, ты сама этого добивалась, — заметил Леша.
— Ну и что? Рыба ищет где глубже, а буква — где заметнее. Найду место получше!
— Не всякая рыба ищет где глубже, — возразил Леша. — Я знаю такую, которая по небу летает.
— Это ее личное дело, — ответила буква «а».
— Ох и характер у тебя, — вздохнула Даша.
Леша спросил:
— А что было в том объявлении?
— Откуда я знаю! Я была знакома только с ближними буквами. До остальных-то мне какое дело?
— Как она пищит и звенит, — поморщился Леша. — Да еще кусалась ночью…
Даша задумчиво сказала:
— Она еще маленькая. Может быть, потом исправится и поумнеет. — Иногда она так же говорила про свою куклу Василису.
— Просто у меня дурное настроение. Я очень расстроена.
— А-а… — понимающе протянули Даша и Леша.
Буква «а» приподнялась на ножках и, кажется, чуть-чуть увеличилась.
— Благодарю вас. А не могли бы вы еще раз сказать «а-а»?
— Зачем? — удивился Леша.
— Это вливает в меня новые силы. Ведь звук «а» мой родной. Когда я наполняюсь им, то даже подрастаю.
Леша и Даша переглянулись и разом заголосили:
— А-а-а-а!..
Буква «а» радостно затанцевала и выросла на глазах. Стала ростом в полсантиметра.
— А-а-а-а!!
Буква качалась на ножках и поглаживала выпуклый животик. Она сделалась еще больше.
— А-а-а-а!!
— Что с вами? — Это мама распахнула дверь.
— Ничего! Мы играем! — радостно объявили брат и сестра.
— Что за игры! Я думала, у вас обоих животы схватило!.. Марш умываться, завтрак остывает!
— Сиди здесь, — велел Леша букве «а». — Если будешь себя хорошо вести, мы для тебя снова покричим, и ты еще подрастешь.
— Спасибо! Тогда я смогу устроиться на работу в какой-нибудь престижной вывеске.
Леша закрыл альбом.
Ыхало уселось в плюшевое кресло и втянуло руки и ноги. Оно было похоже на ком серой пакли с большими зелеными глазами. Глаза удивленно мигали. Ыхало слушало рассказ о недавних Лешиных приключениях.
— Ых, какие дела… Сколько живу, а ни о чем таком не слыхало…
Тень кота Филарета тоже слушала Лешу. Но без удивления. Она лежала на куске меха и мурлыкала, потому что Даша гладила этот мех.
— А вот икринка. — Даша показала Ыхалу стакан с желтой бусиной.
— Ых, какие дела. Чудеса…
Но больше, чем историей с рыбой-луной, Ыхало заинтересовалось маркой страны Астралии.
— Ты мне, Филаретушка, про такую и не рассказывал… Что? Давно, говоришь, отыскал? А где отыскал-то, в каком альбоме?
Тень-Филарет негромко поурчал и мявкнул.
Ыхало глянуло на Лешу и Дашу.
— Говорит, что на каком-то старом конверте. Прямо на нем и вытянул тень из-под марки. С трудом, потому что марка была прочно приклеена… Слышь, Филарет, а конверт этот ты где нашел?.. Что? В нашем доме? А может, он и сейчас где-то валяется? — Глаза у Ыхала разгорелись.
Тень прыгнула на освещенную солнцем дверь, потянулась, потом встала на задние лапы, а передней сделала жест: вперед, мол, за мной.
И все, конечно, заспешили за тенью кота Филарета.
Поднялись в мансарду. Папы в мастерской не было: с утра ушел по своим делам. Тень скользнула в полутемный коридорчик.
— Говорит, здесь где-то кладовка, — разъяснило Ыхало. — Ну да, я помню, там старые журналы…
Разглядели маленькую дверь, дернули. В кладовке пахло залежалой бумагой и было совсем темно. Лешины коленки опять засветились. Но этого света было совершенно недостаточно. Ничего не разглядеть кругом! И уж тем более не увидеть тени кота. Ее было только слышно: «Мр-р, мр-р, мяфф…»
Хорошо, что у Леши оказался с собой тенескоп. Леша включил на нем лампочку.
Тень кота замаячила на корешках могучих книг. Это были подшивки старинных журналов «Нива» и «Живописное обозрение». Слабо блестела позолота.
— Мяу… му-ур…
— Ясненько-понятненько. Ы-ых… — Сопя и кряхтя, Ыхало потянуло с полки тяжелый том. Полка вдруг осела, пудовые книги посыпались на пол, одна треснула Лешу по ноге. Он был в матерчатых домашних тапках, и ему крепко попало по пальцам.
— А-а-а! — Леша заплясал на одной ноге.
— Ай-яй-яй! — перепугалось Ыхало. — Очень больно?
— Ура-а! Тра-та-та, красота! — запищал вдруг кто-то.
— Ах ты, негодная! — воскликнула Даша. И тогда все увидели, как на упавшей книге танцует и вертится черная буква «а». Теперь она была величиной с ноготь взрослого человека.
— Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! А я снова подросля!..
— Я тебе покажу «подросля»! — разозлился Леша. — Кто тебя сюда звал? Тебе велено было сидеть в альбоме!
— А я не обязана! Хочу — сижу, хочу — гуляю! Ля-ля-ля, а я снова…
— Как тебе не стыдно! Леша пальцы ушиб, а ты радуешься! — возмутилась Даша.
— Зато он покричал «а-а»! И я сделалась еще крупнее!
— Разве можно расти на чужих несчастьях! — сурово сказало Ыхало. — Это же совершенно бессовестно.
— А какая мне разница? Главное, чтобы кто-нибудь погромче: «А-а-а!»
— Ну, я тебя!.. — Леша брякнулся на четвереньки и хотел поймать букву «а» ладошкой, как кусачего жука. Но та увернулась и прыгнула за дверь. Послышался затихающий голосок:
— Ля-ля-ля…
— Ладно, попадешься еще… — проворчал Леша. Но уже не так сердито, потому что боль почти прошла. Он сидел на полу и при свете лампочки тенескопа разглядывал упавшую книгу.
— Ух какая! С медными застежками… Это не журнал…
— Филарет говорит, чтоб открыли, — сказало Ыхало. Глаза его горели азартной зеленью, будто оно тоже большой кот.
У книги откинули крышку. Оказалось, что это альбом с фотографиями. Очень старинными. На снимках были женщины в длинных платьях и усато-бородатые мужчины во фраках, сюртуках и мундирах. Некоторые даже с саблями. Сабли Лешу очень заинтересовали. Но тень-Филарет поторапливал: перелистывайте дальше…
— Ых-ох, это же Орик! Орест Маркович, когда он маленький был! — обрадовалось Ыхало.
С большого коричневого снимка смотрел мальчик Лешиного возраста. Симпатичный такой, большеглазый, задумчивый. Он был в рубашке с кружевным воротником и в широкой соломенной шляпе с лентой.
— Как красиво одевались в старину, — прошептала Даша. Она очень увлекалась модами и выкройками. Вся в маму.
— Подумаешь, — бормотнул Леша. — Сейчас не хуже…
Но мальчик Орест ему тоже понравился. С таким неплохо было бы подружиться. Сразу видно, что серьезный и не задира. Не то что мальчишки в классе у Леонковаллы Меркурьевны. Там Леша за весь год так ни с кем и не сошелся по-приятельски…
— Хорошо, хорошо, Филаретушка, — отозвалось Ыхало на нетерпеливое урчание-мурчание. — Давай дальше…
А дальше… между страницами оказался плотный большущий конверт с той же самой маркой!
— Ура… — сказали все. Но шепотом. Потому что приблизилась тайна.
Поразглядывали марку и лишь потом внимательно прочитали адрес:
г. Хребтовскъ
улица Крайняя, домъ 5,
мальчику Оресту Редькину.
А ниже, крупными буквами:
ЗВУКОВОЕ ПИСЬМО
— По-старинному написано, — прошептал Леша.
Даша спросила:
— А как это — звуковое письмо?
— Ну, разве не ясно? Записывают голос на пластинку и посылают.
— Это сейчас можно. А в старину разве так делали?
— А почему же нет? Только пластинки были большие и тяжелые. Видишь, и конверт поэтому такой громадный…
— И без обратного адреса, — вздохнула Даша. — Не узнаем, откуда письмо.
— По марке видно, что из Астралии.
— А где она, эта Астралия?
— Самое обидное, что он пустой, конверт-то, — досадливо сказал Леша. — Была бы пластинка, сразу все узнали бы…
— Интересно, где она? — прошептала Даша.
— Наверно, давно разбилась. В те времена пластинки были хрупкие.
— Разве хрупкую стали бы посылать по почте? — резонно возразила Даша.
— А небьющихся в старые времена не делали.
— А может, делали!
— Я лучше знаю, я читал!
— Какой умный!
— Да уж поумнее некоторых!
— Кого это «некоторых»?
— Всяких простокваш-промокашек…
— Леша — бегемоша…
— Ай-яй-яй, тише, пожалуйста, — быстро сказало Ыхало. — Так мы ни о чем не договоримся.
— А о чем надо договариваться? — спросила Даша (показав брату язык).
— У меня вертится одна мысль. Догадка. Неужели правда?.. Ых, нет, надо сперва проверить…
— Да что проверить-то? — подскочил Леша.
— Если хотите, пошли ко мне в гости.
Ыхало тщательно вырвало у входа в баньку крапиву.
— Проходите, пожалуйста… Само-то я обычно через трубу проникаю, поэтому тут и заросло все…
В баньке, как уже известно, застарело пахло березовым листом. Было полутемно и таинственно. Оконце — маленькое, да и то закрыто сорняковыми джунглями. Ыхало засветило свечку в увесистом медном подсвечнике. На бревнах стены изогнуто обозначилась тень Филарета. Она сидела и вылизывала заднюю лапу.
— Сейчас, сейчас… — пыхтя, торопилось Ыхало. — Вот…
И оно вытащило из-за печки картонную коробку.
— Здесь пластинки. Я их насобирало в доме в разные годы. Старуха все равно никогда не слушала, а я здесь иногда развлекаюсь… Тут старина всякая. «Амурские волны», Шаляпин, Собинов. Певцы были такие… А вот русские романсы, мадам Вяльцева поет… Это, конечно, на любителя, молодежи это неинтересно…
— Папа любит Шаляпина, — сказала Даша.
— Папа ведь уже не молодежь, — возразил Леша. Просто чтобы сказать поперек.
— Ну и не старый…
— А вот та самая пластинка! — торопливо перебило брата и сестру Ыхало, чтобы опять не поссорились. — Я давно заметило, что она не такая, как другие. Дважды роняло — и ни трещинки. И без наклейки — неизвестно, чья и откуда… Я ее в доме за книжным шкафом нашло… Обратите внимание, она тоже старинная — запись с одной стороны, как в давние времена делали.
Леша взял пластинку.
— Ух, какая тяжелая…
— Лешка, не урони!
— Тебе же сказали, что небьющаяся.
— Все равно…
— Если бы все равно, лазили бы в окно!
— Ха-ха, а ты ночью лазил!
Леша засмеялся:
— Сдаюсь, переспорила… Ыхало, а что на ней, на пластинке-то?
— Одну минуточку… Ых… — Ыхало выволокло из-под лавки небольшой чемодан. Положило на скамью. С ржавым повизгиванием открылась крышка.
В чемодане оказался покрытый малиновым сукном диск. А еще — изогнутая блестящая трубка с плоским набалдашником.
— Патефон! — обрадовался Леша.
— Проигрыватель? — спросила Даша.
— Да. Только старинной конструкции.
— А где электрошнур? Или он на батарейках?
— Он вообще без электричества работает… А еще раньше были граммофоны, с большущей трубой. Не слыхала, что ли, про такие?
— Я видела на картинках. Но я думала, что они все равно с проводом… А как же без электропитания?
— Ох и необразованная ты, Дашка! Только и знаешь свою кройку и шитье. Хоть бы изредка техническую литературу читала… Это механическая акустика. Пружина ручкой заводится.
— Да… — вздохнуло Ыхало. — Только, извините, у меня не заводится, пружина давно лопнула. Приходится пальцем вертеть.
— И получается? — удивилась Даша.
— Сейчас покажу…
— А что на пластинке-то? — опять спросил Леша.
— Да, признаться, ничего особенного. Такая приятная песенка. Но в свете последних событий… Давайте послушаем.
Ыхало положило черную пластинку на малиновое сукно. Приготовилось опустить на край блестящую мембрану с иглой. Уперлось пальцем рядом со шпеньком в центре круга — чтобы вертеть.
— Постойте! — подскочил к Ыхалу Леша. — Попробуем без пальца…
Круг шевельнулся. Ыхало отдернуло палец:
— Ой…
Круг завертелся. Быстрее, быстрее…
— Удивительно-изумительно, — прошептало Ыхало. И осторожно опустило на пластинку иглу.
Патефон зашипел. Потом в нем забрякал какой-то инструмент. Словно негромкое пианино с жестяным звоном. А затем зазвучал голосок, непонятно чей. Похожий на тот, что у Петруши, только без рассыпчатого «р». В общем, кукольный какой-то:
Баю-бай, баю-бай,
Я спою тебе погромче,
Ты смотри не засыпай,
А скорей садись в вагончик.
Трюх-трюх-трюх, дон-дон-дон,
Повезет тебя вагон…
Ты прокатишься версту,
А за ней — саженей триста,
И колеса — стук-стук-стук —
Привезут тебя на пристань.
Ля-ля-ля, ля-ля-ля,
Здесь волшебная земля…
Песенка была как песенка. Словно из какого-то мультика. Но вот этот припев с «ля-ля-ля» напомнил Леше про букву «а», и он поморщился. А кукольный голосок пел дальше:
Ветры флаги теребят,
Улыбаются все лица,
С нетерпеньем ждет тебя
Астралийская столица.
Баю-бай, баю-бай,
Поскорее приезжай…
И пластинка кончилась.
— Ничего не понятно, — сказал Леша насупленно. — Чепуха какая-то. «Баю-бай, приезжай». Если «баю-бай», надо спать, а не ехать куда-то…
— Это ведь просто песенка, — заметила Даша.
— А я-то думал, тайна откроется…
— Какая тайна?
— Ну, что за страна Астралия…
Ыхало осторожно вмешалось:
— Видите ли, мальчик Орест в самом деле играл в такую страну. Приключения описывал, которые в ней случаются, карту рисовал. Я помню… Астралия — это ведь, скорее всего, от слова «астра», то есть «звезда». Я полагало, что это сплошная выдумка.
— Ничего себе выдумка! Я вчера вокруг нее на электричке объехал!
— «Ты смотри не засыпай, поскорей садись в вагончик», — сказала Даша.
Леша опять вспомнил ночную электричку и поежился. Но подумал: «Зато тетя Ихтилена была хорошая…»
— Марка-то настоящая, — сказал он.
Даша пригляделась (конверт с маркой был у нее в руках).
— А может, нарисованная? Для игры? И звуковое письмо мальчик Орест сам для себя заказал в какой-нибудь студии? Тоже для игры…
— М-мря, мяфф! — обиженно донеслось со стены. Ыхало сказало:
— Марка настоящая. Филарет подделки не собирает… Кто-то и правда приглашал Ореста в столицу Астралии.
— Где же она? — нетерпеливо спросил Леша.
— Тут-то и загадка… Может быть, на другом этаже пространства?
— На каком это на другом? — удивилась Даша. — Под землей?
— Нет… Видите ли, пространство Вселенной — оно ведь очень многоэтажное. Или, как говорят ученые, многомерное. Ну, они-то, ученые, про это недавно заговорили. А домовые, гномы и прочее древнее население Земли про такую многомерность знало всегда. Иногда они даже бывали в тех краях, только не часто, потому что домоседы… Оттуда к нам, говорят, и залетают всякие штуки, которые называются НЛО…
— Наверно, вы правы, Ыхало, — согласился Леша. — Потому что вчера ночью за насыпью был густой лес, а сегодня — огороды, а потом — новый микрорайон. Видимо, Астралия спрягалась на свой этаж. Как бы ее найти, а?
— Ых, это трудная задача… Вчера тебе просто повезло.
— А может, и опять повезет!
— Надо подумать… — Ыхало почесало бока и притихло. Видимо, и правда задумалось.
В саду послышался голос мамы:
— Леша, Даша! Идите обедать! Папа уже пришел!.. Ыхало зовите с собой! А Филарету я припасла отличную тень от свежего окуня!..
— Мр-р…
Оказалось, что к обеду мало хлеба, и Леша помчался в булочную, она была в квартале от дома.
Дом своим фасадом выходил на улицу Крайнюю. Рядом стояли похожие дома, но этот был самый примечательный. Над мансардой блестела частыми квадратиками стеклянная крыша. Над ступенями крыльца был навес — его держали подпорки из кружевного кованого железа. Парадную дверь покрывал деревянный узор. Местами он потрескался, но все равно был красивый.
К двери были привинчены две таблички. На медной значилось: «Художникъ О. М. Редькинъ». На другой — белой, фаянсовой — «Звонокъ». Под ней краснела новая кнопка, звонок был действующий.
Леша, вернувшись из булочной, дотянулся до кнопки и вдруг остановил руку. Что-то было не так… А, вот что! Слово на белой табличке — с ошибкой, «Званокъ»! При этом буква «а» торчала косо и нахально. Под пристальным Лешиным взглядом она шевельнулась, выпустила ручки-ножки, но было поздно! Леша ухватил ее двумя пальцами.
— Не уйдешь, голубушка! «Ля-ля-ля»…
— Отпусти! — запищала она, задрыгалась. — Имею я право на рабочее место?!
— Нахалка! Свое место надо искать, а не лезть на чужое!.. Куда ты букву «о» девала?
— Не знаю! Ее тут не было!
— Врешь… — Леша глянул вниз. И рядом со своей сандалией сразу увидел на ступеньке черное колечко. Леша подхватил обиженное «о», приложил к прежнему месту. Буква сразу приросла.
— А с тобой мы сейчас разберемся, красавица.
— Пусти-и!
— Нет уж! На клей сядешь, моя хорошая…
— Не имеешь права!
— Имею! Потому что ты безобразничаешь! И к тому же грамоты не знаешь! «Звонок» — это от слова «звон», через «о» пишется, а ты суешься…
— А я хотела, чтобы от слова «зван»!
— Такого слова нет!
— Как это нет?! «Зван в гости»! Значит, звонок для званых гостей!
— А сама полезла незваная! Ну, подожди…
Как ни пищала, как ни вертелась буква «а», ничего ей не помогло. В своей комнате Леша выдавил на альбомный лист каплю конторского клея, размазал ее пальцем и на липкое пятно припечатал букву-скандалистку. Она пискнула еще, хныкнула, втянула ручки-ножки и присмирела. Словно капризная девчонка, которую решительной рукой поставили в угол…
Ыхало отказалось от обеда. Объяснило, что существа его породы едят раз в неделю. Но посидеть на кухне за компанию с остальными согласилось. А тень кота Филарета смачно хрустела под столом тенью свежего окуня…
Папа торопливо допил компот и хотел встать. Мама сказала:
— Неприлично уходить из-за стола, пока все не пообедали. Какой пример ты подаешь детям…
— Но если дети едят так медленно! Прямо как сонные курицы!
— А спешка за едой вредна для желудка, — заметил Леша.
— Но я же не могу сидеть за столом без дела.
— А ты расскажи нам что-нибудь интересное, — посоветовала Даша. И добавила маминым голосом: — Ты должен уделять больше внимания своим детям.
— Ну, хорошо… Со мной сегодня случилась удивительная история. Утром я прочитал во вчерашней газете объявление: «Принимаются заказы на рамы для картин и портретов. Обращаться по адресу: улица Проходная, дом три, квартира два». Вы же знаете, что хорошие рамы сейчас — большой дефицит. Вот я и помчался на эту Проходную…
Леша пяткой толкнул под столом Дашину ногу. А папе сказал:
— Приходишь, а там — никаких рам. Никакого мастера!
— Да! Но зато по этому адресу живет удивительный человек! Я с ним познакомился.
— Чем же он удивительный? — поинтересовалась мама.
— Замечательный старичок! Кол-лек-ци-о-нер!..
— Подумаешь, — сказала Даша. — Кругом коллекционеры.
— Нет, не «подумаешь»! Вы никогда не догадаетесь, что он собирает!
— Что же именно? — поинтересовалась мама.
— А вы попробуйте угадать.
«Уж конечно не марки, не значки, не монеты, — подумал Леша. — И не вкладыши от жевательных резинок. Что-то совсем необычное. Иначе папа так не восхищался бы». И сказал:
— Наверно, анекдоты.
Мама строго посмотрела на него.
— Или облака разного цвета, — добавил Леша.
— Или запахи всяких цветущих растений, — задумчиво проговорила Даша. — Загоняет их в бутылки и запечатывает. А потом откупорит бутылку и нюхает.
— Не-а… — по-мальчишечьи отозвался папа.
Ыхало повозилось в углу на табурете и вспомнило:
— Я знало в давние времена одного домового, и он, представьте себе, коллекционировал мыльные пузыри.
— Не может быть! — ахнула мама.
— Честное слово! Сам видел. Мы были хорошо знакомы, его звали Памфилий…
— Но ведь пузыри очень быстро лопаются, — сказала Даша.
— Памфилий умел составлять такие мыльные растворы, что пузыри совсем не лопались. Даже когда их протыкали, они съеживались, как дырявые воздушные шарики, только пленка была совсем-совсем тоненькая, вроде как тень Филарета. Хранить их такими было очень удобно, тыща штук умещалась в спичечном коробке. А когда Памфилию хотелось, он надувал через соломинку какой-нибудь пузырь, заклеивал дырку и любовался. Такие были радужные шары…
— Как удивительно, — сказала мама.
— Да… А потом это Памфилию надоело, он надул все пузыри один за другим и выпустил на волю. Вот у ребятишек на окрестных улицах была радость! А постовые дули в свистки и грозили оштрафовать, только не знали кого…
Мама сказала, что это замечательная история. А папа смотрел с выжиданием: когда же наконец спросят, что коллекционирует старичок, живущий на Проходной улице.
И Леша спросил:
— Ну, а старичок-то что собирает? Не пузыри?
— Нет, — торжественно ответил папа. — У него коллекция пробок от графинов.
У всех (даже у Ыхало) сделались непонимающие лица. И наступило молчание. Потом Даша опять сказала:
— Подумаешь.
И папа снова возразил:
— Нет, не «подумаешь»! Это замечательная коллекция! И Евсей Федотыч так увлекательно рассказывает о каждом своем экспонате! Вам, дети, будет очень интересно познакомиться с этим человеком, вы узнаете от него много поучительного… Здесь, в кладовках, я видел несколько стеклянных пробок. Завтра вы отнесете их Евсею Федотычу и передадите от меня привет.
После обеда Леша и Даша увели Ыхало в свою комнату (тень Филарета скользнула за ними). Там они начали расспрашивать Ыхало, не помнит ли он рецепт мыльного раствора, который придумал домовой Памфилий. Как здорово было бы надуть сотню-другую радужных пузырей, которые не лопаются! И пустить по улицам!
Но Ыхало рецепта не помнило. Вернее, никогда его не знало. Однако дало умный совет:
— Леша, ты ведь можешь попробовать надуть волшебный пузырь с помощью своего заклинания. Ну, которое «Чоки-чок»…
— Ох, не знаю… Тут ведь нужно слово с окончанием на «чок». Для рифмы. А с пузырем это никак не связывается… «Пузырчок», что ли? Но это неправильное слово, оно не годится.
Ыхало заскребло макушку, с которой посыпался мусор.
— Постойте-ка, — вдруг сказала Даша. — У меня что-то вертится в голове… А если так?
— М-м… — засомневался Леша. — Почему «дунь в кулачок»?
— Ну, соломинку сожмешь в кулаке и дуй! Давай попробуем!
Леша согласился неохотно. Было слегка завидно, что не он придумал эти строчки. Но все же они развели в блюдце мыло и отыскали пластмассовую трубку для коктейля. Леша прочитал, что сочинила Даша: «Чоки-чок, чоки-чок» и так далее. Обмакнул трубку в раствор, стал дуть.
Появился пузырь, отразил в себе солнечное окно. Сперва он был маленький, но быстро вырастал. И скоро сделался с футбольный мяч.
— Хватит, — прошептала Даша. — Лопнет…
Но Леша передохнул и стал дуть снова. А Даша и Ыхало затаили дыхание.
Пузырь стал уже с большущий арбуз. По его тончайшей пленке плавали изумительно красивые радужные пятна…
И вот он уже сделался как громадный пластиковый мяч для игры на пляже!
Когда Леша снова переводил дыхание, пузырь вдруг оторвался от пластмассовой соломинки и поплыл к потолку.
— Ай! — жалобно пискнула Даша. Было ясно, что прозрачно-переливчатый шар коснется штукатурки и разлетится в мокрую пыль.
Но шар оттолкнулся от потолка и полетел к Леше. Задел его голову и повис неподвижно. Тогда… Леша, замеров в душе, тронул пузырь мизинцем. Мыльная пленка оказалась упругой, как тонкая натянутая резина. Леша хлопнул пузырь ладонью. Тот отлетел к стене, ударился о нее и отскочил, как обычный воздушный шарик.
— Ой, как здорово! — завизжала Даша и тоже хлопнула пузырь. Он отлетел к Ыхалу, и оно поддало его своей темной ладошкой. Шар опять взмыл к потолку и вовсе не думал лопаться.
— Ура-а-а-а!! — завопили Леша, Даша и даже Ыхало. Так, что протяжное «а-а-а» пронеслось по комнате, как эхо в гулкой пещере. А когда смолкло, все услыхали писклявое насмешливое «ха-ха-ха»!
На столе, рядом с альбомом для рисования, плясала на тонких ножках знакомая буква. То есть не совсем знакомая, потому что ростом она была уже со спичечный коробок.
Леша и Даша сразу поняли, что зловредное создание снова подросло за счет общего крика, засохший клей отскочил от бумаги и буква освободилась.
— Марш на место! — крикнул Леша.
Но буква опять нахально захохотала и прыгнула со стола… на мыльный пузырь! Он как раз проплывал над столом. За ней метнулась тень Филарета, но поздно — пузырь всплыл к потолку. Буква «а» крикнула оттуда:
— Не желаю больше с вами знаться! Я отправляюсь путешествовать! — И шар торжественно вылетел в окно. Леша попытался ухватить его, но опоздал.
— Ну и ладно, — сказал он смущенно. — Не больно-то и надо. Все равно с этой писклявой врединой одни неприятности…
На следующее утро Ыхало не появилось. Видимо, разоспалось у себя в баньке. Леша и Даша постеснялись идти будить его. И тени Филарета не было видно. То ли тоже спала, то ли охотилась за тенями воробьев.
После завтрака папа ушел в контору, которая называлась «Выставком» — договариваться о новой выставке. Мама посоветовала сыну и дочери заняться чем-нибудь полезным, а сама села за швейную машинку.
— Даша, бежим на узкоколейку, там поезд не достроен, — вспомнил Леша.
Вскоре они выбрались на знакомую поляну и, раздвигая коленками ромашки, пошли к заросшим рельсам. Там все было по-прежнему: два фанерных ящика стояли на березовых катках.
— Вагоны есть, а паровоза нет, — вздохнула Даша.
— Будет! — решил Леша. — В кладовке на первом этаже я видел большущий старый самовар. Чем не паровоз?
Они вернулись в дом, отыскали кривой самоварище, покрытый пятнами зеленой окиси. Он был ростом Леше до пояса.
— Надеюсь, это не папа нашего Ыхала, — заметила Даша. — А то было бы неловко…
— Папу ведь отправили в утиль. Давно еще, — грустно напомнил Леша.
К самовару отыскали длинную коленчатую трубу. С пыхтеньем и остановками утащили это добро к рельсам. Потом Леша приволок еще два березовых бревнышка и обрезок широкой доски. Бревнышки — на рельсы, доску — на бревнышки, самовар — на доску. А трубу — на самовар.
— Как старинный паровоз Стефенсона, — сказал Леша. — Я такой в «Детской технической энциклопедии» видел. Маленький такой паровичок с длинной трубой.
— Только дыма не хватает, — заметила Даша.
— Сейчас будет дым.
— Еще чего! — сказала Даша маминым голосом. — Алексей, не вздумай играть со спичками.
— Никаких спичек не надо. Ну-ка, принеси сухого бурьяна. Вон оттуда, от забора…
Даша недовольно пожала плечами, но пошла. Она хотя и подражала маме, но все же была Лешиной младшей сестрой и брата слушалась (правда, не всегда).
Сухие стебли бурьяна и всякие найденные поблизости щепки затолкали в середину самовара. Леша достал из кармана увеличительное стекло.
— Вот им и разожжем в паровозной топке огонь.
— Ой, Леша! А ведь без воды-то котел расплавится!
— Правильно!
Пришлось бежать домой за ведерками веревкой. Несколько раз ходили к колодцу, черпали воду для самовара. Можно было бы наливать из крана, но брать из колодца было интереснее. Сказочнее…
Вода из самовара била искрящимися струйками.
— Дырявый, — вздохнула Даша.
Но Леша решил:
— Ничего, не скоро вытечет. — Струйки были тонкие, как ниточки.
Веревкой от ведра Леша привязал самовар к доске.
— Это для прочности.
Конечно, самовар и так никуда не делся бы. Но Леше мастерить нравилось больше, чем играть. Игра — что? Ну, сядешь в ящик, скажешь: «Ту-у, поехали», пофыркаешь вместо паровоза. Но ведь по правде-то с места не сдвинешься. А придумывать и строить — это по-настоящему интересно.
Наконец все было готово. Леша стеклом зажег бумажный жгутик, сунул его в самовар. Огонь затрещал в бурьянном топливе. Леша торопливо поставил на самовар трубу. Из нее повалил настоящий паровозный дым.
— Садись скорее, — заторопилась Даша, будто поезд и в самом деле вот-вот поедет.
Они забрались в передний ящик.
— Осторожно, двери закрываются, — звонко сказала Даша, хотя никаких дверей, конечно, не было. — Поезд следует до станции… Леша, до какой станции?
— До Пристани. Как в песенке. Разве ты забыла?
— Правильно! Поезд следует до станции «Пристань»!.. Леша, гуди!
— Гу-у-у, — послушно изобразил Леша паровозный гудок. И зафырчал: — Чуф-чуф-чуф… — И даже локтями задвигал, как паровозными шатунами… И дым все гуще валил из трубы.
Жаль только, что по правде никуда не ехали.
— Лешик… — вдруг прошептала Даша особым, таинственным шепотом. — А скажи свое «Чоки-чок…».
— Ну и что?
— Не знаю… Вдруг что-нибудь случится?
— Не случится. Это было бы слишком большое волшебство. «Чоки-чок» такого не умеет.
— Ну… попробуй, а?
Леша пожал плечами. Подумал. Пошептал себе под нос. И наконец нерешительно проговорил:
Он еще успел подумать, что стихи получились, кажется, неплохие. А больше ничего не успел, потому что самодельный поезд вздрогнул от сильного толчка. Дернулся! Самовар засвистел.
— Ой! — громко сказала Даша. Леша не удержался на ногах, сел на кромку ящика.
А ящик уже ехал вслед за шипящим самоваром-паровозом. И его потряхивало на стыках рельсов, а по фанерному днищу скребли подмятые лопухи. В такт потряхиванию у Леши в голове прыгала только одна мысль: «Вот э-то да. Вот э-то да…»
Потому что случилось даже не одно чудо, а несколько.
Во-первых, поехали. Это само по себе удивительно.
Во-вторых, самодельный паровоз и ящики-вагоны не были сцеплены, но все же дружно катились вместе.
В-третьих, по всем законам механики ящики на первом же метре пути должны были съехать с кругляков. Но этого не случилось. Фанерные вагончики бежали как на самых настоящих колесах.
Наверно, все это случилось не только из-за Лешиного «Чоки-чока», но и потому, что страна Астралия была недалеко. Сюда, несомненно, просачивалось ее волшебство. Да и вода из колодца, которую налили в самовар, была, видимо, заколдованная. К такому выводу Леша пришел потом, когда на свежую голову обдумывал все случившееся.
Но в этот момент он ничего не обдумывал. Просто удивлялся и радовался. Сперва еще и боялся немного, но скоро перестал.
А Даша прижимала к щекам растопыренные пальцы, и глаза у нее были большущие от испуга и восторга:
— Ой, Лешка-а…
— Держись! Раз поехали, значит, поехали… Попробуем управлять. — И Леша сказал паровозику: — Полный вперед!
Самовар обрадованно свистнул, и поезд припустил в два раза быстрей. Затрясло. Даша пискнула и присела.
— Не бойся… Средний ход!
Скорость убавилась.
— Малый ход…
Самовар запыхтел устало, и поезд стал двигаться не быстрее утомленного пешехода.
— Тпр-ру… То есть стоп!
Поезд стал, ящики ткнулись друг в друга и в шипящий локомотив.
— Малый ход! — торопливо скомандовал Леша (а то вдруг поезд больше не захочет ехать?).
Пых-пых — поезд опять двинулся по заросшей узкоколейке…
Кругом стояли заросли высоких сорняков. Над ними торчали розовые головки кипрея. Носились перепуганные воробьи и галки. Пролетела ворона, она что-то скандально орала. Не то «караул», не то «украли», хотя, конечно, никто ничего у нее не крал.
С поездом между тем происходили удивительные изменения. Ящики стали просторнее. На стенках выросли витые столбики, и оказалось, что они поддерживают бело-красные полосатые навесы с бахромой и кисточками. Появились желтые лаковые скамеечки. Но самое интересное случилось с самоваром. Высокая трава, сквозь которую пробирался поезд, начистила самовару бока до солнечного сверкания. Кроме того, он заметно вырос, на нем появились всякие паровозные приспособления: движущиеся рычаги, шипящие трубки и различные загогулины. Рычаги и шатуны бойко вертели настоящие колеса.
Короче говоря, мятый облезлый самовар превратился в настоящий маленький локомотив. Очень красивый.
Но все это не так уже сильно удивляло Лешу и Дашу. Может быть, они стали привыкать к чудесам. А может быть, решили, что чудеса эти им просто кажутся. Бывает ведь так, что во время хорошей игры придуманное выглядит как настоящее…
Больше, чем сам поезд, Лешу и Дашу интересовало то, что было вокруг.
Заросли сорняков кончились. Потянулась местность с маленькими, похожими на кочки холмами. На них кое-где махали разноцветными крыльями крошечные ветряные мельницы.
Потом по горбатому мостику переехали ручей и оказались в светлой березовой роще. Поезд остановился у дощатой платформы размером с положенную на землю дверь.
На столбике вагонной крыши тряслась черная воронка, она сказала голосом гнома Петруши:
— Станция «Одинокий Шар-рманщик».
Тут же на платформе возник небритый дядька в разноцветных лохмотьях. На ремне через плечо у него висел ящик с медными узорами и ручкой. Дядька заулыбался, одной рукой приподнял похожую на ведро с отворотом шляпу, а другой завертел ручку.
В ящике забренчали колокольчики. Дядька хрипло, но весело загорланил:
Жил на свете крот Карлуша,
Это был упрямый крот.
Маму с папой он не слушал,
Делал все наоборот.
Не хотел в земле копаться,
Говорил, что это зря.
И друзей учил кататься
Он на мыльных пузырях.
Собралися звери вместе
И глядят разинув рты,
Как летают в поднебесье
Очень юные кроты.
«И чему их в школе учат?
Почему не укротят
Непослушных и летучих
Непоседливых кротят?»
Ну а те летают смело
От зари и до зари.
Хорошо, что кто-то сделал
Им такие пузыри!
Закончив песню, одинокий шарманщик поклонился и сказал:
— Благодарю за внимание.
— Спасибо! — крикнули Леша и Даша. И долго махали ему, когда поезд опять поехал. Но потом Даша с сомнением сказала:
— Странная какая-то песня. Получается, что, если хочешь летать, надо не слушаться родителей.
— Но ведь всякие бывают родители, — возразил Леша. — У крота Карлуши были отсталые, под землей жили…
— Любые родители волнуются за своих детей. Ты думаешь, наши мама и папа не забеспокоятся, когда узнают, что мы укатили неизвестно куда?
— Мы ведь ненадолго. И, кроме того, известно куда. На станцию Пристань.
— Это нам известно, а… Ой…
Поезд опять остановился. У такой же, как прежде, платформы. На ней стоял столб с черной табличкой: «Ст. Чьитоноги».
Ниже этой доски висело объявление: «Детям до четырнадцати лет выходить на платформу без родителей не рекомендуется».
Позади платформы что-то большое ворочалось в зарослях рябины. Оказалось — избушка из темных бревен под острой замшелой крышей. Внизу, в траве и листьях, появилась вдруг из-под избушки могучая птичья нога с когтями. Бревна заскрипели. Распахнулось оконце. Крючконосая бабка, хрипло, но ласково пропела:
— Идите сюда, детушки, я оладушек напекла…
Даша вцепилась в Лешину рубашку, хотя тот и не собирался никуда идти.
Черная воронка запоздало произнесла:
— Станция «Чьитоноги». Просьба оставаться на своих местах… Осторожно, поезд отправляется.
Бабка сердито захлопнула окошко.
Когда отъехали подальше, Леша сердито сказал:
— Я бы сошел, конечно, только неохота… Думаешь, я объявления испугался? Или бабки этой? Просто побоялся, что, пока буду с ней разбираться, поезд уйдет без меня…
Даша все еще держала его за рубашку.
— Сумасшедший! Мама сколько раз говорила: не суйся, куда не велено!
— Да не буду, не бу… Дашка, смотри!
Виляя между березовыми стволами, за поездом быстро катил на трехколесном велосипеде крупный серый заяц. Он был в красных брюках. Над глазами у него искрился прозрачный синий козырек на резинке.
Махая лапой, заяц тонко закричал:
— Эй, будьте добры, остановитесь!
— Малый ход, — велел Леша паровозу. — Стоп…
Паровоз пыхнул паром из-под колес и затормозил.
Заяц подъехал.
— Извините, пожалуйста! Вы к Бочкину направляетесь?
— Куда? — нерешительно отозвался Леша. — Мы не знаем… Мы первый раз…
— Мы на станцию Пристань, — сказала Даша.
— А Бочкин — начальник этой станции! Не позволите ли мне с вами?
— Конечно! Садитесь! — обрадовался Леша. — Задний вагон совсем пустой.
Заяц беззаботно оставил в траве велосипед и прыгнул в вагон. Похвалил:
— Какой славный поезд вы смастерили. Я такого еще не видел.
— Спасибо, — вежливо сказала Даша.
— Это вам спасибо… Меня зовут Проша.
— А меня Даша.
— А меня Леша.
— Очень приятно. У нас немножко похожие имена…
Этот разговор шел уже на ходу, потому что поезд тронулся без команды, едва заяц Проша оказался в вагоне.
Проехали еще пять минут, снова пересекли по мостику ручей и вдруг увидели, что из березняка выходит к железнодорожному пути еще одна рельсовая линия. На соединение. Когда поезд проскочил стрелку. Проша вдруг попросил:
— Остановитесь, пожалуйста, на секундочку!
— Стоп! — скомандовал Леша.
Заяц объяснил:
— Я должен доставить Бочкину важный груз. Я сейчас…
Он выскочил из вагончика и скрылся в березняке.
— Никогда не думала, что зайцы умеют разговаривать, да еще так вежливо, — начала Даша. — Оказывается, они гораздо воспитаннее многих мальчиков…
Но тут затрещали ветки, и по соседнему пути выкатилась из чащи желтая бочка с надписью: «Квас». Бочку на колесах толкал Проша.
Щелкнули рельсы на стрелке, бочка оказалась позади поезда. Ткнулась в хвостовой вагончик. А Проша тут же оказался на прежнем месте.
— Бочкин будет счастлив! Теперь можно вперед без остановок!
Паровоз-самовар задымил погуще, задышал почаще. Видать, бочка была для него немалым грузом. Но все же поехали бодро.
И скоро заблестела среди деревьев синяя вода. Запахло осокой и камышами.
Медный паровичок обрадованно засвистел. И поезд оказался на берегу.
Река была неширокая, с камышами и кувшинками, но над ней летали настоящие чайки.
Среди камышей виден был причал с мачтой и будочкой. У причала стояло странное судно: размером с небольшой катер, но по форме — старинный пароход. С высокой желтой трубой и большущими гребными колесами.
Рельсы тянулись теперь у самой воды. Река была справа, а лес — по левую руку. На фоне кустов и берез Леша и Даша увидели шоколадного цвета домик с белыми карнизами и наличниками. На первом этаже домика окна были квадратные, на втором — круглые. Над крышей поднималась решетчатая застекленная башенка, похожая на маяк.
Поезд замедлил ход и тихо катился вдоль деревянного перрона со старинными фонарями на столбиках. Из домика выскочил кудлатый бело-рыжий пес. Роста он был громадного, но с такой добродушной мордой, что Леша и Даша ничуточки не испугались. Пес подскочил к поезду и на ходу ухитрился лизнуть в морду зайца Прошу.
— Фу, Лилипут, какой ты невоспитанный, — сказал Проша, вытирая усатую и щекастую физиономию.
«Вот так лилипут», — подумал Леша. А пес уже бежал рядом с первым вагоном и явно был не прочь лизнуть в носы незнакомых пассажиров. Леша хотел дотянуться и погладить собаку. Но тут поезд остановился. Черная воронка что-то заговорила, но ее заглушил звонкий медный удар.
Оказалось, что на крыльцо домика вышел широкий дядька в синем кителе и красной фуражке. Это он ударил в начищенный колокол, который висел под белой доской с черными буквами: «Ст. Пристань».
— Добро пожаловать! — закричал дядька с крыльца веселым басом. — Как я рад! Наконец-то ко мне приехали пассажиры! А то я уже собрался на пенсию, потому что никакого интереса торчать тут в одиночестве!..
Он раскинул руки, словно для объятий, и сбежал с крыльца на перрон.
Леша и Даша выбрались из вагончика. Но их опередил Проша и первый оказался перед толстым дядькой. Тот присел перед зайцем на корточки и пожал ему лапу.
— Привет, Проша, привет…
Но, видимо, с Прошей он встречался часто, и новые пассажиры интересовали его гораздо больше зайца.
— Я начальник этой станции Бочкин. Здравствуйте! — И он протянул могучую руку.
— Здрасьте. А я — Леша.
— Очень рад! — Бочкин осторожно пожал Лешину ладошку.
— А я Даша…
Бочкин опять сказал, что очень рад, и подержал толстыми пальцами Дашину руку. Его круглое усатое лицо с голубыми глазами просто светилось от восторга.
И тут все увидели, что Лилипут сидит рядом и тоже протягивает лапу. Даша обрадованно взяла ее в обе ладони и потрясла. Леша тоже пожал Лилипутову лапу, а затем не выдержал и обнял пса за лохматую шею. Тот замер, потом замолотил хвостом, лизнул Лешу в щеку и кругами начал носиться по перрону и по ближним лужайкам.
— Что за создание! — всплеснул руками Бочкин. — Ростом с корову, а никакой солидности…
Проша дернул начальника станции за штанину. Ушами показал в сторону поезда.
— Ох! — Бочкин опять взмахнул ладонями. — А я и не заметил на радостях… Неужели полная? — Он повернулся к Леше и Даше. — Извините меня, пожалуйста, я сейчас…
На своих коротких ногах он заспешил к желтой бочке. Торопливо открутил на ней круглую крышку. Зажмурился, часто задышал, облизнулся:
— Настоящий, свежий, хлебный. Холодный… Проша, кружки!
Заяц, мелькая красными штанами, умчался в домик.
— Славный парень, — сказал ему вслед Бочкин. — Излишне хитроват, правда, но должность такая. Он тут у меня работает по доставанию всяких нужных вещей…
Проша вприпрыжку вернулся с двумя стеклянными кружками. Наверно, литровыми!
Начальник станции зачерпнул из бочки одной кружкой, подал ее Даше. Зачерпнул второй — подал Леше.
— На здоровье…
Квас был шипучий, сладкий, прохладный. Леша пил, пил, пил… Уф… Еле осилил. А Даша — та вообще только полкружки выпила.
— Еще? — спросил Бочкин у Леши.
— Что вы! Я сейчас лопну! Большое спасибо…
— И я тоже лопну, — жалобно призналась Даша.
— Проша, а тебе налить?
— Пфы! Вы же знаете, Бочкин, что я такие жидкости не употребляю.
— Ну, что же… Раз желающих больше нет, тогда… Пожалуйста, посторонитесь…
Начальник станции ухватил бочку за края, поднатужился, качнул и поднял ее над собой. Громадную, вместе с колесами! Красная фуражка при этом покатилась в траву (Проша тут же подхватил ее).
Желтая пенистая струя хлынула из горловины бочки в широко раскрывшийся рот начальника. Забурлила. Леша и Даша от изумления тоже раскрыли рты.
Но струя клокотала долго, изумление прошло, и Леша теперь внимательно разглядывал Бочкина.
Фамилия у начальника станции была очень для него подходящая. Он в самом деле напоминал бочку, поставленную на короткие бревна и одетую в тельняшку и просторный синий китель с серебристыми пуговицами.
Пуговицы были разные: одни с якорями, другие со скрещенными молоточками, пришитые вперемешку. Китель распахнулся, и Леше с Дашей показалось, что под тельняшкой, обтянувшей круглое туловище, в самом деле проступают обручи с заклепками. По крайней мере внутри начальник станции гудел и булькал, как настоящая дубовая бочка. Даже Лилипут и Проша притихли и смотрели, приоткрыв рты.
Наконец квас кончился. Бочкин легко поставил опустевшую желтую цистерну на рельсы, вытер губы, взял у Проши фуражку и, отдуваясь, застегнул китель.
— Ух… Вы знаете, у меня постоянная потребность в жидкости. Боюсь рассохнуться. Конечно, вода рядом, но временами очень хочется чего-нибудь вкусненького. Хорошо, что Проша выручает, он молодец… Проша, отнеси кружки и посмотри в станционном буфете, не найдется ли там нескольких порций мороженого…
Мороженое нашлось. С малиновым джемом. Даже Лилипуту дали порцию на алюминиевой тарелке со штампом «Ст. Пристань». Он эту порцию слизнул в один миг. Проша тоже не отказался от угощения. Съел свою порцию торопливо, извинился и убежал по каким-то своим снабженческим делам.
Станционный буфет был маленький и уютный.
— Но, к сожалению, в последние годы здесь очень редко бывают пассажиры, — грустно сообщил Бочкин. — Боюсь, что рельсы скоро совсем зарастут.
Леша и Даша молчали с вежливым пониманием. Потому что еще раньше они и Бочкин успели рассказать о себе друг другу. Леша и Даша — откуда и как они здесь появились. Бочкин — о своем житье-бытье.
Оказалось, что Бочкин одновременно начальник железнодорожной станции и речной пристани. С давней поры. В ту давнюю пору здесь было многолюдно и весело: то и дело приходили поезда и пароходы с разным жизнерадостным народом. Только успевай вертеться. А сейчас все опустело и затихло. Только Проша появляется регулярно да порой забредает на чаек Одинокий Шарманщик…
— А еще неподалеку бабка есть, — нерешительно напомнил Леша. — На станции Чьитоноги.
Бочкин покивал:
— Есть, есть такая… Но она ужасная домоседка, и характер у нее так себе… Впрочем, вы не бойтесь. Всякие нехорошие слухи про нее и объявления, это так… слухи они и есть… А вот в Лиловом лесу, говорят, водится настоящий людоед. Пакостная личность, по имеющимся сведениям. Самого его я не видел, но следы замечал. Так что имейте в виду на всякий случай.
— А где этот Лиловый лес? Далеко? — спросила Даша слегка задрожавшим голоском. А Лилипут поднял голову и рыкнул.
— Как вам сказать, — отозвался Бочкин с задумчивым вздохом. — На соседнем этаже пространства. Переходы тут незаметные. Не успеешь оглянуться, как уже в другой сказочной области…
Леша решился наконец на главный вопрос:
— Скажите, пожалуйста, значит, здесь Астралия?
— Ну разумеется… Правда, самая окраина. Так сказать, пограничная область. А в глубину страны дороги, к сожалению, перекрыты. Потому и станция опустела… Хорошо, что хоть вы появились. Но вы с другой стороны, из Хребтовска. А из нашей столицы — тыщу лет никого. И в нее невозможно пробраться ни по воде, ни по суше. Сколько ни пробовал — рельсы в бурелом заводят, а фарватер в болото.
— А почему так? — огорчился Леша.
— Это очень сложный вопрос. И причина тут, скорее всего, не одна. Возможно, кто-то наложил на дороги и на столичную местность заклятие. А кроме того, видимо, просто стареет сказка. Нужен ей какой-то новый толчок. А кто знает, какой?..
— И ничего нельзя придумать? — жалобно спросила Даша.
— Кто знает… Думает тут один умный человек. Астралийский маг и волшебник, Авдей Казимирович Белуга. Очень эрудированный специалист в области сказочных контактов. Преподавал одно время в Астралийском университете. А сейчас оказался вне столицы и не может вернуться. Проживает неподалеку, в пещере на Желтых Скалах… Если хотите, я вас познакомлю.
— Разумеется, хотим! — сказал Леша.
— Конечно, сейчас не прежние времена, но кое-что интересное в этих местах сохранилось, — оживился Бочкин. — Если не возражаете, я устрою вам экскурсию по окрестностям. Можно и на пароходе прокатиться…
— Прямо сейчас? — подскочил Леша.
Но Даша строго сказала:
— В следующий раз. Извините, но нам пора домой. Мама, наверно, уже тревожится.
— Но, надеюсь, вы скоро приедете снова? Не забудете про меня? — забеспокоился Бочкин.
— Обязательно приедем, — пообещал Леша. — А можно мы возьмем с собой Ыхало? Это очень доброе существо. Наполовину самовар, наполовину привидение. Но не страшное…
— Разумеется, разумеется! Буду рад познакомиться.
— И тень Филарета надо взять, — напомнила Даша. — Жаль, что их сегодня нету… Ой, что это?
В углу, где лежал Лилипут, раздалось рычанье и шипенье. Но сам Лилипут не рычал. Он удивленно мигал желтыми добрыми глазами. А тень его на полу припадала на передние лапы и трясла головой. Она-то и рычала. На другую тень, кошачью. Та на солнечной стене вздыбилась, распушила хвост и шипела, как настоящий рассерженный кот.
— Тень-Филарет! — воскликнул Леша. — Я по хвосту узнал!
— Как вам не стыдно! — сказала Даша обеим теням. — Что вы не поделили? Это даже просто невежливо… Вы же обе такие хорошие. Ну-ка миритесь сию минуту!
Тень Лилипута виновато прижала уши. Тень Филарета перестала горбить спину. Тень собачьего хвоста слегка шевельнулась. От кошачьей тени донеслось вопросительное:
— Мр-мя-а?..
Тогда тень Лилипута прозрачным языком лизнула тень кошачьей морды.
— Мр-р… — отозвался тень-Филарет разнеженно и потерся о тень собачьего носа.
— Давно бы так, — сказала Даша.
— Но как тень-Филарет сюда попал? — удивился Леша.
— Тени — они все такие, — объяснил Бочкин. — Всегда без спросу и в любую щель…
— Поедешь с нами домой, — велел Леша тень-Филарету. Но тот не обратил внимания. Он лапой дурашливо цапнул тень собачьего уха и отпрыгнул. Тень Лилипута мигом откликнулась на игру, вскочила. Тень кота бросилась удирать, тень пса — за ней.
— Ну и дела… — покачал красной фуражкой Бочкин. А Лилипут удивленно посмотрел на солнечные половицы, где теперь не было его тени. Вздохнул и положил морду на передние лапы.
— Извините, но нам пора, — опять напомнила Даша.
— Еще порцию мороженого на прощанье, — предложил Бочкин. Ему не хотелось расставаться.
От мороженого даже Даша не могла отказаться. Хотя и сказала:
— Ох, не схватить бы ангину.
— Мороженое, наоборот, полезно от простуды! — заспорил Леша. — Я недавно им рыбу-луну вылечил! Тетю Ихтилену!.. Дядя Бочкин, вы ее знаете?
— Ну как же, как же! Она и ко мне наведывалась за мороженым неоднократно. Очень приятная особа. Трудолюбивая. Светит целыми ночами над всей нашей местностью… Но говорит, что и ей с высоты не видно сейчас столицу. А раньше даже отсюда, с Пристани, весь город был как на ладони. Вернее, как на макушке… Непонятные настали времена и невеселые…
Он задумался, и тогда Леша и Даша стали прощаться. Обещали скоро навестить Бочкина снова. Тот проводил их до поезда. А Лилипут целых пять минут бежал рядом с поездом (который ехал теперь задом наперед: паровозик толкал вагоны). Тень Лилипута прыгала рядом с ним. А куда девался тень-Филарет, неизвестно. В последний момент его видели растянувшимся на желтой бочке (она осталась на станции).
На станциях Чьитоноги и Одинокий Шарманщик оказалось пусто, поезд проскочил их без остановки. Вблизи ромашковой поляны вагоны опять незаметно превратились в ящики, а паровоз в самовар. Только сиял он по-прежнему. Леша похлопал его по горячему боку:
— Завтра поедем снова!
Но назавтра поездка к Бочкину не получилась. День оказался пасмурный, сыпался равномерный дождик. И дело тут не просто в погоде, а в том, что не найти было сухого топлива для самовара-паровоза.
Папа вспомнил:
— Друзья мои! Я ведь обещал послать с вами Евсею Федотычу графинные пробки! Почему бы вам не отправиться сейчас?
Мама всполошилась:
— В такую-то слякоть!
Но папа сказал, что дети у них не грудные младенцы. Что случится из-за летнего дождика с людьми, одному из которых семь, а другому уже девятый год?
— Они простудятся, — спорила мама.
Тут в углу заворочалось Ыхало. Оно появилось утром, долго извинялось, что вчера проспало целый день и не навестило своих друзей, но зато сегодня обещало маме до вечера помогать по хозяйству. Сейчас Ыхало сказало:
— Нынче мокровато, но не холодно. А если кто и зачихает, я растоплю баньку да так их пропарю, что любая хворь мигом вылетит.
Леше с Дашей и самим интересно было найти улицу Проходную и посмотреть на собирателя пробок (хотя, конечно, пробки — это дело несерьезное).
— К тому же, — вспомнил папа, — вчера я не сказал вам очень важную вещь. Оказывается, в том доме, где живет сейчас Евсей Федотыч, в давние годы жила старушка, бабушка Света, которая одно время была няней малолетнего Ореста Редькина. А Евсей Федотыч ей приходится не то двоюродным внуком, не то троюродным племянником.
Леша и Даша не считали, что тут есть что-то особенное. Ну, внук так внук. Но на маму это почему-то подействовало.
— Хорошо, идите. Только оденьтесь в непромокаемое.
Папа дал Леше две стеклянные пробки: круглую и граненую. Леша сунул их в карманы. Потом он и Даша завернулись в полиэтиленовые накидки с капюшонами. Леша в красную, Даша в зеленую.
— Наденьте резиновые сапожки, — велела мама.
— Ну, прямо как в экспедицию… — проворчал Леша.
В сенях, когда из открывшейся двери пахнуло дождливым воздухом, Леша вдруг подмигнул Даше и, дрыгнув ногами, сбросил сапожки в угол.
— Ты тоже бросай! Будем шлепать по лужам!
— Нет, — вздохнула Даша. — Это неприлично.
— Что за глупости! По дождику только так и надо!
— По дождику — да. Но в гости босиком — это нехорошо.
— А мы не будем заходить! Отдадим на пороге пробки — и назад.
Даше, конечно, тоже хотелось пошлепать по лужам. Но…
— Получится, что мы обманули маму.
— Ничего подобного! Мы ей потом честно признаемся!.. Не сразу, а когда станет ясно, что ничуточки не простудились.
— Ох, Лешенька, не доведут до добра твои фокусы, — сказала Даша. И… тоже сбросила сапоги.
На улице и правда было совсем не холодно. Сквозь мелкие лужицы босые ступни ощущали, какой теплый на тротуаре асфальт. Но встречались и глубокие лужи. Иногда по щиколотку. А один раз Леша провалился в колдобину чуть не по колено. Завизжал, захохотал, выскочил, обогнал Дашу и оглянулся.
— Ой, Дашка, ты в асфальте отражаешься, как березка!
— А ты… даже не знаю, как кто. Будто красный костер!
— Я потом это нарисую акварелью, — решил Леша.
И они зашагали дальше, очень довольные собой, лужами и дождиком, который уютно шуршал по цветному полиэтилену.
Даже нахальный оранжевый «Москвич», проскочивший у самого тротуара и забрызгавший их с ног до головы, не испортил путешественникам настроения. Но все же Леша, фыркая и вытирая лицо, сказал вслед машине:
И правда, через полквартала вредный апельсиновый автомобиль задним колесом скользнул в кювет, накренился и забуксовал.
— Ну зачем ты так… — упрекнула Даша.
— Не будет брызгаться. Думает, если маленькие, значит, не придется отвечать…
Улица Проходная была в трех кварталах от дома, не заблудишься. Леша и Даша свернули за угол и скоро оказались у дома № 3. Это было одноэтажное кирпичное здание с двумя крылечками. На двери правого крылечка краской было написано: «Кв. 2». И белела кнопка звонка. Леша нажал. И очень скоро дверь открылась. На пороге стоял старичок. Леша и Даша сразу поняли, что это и есть Евсей Федотыч.
Старичок был в длинном джемпере, сморщенных брюках и шлепанцах. Сухонький, с седой бородкой, которая торчала вперед, как квадратная лопатка. В круглых, косо сидящих на утином носу очках. Очки сорвались, но не упали, потому что дужки их сзади соединяла цепочка. Старичок тут же подхватил и надел очки профессорским жестом. Он и правда похож был на старенького профессора. Или на часового мастера.
— Здрасьте, Евсей Федотыч, — храбро сказал Леша. — Мы от нашего папы, от Евгения Павловича Пеночкина. Пробки принесли.
— Весьма, весьма рад! Милости прошу…
— Да нет, мы босиком, — пробормотал Леша.
— И прекрасно! Вполне вас одобряю! В вашем возрасте я тоже обожал ходить босиком по лужам. Нет ничего приятнее.
— Мы у вас наследим на полу, — засмущалась Даша.
— Какие пустяки! — Старичок ловко ухватил брата и сестру за плечи, втянул в прихожую, сдернул с них скользкие накидки. — Вот так! Теперь прошу ко мне в кабинет.
И не успели они снова заспорить, как оказались в просторной комнате с книжными полками до потолка и с камином в углу. Камин был электрический, но почти как настоящий. В его квадратном зеве прыгали отблески пламени, тлели стеклянные угли, и от них несло по ногам пушистым теплом.
Евсей Федотыч подтащил к камину мягкую скамейку.
— Прошу к огоньку. Он, правда, искусственный, но греет изрядно. Вам надо обсушиться.
Леша и Даша больше не спорили. С удовольствием уселись перед камином и протянули навстречу теплу мокрые ступни.
— А я сейчас приготовлю чаек! Как раз чайник согрелся, — заспешил Евсей Федотыч, опять роняя с носа очки.
Скоро он принес корзинку с сухариками и три фаянсовые кружки. Поставил их на столик рядом со скамейкой. Сам уселся на круглый табурет.
— Ну-с, вот… Угощайтесь.
Чай оказался ароматный и очень сладкий. Сухарики — с запахом ванили. Леша так увлекся угощеньем, что даже забыл, зачем они с Дашей пришли. И вспомнил, только когда выпил кружку до половины.
— Ой, Евсей Федотыч, мы же принесли!.. — И он заворочался, вытаскивая из карманов пробки. — Вот…
— Ну-ка, ну-ка… Какая прелесть! — Евсей Федотыч завертел стеклянные экспонаты перед очками. — Удивительно! Даже не ожидал… Передайте Евгению Павловичу мою самую глубокую признательность.
— Ага, передадим, — согласился Леша, хрустя сухариком. Даша посмотрела на него укоризненно: тон брата показался ей недостаточно вежливым.
— Изумительно! — продолжал радоваться Евсей Федотыч. — Вот, извольте взглянуть. Эта граненая пробка — восемнадцатый век. Стиль «алмазное барокко», очень редкий. А это — тоже редкость. От графина, которые в двадцатых годах выпускались на местном заводе «Красный стеклодув». Их сделали очень мало, потому что завод скоро сгорел. Злые языки тогда острили: «„Красного стеклодува“ склевал красный петух…» Давайте мы их пока положим вот здесь… — И Евсей Федотыч пристроил пробки на каминной полке. Там уже лежало десятка полтора графинных пробок самой разной формы.
Леша спросил:
— Но это, наверно, не вся ваша коллекция?
— Что вы, что вы! У меня несколько тысяч… Я их вам покажу, разумеется, если вы интересуетесь.
— Конечно, интересуемся, — воспитанно сказал Леша. Ему и правда стало любопытно. Не так, чтобы очень сильно, но все-таки…
— Благодарю вас… Я ведь, позвольте похвастаться, не совсем рядовой коллекционер, а член Международной ассоциации собирателей графинных пробок. И даже имею диплом и почетный знак Хрустальной затычки второй степени. Да-с… Мои коллекции были на выставках в Цюрихе и в Монако. У меня богатейшая переписка с коллекционерами разных стран, в том числе и с самыми знаменитыми — профессором Гансом Зоммерциммером и виконтом де Бугенвилем… А началось, если хотите знать, в детстве, со стеклянной пробки, которую я нашел на свалке. Она так заворожила меня своим сверканием, что я с той поры уже не оставлял этого увлечения. Я даже пошел учиться в архивный институт специально для того, чтобы побольше иметь возможностей знакомиться с документами о графинном производстве разных эпох и стран. С тех пор я проработал в архивах пятьдесят лет и все это время собирал свои коллекции..
«Чем только люди не занимаются…» — подумал Леша. А Даша спросила:
— Скажите, пожалуйста, а почему вы собираете только пробки? Без графинов?
Евсей Федотыч опять уронил и поймал очки и значительно поднял палец.
— О! Серьезный вопрос! Но его задают люди, не знакомые с глубиной проблемы… Причин тут много. Прежде всего дело в том, что графины недолговечны. Они часто бьются, а пробки после этого владельцы выбрасывают. Тут-то они (пробки, а не владельцы, естественно) и попадают к коллекционерам. Это первое. А второе — то, что графин и пробка лишь на первый взгляд одно целое. На самом деле это разные вещи. Пробка — отдельное произведение искусства. Графин может быть самым простым, а в пробку мастер вкладывает душу. Вот, например. — Он взял с полки прозрачный шарик со стерженьком. — Видите?
Леша и Даша присмотрелись и восхищенно засопели. Внутри шарика искрился парусами крошечный стеклянный кораблик.
— А вот, извольте взглянуть…
Это была пробка-чертик. Веселый такой бесенок с черными глазками и рубиновыми рожками.
— Или вот… — На стеклянном кубике виднелась матовая письменная вязь. — Здесь, если приглядеться, стихотворение Александра Сергеевича Пушкина «Что смолкнул веселия глас…»
Потом Евсей Федотыч продемонстрировал еще стеклянного рыцаря, крошечный хрустальный глобус и прозрачную головку в турецкой чалме…
Леша и Даша мигали от удивления.
— Но, если смотреть глубже, дело не только в изящных и хитрых формах. Есть еще одна сторона данного вопроса. Для меня она имеет первостепенное значение. Я пишу сейчас об этом большую научную статью «Внутренние свойства графинных пробок»…
— А разве… такие бывают? — нерешительно спросила Даша.
— Представьте себе! Ведь за каждую пробку много-много раз берутся человеческие руки. Не правда ли? А у человеческих пальцев и ладоней есть способность передавать свойства своего хозяина предметам, которых они часто касаются. А эти предметы, в свою очередь, могут переносить данные свойства на других людей… Я открыл, что графинная пробка — великолепный аккумулятор человеческих способностей, характеров и талантов… Я понятно выражаюсь?
— Вполне, — учтиво сказал Леша.
— Конечно, если хозяин графина был человеком скучным и неинтересным, то и в пробке ничего не останется. А если графин принадлежал скандалисту или жулику, то и заразиться недолго… Но представьте себе, что пробка жила в графине, из которого пил когда-то знаменитый музыкант! Вы подержите ее в руках и… ну, может быть, вы не станете вторым Моцартом, но понимать музыку будете гораздо лучше… Или, скажем, пробка из графина талантливого математика…
— Или художника! — шумно подскочил Леша.
Евсей Федотыч вздрогнул, опять подхватил очки и торопливо закивал.
Даша сказала маминым тоном:
— Как не стыдно перебивать… Евсей Федотыч, у вас нет пробки, которая раньше была у вежливого и воспитанного мальчика? Некоторым было бы очень полезно подержать ее в руках…
Лешу это задело.
— А нет ли у вас пробки, которая была у девочки, которая никогда не лезла в воспитательницы? Некоторым она тоже очень бы пригодилась…
Евсей Федотыч засмеялся.
— Вероятно, есть, но сразу не отыскать. Зато я могу вам на деле показать чудодейственные свойства пробки от графина, который в давнее время принадлежал китайскому целителю Бун-Дун-Чуну. Одну минуту…
Евсей Федотыч засеменил в своих шлепанцах к двери и скоро вернулся. Пробка оказалась простым стеклянным цилиндриком, даже никакого иероглифа на ней не было.
— Неприметная на вид, да. Но… Вот у вас, молодой человек, я вижу под глазом синяк. А сейчас его не будет…
— Где синяк? — забеспокоился Леша. Даша пригляделась.
— Лешка, правда! Под левым глазом…
— Судя по всему, вы недавно дрались, — торжественно произнес Евсей Федотыч.
— Что вы, он не дрался! Он вообще никогда не дерется!
Леше это не понравилось. Получалось, что он тихоня из тихонь!
— Неправда! Я в мае дрался, в школе, когда Мишка Тузыкин стал дразниться! У меня даже запись в дневнике есть!
— Подумаешь, запись! Это тебе ваша Леонковалла Меркурьевна из вредности написала. А драки вовсе и не было. Мишка полез, а ты и стукнуть-то его побоялся… Евсей Федотыч, он всегда боится другим больно сделать. Даже из своей рогатки ни разу ни в одного воробья не выстрелил, только аптечные пузырьки расшибает…
Даша думала, что хвалит брата: вот какой он добрый. А ему показалось, что в этих словах он выглядит как трусишка.
— Ничего я не боюсь! Глупая какая…
— Ничего не боишься? — сменила тон Даша. Потому что обиделась. — А кто пищал при ангине, когда медсестра с уколом приходила?
— Это потому, что я был ослабевший от температуры!.. Зато я не пищу один в темноте, как некоторые. И щекотки не боюсь. А некоторые верещат, когда издалека покажешь, как пальцы шевелятся…
— Дорогие гости! — повысил голос Евсей Федотыч. — Мы отвлеклись от главного вопроса. Неважно, дрался уважаемый пациент или нет. Главное, что синяк, так сказать, налицо. И сейчас мы его уберем, да-с… Позвольте… — Он взял Лешу за подбородок и потер у него под глазом холодным стеклом. — Гм… Странно… Что это с ней? Потеряла свои свойства от старости?
И Леша понял, что синяк не убирается.
Даша пригляделась опять.
— Евсей Федотыч, да это не синяк! Это когда машина проезжала, ему брызнуло на лице грязной водой… — Она деловито помусолила палец. — Дай-ка… Ну вот и все. Никакого синяка…
— Жаль, — огорчился Евсей Федотыч. — Так мне и не придется продемонстрировать целительные свойства пробки Бун-Дун-Чуна.
— Но ведь у Леши есть и настоящие синяки! Вот хотя бы на ноге.
— Ага! Пожалуйста… — Леша потер ногу пониже коленки.
— Да? Ну-ка, попробуем… Почему-то и здесь не получается. Что за напасть!.. Год назад я сводил здоровенную шишку со лба своего внучатого племянника, и все было великолепно… Неужели пробки стареют, как люди? Или этот ваш синяк тоже не настоящий?
— Вполне настоящий, — слегка обиделся Леша. — Я вчера этим местом за ящик зацепился.
— Позвольте еще… Гм… Не могу понять…
Леше стало жаль старичка. Он сморщил лоб и потом что-то прошептал себе под нос.
— Ура! — воскликнул Евсей Федотыч. — Исчез! Без всякого следа! Что я говорил!
— Замечательно! — обрадовалась Даша.
— Спасибо, — сказал Леша. И почему-то вздохнул.
Потом Евсей Федотыч показывал гостям свою коллекцию. Рядом с кабинетом была комната, где многочисленные полки оказались заставлены плоскими коробками. В них — каждая в отдельной ячейке — хранились пробки самых удивительных форм. По сто штук в коробке. Все, конечно, не пересмотришь…
А та стена, что напротив окон, блестела, словно усыпанная тысячами алмазов, хотя день был пасмурный. На ней пробки были воткнуты плотно друг к другу в специальные гнезда. Как электролампочки в патроны. А между ними прятались настоящие лампочки. Разноцветные! Евсей Федотыч щелкнул выключателем, волны цветного света побежали по узорчатым стеклянным головкам, заиграла переливчатая музыка. И каждая пробка засверкала, как драгоценный камень.
Леша и Даша охнули от восхищения.
— Про эту мою стену писали даже в «Вечернем Хребтовске», — похвалился Евсей Федотыч (и опять поймал очки). — Статья называлась «Пещера Аладдина»…
— И правда как сокровище, — прошептала Даша.
На сверкающей стене было лишь одно темное пятно: у самого потолка выделялся черный квадрат. Окошечко, или, вернее, отдушина, заделанная тонкой решеткой.
— А это что такое? Зачем? — Леша показал на отдушину
— Это… Да так, ерунда. Вентиляция. Дом у нас старинный, стены толстые, в них проходят каналы для проветривания, а это один из выходов. Надо бы заделать, да санитарные правила не позволяют… — Евсей Федотыч почему-то заметно поскучнел. Погасил лампочки. И Леша с Дашей поняли, что пора прощаться.
Когда шлепали под дождем обратно, Леша задумчиво проговорил:
— Непонятно, почему Евсей Федотыч вдруг сделался такой… будто расстроился из-за чего-то…
— Просто мы его утомили.
— Но он ведь сам с таким жаром все показывал… Коллекция у него в самом деле удивительная.
— Я знаю, о чем ты думаешь…
— О чем?
— Ты решил тоже собирать пробки от графинов!
— Вовсе нет! Я думаю о той китайской пробке. Неужели она и правда постарела от долгого времени? И потеряла волшебную силу…
— Но ведь она все же убрала твой синяк!
Леша хмыкнул.
— Конечно. Когда я сказал: «Чоки-чок, уберися, синячок…»
— Значит, это «Чоки-чок», а не она!
— Наверно, и она тоже. Они вместе… Понимаешь, Даша, я заметил: «Чоки-чок» действует там, где уже есть какая-то сказка… Тут вот, например, оказалась рядом волшебная пробка. Она хотя и ослабевшая, но все-таки сказочная. И они помогли друг другу. А если рядом нет никакого волшебства, «Чоки-чок» ничего не может…
— А как же ты загнал в канаву «Москвич»?
— Это просто совпадение, — вздохнул Леша. — А в мае, после драки с Мишкой Тузыкиным, «Чоки-чок» мне нисколько не помог.
— А как он должен был помочь после драки-то?
— Когда Леонковалла решила записать про эту драку мне в дневник, я прошептал: «Чоки-чок, потеряйся, дневничок…» Но он никуда из ранца не подевался, Леонковалла все на пол вытряхнула и нашла. И накатала на полстраницы. А Мишке я тогда крепко по губе вделал, зря ты не веришь.
— Да верю я, верю, — сказала Даша. — По правде говоря, ты иногда бываешь очень храбрый…
На следующий день опять было пасмурно и дождливо. Леша и Даша сидели дома. Даша возилась с выкройками для кукол, а Леша рисовал.
Сперва нарисовал акварелью то, что обещал Даше: девочку в зеленом плаще, которая отражается в мокром асфальте. И назвал эту картинку «Березка». Папа посмотрел и похвалил. И Даша похвалила. Затем Леша в альбоме набросал карандашом портрет Бочкина — по памяти. Даша сказала, что похоже. И наконец Леша стал рисовать Ыхало — с натуры.
Пока Леша водил карандашом, Ыхало послушно сидело на табурете. Чтобы оно не скучало, Леша рассказывал про путешествие на станцию Пристань. Ыхало шумно вздыхало и удивлялось, хотя кое-что знало уже от тень-Филарета.
— В следующий раз поедем вместе, — пообещал Леша.
К вечеру тучи разошлись, а утро наступило такое солнечное, что сразу высохли кусты и трава. Леша решил:
— После обеда отправляемся на Пристань!
Так они и сделали. Снова пришли на ромашковую поляну, наполнили водой из колодца и разожгли самовар. Ыхало добросовестно помогало собирать топливо и любовалось самоваром, который напоминал ему папу. Но время от времени оно вздыхало:
— Ых, не знаю, как и быть. Неудобно мне… Не привыкло я среди бела дня появляться при посторонних…
Леша и Даша успокаивали:
— Ничего страшного. Там ведь сказочная страна, и ты будешь очень даже к месту.
— А Бочкин такой славный, он тебе понравится.
Тень Филарета в это время бесшумно шастала по ромашкам.
Наконец поехали.
И все было как в прошлый раз. Только Одинокий Шарманщик не стал играть и петь, а лишь помахал шляпой вслед поезду, который не остановился.
Перед станцией Чьитоноги гостей встретил Лилипут. Он мчался навстречу поезду, разинув розовую пасть и размахивая лохматым хвостом. Радостно гавкнул и вскочил в хвостовой вагончик.
— Не бойся, — сказал Леша Ыхалу, которое сжалось в комок. — Он такой славный пес…
— Да я и не боюсь… почти…
Когда проезжали станцию Чьитоноги, увидели, что бабка расположилась на платформе, будто уличная торговка. Перед ней на низеньком прилавке лежали груды пирожков и ватрушек. Увидев поезд, бабка засуетилась, заулыбалась, приглашающе замахала руками.
Но поезд не остановился. А Лилипут поступил не очень-то воспитанно: выскочил из вагончика, ухватил с прилавка корзинку с пирожками и одним махом вернулся на место. Бабка вслед махала костлявыми кулаками и неразборчиво ругалась.
У Лилипута желтые глаза горели веселым азартом. Держа ручку корзинки в зубах, он протянул добычу Леше и Даше.
Леша корзинку взял, но очень нерешительно. А Даша сказала:
— По-моему, Лилипут, ты поступил нехорошо.
Но пес дурашливо замотал головой. Все, мол, в порядке, здесь такие правила.
— А что, если пирожки заколдованные? — засомневался Леша. — И вдруг с нами что-нибудь случится? Превратимся в козлят, как Иванушка, или уснем на триста лет, будто Мертвая царевна?
Лилипут опять замотал головой: ничего не случится. И для доказательства ухватил в пасть один пирожок и мигом проглотил — видите, пирожки как пирожки…
И тут вмешалось Ыхало:
— Дайте-ка мне. Я всякое колдовство сразу чую…
Оно старательно разжевало пирожок, облизнулось.
— Вполне доброкачественный продукт.
И тогда Леша с Дашей тоже принялись за неожиданное угощение, не забывая, конечно, Ыхала и Лилипута. Пирожки были горячие, с разной начинкой: с капустой, вареньем, грибами и гречневой кашей.
— Надо на обратном пути крикнуть бабушке спасибо, — решила Даша.
Бочкин радостно зазвонил в колокол и бегом спустился с крыльца.
— Здрасьте, дядя Бочкин!.. А это Ыхало, знакомьтесь, пожалуйста… — Леша помог Ыхалу выбраться на платформу. Ыхало вздыхало и роняло с ног калоши.
Бочкин потряс Ыхалу руку.
— Мне о вас рассказывали. Будьте как дома.
— Дядя Бочкин, Леша нарисовал ваш портрет, — похвасталась за брата Даша. — Леша, покажи.
Альбом у Леши был с собой.
— Да ну, это так, набросок, — засмущался Леша. — По-моему, не похоже получилось…
Но Бочкин пришел от портрета в восторг. Разглядывал так и этак, ахал и наконец спросил: не может ли Леша нарисовать еще такой же? Тогда бы он, Бочкин, повесил портрет в рамке под стеклом над своим рабочим столом в дежурной комнате. Конечно, Леша тут же вынул лист из альбома и подарил Бочкину.
— А вот кваса мы вам сегодня не привезли, — виновато сказал он. — Думали, что Проша опять повстречается, а его не оказалось…
— И не надо! У меня с прошлого раза все еще внутри бульканье. Кажется, я выпил тогда слишком много!.. Вы знаете, порой даже в глазах двоится.
— Разве от кваса так бывает? — удивился Леша. — Я слышал, что в глазах двоится, когда выпьют что-нибудь покрепче.
— И тем не менее, — грустно сказал Бочкин. — Правда, двоится не все вокруг, а только название станции на вывеске. И не все буквы, а только буква «а»…
— Постойте, постойте! — Леша подскочил к вывеске. — И у меня двоится! А у тебя, Даша?
— И у меня!
Леша расставил ноги, сунул руки в карманы и наклонил к плечу голову.
— Та-ак. Все ясненько. Уже и сюда пробралась! Растолкала другие буквы и втиснулась! — А ну, марш с вывески!
Буква «а» (первая по счету) вдруг задергалась, упала на крыльцо. У нее выросли тонкие ножки, она вскочила. И запищала:
— Нигде нет от вас житья!
— Я вот покажу тебе житье! — Леща хотел ухватить букву, но она увернулась и помчалась по ступеням, по перрону.
— Держите ее! — закричала Даша.
За буквой кинулся Лилипут. Он был хотя и не породистый, но с хорошей охотничьей хваткой. Лапой припечатал скандальную букву к доске, а потом осторожно взял в зубы. И принес Леше. Буква, конечно, верещала, но Леша крепко сжал ее в пальцах.
— Спасибо, Лилипут!
Буква «а» теперь была ростом с Лешину ладонь. Черная, гибкая, словно вырезанная из тонкой пластмассы. Верткая такая, того и гляди выскользнет.
— Нет, не уйдешь, — пробормотал Леша.
— Что я вам сделала?! — пищала буква, будто капризная первоклассница. — Почему вы ко мне все время пристаете?!
— Потому что ты лезешь куда не следует, — сказала Даша. — Постоянно безобразничаешь! Вот и начальника станции чуть не довела до нервного расстройства! Разве так можно?
— Никого я не довела! Я себе место ищу! Каждый имеет право искать в жизни подходящее место!
— Вот именно подходящее, — вмешался Бочкин. — А вы, сударыня, залезли, куда вовсе даже не полагается.
— А куда полагается? Вы бы посоветовали и помогли, вместо того чтобы придираться, — хныкнула хитрая буква.
Леше стало немножко жаль ее.
— Ты сама виновата, — буркнул он. — Попросила бы по-хорошему, и тебе бы обязательно помогли.
— Ну, пожалуйста! Ну, прошу по-хорошему…
Ыхало стояло рядом и недоверчиво качало головой: мол, знаем мы эти фокусы. Но Леша сказал букве:
— Хочешь ко мне на майку?
Майка была белая, недавно выстиранная и поглаженная. Черная «а» выглядела бы на ней очень эффектно.
Однако буква спросила подозрительно:
— А что это будет означать?
— Как что? У меня же имя Алексей! А ты в этом имени — первая буква.
— Какая же я первая! — Она опять пискляво захныкала. — Тут нужна заглавная, а я — строчная. И сколько ни расти, в заглавную никак не превращусь, потому что у нее другая форма. В этом главное мое несчастье.
— Ишь ты! В заглавные ей хочется, — сказал Бочкин то ли с осуждением, то ли с уважением.
— Ладно, мне годится и такая, я не гордый, — решил Леша. — Ну? Согласна?
— Ладно уж… — пискнула буква «а».
Леша пришлепнул ее к груди. И буква сразу как бы впиталась в материю.
— В самом деле, очень славно получилось, — оценила Даша.
— Дядя Бочкин, помните, вы обещали покатать нас на вашем пароходе? — сказал Леша.
— Как же, как же! Обязательно! Если хотите, сейчас и отправимся!
Пароход «Отважный Орест» был очень маленький, но совершенно настоящий. В нем даже каюты были — уютные, размером с кабину грузовика. Но никто в каютах сидеть не захотел, все расположились на палубе.
Кстати, оказалось, что за короткое время Ыхало успело подружиться с Лилипутом. Может быть, потому, что оба они были косматые. А еще и потому, конечно, что Ыхало понимало собачий язык. Теперь они устроились на корме, прижались друг к другу и о чем-то неразборчиво беседовали. А на носовой палубе разместились тень Лилипута и неизвестно откуда взявшийся тень-Филарет.
Даша села на скамеечку у правого борта. А Леша встал рядом с Бочкиным под парусиновым навесом открытой рулевой рубки. У штурвального колеса. Бочкин обещал дать Леше поуправлять пароходом, когда выйдут на широкую воду.
«Отважный Орест» зашипел, запыхтел, выпустил из желтой трубы два синих кольца дыма и боком отодвинулся от причала.
— Средний ход, — сказал Бочкин в медную трубку и важно поправил фуражку. Она была теперь не красная, а белая с черным околышем и якорем.
Пароход зашлепал гребными колесами и не спеша двинулся на середину реки.
Сначала река была совсем неширокая. Иногда березовые кусты задевали кожухи колес. Но вскоре берега раздвинулись. А когда «Отважный Орест» обогнул бугристый мыс, украшенный белой башенкой маяка, перед путешественниками открылся синий разлив, похожий на большое озеро. В нем отражались маленькие белые облака. Там и тут подымались над водой покрытые курчавой зеленью островки. Низко носились чайки. Запахло свежестью, полетел навстречу прохладный ветерок.
— Можно теперь? — Леша потянулся к штурвальным рукоятям.
— Ну, попробуй…
Леша попробовал. Пароходик оказался послушным. Через пять минут Леша уже чувствовал себя капитаном. Иногда ради интереса он делал на воде лихие развороты.
— Смотри не посади нас на мель, — сказала со своей скамеечки Даша.
— Если будешь делать замечания рулевому, тебя высадят на необитаемый остров. Женщины на корабле — это всегда неприятности.
— Подумаешь, мужчина…
— Держи между вон теми двумя островами, — подсказал Бочкин. И разъяснил: — Сейчас это безопасный проход. А раньше на левом острове водились пираты. Обстреливали суда из всяких мортир и карронад. Остров до сих пор называется Пуп Однорукого Билли.
— А пиратов там теперь точно нет? — с некоторой опаской спросил Леша.
— Повывелись, — вздохнул Бочкин.
— А они были настоящие?
— Ну, по правде говоря, не совсем. Палили пареным горохом или вареными тыквами. И никого всерьез не грабили, только хулиганили. Даже интересно было… А настоящих злодеев мальчик Орест не захотел, когда придумывал эту страну.
— Значит, она придуманная? — удивился Леша. — Это ее тот самый художник Редькин сочинил, в чьем доме мы живем?
— Ну разумеется! Придумал, когда был маленький. Так она появилась. Здесь ведь сказочный этаж пространства. Ну, не совсем чтобы Астралия, но Приастралье — это уж точно…
— Но как же так? — даже расстроился Леша. — Значит, если бы мальчику Оресту эта страна не пришла в голову, ничего бы и не было?
— Трудно сказать… Все это не просто. Сказочные законы — они ведь сложные. Все равно Астралию рано или поздно кто-нибудь бы выдумал. Не Орест, так другой… Плохо не это…
— А что плохо? — встревожился Леша. И все насторожились. И Даша, и Ыхало с Лилипутом, и даже тени кота и собаки.
— Я ведь говорил в прошлый раз, — печально отозвался Бочкин. — Позакрывались дороги, в середину страны не попасть. И чудеса исчезают помаленьку… Вот, посмотрите, на острове слева зубчатая башня торчит. Это замок рыцаря Бумбура Голодного. Только сейчас он опустел, рыцарь, говорят, давно еще подался в столицу. А раньше, когда он жил на острове, столько было веселья! Он зазывал всех проплывавших мимо острова и угощал царскими обедами. Рыцарь он, по правде говоря, был не из самых храбрых, но кулинар отменный…
Леша не прочь был осмотреть рыцарский замок. Пускай даже опустевший и без обеда. Но сказать об этом он постеснялся, и «Отважный Орест» прошел мимо островка с башней полным ходом.
— А вон на том острове, — продолжал Бочкин, — деревня Мудрые Зайцы. Там и сейчас жители есть. Проша, кстати, оттуда родом… Как-нибудь заедем туда, только не сегодня, потому что маленькие зайцы пугаются Лилипута, хотя он их сроду не обижал… В деревне этой морковные огороды — на всю округу знаменитые… А вон остров Похитителя Колдунов.
— Как это? — удивился Леша.
— Похититель этот — великан. Его главное занятие — красть всяких магов и волшебников из их жилищ и утаскивать к себе на остров.
— А что потом? Он их ест? — с испугом спросила Даша.
— Нет, конечно! Какой же волшебник даст себя съесть! Они там собираются вместе и устраивают научные конгрессы по всяким колдовским вопросам. А потом разъезжаются по домам… Великан Гаврила — он ведь добродушный дядька. Я же говорю, маленький Орест злодеев тут не селил. По слухам, имеется только людоед, но он появился уже позже, в недавние времена. Наверно, потому, что стало у нас тут все разлаживаться… — Голос у Бочкина опять стал грустным.
— Может быть, волшебство в Астралии стареет, как в пробке Бун-Дун-Чуна? — задумчиво спросил Леша. Сам себя.
— В какой пробке? — не понял Бочкин.
Леша рассказал про коллекционера и про китайскую лечащую пробку. И про то, как помог ей набрать новую силу своим «Чоки-чоком».
— Это же чудесно! — обрадовался Бочкин. — Значит, и здесь ты можешь помочь!
— Как? — вздохнул Леша. — Там был маленький синяк, а здесь целая страна. Непонятно, с какого бока подступиться.
Бочкин тоже завздыхал. Шумно и гулко. Сдвинул на лоб капитанскую фуражку, заскреб в затылке. Совсем как Ыхало. В это время остров Похитителя Колдунов оказался рядом, по левому борту. Бочкин сделал глубокий вдох и закричал таким голосом, что внутри у него отозвалось эхо:
— Эй, Гаврила! Где ты там?
Из ольховой чащи выбрался на узкий пляж косматый дядька в одежде из шкур. Ну, не совсем великан, однако очень здоровый. Раза в два выше обыкновенного человека. С могучими плечами и большущей косматой головой. Он опирался на дубину.
— Здорово, Бочкин! — донесся густой бас. Даже чайки шарахнулись в воздухе.
— Здравствуй, Гаврила! Как живешь?
— Паршиво живу, Бочкин! Скучища! Волшебники повывелись или в спячку залегли. Некого украсть, не с кем поговорить… Хотел было дона Куркурузо утащить из его пещеры в Желтых Скалах, да неудобно, он важным делом занят. «Не до тебя, — говорит, — Гаврила, я способ вырабатываю, чтобы столицу разблокировать, чтобы, значит, все в наших краях как раньше сделалось…»
— Хорошо, если бы нашел способ-то, — сказал Бочкин.
— Ох, хорошо бы. Да ничего пока у него не выходит…
— Ну, будь здоров, Гаврила.
— И вам доброго здоровьица… — Гаврила помахал дубиной, пароход тонко погудел на прощанье и бодро зашлепал дальше.
Под солнцем искрилась озерная ширь, но горизонт застилала дымка.
— Раньше-то отсюда вся гора со столицей видна была, — с прежней невеселостью объяснил Бочкин. — А сейчас только марево… Ну, ладно, давай, Леша, поворачивать, а то в болото въедем. Да и все равно домой пора. Надо вас еще мороженым угостить…
На обратном пути грусть понемногу улеглась. Погода была великолепная, места красивые. Что ни говори, а замечательная прогулка.
— В следующий раз навестим на Желтых Скалах Авдея Казимировича Белугу. Иначе говоря, дона Куркурузо, — пообещал Бочкин. — Узнаем, как у него дела. Может, и продвинулся он в своей работе…
После возвращения на Пристань все путешественники, кроме тень-Филарета, ели в станционном буфете мороженое и пили чай с земляникой и булочками. Булочки были, правда, черствые (не то что бабкины пирожки), но все равно вкусные. Однако Даша все чаще ерзала на стуле:
— Ох, Лешка, уже совсем вечер…
— Какой же вечер! Солнце вовсю светит!
— Потому что лето! А времени-то уже девятый час!
— Ладно, едем! Спасибо, дядя Бочкин…
Обратно поезд мчался как угорелый. Но Даша все равно волновалась:
— Скорее! А то достанется нам от мамы…
На полном ходу проскочили мимо станции Чьитоноги. Бабка торчала в окошке. Ей хором крикнули:
— Бабушка, спасибо за пирожки!
Но она лишь погрозила пальцем и захлопнула окно.
Зато от мамы не попало. Она только сказала:
— Где это вас носило до такой поры? Марш умываться и ужинать.
Даша и Леша умылись во дворе у крана, съели по тарелке гречневой каши с молоком и, усталые, отправились спать. Они думали, что чудеса на сегодня закончились.
Сперва все было обыкновенно. Задернули шторы, чтобы летний закат не мешал спать. Уснули быстро.
А около полуночи Даша растолкала Лешу.
— Смотри, там что-то светится.
В щель между шторами пробивался ровный желтый свет. Похоже на лампу.
Леша прошептал:
— Может, тетя Ихтилена приземлилась за окном?
— Нет, это на подоконнике…
Много раз пробили в соседней комнате скрипучие часы, и гном Петруша сказал:
— Пора спать…
Но какое тут спать, если рядом опять что-то непонятное!
Даша боялась, и поэтому Леша бояться почти перестал.
— Я знаю, что это такое! Икринка в стакане разгорелась!
Помните, стакан с икринкой Ихтилены неделю назад поставили на подоконник. Так он и стоял там, полузабытый. Икринка лежала себе в воде, как желтоватый стеклянный шарик. Только иногда мерцала еле заметной искоркой.
Откуда же такой яркий свет?
Леша храбро выпрыгнул из кровати и отдернул штору… И засмеялся:
— Ой, Дашка! Иди сюда…
На краю стакана сидел маленький рогатый месяц. Мокрый. С глазками, носом и улыбчивым ртом. Ростом со спичечный коробок. Он был похож на елочную игрушку. От него-то, как от ровного пламени свечки, и расходился желтый свет.
Месяц поглядывал на Лешу и Дашу хитрым крошечным глазом и болтал черными тонкими ножками (вроде тех, что у буквы «а»). Как мальчишка на заборе. Ручки у него тоже были. Он держался ими за край стакана.
Даша прижала к щекам растопыренные пальцы.
— Какой миленький…
— Из икринки вылупился. Это сынишка тети Ихтилены.
— Вот она обрадуется!
Месяц-малыш вдруг тихонько застрекотал. Словно крошечная пичуга или сверчок. И заболтал ножками сильнее. Леша осторожно протянул раскрытую ладонь.
— Не бойся, иди ко мне…
Месяц не боялся. Он ловко вскочил на кромку стакана, а оттуда прыгнул к Леше на руку.
Он был легонький. Такое ощущение, что на ладонь сел кузнечик. И шло от него ощутимое тепло.
Месяц подбоченился, отставил одну ножку, задрал подбородок и опять застрекотал.
— Что-то говорит по-своему, — выдохнула Даша.
— Надо его Ыхалу показать. Ыхало все волшебные и звериные языки знает, оно переведет.
— Прямо сейчас?
— Утром. Неудобно будить Ыхало среди ночи.
Даша мизинцем погладила малыша по теплой выпуклой спинке.
— Живи у нас… Леша, давай придумаем ему имя! Он ведь только родился, и его никак не зовут.
Месяц замер, словно понял, о чем речь, и прислушался.
— Давай назовем… Лунчик!
— Почему?
— Ну… похоже на «Лёнчик». У нас в классе Ленчик Максимов был, самый хороший из мальчишек. Никогда ни к кому не лез, не задирался. И веселый…
— Ладно. Еще похоже на «лучик» и на «луну». Ты хорошо придумал… А фамилия пусть будет Луняшкин. Лунчик, ты согласен?
Маленький месяц заплясал на Лешиной ладони. Видимо, обрадовался. — А потом вдруг подпрыгнул повыше, задрыгал ручками-ножками, словно карабкался по крутому склону, и быстро поднялся под потолок. В угол, где было совсем темно. И там засветился, будто в небе. Леша и Даша опомниться не успели.
— Ох, он свалится и расшибется, — наконец прошептала Даша.
— Не свалится. Он ведь месяц, приспособлен к высоте. Его мама Ихтилена вон какая большущая, и то не падает.
Леша задернул штору.
— Давай спать. А Лунчик пусть нам светит.
— А он не удерет? Он ведь еще глупенький, новорожденный… Надо закрыть форточку.
— Почему ты решила, что он глупенький? Может, месяцы сразу рождаются с полным соображением… А держать его у себя насильно мы не имеем права. Как сам он захочет, так и будет.
Леша и Даша опять забрались в кровати. И стали смотреть, как маленький месяц Лунчик Луняшкин светит над ними, будто прямо из сказки. А он висел неподвижно, только изредка подмигивал крошечным глазом.
Леша уснул, и ему приснилось много маленьких месяцев. Будто они шеренгами маршируют по гранитной площади. А сам Леша стоит наверху старинной зубчатой башни и смотрит на этот парад. Рядом с ним висит в воздухе теплая, как большая печка, тетушка Ихтилена, а с другого бока пыхтит дядька в блестящих латах и шлеме с перьями. Кажется, рыцарь Бумбур Голодный. Он один за другим ест пирожки и говорит с удовольствием:
— Ну вот, наконец-то открылась дорога на столицу…
А Даше приснилось, что она по своим выкройкам сшила для Луняшкина желтую рубашку, но тот не хочет надевать обновку, выскальзывает из пальцев и удирает под потолок…
Леша проснулся рано и сразу глянул вверх, в угол, где ночью устроился Лунчик.
Месяца там не было.
Леша расстроился, а потом подумал: «Наверно, приснилось…»
Но тут ощутил он на себе какое-то шевеление. На простыне, которой укрывался Леша, туда-сюда шагал на своих тонюсеньких ножках Лунчик Луняшкин. Шагал сосредоточенно, заложивши ручки за спину.
Утреннее солнце уже пробивалось в щели, и малыш месяц теперь почти не светился. Он был похож на игрушку из желтого фарфора.
— Здравствуй, Лунчик… — Леша протянул к нему ладонь. Малыш сразу прыгнул на нее и подбоченился. Вот, мол, я какой.
Тут и Даша проснулась. Запищала от радости, забралась к Леше на кровать. Потянулась к Лунчику.
— Ой ты мой хорошенький…
— Осторожнее… Что ты над ним сюсюкаешь, будто над куклой? Он ведь живой.
— Разве живого нельзя приласкать? — обиделась Даша.
Леша сказал примирительно:
— Ладно, пошли к Ыхалу, покажем Лунчика…
Было еще прохладно и росисто в тени старых яблонь. Вход в баньку успел опять зарасти крапивой. Леша поэтому из рогатки пульнул глиняным шариком в оконце. Не сильно, а так, чтобы стекло звякнуло, но не разбилось. Потом еще раз…
Заспанное Ыхало выбралось из печной трубы.
— Что за хулиганство! Вот я вас…
— Простите, пожалуйста… — начала Даша.
— Ой! Ых… — Обрадованное Ыхало скатилось с трубы и крыши в чертополох. — Я думало, это воробьи клювами в окошко стучат, есть у них такая привычка… Доброе утро.
— Доброе утро! Смотри, Ыхало, кто у нас есть! — Леша уже был с Ыхалом на «ты». — Из икринки вывелся… Даша, покажи.
Даша раскрыла ладошки.
— Ых ты-ы! — Ыхало заулыбалось беззубым ртом. — Какой славный месячонок…
Лунчик Луняшкин заприплясывал и застрекотал. Потом прыгнул в руки к Ыхалу.
— Что он говорит? — прошептала Даша.
— Ну что… Радуется. Вроде как «тра-та-та, тра-та-та, хорошо на белом свете…» Вы ему нравитесь… И я тоже… — Ыхало, кажется, засмущалось.
И тогда Леше пришла удачная мысль:
— Ыхало! Если ты Лунчику понравилось, пусть он у тебя живет!
Даша глянула на брата с неудовольствием. Но он сказал:
— У нас дома полным-полно всяких ламп, а в баньке никакого света. Вот пусть Лунчик и освещает ее по ночам…
По правде говоря, Леша боялся, что Лунчика увидят мама и папа и станут расспрашивать: откуда он взялся. И придется рассказывать про ночное путешествие в лес и знакомство с Ихтиленой. А какой маме понравится, что ее сын без спросу шастал ночью по лесу и мотался на электричке? Да еще на границе сказочного пространства…
— Но пусть Лунчик приходит к нам в гости, — потребовала Даша. — И пусть иногда светит и у нас.
— Конечно, конечно! — обрадовалось Ыхало. — Большущее вам спасибо! — Оно было очень довольно, что Лунчику разрешили жить в баньке. Теперь будет гораздо веселее. А то ведь одно-одинешенько там. Заглядывает, правда, тень-Филарет, но чаще всего днем, а по ночам он всегда где-то гуляет…
Лунчик и Ыхало сделались неразлучны. Днем Лунчик жил в кармане Ыхала, который оно специально пришило к своей шкуре. А ночью висел под низким потолком баньки, сказочно светился и стрекотал. Ыхало умиленно слушало эту ребячью болтовню.
Несколько раз среди ночи приземлялась у баньки тетушка Ихтилена — повидать сынишку. Были у нее и другие дети, но они жили далеко, в разных сказках. А этот — младшенький, любить его полагалось крепче всех. Но забирать к себе Лунчика тетушка Ихтилена не стала. Малыш привык уже к Ыхалу, пусть живет, где ему нравится.
Иногда Лунчик прилетал к Леше с Дашей и до утра светил в их комнате. В такие ночи брату и сестре снились особенно интересные сны.
…А летние дни между тем бежали.
Леша и Даша, Ыхало и тень-Филарет еще несколько раз съездили на станцию Пристань. И Луняшкина брали с собой.
Бочкин опять катал всех на пароходе. Они с удовольствием полазали по развалинам замка на острове Бумбура Голодного. Побывали у Одинокого Шарманщика, который устроил для гостей настоящий концерт. Были и в деревне Мудрые Зайцы, где длинноухое население отмечало день рождения Проши: морковным квасом и пирогами с морковной начинкой. Лилипут вел себя настолько ласково, что зайчата совсем перестали его бояться.
Навестили и великана Гаврилу, который вблизи оказался настоящим великаном, аж дух захватывало. Но он был добрый дядька. Поднимал в своих ладонях Лешу и Дашу и вертел, как на карусели…
Только с бабкой в избе на «чьих-то ногах» познакомиться не удалось. Когда подъезжали, она захлопывала окошко и задергивала занавески.
А еще никак не могли повидаться с магом и волшебником Авдеем Казимировичем Белугой. Несколько раз приплывали на мыс Желтые Скалы, но пещера волшебника всегда оказывалась запертой на большой висячий замок.
А потом случилось ужасное происшествие, о котором придется рассказать в отдельной главе. Даже в двух.
Наступили очень жаркие дни. Все прямо плавилось от зноя. По несколько раз на дню Леша и Даша выскакивали в сад, где был устроен летний душ. Попрыгаешь под упругими струями — делается легче. Но ненадолго.
Самым прохладным местом в доме была папина мастерская. Казалось бы, что вверху, у нагретой крыши, должно быть особенно душно. Однако деревянный потолок не пропускал жар, а в раскрытые окна влетали прохладные сквозняки.
Здесь, в мастерской, Леша с Дашей и проводили время. Папы дома не было, он каждый день заседал в «Выставкоме» и говорил, что там еще жарче, чем на самом солнцепеке. У мамы был отпуск, и она целыми днями хлопотала по хозяйству. Забот хватало: дом-то вон какой большущий.
Даша устроилась за папиным столом и перебирала выкройки для картонных кукол. Ыхало смирно сидело на табурете. Леша красками на загрунтованном картоне писал его портрет. Лунчик висел в воздухе у потолка. Сейчас, днем, он не светился, зато стрекотал и чирикал не умолкая. А иногда старательно произносил:
Он учился говорить по-человечески.
Мама и папа видели Лунчика уже много раз, но не удивлялись: они решили, что этот забавный месячонок всегда жил вместе с Ыхалом в баньке…
…В этот день все складывалось неудачно. Портрет у Леши не получался, а мама то и дело отвлекала его своими делами:
— Лешенька, вынеси мусор на помойку…
— Леша, спустись, помоги мне поставить посуду в шкаф…
— Алексей, опять в вашей комнате книги и краски валяются вперемешку…
Леша наконец застонал, как папа в тяжелые минуты:
— Ну почему мне не дают работать спокойно?
— Работай, пожалуйста… — сказала мама с лестницы.
— Ыхало, можно вас на минуточку? Не могли бы вы взглянуть, что там, в дымоходе камина? Я разожгла щепки, чтобы проверить тягу, а дым — весь в комнату…
Ыхало виновато посмотрело на Лешу и слезло с табурета. Возражать маме оно не решалось.
Леша закричал плачущим голосом:
— Ну кто же топит камин в такую жару! Неужели нельзя это сделать потом? Как я буду рисовать Ыхало, если его нет на месте?!
— Это же на одну минуточку, — сказала мама.
— Знаю я твое «на минуточку»!
— Как ты смеешь грубить!
Ыхало, вздыхая и роняя с ног калоши, полезло вниз по лестнице. Леша от досады махнул кистью. Да так неудачно, что перемазал зеленой краской себе живот. Плюнул с досады и стал оттирать краску разбавителем. Живот защипало.
— Ну вот, теперь будет тут пуще прежнего пахнуть скипидаром, — сказала Даша.
— Убирайся, если не нравится. Здесь не закроечная мастерская, а для художников.
— Подумаешь, художник! Папа говорил, что тебе еще рано работать масляными красками, а ты берешь без спросу…
— Я выжимки из старых тюбиков беру, они папе не нужны! И вообще тебя не спрашивают!
— Ох и грубиян ты, Лешенька.
— Сама лезешь первая!
— Еще и маме нагрубил…
— А ты мамина подлиза!.. Шла бы да чистила дымоход вместо Ыхала, все равно бездельничаешь. Только сопишь над своими дурацкими бумажками…
— Сам ты бумажка! Эти выкройки поважнее твоей мазни!
— Я вот сейчас их выкину в окошко… — Леша двинулся к сестрице.
— Мама-а!!
Конечно, мама взлетела по лестнице, как пожарный на сигнал тревоги.
— Что тут такое?!
— Чего он лезет!
— А чего она обзывается!
— А чего он…
— А она…
— Алексей, — сказала мама. — Ты давно не стоял в углу?
Леша очень давно не стоял в углу. Последний раз это было, кажется, в пятилетнем возрасте, когда он без разрешения открыл новые папины краски и перемазал свежий загрунтованный холст (и себя заодно). Сейчас, однако, Леша очень обиделся.
— Опять я виноват, да? А она, как всегда, ни при чем!
— Но ты же старше! И должен уступать!
— А я виноват, что ты меня первого родила? Теперь всю жизнь из-за этого мучиться?
Мама в сердцах сказала, что ей вообще не следовало рожать такого капризного мальчишку.
Леша сказал, что если он тут не нужен, то может уйти. Куда глаза глядят.
Мама сказала, что он может отправляться на все четыре стороны.
— Ка-кой кош-мар! — протрещал под потолком Лунчик. Но было поздно. Леша, глотая обиду, через окно выбрался на крышу пристройки, а оттуда по приставной лестнице спустился в сад.
— Погуляй, остынь, — посоветовала вслед мама.
Конечно, мама не думала, что Леша уйдет далеко. Он не привык гулять в одиночку. Да и наряд его не годился для дальнего путешествия. По причине жары были на Леше только красные выцветшие трусики да сандалии на босу ногу.
Мама не знала, что есть место, где Лешу рады видеть в любом наряде и в любое время.
Леша отправился прямиком на ромашковую поляну. Там на рельсах раскалялся от жары самовар-паровоз.
Леша похлопал его по обжигающему боку, но вдруг с огорчением вспомнил: зажигательного стеклышка-то с собой нет, огонь в топке не разведешь.
Возвращаться домой не хотелось. Дашка сразу догадается, куда он собрался, когда увидит, что брат берет линзу. И… по правде говоря, перед мамой неловко. Лешу уже скребло внутри оттого, что с мамой он разговаривал не очень-то хорошо.
Леша грустно и задумчиво глянул вдоль рельсов. А что, если двинуться пешком? Это ведь не так уж далеко. На неторопливом поезде (трюх-трюх-трюх) дорога занимает минут двадцать. Пешком получится никак не больше часа. С часик он погостит у Бочкина, потом столько же потратит на обратный путь. За это время мама и Дашка немного поволнуются, поймут, что их сын и брат вовсе не плохой человек, и обрадуются, когда он вернется…
Леша еще раз похлопал самовар — отдыхай, мол, сегодня — и потопал по шпалам.
Он был уверен, что не заблудится. Линия-то одна и ведет прямо на Пристань. Только бабка на станции Чьитоноги слегка беспокоила Лешу не случилось бы из-за нее какой-нибудь неприятности. Но Леша решил, что проскочит станцию на полном ходу, бегом, и ни в коем случае не станет соваться на перрон.
Сперва все шло, как он ожидал. Рельсы вели по знакомым местам. С ближних горок приветливо махали разноцветными крыльями мельницы. Солнце жарило плечи сильно, но безопасно, потому что Леша и так был уже обгорелый-загорелый. Летали бабочки и стрекозы. Через десять минут Леша миновал мостик через ручей. Через полчаса прошел мимо станции Одинокий Шарманщик. Шарманщика не было видно, только прыгали по платформе воробьи…
А дальше случилось неожиданное: рельсовый путь раздвоился. Причем это была вовсе не та стрелка, по которой Проша закатывал бочку с квасом. Ничего подобного раньше здесь не было. По крайней мере, Леша не помнил. Может быть, поезд проскакивал эту стрелку так быстро, что Леша ее не замечал?
Одна колея шла прямо, другая отходила налево. На стрелке стоял столбик с фонарем и рычагом для перевода рельсов.
Надо было выбирать дорогу. Леша знал, что река где-то с правой стороны. И, подумав, зашагал по прямой линии. Решил, что пройдет минут пять и, если места покажутся незнакомыми, вернется и направится по другим рельсам.
Скоро светлый березовый лес потемнел, а потом сменился еловым, совсем сумрачным. У этого сумрака был неприятный лиловый оттенок. У Леши шевельнулось какое-то смутное и опасливое воспоминание. Он подумал, что надо поворачивать назад. Но сперва он решил вытряхнуть из сандалии надоевшую крошку.
Вытряс, нагнулся, чтобы застегнуть ремешок…
И в этот миг на Лешу упала тьма.
Тьма была не полная, ее прокалывали солнечные точки. И пахла она грязной мешковиной. Это и был, без сомненья, большой мешок — его кто-то с размаху набросил на Лешу, а потом подхватил добычу.
Леша вниз головой забарахтался в душном колючем сумраке. Заорал. Но похититель не обратил на мальчишкины крики внимания. Судя по всему, он вскинул мешок на спину и куда-то зашагал, потому что Леша ощущал равномерное встряхивание.
Сперва Леша орал просто так, без слов, а потом закричал:
— Отпустите сейчас же! Я дяде Бочкину скажу! Я Лилипута позову, он вас на клочки!..
Но неизвестный злодей молча и равномерно нес добычу в неизвестном направлении. В этой равномерности и в этом молчании была такая жуть, что Леша наконец притих.
«Что же это такое? — отчаянно думал он. — Куда это меня? Я не хочу!..»
Наконец ходьба прекратилась. Мешок перевернули, тряхнули, и Леша вывалился на грязный земляной пол.
Он тут же перепуганно и сердито вскочил. Перед ним стоял и ухмылялся незнакомый дядька. Невысокий и лысоватый.
Дядька отошел и запер на висячий замок широченные двери. Точнее, ворота.
Леша беспомощно глянул вокруг. Он был внутри большущего помещения — не то сарая, не то ангара. Было похоже и на музей, потому что всюду виднелось развешанное на стенах старинное оружие: мечи, алебарды, шпаги и кремневые ружья разной конструкции. Через весь сарай тянулись рельсы — такие же, по которым шагал недавно Леша. На рельсах стояло странное сооружение: что-то вроде котла на вагонной тележке. С крышкой, лесенкой и непонятными приспособлениями. Высотой метра два.
Но все это Леша разглядел чуть позже. А в первый момент он смотрел, конечно, на похитителя.
Дядька был с неприметным лицом и бледными глазками. В полинялом спортивном костюме. Из костюма — между резинкой штанов и краем короткой фуфайки — выпирал могучий живот. Он порос курчавыми темными волосками, а среди них чернел похожий на небольшую воронку пуп.
Пузатый дядька облизнул губы и постарался улыбнуться. Кажется, он хотел казаться симпатичным, но это не получилось. Тогда он развел руками и неожиданно тонким голосом проговорил:
— Я, конечно, очень извиняюсь, что доставил тебя сюда с такими неудобствами… Ты не ушибся?
Чтобы не так сильно бояться, Леша постарался рассердиться. Он даже топнул ногой.
— Отпустите меня сейчас же! Кто вы такой?!
Дядька виновато вздохнул.
— Моя фамилия Людоедов. Ну, и я соответственно, значит, людоед. Поэтому мне придется тебя скушать…
Леша лихорадочно оглянулся. Бежать было невозможно: ворота заперты, маленькие оконца — под самой крышей, не допрыгнешь. К тому же Леша так ослабел от страха, что понял: даже бегать по сараю и отбрыкиваться он не сможет.
Эх, если бы рядом была Даша! Она боялась бы за двоих, а Леша, глядя на нее, набирался бы смелости.
А сейчас он только сумел выговорить слабым голоском:
— Не имеете права…
— Как это не имею права? — обиделся людоед Людоедов. — Я же специально для этого в здешний лес назначен. У меня все по закону, документ имеется. Пожалуйста… — Он снял со стены рамку со стеклом и поднес Леше. Под стеклом оказалась бумага с напечатанными на машинке строчками:
Удостоверение
Настоящим удостоверяется,
что предъявитель сего
Пурген Аграфенович
ЛЮДОЕДОВ
назначен на должность людоеда
в Лиловом лесу
со всеми вытекающими отсюда правами
и обязанностями.
Внизу стояла неразборчивая подпись и фиолетовая печать с черепом и скрещенными под ним вилкой и столовым ножом.
Леша сквозь страх понял одно: надо изо всех сил тянуть время. Тогда, глядишь, и отыщется какое-нибудь спасение.
— Кто это вас назначил? — спросил он. Старался говорить строго, но получилось жалобно.
— Как кто? — удивился Пурген Аграфенович. — Я сам и назначил!
— Так не полагается! Если каждый сам себя будет назначать, что получится?
— Не знаю, не знаю. На других должностях, возможно, и не так, а людоеды всегда назначают себя сами.
Леша не придумал, что возразить. Да людоед, кажется, и не собирался слушать возражения. Он подошел к котлу, встал на лесенку, с гулом отвалил чугунную крышку на шарнирах. Прямо над котлом с потолка нависала водопроводная труба. Людоедов открутил кран, и толстая струя с шумом ударила в котел. Людоедов стоял на железной ступеньке, морщился от брызг и смотрел, как котел наполняется.
Ни спорить, ни просить о пощаде при таком шуме не имело смысла.
«Никто и не узнает, где я сгинул», — горько подумал Леша. И понял, как он любит маму, Дашу и папу. И Ыхало, и Лунчика и тень-Филарета. И Бочкина, и Лилипута, и зайца Прошу. И даже великана Гаврилу. Эх, был бы Гаврила здесь, он бы показал этому Пургену!
Но никого не было. Оставалось надеяться на собственные силы. А откуда их взять-то?
И тогда Леша представил, что Даша рядом. И что она обмирает от ужаса. От этого Лешин страх начал убавляться. Леша снова оглянулся…
Если бы не людоед, здесь было бы даже интересно. Вон сколько разных музейных экспонатов. Как хорошо было бы помахать вон той тонкой шпагой или пощелкать курком короткого двухствольного мушкета — по размерам он как раз для Леши. И висит низко…
Наверно, Пурген Аграфенович коллекционировал старое оружие. Так же, как Евсей Федотыч — пробки…
Пробки… Китайская пробка… Чоки-чок… Какие-то спасительные мысли начали вертеться у Леши, но тут вода перестала шуметь, и Людоедов спустился с лесенки.
Он оглянулся на Лешу. Опять виновато вздохнул: ничего, мол, не поделаешь. Взял коробок со спичками. Заглянул под котел. И Леша разглядел, что там газовый баллон с горелкой.
Людоедов покрутил у баллона вентиль, чиркнул спичкой. Газ по-змеиному зашипел и вспыхнул синим широким огнем. Людоедов потер ладони.
— Ну-с, все в порядке. Будет бульон… Не очень ты, конечно, упитанный, скорее наоборот. И скипидаром от тебя попахивает. Но ничего не поделаешь, хочется кушать.
— Не надо, пожалуйста, — хныкнул Леша и начал тереть глаза. Наполовину понарошку.
— Ну вот, начинается, — заворчал Пурген Аграфенович. — Каждый раз одно и то же: «Не хочу, не надо…» Конечно, я понимаю, что тебе не очень приятно. А мне-то что прикажешь делать? Умирать с голоду?
— Но неужели вы не понимаете, как это отвратительно — быть людоедом?! — всхлипнул Леша.
— Почему же отвратительно? У каждого свое предназначение. Если у меня такая фамилия, кем я, по-твоему, еще мог сделаться?
— Извините, но вы говорите глупости! — отчаянно возразил Леша. — При чем туг фамилия? Выходит, по-вашему, Пушкин должен был сделаться артиллеристом? А художник Репин выращивать репу в огороде? А Редькин — редьку?
— Ну, не знаю, не знаю. Это их дело. А у меня профессия наследственная. Папа тоже был людоед. И дедушка по отцовской линии. Тут уж я ничего не могу поделать…
— И вам не стыдно есть живых людей?!
— Ну что ты выдумываешь! Большой мальчик, а городишь такую чушь! Разве я собираюсь есть тебя живьем? Сваришься, и тогда уж… — Людоедов опять облизнул губы, и рот у него вдруг растянулся, как у громадной лягушки. — Давай-ка, голубчик, полезай в котел. Пора.
— Не… — промямлил Леша.
— Никаких «не», — повысил голос Людоедов. — Если станешь капризничать, я запихаю тебя туда силой, это будет гораздо неприятнее.
Леша оглянулся на котел.
— Вода, наверно, еще холодная…
— Вовсе не холодная. Уже нагрелась до комнатной температуры.
— Не нагрелась. Я простужусь. А бульон из простуженного невкусный…
— Не успеешь ты простудиться, — заверил его людоед. — Вода греется быстро. Лезь скорее. А то потом опять заупрямишься, скажешь: горячая. А если окажешься в котле сейчас, привыкнешь к постепенному нагреванию и сам не заметишь, как сваришься. Ничего страшного…
Но Леша ежился и переступал, как перед холодным купаньем. Тогда Людоедов приказал самым строгим голосом:
— Раздевайся и марш в котел немедленно!
Леше чего раздеваться-то? Вздыхая и шмыгая носом, снял он сандалии.
— Поживее, пожалуйста, — сказал Пурген Аграфенович.
Леша двумя пальцами взялся за трусики.
— Их… тоже, что ли?
— Ну разумеется, — отозвался Людоедов со сдержанным раздражением. — Зачем же мне бульон с трусиками? Были бы зеленые, тогда еще туда-сюда, сошли бы за капусту. А тут морковного цвета! Я морковку с детства ненавижу всей душой… Поторапливайся.
— Не…
— Опять «не». Теперь-то в чем дело?
— Ну как вы не понимаете, — жалобно выговорил Леша. — Я же стесняюсь…
Людоедов неловко захихикал, заворчал:
— Ну вот, что за глупости… Какие могут быть между нами церемонии? Мы же с тобой все равно что самые близкие родственники. Скоро ты окажешься у меня в животе, и мы превратимся в одно целое.
Леша с отвращением глянул на волосатое пузо людоеда и сказал решительно:
— Не знаю, как там в животе, а пока мне очень неловко. Вы уж будьте добры, отвернитесь. Или зажмурьтесь.
— Ну что за предрассудки… Ну ладно, если тебе так хочется… — Людоедов закрыл глаза ладонями и повернулся к Леше спиной. — Только не возись. Как окажешься в котле, крикни…
Но Леша, разумеется, и не думал забираться в котел. Он прыгнул к стене и схватил с крюка мушкет с двумя короткими стволами.
У папиного знакомого дяди Сережи было охотничье ружье, и он показывал Леше, как с ним обращаться. И сейчас Леша умело взвел два тугих курка. И направил стволы на людоеда.
Услышав щелчки. Пурген Аграфенович подскочил и оглянулся. И открыл растянувшийся рот. Несколько секунд испуганно мигал, а потом засмеялся. Сначала нерешительно, а затем от души:
— Ай-яй-яй… Ой, не могу… Ой, какой ты лихой разбойник! Только ружье-то не заряжено!
Леше нечего было терять. С отчаянной надеждой на чудо Леша прошептал:
Не очень-то удачные были стихи. И к тому же в них ни слова о порохе. Но все же Леша храбро сказал:
— А вот посмотрим! — Слегка отвел стволы от людоеда и надавил спуск… Ах, какой грянул выстрел! Отдачей Лешу отшатнуло к стене, он чуть не выпустил мушкет. В сарае заклубился синий дым. Пуля попала в замок на воротах, он отлетел, и створки медленно разошлись сами собой.
А Пурген Аграфенович Людоедов оказался сидящим на полу. Он суетливо шевелил ногами, а руки вздернул вверх до отказа. И повторял:
— Сдаюсь. Сдаюсь. Сдаюсь…
Леша быстро пришел в себя.
— То-то же, — сказал он, отплевываясь от пороховой гари. — А ну-ка марш в котел!
— Я не хочу, — хмыкнул Людоедов.
— Считаю до двух… Раз… Раз с половиной… Два! Не хочешь? Вот тебе!
И Леша пальнул мимо Людоедова из второго ствола. Ух, какой опять был грохот!
Но на этот раз Людоедов не испугался. Правда, сперва зажмурился, но потом вскочил и радостно заплясал.
— Ха! Ха! Ха! Ты выстрелил из обоих стволов! Больше зарядов там нет! И теперь-то я тебя обязательно съем! Живьем!
«Ох я дурень!» — подумал Леша. И зашептал с надеждой уже не просто на чудо, а на сверхчудо:
И опять, зажмурившись, нажал спуск.
На этот раз выстрел получился самый громкий. Ну прямо пушка! Неизвестно, кто больше испугался: Людоедов или Леша. Пурген Аграфенович упал ничком и схватился за уши. Леша же вжался в стену и решил, что его разорвало на кусочки вместе с мушкетом.
И все же Леша опять овладел собой раньше Людоедова. Проморгался, убедился, что цел, и звонко сказал:
— Вот так! Стволов два, а зарядов двадцать два! И стрелять мимо я больше не намерен. Немедленно лезьте в котел! Считаю до полтора… то есть до полутора… Раз…
— Иду, иду… — Людоедов на четвереньках побежал к котлу. У лесенки боязливо оглянулся.
— Можете не раздеваться, — сказал Леша. — Есть вас я все равно не собираюсь.
— А что собираешься? — опасливо спросил Пурген Аграфенович.
— Там видно будет… Пошевеливайтесь! — И Леша угрожающе двинул мушкетом. Людоедов мигом забрался по лесенке и с плеском ухнул в котел.
— Ой… ай… сыро…
— Закройте за собой крышку!
— Может, не надо?
— Считаю до…
Крышка с грохотом упала. От удара крышки подпрыгнула и наделась на нее защелка. Она была устроена таким образом, что прижимала крышку неплотно, край можно было приподнимать. Людоедов так и сделал: приподнял крышку макушкой и в щель наблюдал за Лешей.
Леша полез под котел и погасил горелку.
— Что ты там делаешь? — боязливо спросил Людоедов.
— Сделал огонь посильнее…
— Ай! Не надо! Я сварюсь!.. Я больше не буду! Выключи! Уже горячо! Ой-ёй-ёй!
— Какой же вы, оказывается, трус, даже противно, — сказал Леша. Надел сандалии, подтянул трусики и с мушкетом под мышкой стал осматривать котел.
«Что же дальше-то делать?»
Он увидел, что сбоку от котла есть площадка с поручнем, с железной коробкой и рукояткой. У рукояти — табличка со стрелками и словами: «Ход вперед. Ход назад».
Леша догадался, что в коробке, видимо, аккумулятор — как у багажных тележек на вокзале.
Он встал на площадку, осторожно двинул рукоять. И вот удача-то! Тележка шевельнулась и не спеша поехала по рельсам.
Выехали из сарая. Леша добавил скорость. Стук-стук, бряк-бряк — подрагивал котел на стыках. Лиловые ели убегали назад.
— Куда ты меня везешь? — спросил Людоедов из-под крышки.
— В милицию!
— Ну и пожалуйста! Никто ничего не докажет… Если хочешь знать, я не настоящий людоед, а сказочный. На людоедов из сказочного леса законы не распространяются…
— Расскажите это вашему дедушке, — сказал Леша. — По отцовской линии. И бабушке тоже…
— Если хочешь знать, я вовсе никого не ел. Почти… Один раз только съел атамана пиратов, но ему так и надо, потому что он был ужасно кровожадный. И, кроме того, оказалось, что он не человек, а робот. Я потом целую неделю выковыривал из зубов всякие проволочки и шестеренки…
Леша больше не отвечал, хотя Людоедов продолжал канючить, просил отпустить и обещал, что больше не будет.
Скоро начался березовый лес, и тележка с котлом выехала на рельсовую развилку. Леша затормозил. Как переводят на путях стрелки, он видел в кино. Спрыгнул, ухватился за рычаг с фонариком. Рычаг оказался тяжелый, но все же Леша с ним справился. Рельсы щелкнули и переключились на другой путь.
Леша дал тележке задний ход, и она поехала теперь по левой колее.
Это была правильная дорога! Через пять минут показалась платформа с избой на куриных ногах. Бабка из окна грозила кулаком и кричала:
— Ах ты, окаянный!..
Непонятно только, Леше кричала или Людоедову.
И очень скоро Леша приехал на станцию Пристань.
Ужасную историю про коварного Людоедова с негодованием выслушали Бочкин, Лилипут и Проша, который незадолго до этого пригнал на станцию цистерну со свежим квасом.
— Каков негодяй! — восклицал Бочкин, грозно выхаживая вокруг котла. — Может быть, его и в самом деле сварить?
— Я больше не буду! — доносилось из котла. — Выпустите меня, здесь мокро…
— Я посажу его в водонапорную башню, — решил наконец Бочкин. — Дверь там железная, окна с решетками. Он будет каждый день вручную качать воду в бак. Может быть, работа его перевоспитает.
— Может быть, — не очень уверенно согласился Леша.
— Только чем его кормить? — вдруг засомневался Бочкин.
— Я знаю, чем! Морковкой! Одной только морковкой! — подскочил Леша. — Он ее ужасно любит!
— Морковки я достану целый вагон, — пообещал Проша.
Людоедов в котле зарыдал.
— Ой, дядя Бочкин! Его ведь придется иногда выпускать… Ну, хотя бы в туалет. Вдруг сбежит?
— Его будет караулить Лилипут. Пусть попробует сбежать, — усмехнулся Бочкин. А Лилипут разинул розовую пасть и показал такие клыки, что подглядывавший Людоедов спрятался в котле с головой.
Наконец его, мокрого и хнычущего, выпустили из котла и отвели в башню. Леша с мушкетом шагал позади, как конвоир.
А потом Леша чистосердечно рассказал Бочкину, как поссорился дома и ушел пешком.
Бочкин повздыхал и вывел из маленького депо легкую тележку на вагонных колесиках. У тележки были оглобли как у брички.
— Лилипут тебя быстро доставит домой. А ты уж давай мирись там поскорее…
— Ладно! — обрадовался Леша. — Какая хорошая тележка! А то уж я собирался катить домой на этой штуке с котлом…
— Не стоит. Лучше я сделаю из котла станционный кипятильник.
Леша на прощанье выпалил из мушкета (как салют!), оставил его на память Бочкину и поехал!
Лилипут бежал неутомимо, иногда оглядывался и улыбался добродушной пастью. Рядом с домом Леша оказался через полчаса.
Он перепряг Лилипута в другую пару оглобель, с обратной стороны, обнял его за косматую шею, и тот повез пустую тележку на Пристань.
А Леша с опаской пошел домой. И неловко было, и страшновато: вдруг влетит за долгое отсутствие.
Но мама сказала:
— Нагулялся, герой? Ладно, нечего дуться, иди обедать… А Ыхало у тебя на портрете получилось очень похоже.
Даша тоже смотрела по-хорошему. Даже чуточку виновато. Леша приободрился и похвастался:
— Знаешь, Дашка, меня чуть-чуть не съел людоед!
Даша сперва не верила Лешиному рассказу про людоеда. Но потом они съездили на Пристань, и Даша убедилась. Сама посмотрела сквозь зарешеченное окошко на Пургена Аграфеновича, который внутри башни качал водяной насос. При этом у него сильно колыхался живот.
Впрочем, живот у Людоедова слегка поубавился в размерах. Это и понятно — от морковки не потолстеешь.
Бочкин рассказал, что сперва Людоедов отказывался есть морковь и сообщил, что объявляет голодовку.
Бочкин ему ответил:
— На здоровье. Шашлыки тебе готовить я все равно не собираюсь.
Голод не тетка. Людоедов потерпел сутки, а потом сжевал сразу полведра морковки.
Вел он себя довольно послушно. В первый день хныкал и просил отпустить, но потом присмирел.
Один раз на прогулке Людоедов пробовал бежать. Но Лилипут догнал его и так цапнул за пятку, что больше таких глупых попыток арестованный людоед не делал.
Один раз Леша с Дашей приехали и увидели, что Бочкин и Людоедов мирно сидят на крылечке станции и увлеченно играют в шахматы. Правда, Лилипут находился тут же и молча приоткрывал клыки, если Людоедов делал слишком резкое движение.
Бочкин слегка сконфуженно сказал Даше и Леше:
— Человек он, конечно, пакостный, но шахматист, надо признать, неплохой… Мне ведь скучно одному-то, а тут все-таки развлечение. Но вы не думайте, я его держу в строгости.
— Может, он еще и в самом деле перевоспитается, — сказала Даша.
А Лунчик заплясал у нее на плече и затараторил:
Луняшкина теперь всегда брали с собой. Ыхало — тот был ленив и предпочитал спать в баньке, а Луняшкину нравилось путешествовать. Он научился хорошо разговаривать и сделался ужасный болтун. Часто молол языком невпопад.
Ему скажешь:
— Лунчик, умойся под краном, ты опять весь перемазанный.
А он в ответ:
Тень-Филарет всегда обижался на эти стихи и оскорбленно уходил в какую-нибудь щель. Стихи напоминали ему о времени бесхвостого существования.
А еще Лунчик сочинил такую песенку:
Жил на свете великан,
Ночью залезал в стакан
И сидел там тихо-тихо,
Чтоб не скушал пеликан.
Не дрожи до самых пят,
Ночью пеликаны спят.
И к тому же пеликаны
Великанов не едят!
Эту песенку он всегда распевал, когда устраивался на ночь под потолком в баньке или в комнате у Леши и Даши.
Ыхало очень любило Лунчика. Прямо как собственного ребенка. И терпело все его шутки и шалости.
Однажды Ыхало пришло к Леше и Даше чересчур озабоченное. Повздыхало и призналось:
— Такое вот тут дело, мы с Лунчиком решили на Луну слетать. Очень хочется малышу, каждый день пристает: «Давай полетим к бабушке»…
— К какой бабушке? — очень удивился Леша.
— Он говорит, что Луна — его родная бабушка. Потому что тетушка Ихтилена — дочь Луны. Она родилась из лунного отражения в Русалочьей заводи. Триста лет назад.
— Тут какое-то несовпадение, — заметил Леша. — Ведь Ихтилена из страны Астралии. А эту страну маленький Орест придумал всего сто лет назад. Вместе со всеми чудесами. И с тетушкой Ихтиленой тоже. Какие же могут быть триста лет?
— Но ведь Орест придумал Астралию вместе с ее прошлым, — возразило Ыхало. — Со всей ее историей. И тогда получилось, что история эта была на самом деле. Разве непонятно?
— Теперь понятно. Зато непонятно другое. Что вы на Луне-то будете делать? Там ведь никаких условий для жизни. Воздуха нет, на солнечной стороне жара страшная, на обратной — жуткий холод…
Ыхало сказало, что воздух ему и Лунчику не обязателен, они — сказочные существа. Жара и холод их тоже не пугают. А кроме того, они полетят на Луну, которая светит над Астралией, в волшебном пространстве. На той Луне условия могут быть совсем другие, чем на обычной. Ходят слухи, что там есть целые города с лунными жителями.
— Да на чем же вы полетите-то? — вмешалась наконец Даша. — Для этого нужна космическая ракета.
— Не нужна, — объяснило Ыхало. — Есть другой способ. Не очень для меня приятный, зато простой…
Оно рассказало, что недавно по маминой просьбе чистило дымоход камина и убедилось, что эта труба похожа на пушечный ствол, нацеленный в небо. Из нее очень удобно взлетать в космос. А набрать космическую скорость Ыхалу помогут Леша и Даша.
— Как?!
Поеживаясь и смущаясь, Ыхало призналось, что нестерпимо боится щекотки. Теперь из этого неприятного свойства можно извлечь пользу. Ыхало посадит Лунчика в карман, заберется в дымоход, сбросит калошу и спустит в камин ногу. А Даша и Леша куриным перышком (ой-ёй— ёй) пощекочут ему пятку. Этого достаточно, чтобы Ыхало вылетело из трубы со скоростью, которая позволит быстро достичь Луны…
— А с вами там ничего не случится? — жалобно спросила Даша.
— Плохого — ничего, — успокоило Ыхало.
И добавило:
— А если не соглашусь лететь, Лунчик может удрать один. Это ведь такой сорванец… Он вот и сейчас сидит на лавке и сочиняет хулиганские стишки. Знаете какие?
Гу-гу-гу, гу-гу-гу,
На Луну я убегу
И у бабушки родимой
Буду прыгать на лугу.
Там чудесные цветы,
Там сбываются мечты,
Там я рыжих лунных кошек
Потаскаю за хвосты.
— Объясните ему, Ыхало, что таскать кошек запрещено, — строго заметила Даша. — Это даже неприлично.
— Да он просто так, для рифмы… Но если он полетит один, то вполне может ухватиться за хвост какой-нибудь кометы и умчаться неведомо куда. И ни в какой телескоп не разглядишь, где он. Лучше уж мы вместе… Хотя, по правде говоря, не очень-то хочется на старости лет…
Маме и папе не стали говорить про полет, чтобы зря их не волновать. А то ведь у взрослых есть привычка переживать по всякому поводу. Вот когда Ыхало и Лунчик вернутся, можно будет все рассказать.
Старт прошел успешно.
Когда в той стороне, где Пристань, всплыла в небо выпуклая розовая Луна, Ыхало пожало Даше и Леше руки, посадило беспечного Лунчика в карман на животе и через камин забралось в дымоход.
пищал в кармане Лунчик. Своим поведением он напоминал иногда букву «а», только в нем не было вредности, а одно лишь веселье…
Кстати, буква «а» давно удрала с Лешиной майки и болталась неизвестно где…
Итак, Ыхало забралось в камин, сбросило калошу и спустило левую ногу. Потом глухо скомандовало из трубы:
— Старт…
Леша и Даша куриными перышками защекотали черную пятку.
— Ай-вай-вай!! — заверещало Ыхало и пробкой, со звучным чмоканьем, выстрелилось из дымохода. Только сажа посыпалась да осталась на каминной решетке рваная калоша с тесемками.
Леша и Даша помолчали, подняв глаза к потолку.
— Надеюсь, все будет в порядке, — маминым тоном сказала Даша.
— Я тоже надеюсь, — отозвался Леша.
— Мр-р… — раздалось у двери. Оказалось, что при старте присутствовал и тень-Филарет. Ыхало предлагало ему тоже лететь на Луну, однако тень-Филарет не захотел. Он не был уверен, что лунные условия благоприятны для теней земного происхождения.
Даша села в кресло и расстелила на коленях кусок меха.
— Иди сюда, Филаретушка, я тебя поглажу…
Тень растянулась на искусственной шкуре и заурчала.
Леша взял альбом и стал рисовать акварелью, как Ыхало летит в звездном небе, а Лунчик выглядывает у него из кармана и показывает хвостатой комете крошечный красный язычок.
Прошла неделя. От Ыхала и Лунчика не было никаких известий.
Ыхало перед отлетом сказало, что не знает, сколько времени оно с Лунчиком пробудет на Луне. Может быть, пару дней, а может быть, месяц. Это, мол, в зависимости от обстоятельств. Так что тревожиться пока не было причины.
Леша и Даша не очень и тревожились. Но скучали. И тень-Филарет, видимо, тоже скучал. Грустно мяукал, когда лежал на шкурке, а Даша гладила его и спрашивала:
— Где-то сейчас наше Ыхало? Где-то сейчас наш Луняшкин?
Мама иногда интересовалась:
— А куда это наше ненаглядное Ыхало запропастилось?
Леша объяснял, что Ыхало, судя по всему, отправилось в отпуск, в гости к другим домовым. Лето ведь, у всех отпуска. Мама кивала. Но потом, кажется, забывала Лешино объяснение, и опять:
— Что же это нашего Ыхала так долго не видать?
А вскоре случилась неприятность: Леша и Даша заболели ветрянкой. Они всегда болели вместе.
Хворь была не очень сильная, но плохо то, что врач запретил две недели выходить из дому: чтобы не случилось осложнений.
Приключись такая болезнь во время школьных занятий, Леша бы только радовался. А в каникулы, когда расчудесное лето за окном, когда на рельсах ждет самовар-паровичок и совсем близко волшебная страна, — ну разве не обидно?
Да еще от Ыхала с Луняшкиным по-прежнему никакой весточки.
Леша и Даша развлекались как могли. Читали, рассказывали друг другу всякие истории, разглядывали в тенескоп коллекцию тень-Филарета. Леша рисовал, Даша вырезала из бумаги для своих картонных девочек и мальчиков разные модные платья и костюмы…
Однажды рано утром кто-то сильно заскреб в оконное стекло. Леша проснулся и увидел… Лилипута!
Ух как Леша обрадовался! Растолкал Дашу, распахнул окно, сказал Лилипуту:
— Прыгай сюда! — И конечно, обнял пса за косматую шею.
Под ошейником у Лилипута был конверт с письмом от Бочкина.
Бочкин писал, что беспокоится, почему Леша и Даша так долго не появляются на Пристани. Сообщал, что Пурген Аграфенович Людоедов сильно похудел от морковной диеты, но ведет себя смирно, на жизнь не жалуется, только часто заводит разговор, что никого никогда по правде не ел и людоедом числился лишь по должности. Зато признался, что старинное оружие стащил из опустевшего замка Бумбура Голодного. Потому что оно, мол, все равно стало ничье, когда Бумбур покинул замок.
А еще Бочкин писал, что главный маг Астралии дон Куркурузо вернулся к себе на Желтые Скалы из научной поездки и продолжает большую работу по расколдовыванию сказочного пространства.
Леша и Даша сочинили ответное письмо, в котором рассказали о своей ветрянке и о всех последних событиях. И пообещали, что теперь уже скоро появятся на Пристани.
Лилипут умчался.
А Леша и Даша пристали к маме, чтобы та разрешила им погулять. Ну хоть немножко! В саду у дома! До конца двух недель, назначенных врачом, осталось всего два дня! Какое они имеют значение!
Мама наконец махнула рукой: идите. Но добавила:
— Чует мое сердце, что добром это не кончится.
Мамы очень часто бывают правы.
Даша на радостях выскочила в сад босиком и тут же наступила на колючий сучок. Проколола ногу…
Надо сказать, что ревела она не сильно, хотя папе пришлось на руках нести ее в поликлинику, а там было промывание, бинтование и даже укол от заражения. Гораздо хуже укола было то, что теперь Даше снова пришлось сидеть дома. Потому что нога распухла, ступать было больно. И ясно, что такое дело — не на один день.
— Я тебе сделаю костыль, — пообещал Леша. И сделал. Но с костылем можно было кое-как ковылять по саду, а на Пристань в таком инвалидном состоянии не поедешь.
Леша пообещал, что без Даши ездить на Пристань он не будет, дождется, когда сестра встанет на две ноги.
Но получилось иначе.
На следующее утро после неприятности с Дашиной ногой кто-то опять заскреб по стеклу. Леша подумал, что снова Лилипут. Но за окном торчали заячьи уши.
— Проша!
Едва Леша распахнул створки, Проша затараторил:
— Очень-очень срочно! Бочкин просил приехать! Важное дело! Страшно спешно! Тобой интересуется сам дон Куркурузо!
— Ну, куда там спешно-то! — с досадой отозвался Леша. — Видишь, у сестры нога забинтована.
Даша сидела в кровати. Смотрела во все глаза, слушала во все уши.
Она была хорошая сестренка, хотя иногда и вредничала. Сейчас она рассудительно сказала:
— Надо тебе, Леша, ехать одному. Там, видимо, в самом деле что-то важное. Нельзя ждать, когда моя нога вылечится.
— Ладно, — решил Леша. — Я съезжу, а потом тебе все подробно расскажу… Только сперва надо позавтракать, а то представляешь, какой переполох подымет мама…
Проша дождался Лешу у поезда на ромашковой поляне. Вдвоем разожгли самовар. И помчались на Пристань знакомой дорогой без остановок.
Впрочем, и на Пристани остановка была короткая. У бревенчатого причала нетерпеливо пыхтел пароход «Отважный Орест». Бочкин поздоровался и сказал:
— Такое вот дело, Леша. Узнал про тебя Авдей Казимирович Белуга, то есть наш главный волшебник, дон Куркурузо. И говорит: «Мне крайне желательно познакомиться с этим молодым человеком. Просто необходимо! Не исключено, что он поможет мне решить задачу с расколдовыванием пространства»… А сегодня на заре позвонил мне по телефону и просит: «Уважаемый Бочкин, пригласите вашего юного друга незамедлительно! Это крайне важно…»
— Как я ему помогу-то? — пробормотал Леша. Он побаивался незнакомого волшебника.
А пароход уже торопливо шлепал колесами. Сперва по реке, потом по широкому разливу среди косматых островов. И через полчаса он пришвартовался к причалу у мыса Желтые Скалы.
Мыс и правда состоял из желтоватых скал. Острых, высоких, без единого деревца. С берега уходила в расщелину крутая тропинка.
— Ты шагай один, — сказал Бочкин. — Казимирыч тебя ждет. А мне надо на станцию, нельзя ее долго оставлять без присмотра.
— Как же я… — оробел Леша.
— Ничего, ничего. Когда свое дело кончите, Казимирыч позвонит, я за тобой приплыву…
Делать нечего, Леша пошел по тропинке, хотя страшновато было одному.
Тропинка скоро перешла в крутую каменную лестницу, а лестница привела к низкой двери, сколоченной из дубовых плах. Дверь эта была прямо в отвесной скале.
Леша и раньше бывал здесь, с Дашей, с Бочкиным и Лилипутом, но тогда на двери висел могучий замок. Теперь замок оказался снят.
Леша потоптался, побрякал медным кольцом, которое заменяло ручку.
Дверь с медленным скрипом отошла внутрь, и Леша увидел Главного мага. И сразу перестал бояться. Маг смотрел очень приветливо и обрадованно.
Это был старый безбородый мужчина в длинном сером халате, на котором слабо виднелись бледные звезды — как рисунок на выцветшей и застиранной материи. На голове у мага торчал газетный колпак. Маг всплеснул худыми длинными руками и воскликнул неожиданно молодым голосом:
— Кого я вижу! Это, несомненно, Леша Пеночкин! Очень, очень приятный и своевременный визит!
— Здрасьте, — выдохнул Леша.
— Здравствуйте! Позвольте представиться! Авдей Казимирович Белуга, он же — Гран-Палтус дон Куркурузо. Осмелюсь попросить не путать с «кукурузой»…
— Я не спутаю, — вежливо пообещал Леша. — Ни в коем случае.
— Спасибо. А то некоторые, бывает, путают, а от этого возникают помехи в колдовстве… Кстати, я должен извиниться, что осмелился так настойчиво и в такое раннее время обеспокоить вас своим приглашением.
— Да ничего, пожалуйста. Обидно только, что Даша не смогла со мной приехать, сидит с проколотой ногой. Это моя сестра…
— Как жаль! Но не огорчайтесь, я дам целебный порошок, с его помощью ваша сестра очень скоро вылечит ногу.
— Как хорошо! — обрадовался Леша. — Спасибо!
— Не стоит благодарности.
Леша подумал, что Авдей Казимирович дон Куркурузо чем-то похож на Евсея Федотыча, собирателя пробок. Только Евсей Федотыч маленький, а дон Куркурузо высокий. Точнее, худой и длинный. И вместо больших круглых очков у него маленькое блестящее пенсне. Оно сидит на самом кончике длинного острого носа Главного мага.
Леше сперва казалось, что пенсне это должно то и дело срываться и падать, но нет, прицеплено оно было прочно. Хотя непонятно зачем. Располагалась эта пара квадратных стеклышек гораздо ниже глаз, дон Куркурузо вовсе и не смотрел через них. Может, они и не для зрения, а просто какой-то волшебный талисман?
Во время разговора Леша успел глянуть вокруг. Он был в круглой каменной комнате — большущей и высокой. Свет косыми желтыми столбами падал сверху в широкие застекленные отверстия разной формы. А внизу стояли всякие удивительные вещи: громадные глобусы, опоясанные медными кольцами; телескопы на разлапистых треногах; непонятная машина со стеклянными колбами и похожим на сковородку маятником; странные приборы с прозрачными пирамидами и круглыми зеркалами; чучело допотопного ящера величиной с корову. Были здесь и старинные шкафы с книгами-великанами, и широкий дощатый стол, заставленный ретортами и бутылками с разноцветными растворами…
— Будьте как дома, располагайтесь, пожалуйста, — предложил дон Куркурузо. Он показал на широченный диван.
И Леша почувствовал себя как дома. Скинул сандалии и с ногами устроился на диване, который был покрыт не то пушистым мохом, не то шкурой неизвестного зеленого зверя.
— А теперь, если позволите, я приступлю к делу… Или сначала чашечку чая?
— Нет, — решительно сказал Леша. — К делу.
— Как вы уже знаете, я по своей должности Главный маг королевства Астралия, — начал Авдей Казимирович Белуга, он же Гран-Палтус дон Куркурузо. — Казалось бы, я должен был предвидеть все изменения, которые произойдут в нашем астралийском пространстве. Но — увы мне, увы! — сказочная природа не всегда постижима даже для магии. По крайней мере, для магии современного уровня… Что-то, видимо, случилось с генератором волшебного мира, начались непредвиденные изменения. Столица и ее окрестности оказались отрезанными от Приастралья. Понимаете, такая непробиваемая блокада, когда пространство никого не пускает внутрь себя. Возможно, это результат старения сказки, а не исключено, что и следствие каких-то поломок в ГВМ… Я понятно изъясняюсь?
— Понятно… Только я не понял, что за ГВМ…
— Это генератор волшебного мира, я уже упоминал. Его, как и всю страну, придумал мальчик Орест Редькин. ГВМ находится… это трудно объяснить, он находится везде. Это как бы само пространство. А его сердце в глубинах нашей Горы. Оно дает сказочную энергию генератору, а он — всей стране… Но какое-то время назад начались перебои. И наконец случилась вот эта досадная блокада. На беду, я в этот момент находился за пределами столичной области и оказался отрезанным от центра. Попасть обратно не в состоянии, а о причинах всего происшедшего могу лишь догадываться… Увы!..
Во время своей речи дон Куркурузо широко расхаживал по каменной комнате, халат его развевался, под ним обнаруживались полосатые пижамные брюки и вельветовые туфли. Газетный колпак опасно кренился. А длинный нос так дергался, что пенсне металось на нем, как хрустальная бабочка, и от стекол разлетались зайчики. При последнем слове дон Куркурузо резко остановился и горько вскинул руки, причем широкие рукава съехали до плеч.
— Никакое колдовство не помогает? — с пониманием спросил Леша.
— Увы и еще раз увы! Я перепробовал все известные способы. Когда они оказались бессильны, я отправился в научную командировку по разным этажам сказочного пространства, где консультировался с другими магами. Говорят, ум хорошо, а дважды два лучше… И в итоге я вывел верную, на мой взгляд, формулу, которая позволит наконец осуществить пространственный прорыв… Вот, полюбуйтесь! — Дон Куркурузо широким жестом указал в сторону и вверх.
Леша увидел участок закругленной каменной стены — голой от пола до верха. На высоте трех метров чем-то черным были написаны всякие цифры, буквы и математические знаки.
Леша виновато помигал.
— Мы такого еще не проходили…
— Понимаю, понимаю! Но от вас и не требуется понимания этой формулы. Я жду от вас помощи в другом…
— А… какой помощи-то? — Леша опять слегка оробел.
— Видите ли, процесс колдовства по этой формуле достаточно сложен. В частности, для него необходима глиняная корова… Да-да, не удивляйтесь, именно корова! Это один из древних магических символов. Она должна быть, конечно, не в натуральную величину, однако достаточно крупная, размером с большого кота. И главное — ярко раскрашенная. Чем ярче и красивее, тем лучше. А я, несмотря на все свои магические способности, так и не научился ни лепить, ни рисовать…
— А у меня, думаете, получится? — пробормотал Леша. Рисовать он, конечно, умел, но лепить никогда всерьез не пробовал. Так, по мелочам, из пластилина.
— Я уверен! — с жаром воскликнул дон Куркурузо. — Вы прирожденный художник, я видел портрет Бочкина, который вы нарисовали! И корова у вас получится прекрасно!.. А кроме того, есть еще причина, по которой именно вы должны стать моим помощником!
— Какая?
— Вы сын художника Пеночкина, который учился у Ореста Редькина!
— Не у него самого, а у его ученика.
— Не суть важно! Вы живете в доме, где жил когда-то этот замечательный мальчик Орест! Вы, можно сказать, его духовный наследник. Почти что родственник…
— Ну уж… — засмущался Леша.
— Да-да, не спорьте! Это судьба!
Что-то похожее Леша и сам чувствовал в глубине души. Поэтому он стеснительно посопел и спросил:
— А что надо делать-то?
Разумеется, делать надо было корову. Точнее, лепить ее. Для этого нужна была мягкая влажная глина.
Дон Куркурузо выволок из-под стола деревянную лохань. Она была похожа на отпиленную нижнюю часть бочки. Потом дон Куркурузо притащил тяжелый мешок и высыпал в лохань кучу сухих глиняных комков. К медному крану на стене подключил садовый шланг и наполнил посудину водой.
— Вот так. Теперь замесим тесто!
Дон Куркурузо энергично засучил рукава, подвернул халат, встал на колени и опустил руки в лохань. И начал делать движения, как усердная прачка, стирающая тяжелое одеяло.
Леша стоял рядом и смотрел. Вода стала мутной, но глиняное тесто в ней почему-то не появлялось.
Дон Куркурузо быстро запыхался. Вытер локтем лоб и виновато посмотрел на Лешу.
— Возраст сказывается. Одышка…
— Дайте я попробую…
— Нет-нет! Ни в коем случае не смею вас затруднять!
Дон Куркурузо опять склонился над лоханью и так заработал руками, что колпак его совсем скособочился. Блестящее пенсне металось и прыгало на кончике носа и наконец не удержалось — полетело в лохань.
— Ай-яй-яй, какая досада! — Дон Куркурузо выволок его и побежал промывать стекла под краном.
А Леша в этот момент как раз вспоминал кино про древних гончаров. Как они месили глину.
— Авдей Казимирыч, я попробую!
Леша был без сандалий. Он прыгнул в лохань и увяз до середины икр в жидкой глиняной каше.
— Ай, что вы делаете!
— Все в порядке!
Каша оказалась теплая, было даже приятно. Леша бодро зашагал на месте, выдергивая то одну, то другую ногу. А дон Куркурузо топтался рядом и жалобно говорил, что ему очень неловко позволять Леше заниматься таким тяжким трудом.
— Да ничуть не трудно! — весело заверил его Леша. Но потерял равновесие и едва не выпал из лохани. Маг ухватил его за руки.
— Осторожнее, пожалуйста!
Они посмотрели друг другу в лицо и неожиданно оба расхохотались.
— Вы меня заряжаете своей жизнерадостностью! — объявил дон Куркурузо. — Я молодею.
— Тогда не отпускайте меня! Будем вместе плясать! — И Леша, поворачиваясь, затанцевал в лохани, а дон Куркурузо вокруг нее, и они не отпускали руки друг друга.
— Изумительно! — восклицал Авдей Казимирович. — Восхитительно!
А у Леши сама собой придумалась песенка, которую он тут же и запел без стеснения:
— У вас замечательный стихотворный дар! — воскликнул дон Куркурузо.
— Да нет, это случайно придумалось!
— Не скромничайте! Бочкин рассказал мне про стихи, с помощью которых вы победили Людоедова. В них удивительная поэтическая сила!
Леша опять засмущался и сказал с натугой:
— Ну вот, кажется, замесили… — Глина стала уже густой.
— Дайте-ка я сделаю для пробы блин! — Дон Куркурузо ухватил порцию глины и слепил в ладонях лепешку. — М-да… Почти готово, но попадаются комочки… Позвольте, сейчас я поработаю…
Но Леша не позволил. Весело замаршировал в лохани опять и продолжил песенку:
— Чудесно, чудесно! Теперь уже готово, я чувствую!
Дон Куркурузо помог Леше выбраться из лохани, потом они поднатужились и вывалили глиняное тесто на каменный пол. Леша хотел тут же приняться за лепку, но маг сказал, что для коровьей скульптуры нужен каркас. И ловко скрутил его из железной проволоки: тощие ноги, хребет, голову в виде рамки с рогами.
Вдвоем они облепили вязкой глиной этот скелет.
— Ну а теперь нужна рука мастера, — заявил дон Куркурузо и отошел в сторону.
Леша… ох, ну какой же он мастер? И коров-то он видел в натуре всего два раза, у знакомых в деревне. Но никуда не денешься, раз уж взялся…
Скоро Леша пришел в отчаяние. Получалось какое-то непонятное существо на толстых ногах, с похожим на бочонок туловищем и с глупой губастой мордой. Только рога вышли, пожалуй, похожими на коровьи.
Дон Куркурузо деликатно стоял в сторонке, чтобы не соваться под руку.
— Ничего не получается, — чуть не со слезами выговорил Леша. — Уродина какая-то…
Но дон Куркурузо с неожиданным восторгом заверил его, что корова замечательная. Да-да! Смотрите, какая симпатичная добродушная голова, какой просто живой хвост! И как уверенно стоит она на ногах! В ней ощущается удивительная жизненная сила и энергия! Это как раз то, что нам надо!
Леша повеселел. Он решил, что магу виднее.
— Только нужно добавить некоторые детали, — подсказал дон Куркурузо.
— Я понимаю, — вздохнул Леша. — Но я совсем не помню, сколько сосков на коровьем вымени.
— Совершенно не важно!.. Впрочем, делайте семь! Волшебное число…
Леша так и сделал. Потом еще вылепил на коровьих ногах раздвоенные копыта, отошел и со стороны посмотрел на глиняное существо, брюхатое, разлапистое, с пухлыми улыбчивыми губами.
— Думаете, годится?
— Уверяю вас, прекрасная корова!.. Теперь ее следует подсушить…
Дон Куркурузо повернул к корове растопыренные ладони, и даже Леша ощутил, как от этих ладоней идет волшебное тепло. От коровы пошел парок, она посветлела.
— А сейчас предстоит очень ответственная операция…
В комнате-пещере был большущий камин. Точнее, каменный очаг с медной решеткой. В очаге установили треножник, на него положили противень, а на этот железный лист поставили корову. Она была очень увесистая, хотя Леша предусмотрительно сделал туловище пустым (и с дыркой для выхода горячего воздуха при обжиге; иначе беднягу разорвало бы).
Дон Куркурузо положил в очаг поленья, сунул под них бересту для растопки. Достал из шкафа коробок со спичками. Коробок был большущий, спички — размером с карандаш. «Специальные, — понял Леша. — Для колдовского огня».
Дон Куркурузо начал чиркать спичками и при этом что-то пришептывал. Наверно, магические слова. Но пришептывание не помогало. Спички шипели, пускали едучий дым и не зажигались.
— Ах ты, наказанье какое… — бормотал дон Куркурузо.
«Коробка старая, истерлась», — подумал Леша. И захлопал себя по бедрам. Он был в своих любимых вельветовых штанах — коротеньких, но с большим числом карманов, где лежало множество полезных вещей. Мама про эти штаны говорила: магазин «Тысяча мелочей». В левом боковом кармане Леша нащупал спичечный коробок. Правда, спичек в нем не было, а лежали глиняные шарики для рогатки, но коричневые боковинки были свежие, не исцарапанные.
— Авдей Казимирович, вот!
— Увы, мой друг, это не годится! Волшебные спички полагается зажигать лишь о волшебную коробку… Да дело не в коробке и не в спичках, а во мне. Ослабело мое колдовство. Старость… А тут еще, на беду, потерял я где-то свой колпак со звездами. Без него ужасно неловко. А газетная замена — это, знаете ли, не то.
— А разве вы с помощью колдовства не можете сделать новый колпак?
— К сожалению, тут замкнутый круг: без колпака волшебство срабатывает плохо, а с плохим волшебством колпак не сделаешь.
Леша подумал. Попросил осторожно:
— А вы попробуйте. Еще разок… Ну, пожалуйста.
— Попытка не пытка. Только едва ли будет прок…
Сидя у очага на корточках, дон Куркурузо взялся пальцами за газетный колпак на голове, зажмурился, забормотал что-то, раскачиваясь.
Леша быстро прошептал:
И… ура! Газета потемнела, стала синим бархатом. На колпаке заблестели серебряные звездочки.
Дон Куркурузо открыл глаза. Секунду сидел неподвижно. Снял колпак, завертел перед носом.
— Удивительно. Невероятно. Непостижимо. Настоящий!
Он вскочил, опять нахлобучил колпак, лихо чиркнул спичкой-великаншей — та запылала, как факел. От этого огня вмиг загорелась береста, пламя охватило поленья. Дон Куркурузо быстро закрыл зев очага железной заслонкой.
— Дрова мигом сгорят, а жар останется, и все пойдет как надо!.. Но признайтесь, мой друг, это ведь вы помогли мне с колпаком! Не так ли?
— Маленько, — прошептал Леша.
— Наверняка с помощью своего «Чоки-чока»! А?
— Ага, — выдохнул Леша.
— Скажите же наконец, как вы стали обладателем такого чудесного заклинания?
— Случайно… Еще давно как-то мама его сказала… Мы с Дашей болтали за столом и баловались, а мама и говорит: «Чоки-чок, зубы на крючок. Кто слово скажет — тому щелчок!» И мы правда замолчали… А слова эти потом ко мне будто прилипли. И оказалось, что волшебные… Только они не всегда помогают…
— В каких же случаях это заклинание не оказывает нужного действия? — осведомился дон Куркурузо.
— Ну… во-первых, когда рядом нет другого волшебства. А кроме того, не всегда ведь найдешь рифму на «чок». Вот, например, хочу насчет Ыхала и Луняшкина узнать, а ничего не придумывается…
— Не могли бы вы подробнее рассказать о своих затруднениях?
Леша рассказал. О том, как Ыхало и Лунчик Луняшкин улетели и как он и Даша тревожатся.
— Одну минуту, — сказал дон Куркурузо. И подошел к старинному телефону, который висел у дверного косяка. Снял трубку, подул:
— Алло!.. Дайте, пожалуйста, справочное «Селена». Благодарю… Справочное? Будьте любезны, скажите, не было ли у вас на Луне за последний месяц гостей с Земли?.. Что? Много?.. Кто такие и как зовут? Видите ли, это довольно запоминающиеся существа. Одно — похоже на косматый самовар, имя у него Ыхало. А другое — несовершеннолетний месяц, Лунчик Луняшкин… В самом деле?! Сердечно благодарю! Да, соедините, пожалуйста…
Дон Куркурузо подмигнул открывшему от удивления рот Леше. Подул в трубку снова:
— Алло! Это гостиница «Кратер дракона»? Скажите, пожалуйста, не живут ли у вас гости с Земли, Ыхало и Лунчик Луняшкин?.. Что значит «по межпланетному телефону таких сведений не даем»? Мне что, самому прикажете для этого на Луну лететь?.. Что значит «ваше дело»? Вы знаете, барышня, с кем разговариваете? Я Главный маг Астралии Гран-Палтус дон Куркурузо, волшебник первого разряда, кавалер ордена Лунного луча… Давно бы так… — Он слушал довольно долго, потом проворчал: — Благодарю вас. Но в следующий раз будьте полюбезнее…
И он весело повернулся к Леше.
— Ваши друзья живы-здоровы, живут в гостинице «Кратер дракона». Но сейчас их там нет, потому что с утра они отправились в Центральный луна-парк. А вечером собираются на представление в один из цирков. Известно ведь, что цирков на Луне великое множество.
— Большущее вам спасибо! — расцвел Леша. У него с души свалилась тяжесть. Он посмотрел на очаг, в котором гудело за железной заслонкой пламя. — Авдей Казимирович, а долго корова будет обжигаться?
— Боюсь, что долго. Вот если бы мы успели поставить ее в очаг до полудня, тогда другое дело. А то ведь управились только в первом часу…
— Как в первом часу?! — подскочил Леша. — Батюшки мои…
— Что случилось? — перепугался дон Куркурузо.
— Ох и нахлобучка мне будет! И вполне заслуженная… Мама думает, что я ушел ненадолго в сад, а теперь даже к обеду не успею… Позвоните, пожалуйста, Бочкину, чтобы скорее приплыл за мной!
— Ай-яй-яй… — встревожился и дон Куркурузо. Засеменил к телефону. Леша вслед ему спросил:
— Можно, я вымою под краном ноги? А то если появлюсь дома с опозданием, да еще в таком виде…
Ноги у Леши почти до колен были в подсохшей глине.
Дон Куркурузо оглянулся. Взялся за кончик носа. Помигал своими зелеными добрыми глазками.
— Знаете что… Вы мне так замечательно помогли с колпаком! Я вам тоже сделаю подарок!
Он прищурился, пошептал и щелкнул пальцами. И на ногах у Леши вместо глины появились сапожки!
Они были из серой узорчатой замши, с отворотами. Вроде мушкетерских, но маленькие и очень легкие. Отвороты свободно болтались вокруг ног, но сами сапожки охватывали ноги плотно и удобно. У них были красные каблучки. Но самое главное — на них блестели золотистые шпоры-звездочки.
— Ух ты… — прошептал Леша, переступая и позванивая шпорами.
— Это семимильные сапоги. Вам надо представить то место, где вы хотите оказаться, и скомандовать: «Шагом марш!» И вмиг будете, где пожелали.
— Правда? Значит, я не опоздаю к обеду!
— Ни в коем случае… Только, к сожалению, сапоги одноразовые. Носить вы их сможете сколько угодно, но волшебства больше не будет. И лучше не старайтесь его вернуть. Даже вашим «Чоки-чоком»…
— А что будет, если попробую? — опасливо спросил Леша.
— Всякое может случиться. Могут развалиться. А не исключено, что и удерут куда-нибудь. Одни, без хозяина…
— Ладно, я не буду…
— Очень хорошо. А когда мы сможем увидеться с вами опять? Ведь наше дело не закончено.
— Завтра утром!
— Прекрасно. Корова к тому времени остынет, и я покрою ее белой краской. А вам останется нанести узоры.
— Только позвоните, пожалуйста, Бочкину, чтобы Проша пригнал поезд к моему дому.
— Можете не беспокоиться. Всего вам самого доброго. До встречи.
Леша закрыл глаза. Представил, что он в саду, у своего окошка.
— Шагом марш!
Он думал, что его завертит, понесет по воздуху в стремительном полете. Но только на секунду закружилась голова. И когда он опять поглядел перед собой, увидел знакомое окно, а в нем — Дашу.
— Лешка! Откуда ты свалился?
— Прямо оттуда…
— Мама уже спрашивала: «Где его носит?»
— Сильно волнуется?
— Пока не очень… Ой, Леш, откуда у тебя такие сапоги?
Леша через подоконник забрался в комнату. Похвастался сапожками перед Дашей и спрятал их под кровать. А потом начал подробный рассказ про дона Куркурузо и глиняную корову.
Даша слушала, удивлялась и завидовала. Но все же главным образом ее интересовали сапожки.
— Надень еще раз. Ну, пожалуйста!
Леша надел. Прошелся, постукивая каблучками, позванивая золотистыми звездочками.
— Подожди-ка! — Даша, поджав забинтованную ногу, припрыгала к шкафу, достала оттуда мамин красный платок с бахромой. — Вот, возьми плащ. И еще надо шпагу…
Леша охотно надел через плечо свой узкий пластмассовый меч в красных ножнах.
— Теперь ты прямо настоящий принц! Можно будет сделать костюм для новогоднего карнавала.
— Ага… Только мама скажет: откуда сапоги? Рассказывать про Астралию, что ли? Она знаешь как заволнуется! «Куда это вы ездите, в чужую страну!»
— Можно сказать, что Ыхало подарило, — нашлась Даша.
— А кто говорил, что обманывать нехорошо? — поддел Леша.
— Ну, тогда… Ыхало вернется, мы с ним посоветуемся.
— Да, насчет Ыхала новости! — спохватился Леша. И принялся рассказывать, как дон Куркурузо звонил на Луну.
Даша очень обрадовалась, что с Ыхалом и Лунчиком все в порядке.
— А этот дон Кукуруза, видимо, замечательный волшебник!
— Кур-ку-рузо!.. Конечно, замечательный. Он обещал тебе лекарство для ноги… Ох, а я забыл! Но завтра обязательно привезу…
На следующий день мама уехала на дачу к своей подруге. Сказала, что до вечера. Велела хозяйничать дома папе. А папа сказал, что пусть хозяйничают дети — не маленькие. Сам же папа засел в мастерской: он работал над новой картиной «Облачное небо и птицы над старой мельницей в ветреный вечер».
Леша понял, что большого переполоха не будет, если даже он опоздает к обеду.
— Но все же ты постарайся вернуться скорее, — попросила Даша. — А то я все одна да одна.
— А тень-Филарет?
— Да ну его! Он где-то шастает. Может быть, он за тобой увязывается незаметно.
Леша подумал, что это в самом деле может быть.
— Сапожки-то наденешь? — спросила Даша.
— А как же! Мне все равно больше не в чем ходить, сандалии-то остались там, на Желтых Скалах…
До Пристани Леша добрался без приключений. Даже бабка на станции Чьитоноги не грозила из окошка. Но Бочкин встретил Лешу с виноватым и расстроенным лицом. От досады он даже колотил себя в обтянутую тельняшкой выпуклую грудь, и внутри у него гудело.
— Ужасная неприятность! Людоедов сбежал!
Оказалось, что коварный Пурген Аграфенович делал вид, будто покорился судьбе, а на самом деле разрабатывал план побега. В своем кармане он отыскал семечко ядовитого табака, вырастил из него в уголке своего жилища целый куст, высушил его, размолол на крошки и старательно истолок в пыль. Этот едкий порошок Людоедов бросил в морду Лилипуту, когда тот сопровождал его на прогулке. Пока бедный пес верещал и катался по траве, беглец скрылся в лесной чаще. Где его теперь найдешь?
Лилипут, увидев Лешу, заскулил и стыдливо полез под крыльцо. Конечно, ему было ужасно неловко: такой большущий, такой зубастый — и не смог задержать беглого злодея. Из-за какого-то вонючего порошка!
Леша вытащил пса из-под ступеней, обнял за шею.
— Не расстраивайся, Лилипутище. Фиг с ним, с Людоедовым. Он теперь такой напуганный, что все равно близко не сунется…
— Оно, может быть, даже и лучше, что так обернулось, — смущенно сказал Бочкин. — А то, честно говоря, хлопот с ним. Морковку жрал по три пуда в день, половина деревни Мудрые Зайцы на него работала. Проша замучился…
Леша согласился. И стал рассказывать о вчерашних делах. Похвастался сапожками. Видя, что он не очень огорчен бегством своего врага, Бочкин и Лилипут повеселели. Бочкин сказал, что на «Отважном Оресте» уже разведены пары, можно отправляться на Желтые Скалы немедля.
На этот раз Бочкин проводил Лешу к дону Куркурузо (и Лилипут с ним). Главный маг и начальник станции Пристань по-приятельски поздоровались. Бочкин присел на диван. Объяснил:
— Сегодня оставил дежурить Прошу. Пускай привыкает. Скоро сдаст экзамен, будет полноправным помощником начальника станции.
Дон Куркурузо потирал руки и нетерпеливо поглядывал на Лешу. Корова стояла на столе. Она была покрыта ровной белой краской. А краски для росписи были тут же — темпера в пузырьках всевозможных цветов. В деревянном стакане стояло не меньше десятка разных кисточек.
Леша сбросил сапожки и забрался на стол. Сел перед коровой на корточки.
Накануне Леша разглядывал папины альбомы с разными народными игрушками. Были там и цветные фотографии глиняных расписных коров. И Леша уже в основном придумал, как он раскрасит это волшебное животное.
Один коровий бок он сделал черным. Другой оставил белым, но украсил его двумя крупными рыжими пятнами. Темпера была, видимо, тоже волшебная — ложилась великолепно и сохла моментально.
На бело-рыжем боку Леша изобразил несколько радужных кругов и пустил по всему полю крупные васильки. На черном боку нарисовал он цветы подсолнуха, причем самый большой — с веселой рожицей посредине.
Хвост Леша покрыл рыжей краской, морду оставил белой, но вокруг левого глаза намалевал большущее черное пятно.
Глаза он сделал синими. И они заблестели так живо, что не пришлось даже наносить искусственные блики…
Может быть, Леша и не решился бы на такую смелую раскраску, но дон Куркурузо подбадривал его восклицаниями. Стоял рядом и то и дело вскрикивал:
— Восхитительно! Поразительно!.. Смотрите, Бочкин, какая экспрессия красок!..
Бочкин соглашался, гулко и одобрительно покашливал. А Лилипут колотил хвостом по полу.
Леша выкрасил в розовый цвет коровьи губы, и выражение морды у нее сделалось веселым и дурашливым.
Леша взялся за рога. Он решил, что левый будет ярко-желтым, а правый вишневым.
— Изумительно! — воскликнул дон Куркурузо, когда работа была окончена. — Только, если вас не затруднит, пометьте рога знаками. На левом нарисуйте белой краской минус, а на правом плюс.
— А, это как на батарейке! Разные полюса напряжения!
— Совершенно справедливо. Полюса напряжения волшебной энергии, разрывающей блокаду и соединяющей разные берега пространства… Теперь мы должны замкнуть их медной проволокой!
Дон Куркурузо, шлепая туфлями, поспешил к шкафу. Начал искать на полках. Иногда бормотал:
— Ах ты, досада какая… Когда нужно, ничего под руку не попадается, как назло.
Леша зашарил в своей «Тысяче мелочей». Вытащил моток тонкой желтой проволоки.
— Авдей Казимирович, такая годится?
— Что?.. О, прекрасно, прекрасно! Вы меня опять выручаете! Позвольте…
Дон Куркурузо щипцами откусил от мотка полметра.
— Сейчас сделаем узелок… Вот так… А это — вот сюда… — Концы проволоки он намотал на кончики рогов. Проволока натянулась как струна. Металлический узелок оказался точно посредине.
Глаза у коровы блестели так живо, что казалось даже, будто она следит за доном Куркурузо.
— Ну-с, а теперь пора! — заявил дон Куркурузо торжественным тоном. И сделался строгим. И взял палочку, похожую на маленькую указку.
«Волшебная палочка», — понял Леша. И заволновался.
Бочкин, кажется, тоже заволновался. Встал с дивана.
Лилипут перестал стучать хвостом.
Дон Куркурузо поправил колпак и предупредил:
— Если вокруг слегка потемнеет, не тревожьтесь, это обычное в таких случаях явление.
У Леши заколотилось сердце.
Дон Куркурузо плавно и величаво поднес палочку к проволоке. Кончиком коснулся узелка…
Ничего не случилось.
Дон Куркурузо подумал, поправил палочкой сидящее на носу пенсне. Озабоченно произнес:
— Кажется, напряжение недостаточное… Увы, именно этого я и опасался.
— Потому что корова неправильная? — сокрушенно спросил Леша.
— Корова прекрасная! Но необходим дополнительный фактор! Иначе говоря, требуется заклинание. Оно послужит как бы трансформатором для повышения энергетического потенциала. Я, наверно, непонятно выражаюсь? Простите…
— А вы знаете это заклинание?
— Конечно, нет! Его просто не существует! Его надо придумать… Но, увы, заклинание это должно быть стихотворным, а в этой области у меня ни малейших талантов… — И Главный маг выжидательно глянул на Лешу.
— Про что заклинание-то? — насупленно поинтересовался Леша.
— Несколько строчек. В них обязательно должны быть слова «корова» и «колдовство».
Леша вздохнул:
— Но у меня ведь стихи получаются очень неуклюжие.
— Это не важно, уверяю вас!
Леша сел на пол, прислонился спиной к мохнатому Лилипуту, обнял коленки, зажмурился и зашевелил губами.
Минут пять прошло в тишине. И тишина эта сплошь состояла из тревожного ожидания.
Наконец Леша неловко заговорил:
— Ну… если вот так…
— Восхитительно!!! — завопил дон Куркурузо тонким голосом, который, кажется, называется фальцет.
Он схватил Лешу за руки и заплясал с ним, высоко вскидывая ноги в полосатых штанах. Потом кинулся к погасшему очагу, торопливо отыскал там крупный уголь и бросился к стене, на которой была написана таинственная формула.
— Сейчас мы начертаем ваше произведение, и тогда дело, несомненно, пойдет на лад!
Встав на цыпочки, дон Куркурузо начал писать крупные печатные буквы. Из-под угля сыпалась черная пыль, а на стене строчка за строчкой появлялись Лешины стихи
Наконец дон Куркурузо вытер пальцы полой халата и снова принял торжественный вид.
— Ну-с, приступим… Для начала давайте вместе прочитаем эти волшебные строки.
Он стал дирижировать, и все, кроме Лилипута, начали декламировать: «На лугу стоит корова…» Леша — смущенно, дон Куркурузо — громким фальцетом, а Бочкин — басовито и гулко, будто объявлял о прибытии поезда.
Затем дон Куркурузо опять сделал плавное движение и палочкой тронул узелок на проволоке.
— Гм… должна появиться искра…
Не было искры. И вообще ничего необыкновенного не случилось. Леше только показалось, что у коровы шевельнулся хвост, но это явно потому, что Леша волновался.
— Странно… — пробормотал дон Куркурузо. Он был похож на ученика у доски, который оправдывается, что «знал, но забыл». — Ничего не могу понять…
Он взялся двумя пальцами за нижнюю губу. Повернулся к стене с заклинанием и формулой. Долго смотрел на нее и вдруг хлопнул себя по затылку — так сильно, что звездный колпак съехал на лоб.
— Ну конечно же! Ведь в формуле написано: корень из двенадцати! А в заклинании всего восемь строк!.. Леша, на вас вся надежда. И хорошо, если бы… Ну, вы сами понимаете.
Леша понимал. Ничего тут не выйдет без «Чоки-чока». Надо было сразу его как-нибудь вставить, да Леша постеснялся: вдруг Авдей Казимирович решит, что мальчишка самозванно лезет со своим колдовством. Но теперь…
Леша опять зажмурился. Побормотал. И поднял с пола уголь. Начал писать на стене:
Леша писал старательно, как на классной доске. Следил, чтобы не было ошибок. Он был грамотный ученик.
Он писал, а остальные тихо дышали у него за спиной. Только один раз дон Куркурузо прошептал:
— Превосходно…
Леша поставил точку остатком уголька и оглянулся. Дон Куркурузо веско произнес:
— Нет никакого сомнения, что сейчас мы получим нужный эффект!
И все оглянулись на корову.
Коровы не было…
То есть она была, но не на столе. Она ковыляла на своих толстых ногах к приоткрытой двери.
Все, даже дон Куркурузо, так поразились, что несколько секунд стояли не двигаясь.
Леша опомнился первый:
— Держите ее!
Мешая друг другу, они кинулись к выходу. При этом Лилипуту отдавили лапу, дон Куркурузо уронил колпак, а Бочкин на секунду застрял в дверном проеме.
Корова неуклюже, но быстро ковыляла вниз по ступеням.
Леша ухватил ее, тяжелую, шевелящуюся, за бока.
— Ты куда? Кто тебе разрешил?!
Корова замычала и забормотала что-то неразборчивое, но похожее на речь. И завертела головой.
Дон Куркурузо наклонился над ней.
— Еще раз, пожалуйста…
Корова повторила непонятную фразу. Дон Куркурузо озабоченно перевел:
— Она отказывается работать в таких условиях. Потому что голодная. Говорит: написали, что дадут клочок сена, и обманули.
— Ой-ёй… — виновато сказал Леша.
— Где же его взять, сена-то? — забеспокоился Бочкин.
— Сразу не насушишь. Может, свежей травки?
— У меня есть сухие целебные травы, — вспомнил дон Куркурузо, — очень душистые. Пойдем, голубушка!
Корову опять поставили на стол. Дон Куркурузо достал с полки пучок травы с засохшими желтыми цветами. Запахло лугом. Корова облизнулась красным влажным языком (который Леша не лепил и не раскрашивал!). Дон Куркурузо сунул ей траву в пасть. Корова зачавкала…
Она съела с дюжину травяных пучков и наконец замотала головой: больше не хочу.
— Готова, голубушка?
Корова кивнула.
Опять наступил торжественный момент.
— Ну, уж теперь-то я ручаюсь за положительный результат, — возгласил дон Куркурузо. И решительно прижал конец палочки к проволочному узелку.
Затрещало! Запахло электричеством. Зажегся на узелке белый искрящийся огонек. Но… тут же пропал. И сколько ни колотил Главный маг палочкой по проволоке, больше ничего не случилось.
— Да что же это за напасть такая! — в сердцах воскликнул дон Куркурузо. — По всем законам с третьей попытки должно было получиться!
Корова трясла головой и, кажется, показывала рогами на стену с надписями.
— Что такое? — возмутился дон Куркурузо. — Там все в абсолютном порядке, не выдумывайте, сударыня!.. Хотя… — Он придвинул пенсне ближе к глазам. — Гм… Извините, Леша, но, кажется, там ошибочка… Возможно, она и мешает…
— Какая ошибочка? — смутился Леша. Ведь он так старался, когда писал!
— Видите ли, слово «клочок» следует писать через «о», а у вас…
Леша пригляделся. И прыгнул к стене.
— Ах ты, каракатица! И здесь успела!..
Коварная буква «а» ускользнула у него из-под пальцев и бросилась к двери. На ее месте оказалась та буква, что полагается, — «о».
Лилипут кинулся за беглянкой и прижал ее лапой к полу.
— Не имеете права! — верещала та. — Я буду жаловаться!
— А ты имеешь право лезть на чужое место?! Который раз уже! — возмутился Леша. Он схватил букву «а» за хвостик, она трепыхалась. Была она словно из бумаги от черного фотопакета. Леша решительно свернул ее в трубочку и сунул в карман, который застегивался на «молнию».
— Теперь не убежишь!.. Авдей Казимирович, все в порядке, можно колдовать!
— Постойте, постойте… Позвольте мне поближе посмотреть на эту странную особу.
Леша опять вытащил букву «а». Она распрямилась и снова заверещала. Дон Куркурузо ухватил ее двумя пальцами и начал рассматривать поверх пенсне. Леша коротко рассказал о безобразиях «этой особы».
— Да-да, неприятно… — согласился дон Куркурузо. — Но дело в том, что при добром колдовстве рядом не должно быть недовольных. А она смотрите как возмущается… Послушайте, красавица, хотите, я найду вам подходящее место?
Буква запищала, что, конечно, хочет. Она всю жизнь мечтает о настоящей работе, а этот противный Леша и его сестра постоянно гонят ее и обижают… Что значит «никто не гнал с майки»?! Попробуйте вытерпеть, если вас засунут в стиральную машину!
— Ну-ну, успокойтесь… Вон там, в формуле, почти стерлась ваша тезка. Видите, где корень квадратный из «а»? Я посажу вас туда. Но уж будьте добры, ведите себя прилично. Это очень важная формула.
— Я буду прилично! Я всегда хотела! А они…
— Хорошо, хорошо!
Бочкин подтянул к стене стремянку, дон Куркурузо на нее забрался и с размаха прилепил букву «а» на нужное место. Она замерла, будто всегда там сидела.
Теперь-то уж ничто не мешало совершиться колдовству.
— Если и на этот раз не получится, я подам в отставку, — заявил дон Куркурузо. И уже без церемоний так хватил палочкой по проволоке, что она зазвенела гитарной струной.
И огонек опять вспыхнул на узелке! Белый, трескучий! И больше не гас…
А вокруг стала сгущаться мягкая темнота. Сверху, в застекленные отверстия, глянула круглая луна.
— Не волнуйтесь, не волнуйтесь, — возбужденно попросил дон Куркурузо. — Кажется, получилось. Пространства открываются всегда ночью, такое правило. Эта ночь ненадолго.
И он заспешил к двери.
Все двинулись за ним.
Снаружи перед дверью была маленькая каменная площадка. С нее открывался широкий вид. Сейчас это был ночной вид. Но без темноты. Ночь похожа была на голубовато-зеленый день.
Яркая луна висела почти над головой. Справа видно было широкое озеро с мохнатыми островами, а по воде, как серебряные стружки, рассыпался лунный свет.
Левее озера, где обычно можно было разглядеть лишь невысокий лесистый берег, сейчас подымалась гора.
Она была громадная. Гора-страна.
«Вот она какая, Астралия», — подумал Леша.
Внизу, на склонах горы, лежали вперемежку темные леса и возделанные поля. Среди них там и тут виднелись деревеньки с домиками под острыми крышами, с мельницами и белыми колокольнями, которые под луной блестели, как сахарные.
Ближе к вершине лес охватывал гору кольцом, как пушистый воротник. Затем он опять распадался на отдельные участки (возможно, это были сады и парки). А на вершине и вокруг нее раскинулся город. Столица…
Все это было похоже на картину Ореста Марковича Редькина, которая висела дома у Леши. Но похоже не в точности. Здесь было больше простора и удивительных подробностей.
Гора была далеко, домики казались крошечными, но Леша различал самые мелкие детали. Словно он смотрел сквозь особое стекло, которое придает картине волшебную четкость. Он различал узорчатые переплеты в окнах, чешуйки черепицы и блестящие под луной булыжники на мощеной деревенской улице.
Но больше всего он смотрел на столицу.
Это был удивительный город. Здания перемешивались в нем с деревьями. Старые стволы-великаны стояли в одном ряду с крепостными башнями. В некоторых стволах были прорублены туннели, и бегущие по мостикам улицы протыкали эти деревья навылет.
Мостов и лестниц было множество. Мосты перекидывались через улицы, соединяли белые причудливые башни, висели на цепях над черными расщелинами. Лестницы вели к вершине.
Там возвышался замок.
Ничего похожего раньше Леша не видел. Даже на картине Ореста Марковича замок выглядел не столь причудливо.
Стоял замок не на земле. Судя по всему, он был построен на остатках дерева чудовищной величины. Похоже, что у этого дерева спилили сверху ствол, срезали на разной высоте могучие отростки и ответвления и вот на этих срезах — как на круглых площадях — поставили разной формы здания и башни с зубцами и флюгерами. Башни соединялись галереями и арками, на которых тоже стояли большие и маленькие постройки. Древесный ствол-великан был опорой для всех этих перепутанных белых сооружений. А разросшийся на нем замок напоминал пышно распустившийся цветок, который превратился в целый городок и повис над столицей.
Надо сказать, что на дереве-гиганте хватило места не только для домов и башен. Там же курчавились парковые рощицы, виднелись на срезах великанских сучьев лужайки с фонтанами и статуями…
Ниже замка, среди заросших откосов, серебряной нитью искрился бесшумный водопад.
В окнах деревень, столицы и замка горели желтые огоньки.
Кое-где на склонах лежали слоистые прозрачные облака. И в этих туманных полосах горели маленькие звезды. Словно кто-то рассыпал там граненые стекляшки.
«Может, потому и называется „Астралия“?» — мелькнуло у Леши. А еще ему вспомнились стеклянные пробки Евсея Федотыча…
Минуты две все смотрели молча. Потом дон Куркурузо произнес довольно торжественным тоном:
— Вы видите перед собой центральную область нашей страны. Эта гора называется Гора. На ней — столица. Имя столицы — Горнавер. То есть «город на вершине». И венчает столицу дворец его величества…
Над дворцом тихо проплыло круглое светлое пятнышко. И Леша разглядел, что это тетушка Ихтилена.
— Мы там побываем? — шепотом спросил Леша.
— Разумеется. Я уверен, Леша, что вас там давно ждут. Вам следует отправиться немедленно…
— Но… — Как ни прекрасна была сказка, однако Леша не забывал про свой дом. И про маму. Она вернется от подруги, а сына нет дома. Вот будет тарарам! — Авдей Казимирович, это же далеко. Когда же я вернусь? И вообще… сейчас ночь или день?
— Ночь скоро кончится, — объяснил дон Куркурузо. — А насчет того, когда вы вернетесь… Да, вы правы. Следует принять меры. Идемте…
Он взял слегка оробевшего Лешу за плечо и привел снова в свою комнату-пещеру. Сейчас в ней было полутемно. От луны падали сквозь окна в потолке голубые лучи. Мерцали блики на ретортах и стеклянных призмах приборов.
Между рогами коровы по-прежнему горел белый огонек. Маг Гран-Палтус дон Куркурузо подвел Лешу к непонятному сооружению из металлических труб, зеркал и блестящих дисков. Посреди этого механизма неторопливо и звучно щелкал маятник. От машины пахло кислой медью и пластиковой изоляцией.
Маг поставил Лешу между двух квадратных зеркал размером с газетный лист. Пошевелил зеркала на шарнирах.
— Не бойтесь…
Но Леша все-таки боялся. Очень уж таинственно и непонятно все это было.
Дон Куркурузо отступил назад, вскинул вылезшие из рукавов руки и тонко возгласил:
— Темпос мораторис! Квинта-пинта, темпос регулярус!
Маятник замер, пропустил несколько тактов и защелкал снова.
«А дальше что?» — с опаской подумал Леша.
Дон Куркурузо уже обыкновенным голосом сказал:
— Это приставка-регулятор моей машины времени. Я ввел тебя в среду действия стабилизирующего темпорального поля. Короче говоря, с этой поры ты можешь быть в Астралин сколько угодно времени, а домой будешь возвращаться всегда через пять минут после ухода.
— Правда?! — возликовал Леша.
— Чистейшая правда. И маме уже не придется волноваться из-за тебя… — Дон Куркурузо как-то незаметно начал говорить Леше «ты». — Старайся только не набить здесь синяков и шишек.
— Да из-за шишек мама не волнуется, привыкла… Ой…
— Что такое?
— Авдей Казимирович! А если я буду не один? С Дашей или еще с кем-нибудь?
— Ты подержишь их за руку, и они станут обладать тем же свойством. Но это будет потом. А теперь тебе следует идти в столицу, не дожидаясь никаких спутников. Такое у нынешней сказки условие.
— А вы… разве не пойдете со мной?
— Я пока не могу. Необходимо навести порядок в лаборатории и сделать одну срочную работу.
Леша с надеждой глянул на Бочкина и на Лилипута. Лилипут виновато шевельнул хвостом. А Бочкин объяснил:
— Нам пора на станцию. Я боюсь оставлять Прошу одного надолго, он все-таки пока без диплома.
«Ничего не поделаешь», — понял Леша.
Конечно, жутковато ему было. Идти одному в незнакомую страну, да еще ночью. Хоть и светлая она была, а все-таки ночь. Дорога пойдет через леса, а там мало ли что… Может, и Людоедов шатается неподалеку… Но с другой стороны, в новую сказку хотелось очень-очень. И Леша даже не знал, от чего больше замирает душа: от страха или от желания. И кроме того, он чувствовал: в этом волшебном пространстве действуют свои законы и они велят ему идти. Если не пойдет, в сказке может опять что-нибудь нарушиться. А разве для этого он, Леша Пеночкин, здесь появился?
Дон Куркурузо, Бочкин и Лилипут проводили Лешу до берега. Здесь начиналась каменистая дорожка.
Дон Куркурузо объяснил:
— Сначала она пойдет около воды, потом свернет в кусты, затем соединится со старой мощеной дорогой, которая поведет в гору. По ней и шагай. Смелее.
Легко говорить «смелее». У Леши — мурашки по коже. «Даже рогатку с собой не взял», — подумал он. И решил рассердиться на себя за боязливость. Топнул каблуком. Шпора весело зазвенела. Это придало Леше храбрости.
— Ладно, я пойду…
Он пожал руки дону Куркурузо и Бочкину, потряс лапу Лилипута. Выпрямился. Повернулся. И зашагал по дорожке. Без оглядки. Зачем оглядываться, если твердо решил идти!
Он даже стал бодро насвистывать.
По-прежнему висела над головой яркая Луна, где гостили сейчас Ыхало и Лунчик. Перед Лешей двигалась по тропинке его черная тень. Она была короткая, похожая на карлика.
«Вот если хотя бы тень Филарета была со мной, — подумал Леша. — Все-таки стало бы веселее». И тогда… тогда тень-Филарет будто услыхал Лешу. Нарисовался на лунной дорожке пушистым пятном! И зашагал впереди Лешиной тени, оглядываясь и покачивая роскошным хвостом.
— Ура!.. Ты, Филаретушка, меня не бросай, ладно?
— Мр-р, мяф…
Тропинка повернула налево, начались темные кусты. В них тень Филарета, конечно, исчезла. Но Леша знал, что она рядом.
Кустарник рос густо. Леше стало ясно, что пробираться здесь в темноте будет нелегко. «Недолго и заблудиться». Но едва он так подумал, как ночь стала светлеть. Очень быстро. Лунный свет погас, а небо в разрывах листьев зазолотилось. Потом оно стало синим, и сквозь кусты ударили солнечные лучи. Опять сделался день!
Засвистели, заперекликались птицы.
И все было бы прекрасно, если бы не слишком вредные кусты. Это был здешний астралийский шиповник. Цветы — очень крупные, пунцовые и белые, пахучие. Прелесть что за цветы. Но шиповник он и есть шиповник. Леша раскатал подвернутые рукава своей клетчатой зеленой рубашки, разогнул и подтянул до отказа отвороты сапожек, поднял воротник. Но это была слабенькая защита. Колючие ветки словно получили приказ не пускать пришельца. Наверно, они еще не знали, что блокада кончилась.
На мощеную дорогу Леша выбрался как после схватки с дюжиной диких котов. Подумав об этом, он вспомнил про тень кота Филарета. На освещенных солнцем булыжниках тени не было. Застрять она не могла, значит, сбежала или носилась где-то по окрестностям. Ладно, не пропадет.
Леша оглянулся.
Кругом стоял густой лиственный лес: дубы, клены, ясени. У обочины торчал красно-синий полосатый столб с белой доской указателя. На доске черными старинными буквами было написано:
Горнавер 5 км
«Ого, — подумал Леша, — это около часа топать. А то и больше. Дорога-то в гору».
И правда был заметен подъем. Но не сильный.
Дорога была неширокая и уютная. Чуть горбатилась. Между булыжниками росли мелкие желтые цветы. А сверху на камни и на Лешу падали лучи. Такие ласковые, что почти сразу подсохли и перестали болеть царапины.
Леша вытряс из волос мусор, опять отогнул воротник, рукава и отвороты сапожек и зашагал по выпуклым, как панцири черепах, камням. Стал посвистывать сквозь выпавший недавно зуб. Настроение сделалось прекрасное.
Скоро подъем стал круче. Кое-где попадались даже ступени — гранитные, замшелые. Но Леша усталости не чувствовал. Так прошагал он с полчаса.
Лес обступил дорогу совсем плотно, ветви переплелись над головой в лиственную крышу. В ней стоял птичий гомон и пересвист. А по камням бодро стукали каблучки и тихонько звенели шпоры.
Только птичьи голоса да собственные шаги Леша и слышал на своем пути. Но потом вверху, в сплетении ветвей, раздался шум, и перед Лешей на дорогу упал мальчик.
Упал и вскочил.
Это был зеленый мальчик. Точнее, в одежде всяких растительных тонов. Тесная кожаная курточка с узкими рукавами и шнуровкой блестела, как вымытая дождем тополиная листва. Пышные штанишки сшиты были из полос изумрудного и салатного бархата. Такие же полосатые валики над рукавами украшали плечи. На ухо был надвинут берет цвета пограничной фуражки. Даже кружева на откидном воротнике и манжетах были светло-огуречные. Лишь башмачки на обтянутых зеленым шелком ногах сверкали черным лаком и серебром узорчатых пряжек. Да еще два пера на берете были разноцветные — алое и лимонное.
И глаза у мальчика оказались не зеленые, как можно было ожидать, а светло-карие с желтыми искорками. Волосы спускались из-под берета темными растрепанными прядками.
Несколько секунд они растерянно стояли друг перед другом — исцарапанный путешественник Леша в мушкетерских сапожках и похожий на пажа или лесного принца незнакомый мальчик.
Зеленый незнакомец, несмотря на свой живописный вид, вовсе не казался гордым. Он виновато помигал, сморщил короткий вздернутый нос и выговорил:
— Ох… Я тебя, наверно, напугал?
Притворяться не было смысла.
— Еще бы! Свалился чуть не на голову. Тут хоть кто напугается.
— Не обижайся, пожалуйста. Я не хотел пугать, я сорвался… — Он глянул вверх, забавно развел руками. — Думал спуститься аккуратно, ветка согнулась, и я — трах… — Мальчик опять сморщил нос и засмеялся, выжидательно поглядывая на Лешу. Словно приглашал и его посмеяться над таким забавным случаем.
И Леша улыбнулся. Но сразу спросил:
— Ты не ушибся?
— Не-е! Я привычный…
Ясно было, что это местный житель. Славный такой. Видно, что ничуть не задиристый.
— Ты в этом лесу живешь?
— Нет, я из столицы. А здесь я сидел и караулил…
— Кого?
Зеленый мальчик опять белозубо заулыбался.
— Тебя. Ты ведь Леша Пеночкин?
— Да! Откуда ты знаешь?
— Все ребята в Горнавере говорят про тебя. Что ты поселился в Хребтовске, в доме Ореста Редькина, и скоро у нас появишься… Да и взрослые тоже поговаривают.
Леша застеснялся такой славы. Пробормотал:
— А как узнали-то? Ведь была блокада пространства…
Мальчик сказал с неожиданной рассудительностью:
— Для слухов разве бывает блокада… — И опять повеселел: — Ну, а чего мы стоим? Пошли в город! Ать-два, левой-правой!..
И они зашагали плечом к плечу.
Они были одного роста.
Леша на ходу покосился на зеленого мальчика и неловко сказал:
— Ты про меня знаешь, кто я и откуда, а я про тебя ничего…
— А я кактусенок!
— Так зовут?
— Да не-е!.. Кактусенок — это значит из кактусят. Есть такая гвардия в столице. Из мальчиков. Королевская. Кто хочет — записывается. Ну, там трубачи, барабанщики, дежурная стража во время всяких праздников и королевских приемов! Некоторые рыцари нас и в оруженосцы звали, но никто не пошел. Больно надо — таскать за ними щиты и другие тяжести! Кактусята — все самостоятельные и гордые! Видишь — колючки… — Кактусенок пошевелил плечом.
Леша еще раньше обратил внимание, что наплечные валики мальчика щетинятся шипами. Длиной в полспички. Похоже, что они были из зеленой пластмассы. Леша решил сперва, что это просто украшение.
— Это чтобы никто не похлопывал по плечу, — разъяснил кактусенок. — А то есть у некоторых такая привычка: вы, мол, еще маленькие, ничего не понимаете…
— Ага, это бывает, — согласился Леша.
— Вот-вот! А мы этого не любим. У нас даже песенка есть… — И мальчик звонко пропел, маршируя рядом с Лешей:
Между кленов и сосенок
Взял и вырос кактусенок.
А всего нас, кактусят,
Больше чем сто пятьдесят.
Не задиры и не злючки,
Но торчат у нас колючки…
Леше понравилась песенка. А кактусенок потрогал шипы и чуть горделиво разъяснил:
— Видишь, у меня их по шесть на каждом плече. Это значит, что я кактусенок первого разряда.
— Чин такой? — догадался Леша.
— Ага…
— А звать-то тебя как?
— Ой, я не сказал?.. Ростислав! Это полное имя. А вообще-то Ростик… Подходящее имя для растительного существа, верно?
— Верно! — с удовольствием согласился Леша. Имя ему понравилось.
А Ростик продолжал бойкий разговор:
— Дело в том, что мы не только во дворце и на праздниках дежурим. У нас есть еще очень важное дело: охраняем все живые растения. Чтобы никто не обижал ни деревья, ни кусты, ни даже травинки. И поэтому все больше и больше приближаемся к зеленой природе. Некоторые — совсем уже как растения. Даже вместо крови из царапин зеленый сок вытекает, потому что в нас хлорофилл. Такое травяное вещество… Вот если я, как ты, где-нибудь исцарапаюсь, сразу увидишь.
Леша подумал, что Ростик — он славный и дружелюбный, но, кажется, любит прихвастнуть. А тот вдруг остановился и попросил:
— Посмотри на мои уши… Вот отсюда, против солнца. Видишь, они тоже зеленым просвечивают.
Круглые оттопыренные уши Ростика просвечивали розовым. Леша решил уклониться от ответа и для этого тоже похвастался:
— А у меня коленки светятся. Я однажды верхом на Ихтилене катался. Когда забирался на нее, светящаяся краска в кожу въелась и с тех пор никак не отмывается… Только это в темноте можно видеть, а сейчас незаметно.
Ростик поверил и посмотрел на Лешины коленки с уважением, хотя сейчас они были самые обыкновенные: не совсем чистые и очень поцарапанные — как и весь их хозяин. Леша тоже посмотрел и сообразил, какой он потрепанный по сравнению с нарядным кактусенком.
— Как же я появлюсь в столице такой обормотистый…
— Да ты что! Вон у тебя какие сапоги! Все рыцари как увидят эти шпоры, с зависти полопаются!
— Ну так это же одни сапоги. А остальное… Вы-то вон как красиво там одеваетесь…
Ростик махнул рукой.
— Мы там по-всякому одеваемся. Это я сейчас при полном параде, потому что в столице турнир и я должен был стоять в дежурной страже. А главный распорядитель Е́го Етуго́ро меня прогнал. За утреннее именинное дело.
— А что за именинное дело?
— Сегодня день рождения Ореста Редькина, который основал наше королевство! Разве ты не знаешь?
Леша не знал и смутился. Но тут же ловко перевел разговор:
— Я не про то спрашиваю. Тебя-то за что прогнал этот… Ету-его… Не за день же рождения!
— Для этого дня кактусята шьют специальный наряд и рано утром надевают на памятник Оресту. Так уже много лет делается, обычай такой… Это рубашка из мешковины, а на ней колючки. Ее на памятник натягивают украдкой, потому что считается, что взрослые про это не знают. А на самом деле все знают, даже король. Он и сам этим занимался, когда мальчишкой был… Все кактусята тянут жребий, кому лезть на памятник и одевать его. На этот раз я вытянул… Ну, я все сделал как надо, а когда спрыгнул на землю, тут откуда ни возьмись Его Етугоро. И разорался: «Безобразие! Нарушение общественного порядка! Что эти зеленые хулиганы себе позволяют!..» И меня на неделю отстранил от всяких дел во дворце. Я было сунулся без спросу, но он увидел и прогнал меня окончательно… Вообще-то он даже не имеет права, потому что наш главный командир не он, а королевский учитель дон Рудо Изумрудо, граф Лукоморский, только он сейчас в отпуске… Я хотел пожаловаться его величеству, а потом думаю: «Пусть! Лучше пойду на дорогу, там подежурю, вдруг сегодня Леша появится!» И смотри, как повезло! Мне теперь все завидовать будут, что я тебя первый встретил.
«Хорошо, что ты», — подумал Леша. Ему казалось уже, что они с Ростиком давние приятели. И вообще он опять чувствовал себя замечательно. Потому что впереди — новая сказка, а рядом — веселый товарищ. Сердце радостно стукало…
Пока разговаривали, лес кончился, потянулись поля. По сторонам видны были деревеньки с мельницами и колокольнями. Леша увидел луг, на нем паслись лошади. Несколько загорелых мальчишек на гнедых конях без седел промчались вдоль дороги, помахали Леше и Ростику руками.
Затем опять начались густые деревья. Но было уже похоже на парк. Виднелись каменные гроты, статуи, скамейки…
— Скоро столица?
— Уже почти пришли!
Среди замшелых валунов шумели маленькие водопады. С небольшого холма стекал ручей. Над дорогой было сделано для него искусственное русло — широкий железный желоб. По нему вода убегала к другому склону, и ручей терялся среди камней. Желоб местами проржавел, сквозь него били упругие струйки. Ростик и Леша проскочили под ними. Ростик успел набрать воды в ладонь и обрызгал Лешу. И сквозь смех глянул с вопросом и даже с опаской: как Леша отнесется к шутке? Не обидится ли? Можно ли им считаться уже совсем друзьями?
Леша, конечно, не обиделся. Тоже набрал пригоршню и окатил брызгами Ростика. И оба с хохотом стали бегать друг за другом, потом остановились и встретились блестящими взглядами. Леше было так радостно, что он чуть не обнял нового друга за плечи. Но вовремя вспомнил про колючки. Тогда он взял Ростика за руку, и они опять замаршировали вверх по дороге.
И почти сразу оказались перед городскими воротами.
Это были необычные ворота. В давние времена их прорубили в стволе засохшего дерева. Ствол был толщиной с крепостную башню. Когда дерево высохло, сверху его спилили, остался этакий пень высотой с пятиэтажный дом. Его накрыли острой крышей с узорчатым жестяным флагом. Но дерево оказалось не совсем высохшим. Сквозь замшелую кору пробивались ветки с яркими листиками (похожими на тополиные). А кое-где на великанском пне выросли целые деревца.
От этой удивительной башни тянулись в две стороны крепостные стены. Местами деревянные, сросшиеся с вековыми дубами, а местами — сложенные вперемешку из валунов и потемневших кирпичей. Сквозь листву виднелись верхушки других башен. А по гребню стены шла галерея.
Над воротами висел большой гербовый щит в окантовке из позеленевшей меди. Щит был синий. На нем — зеленый дуб, белые зубчатые башни, а над башнями — золотые и серебряные звезды. Сверху полукругом расположились старинные буквы:
Астралія
Перед воротами был мостик над заросшим рвом, где в темной чаще журчала вода. Кованые створки ворот оказались распахнуты. Нижними краями они вросли в землю: видимо, ворота давно не закрывали. Стражи не было. Каждый мог понять, что королевство живет мирно и ему не грозят никакие враги.
За воротами начался город: перемешанные с громадными деревьями дома, галереи, лестницы, мостики. Улицы взбегали на эти мостики, ныряли в полукруглые туннели, которые насквозь протыкали дома и стволы. Воздух был зеленый от листвы, и его всюду пронизывали лучи солнца. Они высвечивали на фасадах добродушные львиные морды, граненые фонари и разноцветную мозаику.
От всей этой необычности у Леши весело кружилась голова.
Прохожих было мало. Встретился толстый дядька в полосатом, как матрац, костюме и обвисшей соломенной шляпе. Проворчал, глянув на Ростика:
— А, это ты утром устроил скандал у памятника…
Ростик показал ему вслед язык. А Леше объяснил:
— Злится на нас. Кактусята поймали его, когда он хотел вырубить молодые дубки, чтобы вскопать там свой огород.
Потом попалась навстречу тетушка в длинном клетчатом платье с оборками и цветастом платке. Она несла на коромысле деревянные ведра, а в руке — укрытую полотенцем корзинку.
Ростик подпрыгнул:
— Полные ведра — к удаче!.. Тетенька, можно, мы напьемся?
— Пейте на здоровье, оленятки резвые… Один слева, другой справа.
Ростик и Леша напились каждый из своего ведра. Вода была холодная, вкусная. Наверно, из волшебного ключа.
— А теперь возьмите по пирожку… — Тетушка покачала корзинкой.
— Спасибо! — Ростик смело выхватил из-под полотенца два пирожка.
Это были даже и не пирожки, а крупные пироги! С поджаристой корочкой и просто сказочным запахом. Леша только сейчас понял, какой он голодный.
Они с Ростиком еще раз крикнули доброй женщине спасибо и на ходу вцепились в пироги зубами. Начинка была из яблок. Чудо, да и только!
Сперва Леше казалось, что он может съесть с десяток таких пирогов, но доел этот и понял, что сыт. И опять полон сил.
Они стали подниматься к центру по Шахматной лестнице. Мраморные ступени перемежались с площадками из черных и песочно-желтых квадратов. На тумбах перил стояли трехметровые шахматные фигуры — тоже черные и желтые. От верхней площадки лестницы потянулась аллея с кустами, которые светились пышными белыми соцветиями — большущими, как абажуры. Леша таких раньше не видел. Пахли они, как жасмин. Аллея вывела на маленькую площадь, выложенную гранитными шестиугольниками. Из щелей росли подорожники и сурепка. А посреди площади виден был памятник. Небольшой такой, скромный.
На сером неотесанном валуне стоял мальчишка. Кажется, из бронзы. Он вытянул тонкую шею, поднял подбородок и смотрел куда-то вдаль, на горизонт. В каком он костюме, не было видно. Только босые ноги в подвернутых брюках торчали из-под мешковины. Была на мальчике грубая рубаха с деревянными длинными колючками.
— Ура, одели все-таки! — обрадовался Ростик. — Наши постарались.
Подошли ближе. Лицо маленького Ореста было знакомо Леше. Такое же, как на фотографии.
Внизу у валуна лежало множество цветов: и засохших, и сегодняшних — тех, что принесли в честь дня рождения. Леша пожалел, что у него нет с собой никакого цветочка. И решил, что потом придет сюда снова.
Постояли и пошли дальше.
— Я потом тебе весь город покажу, — пообещал Ростик. — А теперь пора на королевский стадион, там турнир в разгаре. Видишь, как мало людей на улицах, все на турнире. Хорошо бы попасть в перерыв, чтобы я поскорее познакомил тебя с королем.
— Ой…
— Не бойся. Его величество Респектабо Первый — очень хороший дядька…
— А что это за имя такое — Респектабо?
— Ну, это от слова «респектабельный». Значит, солидный, представительный. Так полагается королю. Но это он только в торжественных случаях такой. А в другое время он даже в футбол с нами играет, если не видят придворные. И за маленьких всегда заступается… Плохо только, что с семейной жизнью у него нелады.
— А что случилось?
— Развелся с королевой. Не сошлись характерами, больно уж сварливая была. И детей у них не было. Теперь у короля забота: кто его заменит на престоле. Нету наследника…
— Без наследника, конечно, плохо, — пожалел короля Леша.
Говорят, когда-то давно на Гору недалеко от вершины брякнулся большущий метеорит. Рванул так, что осталась воронка метров двести в поперечнике. В этой воронке астралийские короли потом и устроили стадион. Для всяких турниров и местных олимпийских игр. В прежние времена здесь были прекрасные колоннады, арки, лестницы, крытые места для знати. Потом все это пообветшало и пообваливалось. Но колонны еще торчали местами, как свечи. Среди них располагались ярусами скамьи для публики. Ярко выделялся красный бархатный навес над королевской ложей. Всюду развевались пестрые рыцарские флаги. Блестели длинные золотые трубы — их держали мальчишки, одетые так же, как Ростик.
Других мальчишек и девчонок здесь тоже было полным-полно. И не только на скамейках. Они гроздьями висели на деревьях, сидели на барьере, окружавшем зеленое поле, а самые ловкие ухитрились забраться даже на верхушки колонн.
Ростик правду сказал, одевались тут по-всякому. Некоторые мальчишки, как и кактусята, были в средневековых нарядах, только не зеленых, а разных цветов. Другие — совсем обыкновенные, словно прибежали сюда из Хребтовска. А у многих в костюмах смешивались обыкновенность и старина. А были и такие, кто выглядел совсем чудно, как на карнавале: кто в. индейском уборе, кто в ковбойском облачении или в пиратских фуфайках и косынках. Девчонки — тоже кто во что горазд. Одни — будто принцессы, а другие в современных, похожих на пестрые зонтики платьицах или в мальчишечьих штанах и майках.
Так же разнообразно выглядели и взрослые… Ростик знал тут все входы и выходы. Он провел гостя узким туннелем под трибуной, и они оказались у барьера, который огораживал поле. В шумной толпе ребят.
Здесь у Ростика было множество знакомых. Все его весело приветствовали, а заодно и Лешу. Все говорили, что Ростик — молодец: как он лихо натянул шипастую рубаху на Ореста! Правда, вредный Етугоро приказал этот наряд с памятника содрать, но Николка Сверчок и юный граф Андрюшка де Вулканолла потом одели бронзового Ореста снова.
С Лешей тоже разговаривали по-приятельски, как со знакомым. И никто не смотрел косо, не спрашивал: откуда, мол, такой и зачем появился. А когда узнали, что это и есть Леша Пеночкин, совсем обрадовались. Маленький белобрысый Андрюшка де Вулканолла (по прозвищу Вулканчик) даже сказал:
— Ну, сейчас жизнь пойдет веселее.
— Ой, надо ведь представить Лешу его величеству! — вспомнил Ростик.
Но ему наперебой объяснили, что уже не успеть, перерыв кончается.
Леша и Ростик узнали, что до перерыва прошли все предварительные бои, в которых было «много шума и треска, но мало уменья». Король раздал медали: победившим — серебряные, в награду, а побежденным — бронзовые, в утешение. А два самых лихих бойца сейчас встретятся в финальном рыцарском поединке, чтобы завоевать право выпить порцию знаменитого астралийского вина из хрустального королевского кубка.
Одним из бойцов оказался министр внешней охраны Аугусто-Негусто дон Сеял де Мамалыга. Он победил в недавнем поединке начальника королевской кухни Бумбура Голодного. Соперником маркиза стал барон Виття фон Люмпо-Лампо, которому удалось выиграть бой с министром финансов по имени Монья ля Порт де Монэ. Говорят, что Монья ля Порт долго ругался и упрекал судей в несправедливости, но от повторного боя отказался. Заявил: «Это надо же послушать, что они мне предлагают, эти придурки. Меня мама не роняла с главной городской башни, как некоторых…»
— Ты за кого будешь болеть в финале? — спросил Ростика Леша, заражаясь турнирным азартом.
Ростик досадливо сморщил нос:
— А! Один другого стоит. Оба вредные. Аугусто-Негусто — лучший друг Его Етугоро. А Виття — тот просто тюфяк. Даже непонятно, как он выиграл у Моньи… Монью жалко, он хороший. Иногда раздает ребятам мелочь на мороженое, хотя и жалуется, что в казне ничего не осталось… А еще учит кактусят карточным фокусам…
Трубачи-кактусята перед королевской трибуной заиграли на своих длинных сверкающих трубах. Красиво так. Весь народ сразу притих. На трибуне появился толстый дядька в пудреном парике, в атласном белом камзоле и с длинным жезлом.
— Это король? — прошептал Леша.
— Что ты! Это це-ре-мо-ний-мейстер. Его зовут Туто Рюмбокало. Сейчас объявлять будет…
Туто Рюмбокало трижды грохнул о ступень жезлом и зычно, на весь стадион возгласил:
— Его величество Револьверо… э, то есть Респектабо Первый!
Публика зааплодировала. А Леша слегка испугался за церемониймейстера:
— Ему не попадет за то, что королевское имя перепутал?
— Да не-е… — махнул рукой Ростик. — Он всю жизнь так. Все уже привыкли.
— И король его не увольняет?
— Что ты! Этот Рюмбокало при дворе уже тридцать лет и всегда путает. Получается, что традиция. Король даже веселится от этого… Вот он, король-то…
Его величество был рослый, в меру упитанный мужчина. В общем, респектабельный. А кроме этого, ничем не примечательный. Разве что белым мундиром с эполетами и белой же фуражкой, похожей на капитанскую. Впрочем, издалека не разберешь.
Респектабо Первый помахал фуражкой публике и сел. Туто Рюмбокало опята сотряс трибуну тройным ударом и объявил:
— Начинается последний и самый главный поединок! За право выпить из королевского кубка, а также за своих прекрасных дам будут биться доблестные рыцари маркиз Аугусто-Негусто дон Сеял де Мамалыга и барон Виття фон Люмпо-Лампо де Лучина!
И рыцари с разных сторон выехали на зеленый ковер стадиона.
Леша глянул на рыцарей и замигал от удивления. Потом фыркнул. Он думал, что и вся публика поляжет от хохота. Потому что рыцари ехали — будто клоуны в цирке. Не на лошадях, а… ну просто смех сказать на чем! Тощий, как Дон Кихот, Аугусто-Негусто, брякая латами, крутил педали большого трехколесного велосипеда. А маленький круглый Люмпо-Лампо восседал на сооружении, которое напоминало тощую лошадь, но весьма отдаленно… Нет, это и правда была лошадь! Только не настоящая, а из некрашеного дерева. Видимо, с каким-то механизмом внутри. Она мотала грубо отесанной головой и бодро перебирала задними ногами. А передних ног не было! Вместо них — что-то вроде большущей велосипедной вилки с колесом от телеги. Колесо вихлялось, и всадник неуверенно ерзал в седле.
Смеха, однако, не было. Видимо, здесь привыкли к таким зрелищам.
— А почему они не на конях? — разочарованно спросил Леша.
— На конях запрещено, — объяснил Ростик. — Давным-давно на турнире у одного рыцаря ранили лошадь, и Орест Редькин, когда узнал, сказал тогдашнему королю: «Пускай рыцари сами калечатся, если им охота, а лошадей надо жалеть». Ну, вот с тех пор так и ездят — кто на чем…
Леша еще хотел спросить, что за странная лошадь у барона фон Люмпо-Лампа, но тут король опять махнул фуражкой. Третий раз проиграли сигнал трубачи, рыцари наклонили длинные копья, подняли щиты с пестрыми гербами и помчались друг на друга. Аугусто-Негусто сильно раскрутил педали, потом растопырил ноги в острых железных башмаках и дальше катил по инерции. Деревянный конь барона взлягивал на бегу, и седока встряхивало.
Рыцари промазали. Ни один не попал копьем в другого. Но, когда проскакивали мимо друг друга, маркиз Аугусто-Негусто дон Сеял острием рыцарского башмака зацепил заднюю ногу деревянной лошади барона. Лошадь сильно лягнулась на бегу и поддала задом. Круглый Люмпо-Лампо, гремя всякими наплечниками и налокотниками, покатился из седла на траву.
Стадион охнул и замер.
К упавшему подбежали двое слуг.
Лошадь проскакала шагов двадцать, потом вернулась к хозяину. Склонила набок голову и смотрела с любопытством. В наступившей тишине слышно было, как барон приказал слугам:
— На др-рова…
Слуги хотели ухватить лошадь под уздцы, но та, брыкаясь, убежала на другой конец стадиона. Только спицы в колесе замелькали.
Маркиз дон Сеял тем временем развернул свое трехколесное транспортное средство и покатил к поверженному противнику. Концом копья грохнул его по гулкому панцирю. Спросил из-под шлема:
— Признаете ли вы себя побежденным, благородный рыцарь?
Барон фон Люмпо-Лампо что-то невнятно сказал сквозь решетчатое забрало.
— Нет уж, вы отвечайте прямо! — скандально возвысил голос маркиз.
Многие из публики, почуяв, что дело принимает крайне интересный оборот, бросились на поле — поближе к месту действия. Но дежурные кактусята успели раньше и, взявшись за руки, окружили рыцарей широким кольцом. Публика остановилась: колючих кактусят здесь уважали. А кроме того, подоспели и взрослые стражники с алебардами.
Но Ростика, Лешу, Николку Сверчка, Андрюшку Вулканчика и еще нескольких ребят кактусята пропустили через цепь. По знакомству.
И Леша оказался совсем близко от участников финального боя.
Люмпо-Лампо лежал и постанывал. А дон Сеял опять сказал с высоты велосипедного седла:
— Нет, вы отвечайте прямо! Признаете себя побежденным?
— Но вы же не сбили меня копьем, — хнычущим голосом возразил барон. — Я свалился из-за этой проклятой клячи…
— Ничего не знаю. Я в седле, а вы на земле. Спрашиваю последний раз… — Аугусто-Негусто поднял копье. — Признаете ли вы…
— Ну признаю, признаю, — простонал барон. — Куда деваться-то…
— Значит, на питье из королевского кубка вы больше не претендуете?
— Какое тут питье, у меня копчик отбит! Оставьте меня в покое… Эй, слуги, поднимите меня!
— Минуточку, — капризным тоном остановил слуг маркиз. — Вы, барон, должны признать и другое…
— Что там еще?.. Ой, мамочки, моя спина…
— Вы должны признать, что моя дама сердца герцогиня Флориэлла Дальнополянская прекраснее вашей дамы.
— Да нет у меня дамы! У меня супруга! Баронесса фон Люмпо-Лампо, вы же знаете, черт вас побери…
— Тем более! — не унимался маркиз дон Сеял. — Вы должны по-рыцарски признать, что герцогиня не в пример прекраснее вашей баронессы!
В публике послышались смешки. Ростик сказал Леше:
— Вон его баронесса, недалеко от короля. В красной шляпке.
И. Леша среди королевской свиты разглядел худую малосимпатичную тетку в заковыристой шляпке из алого плюша. Любопытно, что баронесса сохраняла полное спокойствие.
— Ну и мымра, — прошептал Леша. — Вроде нашей Леонковаллы Меркурьевны. Я бы сразу признал, что герцогиня прекраснее.
— Ага, а она дома знаешь как ему признает, — хихикнул Николка Сверчок. — Зонтиком по хребту, когда он панцирь снимет…
— Я снова задаю вам тот же вопрос, барон!.. — изо всех сил повысил голос Аугусто-Негусто.
— Что вы ко мне привязались-то? — опять захныкал барон фон Люмпо-Лампо. — Как я могу признать, что ваша герцогиня прекраснее, если я ее в глаза не видел?
— Это ничего не значит!
— Как это не значит? Нужны же доказательства! Хотя бы фотографию показали! — Видимо, Люмпо-Лампо очень боялся своей баронессы.
— При чем тут фотография? — надменно возразил маркиз. — Вот мое доказательство! — И он опять крепко брякнул наконечником копья по баронскому панцирю.
Люмпо-Лампо откинул забрало и завыл в сторону трибуны:
— Ваше величество, что он привязался?! Скажите ему!..
Респектабо Первый ответил в позолоченный рупор:
— Ничего не могу поделать, барон. Таковы правила поединка. Вы же сами захотели сражаться… — Кажется, в королевском голосе звучало легкое злорадство.
— Но не могу же я говорить про герцогиню, если даже портрета не видел! — завопил Люмпо-Лампо. Пухлое лицо его в шлеме было красным и мокрым. — Все равно же это будет недействительно, заочно-то!
— Считаю до трех, — объявил маркиз дон Сеял. И опять поднял копье.
Барон быстро опустил забрало и, лежа на спине, поджал к животу упакованные в железо ноги.
— Раз… — начал маркиз.
— Да перестаньте же! Что вы как маленький, честное слово…
— Два… Имейте в виду, я воткну копье!
— Ваше величество!
— Три!.. — И маркиз начал ковырять копьем латы барона, пытаясь найти щель. Латы были хорошие, щель не отыскивалась. Барон слабо отбивался ногами.
Маркиз дон Сеял тяжело прыгнул с велосипеда, бросил копье и щит и вытянул из ножен увесистый меч.
— Ладно, сейчас я так хряпну вас, рыцарь, лезвием по шлему, что дух вон…
— Ва-а-аше величество!!
— В самом деле, маркиз, — прогудел в рупор король, — может быть, уже хватит?
— Нет, не хватит, — строптиво отозвался дон Сеял. — Если вашему величеству угодно, можете не давать мне ни глотка из вашего кубка, а насчет герцогини я своего добьюсь… — И он размахнулся, чтобы плашмя врезать мечом по шлему поверженного барона.
Кое-кто охнул и зажмурился. Леше стало жаль несчастного Люмпо-Лампо. Он шагнул вперед и звонко сказал:
— Как же вам не стыдно?! Разве можно бить лежачего?!
Маркиз очень удивился. Опустил меч. Поднял забрало. Леша увидел черные глазки, сидящие близко у горбатого носа, и похожие на стрелки часов усики.
Аугусто-Негусто проговорил с язвительной учтивостью:
— Мне хотелось бы узнать имя того, кто позволил себе делать замечания маркизу дон Сеял де Мамалыга, рыцарю Бронзового кувшина.
Леша малость растерялся. Но тут вперед высунулся Ростик:
— Зачем вам имя, маркиз? Разве вы и без того не видите, что имеете дело с рыцарем?
— Признаться, не вижу, — заявил Аугусто-Негусто. — Я вообще с трудом различаю источник этого неприличного писка. О рыцарях таких мелких размеров я не слышал…
— Дело не в размерах, — заявил Ростик. — Взгляните на его шпоры!
— Гм… Ну и что же, что шпоры! Может, он их где-нибудь стащил…
Леше стало очень обидно. И от обиды появилась храбрость.
— Эх вы! Не знаете человека, а говорите такое! Благородный рыцарь называется!
Маркиз сделал издевательский поклон:
— Если юный хозяин золотых шпор считает себя оскорбленным, он может вызвать меня на поединок. Хе-хе… Тем более что мой прежний противник улизнул!
Барон Виття фон Люмпо-Лампо де Лучина не улизнул. Он воспользовался замешательством, отполз в сторону, поднялся и вытащил меч. И теперь стоял в боевой позиции. Это, видимо, не очень понравилось маркизу. Дон Сеял сделал вид, что не замечает противника.
А у Леши зашумело в голове. Этакий боевой дух в него вселился. Конечно, у себя в Хребтовске Леша не посмел бы нарываться на драку со взрослым дядькой, да еще закованным в латы и с мечом. Но сейчас-то он был в сказочном королевстве! Тут свои правила.
Тем более что от Леши, кажется, ждали чего-то подобного. Андрюшка Вулканчик притащил и протянул ему большущую кожаную перчатку с раструбом.
— На, брось ему! Тогда он не сможет отказаться!
А Николка Сверчок горячо прошептал Леше в ухо:
— Он же тяжелый, как груда металлолома. Ты отскочи в сторону и сунь копье в спину. Он и загремит!
Это был неплохой совет!
Но все же Леша начал трусить. Появилась наконец здравая мысль: «Ой, куда это я лезу?» Он вопросительно глянул на Ростика. Но этот лихой кактусенок был тоже заражен рыцарским азартом.
— Пока он со своей трехколесиной управится, ты десять раз увернешься! И древком его по спине!.. А пешком он тебя и подавно не догонит!
Да, от Леши Пеночкина здесь явно хотели подвига… А может, так и надо? Может, сказка специально привела его сюда для этого?
Леша постарался унять дрожь в коленках и крикнул:
— Вот вам! — И швырнул перчатку маркизу под ноги.
«Ой, что же это я делаю?..»
Аугусто-Негусто подцепил перчатку огромным железным башмаком, подбросил и поймал в кольчужную ладонь. Обернулся к трибуне:
— Ваше величество! Мне брошен вызов, и рыцарское достоинство не позволяет мне отказаться от боя!.. Но как я могу драться с таким… микроскопическим противником? Пускай он самых благородных кровей, но это же еще дитя! Я в него и копьем не попаду!
— Ничего не могу поделать, — ответствовал с трибуны Респектабо Первый. — Не надо было оскорблять юношу!.. Юноша, вы в самом деле рыцарь?
Отказаться бы, и дело с концом. Но Леша, обмирая от собственного нахальства, гордо вскинул голову и заявил:
— Разумеется, ваше величество!
— Прекрасно! Однако, исходя из юного возраста одного из участников, я разрешаю бой лишь до того момента, когда один из рыцарей окажется на земле. Оставшийся на ногах будет объявлен победителем! — решил король. Видимо, он понял, что маркизу нелегко будет зацепить юркого мальчишку. А в крайнем случае у мальчишки всегда есть возможность упасть в траву и оказаться в неприкосновенности.
— Но если этот рыцарь брякнется на землю, он должен будет признать, что моя герцогиня прекраснее его дамы! — потребовал маркиз. — У вас есть дама, юный рыцарь? Или… ха-ха… по причине слишком молодого возраста вы ею не обзавелись? А?
— Подумаешь, дама! У меня сестра есть! И уж она-то в тыщу раз прекраснее вашей герцогини! — громко сообщил Леша. В публике зааплодировали.
— Но вы не можете драться без доспехов, — вдруг заявил дон Сеял.
— А это уж его дело! — крикнул Ростик. — Может, ему так удобнее!
— Но щит-то у рыцаря должен быть! — не сдавался маркиз. Видимо, он почуял, что противник не так прост, и теперь не прочь был увильнуть от поединка.
— Есть щит! — раздался веселый крик в толпе ребят. Сквозь цепь кактусят проскочил маленький мальчик в красном костюме пажа и бескозырке с надписью: «Герой». Он тащил крышку от оцинкованного бачка. Тут же появилось и подходящее для Лешиного роста копье — небольшая березовая жердь с резиновым набалдашником от костыля.
Взяв оружие, Леша почувствовал себя увереннее. И подумал, что резина — это хорошо: не будет скользить по маркизовым латам. Но все равно под желудком было прохладно от страха.
Дон Сеял, однако, заявил, что не может драться с противником, на щите которого нет рыцарского герба.
Леша оттопырил губу и дерзко сказал:
— Забоялся!
— Не забоялся, а имею право знать, какой герб у моего соперника! Вдруг никакого нет? Рыцарские законы не позволяют сражаться с самозванцем и салагой!
— Забоялся, забоялся! — зашумели зрители. Здесь явно болели за Лешу. Тут же сочинилась и зазвучала в разных местах песенка:
— Не буду сражаться, если противник без рыцарской эмблемы! — решительно заявил маркиз. И Леша, по правде говоря, обрадовался: он ведь не виноват, что нет подходящего щита. А раз дон Сеял отказался — это его дело. Все поймут, что маркиз струсил.
Но тут совершенно неожиданно раздалось:
— Мр-мяф! — И на круглую крышку прыгнула из травы кошачья тень. По-львиному встала на задние лапы и распушила хвост!
Леша так обрадовался, что опять забыл про страх:
— Филарет!.. Вот, смотрите, есть герб! Большой боевой кот!
— Не вижу, — заявил дон Сеял.
— Есть! Есть! Мы видим! — закричали ребята и взрослые. — Не отпирайтесь, маркиз!
Маркиз брюзгливо сказал:
— Странный какой-то кот. Прозрачный, как тень.
— Ну и что! — гордо ответил Леша. — Это мой такой герб! Я… рыцарь Прозрачного кота, вот!
— Ура! Да здравствует рыцарь Прозрачного кота! — шумела публика.
Маркиз упорствовал:
— А на чем вы будете сражаться? Полагается верхом.
— А я могу и пешим! — опять расхрабрился Леша. А позади этой храбрости в голове у него прыгало: «Надо придумать что-нибудь с „Чоки-чоком“! Для победы…» Но ничего не придумывалось.
— Сейчас пригоним велосипед! — подскочил Ростик.
— Э, так не полагается! — заспорил дон Сеял. — У рыцаря должен быть собственный конь. Можно сражаться на чем угодно, хоть на черте с рогами, но только на своем. Напрокат брать нельзя… Скажите ему, ваше величество!
— В самом деле! — отозвался король. — У вас, молодой человек, есть что-нибудь такое, что можно оседлать?
— Но я же не знал!.. Я пришел пешком…
— Ага! Вот видите! — обрадовался Аугусто-Негусто.
Но рано он обрадовался. Раздался шум воздуха, и прямо с неба перед Лешей хлопнулось в траву что-то темное и мохнатое!
— Леша, я здесь!
— Ыхало!
Леша сделался такой счастливый, что на глазах у всех облапил Ыхала за шею.
— Как здорово, что ты тут! Прямо как с Луны свалилось… Ой, правда с Луны?
— Разумеется! Мы с Лунчиком смотрели в большой телескоп, что тут происходит. И я поняло, что лучше мне быть рядом с тобой…
— И я понял! — Это из кармана у Ыхала высунулся Лунчик.
— Да-да, и он тоже! Я сунуло его в карман, залезло в трубу телескопа и попросило лунного астронома пощекотать мне пятки. Он пощекотал так, что я взмыло со скоростью света! Еле успело затормозить у Земли!
— Ыхало, можно я буду сражаться на тебе верхом?
— О чем разговор! Мы этого маркиза вмиг зароем носом в землю!
Теперь Леша уже ни капельки не боялся. Он вспомнил книжки про воспитанных дворян, взял Ыхало за руку и повел к трибуне.
— Ваше величество! Позвольте представить вам моего друга Ыхало, которое любезно согласилось служить мне конем в поединке с маркизом!
— Очень приятно, — сказал Респектабо Первый. — Желаю удачи… И давайте приступать, господа. А то уже время обеда, и пора как следует подкрепиться. Тем более что в честь дня рождения нашего основателя Ореста Редькина обед обещает быть праздничным…
Потом король… незаметно подмигнул Леше.
Ростик с Вулканчиком привязали щит с тенью Филарета к правому Лешиному локтю. Это чтобы пальцы были свободными и Леша мог держаться за Ыхало. Леша сел на Ыхало и растопырил ноги, боясь зацепить своего «коня» колючими шпорами. Ыхало ухватило Лешу под коленки.
— Главное, держись крепче…
Леше подали копье. Он взял его левой рукой под мышку и выехал на поле.
В полусотне шагов от него выкатил на стартовую позицию маркиз дон Сеял. Демонстративно захлопнул забрало. На щите у маркиза был зубчатый зеленый дракон, вылезающий из бронзового кувшина. У Леши опять засосало под желудком.
Ыхало снова предупредило:
— Главное, держись крепче.
От волнения Леша не услышал сигнала трубачей. Он вдруг увидел, что маркиз лихо вертит педали и стремительно приближается. Тут и Ыхало понеслось навстречу противнику.
Батюшки мои! Какой тут бой! Удержаться бы! Леша пригнулся, вцепился в шкуру Ыхала… А дальше…
Дальше все случилось очень быстро. Не понадобились ни хитрые приемы, ни «Чоки-чок». Под носом у маркиза (когда Леша решил, что конец) Ыхало просто-напросто подпрыгнуло метра на три. И повисло в воздухе. Дон Сеял пролетел вперед, в открывшуюся пустоту, и на скорости обалдело оглянулся. При этом он неосторожно опустил ноги. Острый железный башмак воткнулся в землю, и рыцарь Бронзового кувшина с лязгом полетел в траву.
Несколько раз Аугусто-Негусто дон Сеял перевернулся, потом сел, раскинув ноги. Помотал головой. Подбежавшие слуги сняли с него шлем.
Ыхало плавно приземлилось и рысцой подвезло Лешу к маркизу. Тот жалобно сказал:
— Это не считается. Я сам зацепился.
— Считается! Считается! — закричали подбежавшие кактусята. — Сам король так распорядился!
— Нечего было рот разевать, — заявил юный граф Андрюшка де Вулканолла.
— Ох, кажется, я сломал себе шею…
— Вы сами виноваты… — нерешительно начал Леша, но его перебил Ростик:
— Если бы, маркиз, вы сломали шею, то не разговаривали бы сейчас.
Позвякивая, подошел барон Виття фон Люмпо-Лампо и учтиво поздравил юного рыцаря со славной победой.
Леша засмущался и неловко слез с Ыхала. Опять запели трубы, и Туто Рюмбокало (це-ре-мо-ний-мейстер!) зычно объявил:
— Его величество Реставрато… э, Респектабо Первый приглашает рыцаря Прозрачного кота подняться к королевскому креслу!
Леша еще раз виновато посмотрел на маркиза и пошел к трибуне. Заправил на ходу рубашку, отряхнул штаны. За ним двинулись, как свита, Ыхало, Ростик, Вулканчик, Николка Сверчок, несколько кактусят и мальчик в бескозырке с надписью: «Герой».
Леша опять вспомнил, что надо держаться по-придворному, как в книжках. Он хотя и волновался, но ловко, со звоном шпор, взбежал по каменным ступеням и опустился перед королем на одно колено.
— Ваше величество! Я…
— Ну, полно, полно! — замахал руками Респектабо Первый. — Что за церемонии, встаньте, пожалуйста!.. Теперь-то, молодой человек, вы ответите на наше любопытство и назовете свое имя?
Леша разглядел, что у короля добродушное лицо с симпатичной бородавкой на носу. Он поднялся и стал соображать: как лучше представиться? Но тут из-за его плеча сунулся Ростик:
— Ваше величество! Это же Леша Пеночкин! Тот самый!
С лица короля слетели остатки важности. Оно сделалось совершенно счастливым.
— Не может быть! Леша? Который почти что родственник нашего Ореста, основателя Астралии? Наконец-то!
Он вскочил, прижал Лешу к своему мундиру.
— Немедленно во дворец!.. Благородный рыцарь Бумбур! Позаботьтесь о праздничном обеде как можно скорее!
— Нам тоже можно на обед? — довольно бесцеремонно поинтересовался Ростик.
Король оглядел свиту юного рыцаря.
— Ладно уж, валяйте… Бумбур, побольше мороженого!.. Ох, надо ведь еще закрыть турнир. Почтенный Туто, объявите…
Опята заиграли трубачи. И затем Туто Рюмбокало сообщил всему стадиону, что слово берет «его величество Регенпупо… э, Респектабо Первый».
Король поднял рупор:
— Почтенные жители столицы! По итогам турнира первое место присуждается рыцарю Прозрачного кота, юному гостю Астралии Леше Пеночкину, прибывшему к нам из Хребтовска. Он вышел победителем в поединке с маркизом дон Сеял и получает право пить из древнего королевского кубка!
И под звуки труб король вручил Леше прозрачную граненую посудину, в которой колыхалась рубиновая жидкость. Литра два, наверно.
— В честь своей победы выпейте это славное королевское вино!
Вот тут Леша перепугался, пожалуй, больше, чем перед поединком.
— Ваше величество! Я же никогда вина не пил! Да я просто помру!
Король опять подмигнул.
— Тс-с… Здесь малиновый сок.
Это другое дело! Леша запрокинул голову и начал пить. Но оказалось дело непростое. Пил, пил, а конца нет. Уф, сейчас ремешок порвется…
— Ваше величество, я лопну…
— Ладно, давай сюда… — Король одним духом проглотил оставшийся напиток, отдал кубок кому-то из свиты и объявил, что турнир закончен.
— Поехали по дворец!
— А можно мы мимо нашего дома проедем? — запританцовывал мальчик в бескозырке. — Я крышку домой занесу, а то от мамы попадет.
— Можно, можно, — проворчал его величество.
Леша отдал мальчику щит.
— Спасибо тебе большое. И твоей маме.
Со щита прыгнула и удрала куда-то кошачья тень.
Королевская карета была просторная, как целая комната. Его величество и шумная ребячья компания свободно разместились на пухлых шелковых сиденьях. Мальчишки ничуть не стеснялись короля, и Леша тоже перестал стесняться.
Ростик примостился рядом с Лешей и Ыхалом.
Четверка белых лошадей не спеша защелкала копытами. Карета закачалась, как каюта на корабле, который плывет по пологим волнам. Так замечательно! Леша впервые в жизни ехал в карете. Да еще в королевской!
Он стал смотреть в окошки.
Заднее стекло заслоняли мундирными животами два гвардейца, которые стояли на запятках. Зато в боковые видны были красивые дома, столетние дубы, мраморные статуи и перила мостов, перекинутых над оврагами и бурными речками. Мосты гудели под каретой.
Мальчишки пересмеивались, вспоминая, как загремел с велосипеда маркиз дон Сеял. Хвалили Лешу и ловкого Ыхало. Король слушал этот гвалт, усмехался и подмигивал Леше, когда встречался с ним глазами. И задумчиво пощипывал на носу круглую бородавку.
Потом карета ненадолго остановилась. Мальчик в бескозырке, которого звали длинным именем Филимон, потащил домой крышку от бачка. Но скоро вернулся с ней же. Сказал, что его мама просила подарить эту крышку Леше Пеночкину навсегда. На память о победе над Аугусто-Негусто («чтобы ему было пусто»). Леша обрадовался. Он решил, что нарисует на крышке тень кота черной краской и повесит этот щит над своей кроватью.
Карета остановилась у подножия чудовищно громадного древесного ствола, на котором располагался дворец. Ствол обвивала спиральная лестница. По ней, а потом по разным переходам, галереям и мостикам все пошли от одной дворцовой постройки к другой и наконец оказались в зеленом круглом зале с широкими окнами. В нишах между окнами стояли скульптуры: мальчишки с крылышками — видимо, амуры. Только они не стреляли из луков, а занимались кто чем: играли на барабанах и дудках, дули в паруса игрушечных корабликов, забавлялись мячиками, а двое даже поспорили — отбирали друг у друга обруч…
Посреди зала был накрыт широченный круглый стол. Со всякими тарелками, разноцветными графинами, вазами, полными винограда и яблок. С громадным тортом посредине.
Компания без особых приглашений разместилась на стульях с высокими узорчатыми спинками. Только Ыхало скромно устроилось в нише с мраморным мальчиком. Сказало, что обедать не хочет, потому что совсем недавно подкрепилось на Луне. А малыш Лунчик уснул…
Король куда-то ушел. Зато появились несколько придворных — в бархате, с золотыми цепями на груди. Наверно, министры. Тоже сели к столу.
Все притихли и чего-то ждали.
Наконец в дверях возник Туто Рюмбокало.
— Интересно, как он сейчас перепутает имя короля? — прошептал Леше Ростик. Леше это было тоже интересно.
Туто Рюмбокало трижды грохнул жезлом по паркету.
— Его величество Регуляро… э, то есть Респектабо Первый!
Мальчишки сдержанно хихикнули, но тут же умолкли и поднялись вслед за министрами. Вошел его величество. Теперь он был не в белом мундире, а в салатном, с золотым шитьем. На голове слегка набекрень сидела небольшая корона.
— Прошу садиться, господа.
— Шапку-то сними, — запоздало толкнул в бок Филимона Николка Сверчок.
Филимон стащил со стриженой головы бескозырку, зато уселся на стуле как на лужайке — сложив калачом ноги с продранным на коленках красным шелком.
Респектабо Первый наполнил малиновой шипучей жидкостью бокал. Кактусята и остальная компания тоже взялись за бутылки с газировкой. Король объявил:
— Уважаемые гости! Я поднимаю свой королевский тост за юного рыцаря Лешу Пеночкина, известного многими славными делами. Он победил в Лиловом лесу чудовищного людоеда Людоедова! Он помог нашему славному дону Куркурузо расколдовать окружающее пространство…
«Все знает!» — удивленно подумал Леша. А король продолжал:
— Он завоевал на сегодняшнем рыцарском турнире первое место! И, без сомненья, совершит еще немало замечательных дел!
«Ох…» — подумал Леша. Но пугаться было некогда. Все опять встали.
— Ура! Ура! Ура! — гаркнули четыре министра, не теряя официального выражения лиц. Мальчишки тоже кричали «ура» — не так дружно, зато искренней и звонче.
А дальше пошло веселье. Все ведь отчаянно проголодались и теперь без стесненья принялись за королевские яства, фрукты и сладости.
— Налегайте, налегайте, дорогие гости, — уже совсем по-домашнему подбадривал король. — Наш министр кухонного хозяйства сегодня постарался.
Министр и рыцарь Бумбур Голодный — толстый мужчина с бакенбардами — привстал и поклонился, не переставая жевать.
— Да, кушайте, господа, — вздохнул министр финансов Монья ля Порт де Монэ. Это был довольно молодой придворный с грустным носом и не менее грустными коричневыми глазами. — Кстати, знаете ли, в какую сумму обошелся королевской казне этот торт?
— Монья! — воскликнул его величество. — Ну разве это тема для праздничного обеда!
— Так и что же такого я сказал? — удивился министр финансов. — Я думаю, что юным жителям Астралии не помешает знать наши экономические проблемы… Кстати, турнир тоже обошелся недешево. И деньги за билеты едва ли покроют все расходы…
— Зато организован турнир был великолепно, — поспешил сменить тему король. — Это заслуга нашего уважаемого Его Етугоро.
Теперь еще один министр привстал и поклонился. Он был тощий, в пудреном парике и темных очках. Губы у него то растягивались, то сжимались в точку.
— Я сумел бы это сделать лучше, ваше величество, если бы меня не отвлекали иные заботы. Например, сегодня утром пришлось разбираться с безобразным случаем на площади Ореста Редькина. Кстати, виновник находится здесь и как ни в чем не бывало кушает ананасное пирожное. Удивляюсь, откуда у нынешней молодежи такая бесцеремонность.
— Ябеда, — негромко, но вполне различимо произнес Ростик.
— Ну-ну, господа, не будем сейчас ссориться, — поспешно попросил король. — Вы лучше возьмите кусочек торта, господин Етугоро. Вы ведь сегодня так утомились…
— Благодарю, ваше величество, но вы же знаете, что я не ем ничего, кроме морковного пудинга. К тому же мои заботы на сегодня не кончены. И потому я прошу вашего позволения удалиться… — Его Етугоро встал и церемонно раскланялся.
Туто Рюмбокало поспешно выбрался из-за стола и объявил:
— Королевский министр, распорядитель массовых дел и праздников господин Его Етугоро удаляется по важным делам!
Господин Етугоро зашагал к дверям. Что-то неуловимо знакомое почудилось Леше в его походке.
Король помахал вслед ушедшему стаканчиком с мороженым и заметил:
— Замечательный человек. Уже десять лет при дворе и каждый день горит на работе. Хотя со странностями. Никак вот с юным поколением не найдет общего языка…
— Ну, этому поколению тоже палец в рот не клади, — проворчал Бумбур Голодный. — Вы, ваше величество, запретили бы им носить колючки. Раньше только на плечах носили, а теперь до чего дошло! Недавно дал внуку шлепка за дерзкие разговоры, а у него на штанах шипы! Два дня ходил с забинтованной рукой и не в состоянии был полноценно исполнять королевскую службу…
Юный народ опять захихикал. Послышалось:
От множества событий, пестроты и сытости Леша осоловел и немного заскучал. Стал смотреть сквозь широкие окна. С вершины Горы видны были дальние горизонты. Леше показалось даже, что он различает крыши и телевышку Хребтовска — сквозь марево сказочного пространства.
Впору было уже загрустить по дому. И зашевелилось беспокойство: а правда ли он вернется домой через пять минут после ухода? Вдруг что-нибудь нарушилось в волшебстве Главного мага? Здесь-то вон уже сколько времени прошло!
Но едва Леша начал тревожиться, как возник Авдей Казимирович Белуга, дон Куркурузо! Будто из-под паркета! Рядом с Лешиным стулом. Был дон Куркурузо в новом зеленом халате с золотыми полумесяцами. Он согнулся над Лешей и прошептал:
— Я знаю, о чем ты беспокоишься. Не бойся. «Темпос регулярус» действует безотказно.
И Леша опять повеселел.
В конце обеда король объявил, что передает заботу о Леше Ростику и его приятелям.
— До вечера. Покажите гостю столицу и развлеките играми. А я пока займусь государственными делами. — Он зевнул и поправил корону…
Мальчишки с Лешей долго бродили по запутанному волшебному городу. Катались на качелях, привязанных к ветвям могучих дубов и ясеней. Купались в бассейне у водопада. Лазили по развалинам старинного замка, в котором обычно жили привидения, но теперь были в летнем отпуске.
Ыхало неутомимо ходило вместе с компанией. Лунчик сидел у него на голове и всех развлекал песенками своего сочинения.
Когда выбрались из развалин, навстречу попалась глиняная корова. Та самая, расписная, ростом с большого кота. Вышла из травы и тихонько замычала. Все ее обступили, заудивлялись. Леша присел на корточки.
— Чего тебе?
— Скучно одной, сму-утное состояние, — сказала корова голосом усталой тетушки. — Сделай мне сыночка. Бычка.
— Как? Прямо сейчас?.. А если не получится?
— А ты не сму-ущайся, попробуй.
Набрали в замковом рву сырой глины. Леша слепил толстенького бычка ростом с котенка. Сказал неуверенно:
— Он ведь необожженный, нераскрашенный…
— Ему-у это ни к чему-у. Он и так для меня самый красивый.
И тут у Леши сочинилось в один миг:
Едва он это произнес, как бычок дурашливо подпрыгнул и заскакал вокруг коровы. Та тоже подпрыгнула от радости. И вдвоем они умчались в густую траву, даже спасибо не сказали. Ну и ладно. Лишь бы жилось им хорошо…
В сумерках, когда над склонами Горы повисла яркая Ихтилена (а большой луны почему-то не было), затеяли игру в перекатибол. Это вроде футбола, только играют мягким, набитым травой мячом и на пересеченной местности. Мяч закатывается в буераки и ямы. А игроки не только ищут его, но и делают для другой команды хитрые засады. Как в «сыщиках-разбойниках».
Шумная была игра, увлекательная и долгая. Света от Ихтилены не всегда хватало, поэтому Лунчик тоже светил и азартно пищал.
Правила у игры были сложные. Один раз команды так заспорили, что Леше даже показалось: дело пахнет дракой. Но драки не случилось, а конопатый кактусенок Яшка Божья Коровка (королевский трубач) звонко сказал:
— Так дело не пойдет! Надо позвать его величество, он знает в правилах все хитрости!
— Разве можно из-за этого тревожить короля? — удивился Леша. — Он ведь, наверно, занят важными делами!
— А это разве не важное дело, если спор посреди столицы! — возразил Ростик. — Его величество всегда заботится о спокойствии…
Филимон и Николка Сверчок помчались во дворец и скоро в самом деле привели короля. Респектабо Первый был в фуфайке с изображением короны и в полосатых шортах. Он сказал ворчливо:
— Ну, что тут у вас? — И в два счета рассудил спор. Но заметил, что дальше играть уже поздно. Родители небось волнуются.
— И гость наш, смотрите, с ног валится.
Леша и правда почувствовал, что он еле держится и засыпает на ходу.
Все пошли провожать короля и Лешу во дворец.
— Давай я тебя понесу, — предложило Ыхало.
Леша был бы рад. Но перед ребятами неудобно. И он отказался.
Король шагал рядом с Лешей. Он взял его за плечо, и они незаметно отстали от остальных. Только Ыхало пыхтело у Леши за спиной.
— Леша, у меня есть для тебя очень важное предложение, — негромко проговорил Респектабо Первый.
— Какое, ваше величество? — сонно пробормотал Леша.
— Что, если ты сделаешься наследником престола?
У Леши вмиг пропал сон.
— Я?!
— Да. Астралийским принцем и прочая, прочая… А когда я уйду на пенсию, станешь королем.
У Леши побежали по коже мурашки и по-комариному зазвенело в ушах.
— Но… ваше величество… Я не знаю… Я ведь хотел стать художником.
— Ну и на здоровье! Одно другому не мешает! Можно до обеда писать картины, а потом править королевством. Или наоборот… Понимаешь, необходим острый молодой ум, который подтолкнет страну на новое развитие. К прогрессу, так сказать…
— Но… я же не умею. Страной править — это ведь… не в кораблики играть, — мудро сказал Леша.
— Научишься. Чего такого? Время еще есть…
— И я… не здешний. У меня в Хребтовске мама, папа, Даша…
— Ну, разве это сложность? Далеко ли до Хребтовска, если волшебным путем? Тем более что существует «Темпос регулярус»… Видишь ли, у меня детей нет, а наследник необходим…
— Но, ваше величество! Почему бы вам не усыновить здешнего мальчика? Например, Ростика! Или еще кого-нибудь… Они все обычаи знают и это… местные условия…
Король серьезно сказал:
— Местные мальчики — замечательные мальчики. Но у тебя самые большие права на престол. Во-первых, ты из дома, где жил Орест Редькин, основатель Астралии. Почти что его родственник. Во-вторых, ты снял блокаду с Горы и столицы…
— Дон Куркурузо снял.
— С твоей помощью. Ну и вообще…
«Что „ну и вообще“? Неужели никого другого не нашлось?» — подумал Леша. Он ничуть не был обрадован.
— Кто-то должен продолжать придумывать Астралийскую сказку, — вздохнул король. — Без этого страна захиреет. А у тебя художественное воображение…
— Ох уж…
— Правда, правда! Ты еще сам этого не знаешь в полной мере…
На Лешу опять стала наваливаться дремота. Он не удержался, зевнул:
— Ваше величество, можно я подумаю?
— Конечно! Конечно! Разве я тороплю? Подумай! Вопрос-то серьезный…
Во дворце Леша почти не помнил, как Ыхало помогло ему раздеться и улечься в просторную, удивительно мягкую постель. Даже умыться не было сил.
Леша закрыл глаза. В них замелькали старинные дома, мосты, деревья, лестницы, пестрые флаги, рыцари и ребячьи лица…
Казалось, после такого бурного дня Леша должен был спать до позднего утра. Как говорится, без задних ног. Однако он проснулся в середине ночи. Поворочался, вспомнил все, что было, и вдруг почувствовал, что спать ему совершенно не хочется.
Высоко над кроватью, под сводчатым потолком спальни, дремал и светил вполсилы Лунчик. Узорчатые створки окна были распахнуты в королевский сад (разбитый на срезах великанских ветвей, как на лужайках). Оттуда пахло какими-то полузнакомыми травами и ночной влагой. Сквозь листву мигали яркие астралийские звезды.
За окном кто-то вполголоса разговаривал.
Леша прислушался. Один голос он узнал сразу — Ыхало. А второй… Леша и про него догадался! Жалобно и скрипуче, но вполне по-человечески говорила деревянная лошадь. Лошадь звали Дромадерой. Удрав со стадиона (чтобы не быть переделанной «на др-рова»), она бродила по столице и несколько раз встречалась ребятам. Смотрела вопросительно и печально. Ростик сказал ей один раз:
— Убежала, и ладно. Живи сама по себе. Зачем тебе этот Виття?
Лошадь вздохнула, будто не деревянная, а настоящая. Потом с Дромадерой познакомилось Ыхало и о чем-то несколько раз беседовало с ней при встречах. Леше было тогда не до того, чтобы слушать их разговоры. А сейчас он подошел на цыпочках к окну и лег животом на широкий прохладный подоконник.
Лошадь чуть заметно светилась некрашеной древесиной. А Ыхало было совсем незаметно среди темных кустов, только по голосу угадывалось, где оно. Дромадера и Ыхало беседовали на лужайке у окна.
— …А колесо-то тебе зачем? — спросило Ыхало. — Для лошади передние ноги вроде бы удобнее…
— Говорят, для пущей проходимости. Меня же не спрашивали, когда делали. Какую Виття заказал, такую и сколотили. Лошадей и живых-то не очень спрашивают, а уж такое дерево…
— Но ты ведь живая!
— А ему на это наплевать! Загонял совсем. Думает, если деревянная, значит, ни ума, ни нервов. А я, между прочим, устаю не меньше обыкновенной кобылы. И ласкового отношения хочется. А он разве понимает? Он в сто раз больше чурка, чем я…
— Бесчувственный человек, — согласилось Ыхало. — Совершенно неблагородная личность. А еще барон! Родословной небось гордится…
— Родословная! Пфы!.. — с настоящим лошадиным фырканьем отозвалась Дромадера. — У меня родословная не в пример древнее. Мой предок был троянский конь!..
— Ну и тем более незачем расстраиваться, — утешило ее Ыхало. — Плюнь ты на этого барона, Дрёмушка, не переживай…
«Как оно ласково ее называет, — подумал Леша. — Совсем друзьями сделались…»
— Я бы плюнула, да как одной-то жить? — печалилась Дромадера-Дрёмушка. — Заводная ручка-то у Витти. А у меня завод вот-вот кончится. Свалюсь где-нибудь, как рассыпанная поленница…
— Я же тебе говорю: не бойся! Проснется Леша, и что-нибудь вместе придумаем.
— А я уже проснулся! — весело сказал Леша с подоконника.
— Ой! — испугалась и, кажется, застеснялась Дромадера.
А Ыхало встревожилось:
— Ты почему не спишь? Уж не заболел ли?
— Просто выспался! А у вас что случилось?
— Тут такое дело… — стало разъяснять Ыхало. — У Дремы внутри двигательный механизм. Инерционный называется. Ну, вроде как в игрушечном автомобиле, только большой. С маховиком. Раскрутишь, и его хватает на несколько дней. Только крутить надо особой, секретной ручкой, а она у барона. Он ведь эту ручку ни за что не отдаст. А завод на исходе… Ты уж помоги Дрёмушке, Леша.
— А как?!
— Ну, «Чоки-чоком» своим. Средство безотказное…
— Его надолго тоже не хватит…
— Почему не хватит? Помнишь, ты мой патефон завел? Он с той поры так и вертится…
— Правда? — удивился и обрадовался Леша. — Тогда давайте попробуем! — Он прыгнул из окна в мягкую траву. — Только надо посмотреть, какой он, механизм-то…
— У меня сбоку дверца, — смущенно выговорила Дрема. — Надо крючок откинуть, она и откроется.
Леша встал на цыпочки.
— Не видно ничего…
— Минуточку! — Ыхало темной тучкой скользнуло в окно и тут же вернулось с Лунчиком. Тот спросонок недовольно стрекотал и дергался. Но в конце концов разгорелся в ладони у Ыхала.
Внутри у Дромадеры оказался тяжелый чугунный диск и какие-то шестеренки и рычажки. Диск медленно, неохотно вертелся.
Леша почесал в лохматом после сна затылке. Начал неуверенно, а закончил бодро:
Сначала вроде бы ничего не изменилось. Но, приглядевшись, Леша заметил, что маховик вертится все быстрее и быстрее.
Дромадера наклонила деревянную голову на один бок, на другой. Прислушивалась к себе. С удовольствием сказала:
— Ого…
Перебрала задними ногами.
— Кажется, у меня свежая кровь разбежалась по жилам. Конечно, в переносном смысле… Ура! — Она подскочила. — И теперь не нужно будет заводиться?
— Очень долгое время не нужно, — порадовало Дрему Ыхало. — А когда потребуется, Леша подзаведет.
— Я вам так благодарна, так благодарна!.. Пускай теперь Виття ездит на ком хочет! Хоть на собственной баронессе! Только на нее где сядешь, там и слезешь, ха-ха! И-ххо-хо!..
Дромадера встала на дыбы и потанцевала на задних лапах, а переднее колесо у нее при этом крутилось, как брошенный рулевым штурвал.
— Всю жизнь мечтала быть свободной! Буду гулять, где хочется, и катать на себе детей! Это самое приятное занятие, я всегда о нем мечтала!.. А теперь давайте я прокачу вас!
— Давай!.. Ыхало, подсади меня, пожалуйста! — И Леша взгромоздился на Дромадеру. — Надеюсь, ты без заноз?
— Я очень гладко оструганная лошадь!
Ыхало устроилось позади Леши, а Лунчика уложило спать в карман.
И они поехали!
Это была чудесная прогулка по волшебной ночной столице! Как большущие светляки, горели в листве редкие фонари, белели в сумерках мраморные статуи рыцарей и прекрасных дам, шептались и ворковали под мостами ручьи и маленькие водопады. Лишь в одном месте было оживленно: на площади с цветными лампочками танцевала молодежь. На Дромадеру и седоков никто не обратил внимания…
На небо выплыла Ихтилена, рассеяла по улицам желтый мягкий свет. Лунчик высунулся из кармана:
— Мама, привет!
Тетушка Ихтилена опустилась совсем низко и ласково помахала плавниками.
Вернулись к дворцу, когда сквозь деревья стал проступать рассвет.
Леша сказал Дромадере спасибо и через окно вернулся в спальню. Снова захотелось подремать, и мягкая постель казалась очень уютной.
Ыхало осталось в саду с Дромадерой.
Леша сладко зевнул и натянул шелковое одеяло. Но едва он это сделал, как в спальне послышался шум. Не просто в спальне, а под кроватью. Кто-то с сопением выбирался оттуда!
Леша не заорал «мама» только потому, что от испуга перехватило дыхание.
«Надо скорее позвать на помощь Ыхало!»
— Ы… — начал Леша. — Ых…
— Пожалуйста, не бойтесь, — раздался пыхтящий и жалобный голос. — Умоляю вас не пугаться и не сердиться на меня за дерзость! Я пришел с самыми добрыми намерениями…
— Кто вы такой? — наконец сумел выговорить Леша.
На фоне окна появился силуэт невысокого толстяка. Силуэт по-придворному раскланялся.
— Я, с вашего позволения, барон Виття фон Люмпо-Лампо де Лучина де… ну и так далее…
Леша почти перестал бояться. Даже совсем перестал. Потому что Виття, судя по всему, сам чего-то боялся. Леша вспомнил, что и на турнире барон не блистал храбростью.
И Леша сказал таким тоном, словно он был уже настоящий принц:
— Странное время для визита выбрали вы, барон.
— Приношу мои глубочайшие извинения, но…
— Вы, наверно, явились за Дромадерой? Но вы теперь не имеете на нее никакого права! У нее новый завод, и она свободная лошадь!
— И чудесно! Пусть делает что хочет! Я вовсе не из-за нее. Я ради вас, уважаемый и доблестный рыцарь Прозрачного кота!..
— Меня зовут Леша.
— Уважаемый и доблестный Леша Прозрачного кота… Прежде всего я должен сердечно поблагодарить вас за то, что вы избавили меня от этого бесчестного и незнакомого с рыцарскими правилами маркиза дон Сеял… — Барон опять раскланялся.
— Да ну, пустяки…
— Я обязан вам жизнью. И поэтому счел своим рыцарским долгом предупредить вас о грозной опасности… — Голос Витти стал приглушенным и зловещим. На цыпочках барон подошел к кровати и присел на край. Леше опять сделалось жутко: прямо хоть под одеяло лезь с головой.
— Я догадываюсь, что наш король уже подкатывался к вам со своим предложением, — произнес Виття со смесью почтительности и насмешки. — Насчет того, значит, чтобы вы записались в наследники престола…
Леша собрал остатки смелости и гордости. Сказал дерзко:
— А вам-то какое дело?
— Не соглашайтесь, Леша Прозрачного кота! — жарко зашептал Виття. — Ни в коем случае. Это сулит вам ужасную гибель!
— Почему?
— Вы знаете, для чего нужны в Астралии наследники? Думаете, чтобы потом делаться королями? Ха-ха… Они нужны, чтобы ими могли кормить подземного змея!..
Леша обмер.
— Кого… кормить?
— Внутри Горы живет ужасный громадный трехголовый змей. Длиной в полмили. Не слыхали?.. Ну естественно. О нем у нас предпочитают помалкивать. Но, увы, этот змей — печальная реальность. И у него крайне странный вкус. Каждые десять лет он требует себе к праздничному обеду юного наследного принца. Не в гости, а… на закуску. И грозит развалить и сжечь всю Гору, если принца не дадут… И что делать? Короли всегда вынуждены были заманивать посторонних мальчишек, объявлять их наследниками, а потом… Своих-то жалко, даже если они есть… А Респектабо к тому же бездетный. Вот и уговаривает вас… Конечно, потом он будет объяснять этот неблаговидный поступок государственной необходимостью, но вам-то не легче… Не соглашайтесь, возвращайтесь домой…
Леша еле дышал. Что же это такое? Неужели правда?
Он вспомнил короля. Славный такой, лицо добродушное, с мальчишками дружбу водит… А если это притворство? Кто их знает, сказочных королей!
— А вы не врете?
Виття фон Люмпо-Лампо сказал проникновенно:
— Зачем? Зачем же мне вас обманывать, Леша Прозрачного кота? Какая мне выгода? Я просто хочу отблагодарить вас. Я пришел сюда с риском для жизни. Если Респектабо узнает, что я открыл вам ужасную тайну, меня самого отдадут змею. Не вместо принца, конечно, а дополнительно.
— А… скоро назначено это… когда он принца есть должен? — совсем уже перепуганно пробормотал Леша.
— Очень скоро! Через две недели! Змей уже присылал предварительную заявку.
Леша сразу успокоился. Две недели! Уж как-нибудь за это время он сумеет разобраться, какой тут змей и что ему надо! И правда ли, что Респретабо Первый задумал такое коварство!
— Благодарю вас, барон! Я подумаю, как быть… Меня уже пытались один раз съесть в этих краях. И ничего, пока жив…
— Да-да, я слышал. Но змей гораздо чудовищнее людоеда. А король хитер… Будьте осторожны.
— Хорошо, буду, — зевнул Леша.
Виття встал и, кланяясь, попятился к окну. Леша вылез из постели и проводил его. Сказал через подоконник:
— Ыхало, не трогай барона, он был у меня в гостях.
А то ведь храброе и верное Ыхало могло бы оставить от барона одни клочки. Не разберешь потом, где Люмпо, где Лампо, а где фон…
Леша опять забрался под одеяло и стал думать о зловещем плане короля. Но долго думать не получилось. Несмотря на все тревоги, Леша стремительно уснул.
Когда Леша проснулся, большущие старинные часы с позолоченными рыцарями показывали половину десятого.
В окно сквозь листья пробивались горячие лучи. За окном паслась Дромадера.
Ыхало дремало в углу спальни. Но оно сразу вскочило, когда в комнату вошли два дядьки в париках и красных с золотыми шнурами куртках.
Дядьки осведомились, не угодно ли его высочеству встать, умыться и позавтракать. Они именовали Лешу как настоящего принца, хотя он еще не дал согласия на такую должность.
«Знаем мы это дело, — подумал Леша. — Сейчас „ваше высочество“, а потом на закуску страшилищу».
Но особой боязни он не ощущал. Потому что и утро было хорошее, и Ыхало рядом…
Леша поплескался и пофыркал в мраморной умывальной комнате. И даже зубы вычистил — щеткой с ручкой из слоновой кости и серебра. Потом в столовой с красивыми дубовыми стенами выпил простоквашу и съел яичницу.
Ыхало от завтрака отказалось.
Дядьки в париках вытерли Леше губы салфеткой (он возмущенно дрыгнулся) и сообщили, что «ваше высочество могут найти государя в саду, где его величество изволят в этот час заниматься физкультурными упражнениями».
Леша вышел в разбитый на висячих террасах сад.
Его величество Респектабо Первый на лужайке у мраморной беседки упражнялся с гантелями. Он был в голубом тренировочном костюме с королевским вензелем на пузе: буква «Р» с завитушками и римская единица.
Король бросил гантели в траву и заулыбался:
— Привет, Леша! Как спал?
— Здравствуйте, господин король, — сухо ответил Леша. И подумал, поглядывая на симпатичное лицо: «Неужели он правда злодей?»
Король мигнул. Сделался серьезным. Мизинцем потрогал на носу бородавку.
— Ты позволишь высказать мне две догадки?
— Пожалуйста, — буркнул Леша.
— Или у тебя после вчерашнего торта болел живот…
— Не болел у меня живот! — возмутился Леша.
— Или тебя успел посетить любезнейший Люмпо-Лампо. И поведал историю о страшном змее, который спит и видит, как ему слопать наследника астралийского престола!
Теперь замигал Леша.
Король понурился и развел руками.
— Что мне делать с этим бароном, будь он неладен? Недели не может прожить без какой-нибудь интриги… Ты ему поверил?
— Ну, как вам сказать…
— Понятно, понятно. Ты здесь человек новый и не знаешь еще, какой этот Виття… как бы выразиться поделикатнее… не совсем мудрый и недостаточно смелый…
— Короче говоря, дурак и трус? — обрадовался Леша.
— Это звучит не по-королевски, зато совершенно точно… А сказкой про змея-великана внутри Горы астралийских детишек пугают с давних пор.
— Значит, нет никакого змея?!
— Разумеется!.. Говорят, было такое чудовище в незапамятные времена. И вроде бы правда требовало себе на обед принцев. Но люди придумали выход: стали выпекать сладкие хлебные фигуры с изюмом, ростом с мальчика. И змей был вполне доволен. А потом у него от старости началась чесотка, он стал скрестись, трясти город. И тогдашний Главный маг Астралии, дон Пом-Идорус, превратил змея в ничто. В пустоту. Такие вот дела… Пустота эта в форме громадного дракона и сейчас есть внутри Горы. Там и музейные пещеры, и… всякие служебные помещения… Да это всем известно!
— А зачем же этот… фон Виття наплел мне всякое такое? — все еще недоверчиво спросил Леша.
— Ха! Да очень просто! Ему да еще некоторым страсть как неохота, чтобы ты стал принцем, а потом и королем. Во-первых, они сами были бы не прочь прибрать власть к рукам. А во-вторых, новый король — это всякие новшества в жизни, изменения. Чего доброго, в правительстве начнутся перемены и, значит, кой-кого попросят на пенсию… ну и, кроме того, у придворных всегда склонность к интригам, они без этого не могут…
— А почему же вы этого Виттю не уволите из баронов?
— Да куда же он денется? И жена его со свету сживет. У него такая супруга, ой-ёй-ёй… Жаль беднягу. Пусть уж интригует потихоньку…
— Ваше величество, а можно побывать в этих змеиных пещерах? — Леша уже полностью поверил королю, и ему хотелось новых приключений.
— Конечно, можно! Если хочешь, сейчас и отправимся… Почтенное Ыхало, надеюсь, не откажется сопровождать нас? А вон и еще попутчик! Он, кстати, давно здесь вьется, тебя дожидается!
Из гущи большого каштана спустились и подрыгались зеленые ноги в лаковых башмачках с пряжками. И в траву прыгнул Ростик. Он помахал перед собой снятым беретом.
— Доброе утро, ваше величество! Леша, привет!
— Ростик, здравствуй! Идем с нами в пещеры?
Конечно, Ростик пошел. По дороге Леша поведал ему про ночной визит Люмпо-Лампо. Ростик только рукой махнул: мол, чего еще ждать от этого барона.
Леша хихикнул:
— Вот бы мою знакомую букву «а» в его звание. Вместо буквы «о»…
Король между тем рассказывал, что от легенды про змея остался обычай: в праздник Летнего звездопада люди идут к пещерам карнавальной процессией и несут большущий свежеиспеченный хлеб. Ну, как бы для того, чтобы умилостивить змея. Только хлеб уже не в форме детской фигуры, а просто сдобный каравай. А потом на полянах перед входом в пещеру раскидываются шатры, балаганы, цирки и карусели — начинается гулянье.
В этом году праздник должен быть особенно интересным и ярким, раз Астралию посетил Леша Пеночкин. А кроме того, всех ожидает невиданное новшество: гастроли артистов лунного цирка.
— Мы уже успели побеседовать с почтенным Ыхалом, он обещал договориться на Луне с акробатами и клоунами… Только есть тут одна трудность. И немалая…
— А что такое? — встревожился Леша.
— На Луне-то, как известно, сила тяжести в шесть раз меньше, чем у нас. Их артисты к нашим нагрузкам не приучены. Как они здесь будут кувыркаться и летать под куполом?
— Надо под цирковой ареной уменьшить гравитацию, — подал идею Ростик. Оказывается, здешние жители понимали кое-что в современной науке и технике!
— И я про то же говорю! — отозвался король. — Но для этого масса энергии требуется! А наш ПВД чахнет и чахнет…
— А что за ПВД, ваше величество? — заинтересовался Леша.
— Почти Вечный Двигатель… Вечных двигателей, как известно, не бывает, но такой, который работает много-много лет подряд с одной раскрутки, юный Орест Редькин придумал. И этот двигатель в свою очередь заставляет вырабатывать энергию Генератор Волшебного Мира…
— ГВМ? — вспомнил Леша.
— Да-да!.. Ведь без энергии королевство не может существовать, а с нефтью и углем у нас небогато… Вот этот ПВД и крутится в подземной станции с давних пор. Говорят, что по расчетам он должен был работать еще лет двести, но в последнее время стал что-то ослабевать, обороты падают…
Конечно, Леша подумал, что его «Чоки-чок» может здесь пригодиться. Как в истории с Дромадерой.
— А мы побываем на этой станции, ваше величество?
— Разумеется! Ты должен все знать про наши дела.
Но сначала они пошли по музейным помещениям этой громадной пещеры. По гулким сводчатым коридорам и залам. Было очень интересно. На стенах висело рыцарское снаряжение, в стеклянных витринах лежала старинная посуда и тяжелые монеты разных веков. Стояли чучела единорогов и гигантских полосатых медведей, которые в древности водились в лесах Астралии…
Молодчина был мальчик Орест Редькин! Он придумал не просто сказочное королевство, а королевство с тысячелетним прошлым. И прошлое это получилось такое всамделишное, что от него остались книги, утварь и описания давно минувших событий. Значит, они на самом деле были! Ведь не случайно же на склонах Горы мальчишки то и дело отыскивают монеты с профилями давних астралийских королей!
— Ваше величество, а почему Орест Редькин не стал здешним королем? — спросил Леша.
— Тогда не было нужды. Вполне благополучно правил Огурелло Первый, потом его сын Огурелло Второй, мой дедушка. И страна процветала. Хотя, признаться, дедушка был со странностями и его порой звали Одурелло… А Оресту, когда он стал большой, сделалось трудно бывать у нас. В вашем Хребтовске, да и в других городах вашего пространства наступили трудные времена. Связь с заграницей ох как не одобрялась. Пускай даже с волшебной. Считалось, что раз имеешь дело с чужой страной, значит, шпион. Один раз он даже пошутил невесело: «Если узнают, что бываю у вас, тут же: Орест — под арест…»
Леша опять вспомнил суетливую букву «а». Как много может значить одна буква!
А про прежние суровые времена он слышал и раньше. От папы.
Наконец музейные залы кончились. Потянулся коридор, выложенный серой гладкой плиткой. Сделалось полутемно, только редкие лампочки горели на стенах, за проволочными сетками. Лунчик выскочил из кармана Ыхала и полетел впереди, светил, как фонарик. Иногда в стенах видны были перегороженные тяжелыми решетками арки. В них темнела пустота.
— Там что? — прошептал Леша.
— Всякие малоисследованные туннели, — неохотно отозвался король. — У змея-то было очень сложное тело. Множество лап, три головы с длинными шеями, извилистый хвост…
— Его величество специально велел поставить решетки, — сказал Ростик.
— Мое величество знает, что делает. А то некоторые любопытные личности полезут куда не надо, ищи их потом. Как в книжке про Тома Сойера…
Наконец коридор сделал поворот, и в конце его засветилась высокая стеклянная дверь.
Король выволок из кармана связку ключей…
Зал за дверью был просторный, квадратный. С яркими лампами. От такого света Лунчик опять юркнул в карман к Ыхалу.
Посреди зала было что-то вроде круглого бассейна, окруженного поручнями. Король поманил гостей:
— Идите ближе… Вот главный двигатель.
Воды в бассейне не было. Там не спеша, с тихим урчанием, вертелся горизонтальный, размером с цирковую арену круг. Он был из черного металла. Под бегучими краями этого диска были заметны большущие медные шестерни. Они тихо поворачивались. Вверх по стенам бассейна тянулись не то кабели, не то трубы — толщиной в королевскую руку.
В одном месте на краю бассейна подымался мраморный столбик, красивый такой, с узорами. Высотой до Лешиного плеча. Вроде как подставка для небольшой статуи. Но статуи не было, а на гладкой каменной площадке блестел граненый стеклянный шарик. Король поднял его. Оказалось, что внизу у шарика матовый стерженек. В камне для него было сделано гнездо.
— Вот, — сказал его величество. — Эта маленькая деталь — главная во всей машине. Она — как свеча зажигания в моторе… Ну, сравнение это, конечно, приблизительное… Стекло заряжено особой энергией. Она-то и крутит маховик… Такую вот волшебную штучку сюда принес и вставил сам Орест Редькин…
— Такую же или эту самую? — захотел уточнить дотошный Ростик.
— В том-то и дело, что не эту… Настоящую хрустальную свечу, которую подарил Астралии Орест, кто-то украл несколько десятков лет назад. Маги и волшебники нашли другую, такую же, но это все же не то. Все их заклинания гораздо слабее энергии, которую вложил в свой стеклянный шарик мальчик Орест… Видимо, поэтому колесо с той поры все замедляет и замедляет ход. И Астралия стареет…
Граненый шарик со стерженьком что-то напомнил Леше. Очень знакомое. Но это мелькнуло в голове и забылось. Потому что Леша думал о другом, грустно и беспомощно. О том, что никакой «Чоки-чок» не поможет раскрутить такой громадный диск. Тут и пытаться нечего. Это ведь не патефон и не волчок внутри Дромадеры. Здесь что-то сильное надо, просто великанское. Но что?..
Король сказал, что пора возвращаться. Леша послушно кивнул. Обратно он шел задумчивый и опечаленный.
Когда вышли из пещеры на солнечный склон Горы, король осторожно спросил:
— Ну что, Леша, ты еще не думал над моим предложением? Как насчет должности астралийского принца?
— У меня же ничего не получится, — прошептал Леша. — Я ведь не знаю, как разогнать маховик…
— Никто не знает, — вздохнул его величество. — А что поделаешь? Все равно будущий король нам необходим… А энергию, может быть, наскребем как-нибудь. Старшеклассники в королевской гимназии, например, хотят проложить сквозь пространство прямой коридор к Марсу. А на Марсе, говорят, всяких горючих запасов полным-полно.
— Как же так? — удивился Леша. — До Марса они могут проковырять пространство, а разорвать блокаду вокруг Горы не могли!
— Это разные вещи, — опять вздохнул король. — Одно дело сверлить космос над своей территорией, а другое — соединить сказку и обычную жизнь. Поэтому тебя и зовут в короли…
— Я еще подумаю, — пробормотал Леша.
— Ну, подумай, подумай…
Ыхало вдруг сказало, что ему и Лунчику пора снова отправляться на Луну.
— Надо как следует договориться с артистами в цирке. Да и Лунчик не успел попрощаться с бабушкой… Мы там еще денек погостим, а потом сразу домой. В одно время с тобой, Леша. Или даже раньше.
— Раньше не получится! Я ведь вернусь так, будто всего пять минут назад из дома ушел!
— Ну и ладно. А мы с Лунчиком несколько раз облетим вокруг Луны против ее вращения и тоже отмотаем время назад!
Ыхало забралось на высокий камень и свесило черную пятку. Леша вцепился Ыхалу в щиколотку, а Ростик пощекотал пятку колосками травы-овсяницы. Ыхало заверещало, тогда Леша отпустил его ногу. И Ыхало черной свечкой взмыло в голубизну. Пропало там.
— Эх, даже не попрощалось со мной, — скрипуче вздохнул кто-то. Оказалось, подошла Дромадера.
— Оно скоро вернется, — сказал Леша. И соврал для утешения: — А пока, Дрема, оно передало тебе привет.
Дромадера повеселела. Предложила всем покататься на ней. Король отказался. Объяснил, что надо готовиться к приему послов с островного государства Акватыква. Оказалось, что в ближнем море-океане имеется такой остров с весьма развитой цивилизацией. Тоже, разумеется, сказочный. Видимо, его, как и Астралию, кто-то придумал. А возможно, он вырос сам по себе, в силу закона о развитии сказочных пространств.
— А вы катайтесь, — разрешил король ребятам. — Только ты, Леша, не опаздывай к обеду. К двум часам.
— А Ростику можно? Мы обещали друг другу, что везде будем вместе!
— Да, ваше величество, мы обещали, — подтвердил Ростик.
— Валяйте. Надеюсь, Монья не разорится на лишнем едоке…
Леша и Ростик поехали на Дромадере и вскоре встретили других приятелей: юного графа Андрюшку Вулканчика, Николку Сверчка, Филимона в бескозырке, конопатого Яшку Божью Коровку и еще нескольких кактусят. Дромадера покатала всех. А потом нашлось другое развлечение. По склонам горы бежало несколько мелких горных речек, и по ним было очень весело мчаться, улегшись пузом на автомобильную камеру. Да, в Астралии были и автомобили, только немного и все старых марок.
Наигравшись и обсохнув, погуляли по столице, а потом Леша и Ростик отправились во дворец.
Вежливые дядьки в париках накормили «его высочество и его степенство кактуса первого разряда» королевской окрошкой, пирожками с малиной и молоком.
— Уф, — сказал Леша. — Я растолстею здесь, как Бочкин. Дома меня не узнают…
Ростик заметил, что, если не хочешь растолстеть, надо больше двигаться. И, хитро поблескивая глазами, предложил «одно тайное приключенческое дело».
— Давай снова отправимся в пещеру. Одни. Я там приметил решетку с разогнутыми прутьями. Можно забраться в неразведанный ход. Вдруг найдем что-нибудь такое… таинственное.
Лешу защекотали мурашки: и боязно, и хочется. Но для начала он разумно возразил:
— Влетит.
— А кто узнает?
— Ха! Взрослые всегда до всего докапываются.
— Сильно не влетит. Ты ведь почти принц. И за меня заступишься…
— А если заблудимся?
— У меня мел есть. Будем делать отметки на стенах.
— Там темно…
— А у меня — вот! — Ростик вытащил из кармана вполне современный электрический фонарик. А затем еще моток бечевки, ножик и мел. Видимо, его пышные средневековые штанишки тоже были «Тысяча мелочей».
Леша подумал, что отказываться от приключений в сказочной стране глупо.
Конечно, хотелось уже и домой. Там, дома, время стояло, но Леша-то не видел маму, папу и Дашу почти два дня и успел соскучиться. Тем более что казалось, будто прошла целая неделя. Но он решил: «Побываю с Ростиком в пещере, а потом — к себе в Хребтовск».
Главные ворота пещеры не закрывались. Она ведь считалась музеем, а вход во все музеи Астралии был бесплатный и круглосуточный.
В залах, как и в прошлый раз, никого не оказалось. Леша и Ростик пробежали их без оглядки. И опять очутились в длинном сером коридоре с зарешеченными арками по сторонам.
— Вот, смотри… — Ростик лучом фонарика повел по решетке из вертикальных ржавых прутьев. Два прута были искривлены. Раздвинуты. Таким тощим пацанятам, как Леша и Ростик, можно пролезть, если постараться.
Они постарались. Правда, Леша зацепился шпорами, а Ростику мешали шипы на плечах, но все же оба исследователя скоро оказались позади решетки, в темном коридоре.
— Кажется, это была одна из лап змея, — прошептал Ростик.
— А что мы будем здесь искать? — тоже шепотом спросил Леша.
Ростик ответил серьезно:
— Приключений. В этом главный смысл жизни.
— Неужели самый главный? — удивился Леша.
— По крайней мере, в Астралии, — объяснил Ростик. — Она для того и создана, чтобы распространять вокруг себя по всем пространствам… это… энергетическое поле приключений и тайн.
Леша вспомнил жизнь здешней столицы, которую видел вчера и сегодня. Продавцы торговали в лавках, садовники продавали цветы, извозчики зазывали прохожих в свои коляски, шоферы на трескучих грузовиках возили всякие грузы, каменщики строили мост через речку, кровельщики чинили острую крышу старого дома. Кстати, некоторые махали Леше руками. Но не назойливо, без криков. Не как наследному принцу, а как доброму знакомому… В открытые окна типографии было видно, как печатаются книжные листы с цветными картинками. А с верхних площадок дворцового сада можно было разглядеть поля на склонах Горы — там работали крестьяне, издалека похожие на крохотных разноцветных человечков.
Леша сказал:
— Что-то не похоже, чтобы все мечтали о приключениях. Живут себе и живут.
Ростик согласился:
— Конечно, живут. И неплохо. Но все радуются, когда случается что-то необычное… Только последнее время это бывает редко. Самое главное событие — то, что ты появился… А еще — обнаружили остров Акватыква. В океане.
— Я и не знал, что рядом океан. Мы там побываем?
— Конечно! Можно даже попросить у его величества корабль и сплавать на остров. Вдруг там тоже случится какое-нибудь приключение!
Леша подумал, что приключения бывают всякие. Одно дело — катанье на надувных камерах по горной речке, а другое, например, встреча с Людоедовым. О таком и вспоминать не хочется…
Коридор между тем соединился с другим — похожим на внутренность широченной трубы. Труба эта плавно изгибалась вдали — там, куда еле доставал сильный луч фонарика.
Несколько минут шли молча. Слышно было только чирканье мела, которым Ростик делал отметки. Да еще звяканье Лешиных шпор.
Раньше Леша думал, что в подземельях всегда холодно и сыро, но в этом коридоре воздух оказался сухой и теплый. Сильно пахло известкой. «Может, потому, что камень — известняк?» — подумал Леша.
Коридор был без ответвлений. Скоро он стал делать крутые повороты. Казалось даже, что он описывает кольца.
— По-моему, мы попали в хвост змея, — прошептал Ростик. — Говорят, он тянется на несколько километров. Извивается и делается все уже. Здесь почти никто не бывал.
Нельзя сказать, что Леше хотелось шагать в темном извилистом подземелье несколько километров. Тем более, что ничего интересного пока не обнаруживалось. Но сказать это он не решался.
А коридор и правда сузился. «Труба» стала такой небольшой в поперечнике, что перья на берете Ростика чиркали по своду. Шепот шумно шелестел и разбегался взад и вперед, словно мохнатые мыши.
Скоро каменная труба сделалась неровной. Порой — такой узкой, что приходилось лезть на четвереньках. Пролезешь, а потом можно встать и разогнуться — словно внутри бочки поперечником полтора метра.
— Это знаешь что такое? Это следы от позвонков на хвосте змея! — возбужденно объяснил Ростик. — Значит, змей на самом деле существовал! А потом испарился! Мы сделали историческое открытие! — И он опять опустился на четвереньки, чтобы пробраться к следующему «позвонку».
С фонариком в руке Ростик храбро лез впереди. На локтях и коленях. Шипы цеплялись за каменные стенки. Одно перо на берете отломилось. Леша подобрал его и сунул под рубашку. «Да, Ростик не то что я, он герой», — подумал Леша. И вспомнил Филимона с надписью «Герой» на бескозырке, в потрепанном красном костюме пажа. С дырами на коленях и локтях. И подумал, что у Ростика будут такие же дыры… Но случилось еще хуже: Ростик спиной зацепился за, острый каменный выступ и разодрал кожаную курточку от лопаток до поясницы.
Когда выбрались в просторный «позвонок», Леша осмотрел прореху и сказал с сочувствием:
— Влетит тебе от мамы…
Ростик закинул назад руки, пощупал дыру.
— Не влетит. У меня ведь нет мамы. А папа уплыл на корабле. Исследовать океан дальше острова Акватыква…
Леша виновато притих. Он-то думал, что в Астралии все счастливые, а тут вот какое дело… Ростик, видать, почувствовал Лешино смущение и сообщил беспечным тоном:
— Я живу сейчас у своего дядюшки, аптекаря Норуса Теодоруса. И у его жены. Они меня никогда не ругают, только жалеют… Иной раз даже сам себе готов уши надрать за всякие фокусы, а они лишь вздыхают и качают головами…
Леша сказал ворчливо:
— Качай не качай, а вон какая дырища… Зачем ты эту крокодилову кожу таскаешь на себе, когда такое тепло на улице…
— Ну… потому что полагается быть в придворной форме, раз я с тобой…
— Почему?!
— Я же… твой постоянный сопровождающий. Вроде как оруженосец…
«Вот тебе и на!» — расстроился Леша. И не удержался:
— А я-то думал…
— Что? — встревожился Ростик.
— Оруженосец — это ведь все равно что слуга. Ты же сам говорил, что кактусята быть оруженосцами не желают.
— Так это у бестолковых рыцарей, а не у тебя!
— Ну, все равно. Я думал, что мы…
— Что? — прошептал Ростик.
— Что мы друзья…
Ростик засопел, зацарапал башмаком камень.
— Я разве против? Я только думал… хочется ли тебе. Ты ведь ничего не говорил…
«Разве про это говорят…» — подумал Леша. Он положил руку на плечо Ростика. Рядом с шипастым валиком. Шепотом признался:
— У меня в классе никакая дружба не получалась. Не люблю, когда пристают и силой хвастаются…
— И я не люблю… По-моему, друзья — это те, кто всегда вместе, до конца. Никогда не бросают друг друга…
— Полезли дальше, — решительно сказал Леша. — Теперь моя очередь быть впереди, дай фонарик…
Скоро «позвонки» кончились. Узкий лаз извивался и делался все теснее. Леша понял, что дальше надо ползти на животе. «Но ведь змеиный хвост кончается, наверно, острием, — подумал он. — Не превращаться же нам в ужей…»
— Ай, — послышалось сзади.
— Что? — испугался Леша.
— Ты мне шпорой нос поцарапал.
— Я нечаянно…
— Да не сильно, не бойся… там, впереди, что-нибудь видно?
— Пока ничего… Ой, видно!
Лаз опять сделал короткий поворот. И больше не суживался. Метрах в пяти перед Лешей было квадратное, забранное решеткой оконце. В него пробивался дневной свет.
Леша, извиваясь угрем, торопливо полез вперед и прижал к решетке лицо.
Все, что угодно, ожидал он увидеть, но такое…
Знаменитый коллекционер графинных пробок Евсей Федотович Кубиков был безмерно изумлен, когда со звоном полетела на пол решетка, а за ней свалились в комнату двое мальчишек.
Один — в мушкетерских сапогах со шпорами, другой будто целиком из сказок братьев Гримм.
— Э-э… позвольте… Как это понимать? Вы откуда?.. Вы не ушиблись?
— Мы не ушиблись! Здрасьте! — дерзко сказал Леша, поднимаясь с пола. И Ростик встал с ним рядом.
— Ох, да это же Леша Пеночкин! — Евсей Федотыч вылез из кресла и растерянно затоптался. — Весьма рад… Но почему таким странным путем?
— Потому что это вовсе даже не вентиляция! И вы это прекрасно знаете! — заявил Леша. Он разговаривал так сурово оттого, что в нем сидела уверенная догадка. И обида за страну Астралию, которую он считал уже своей. И злая досада на коварного коллекционера Кубикова. Этой досадой и этой догадкой он еще там, в тесном лазе, поделился с Ростиком. И Ростик все понял. Тогда Леша и толкнул решетку…
— Признавайтесь, Евсей Федотыч! Ведь это вы стащили из подземной станции стеклянную свечу! Блестящий шарик с палочкой! Решили, что это тоже пробка для коллекции! Много лет назад!
Евсей Федотыч поймал на лету упавшие с носа очки и что-то попытался сказать. Потом сел в кресло и понурился.
— Никуда не денешься… Правду говорят, что рано или поздно наступает день, когда надо каяться в грехах.
— Это уж точно, — все так же сурово произнес Леша и постукал об пол каблуком со звонкой шпорой.
— Вы уж говорите про все, пожалуйста, сразу, — потребовал Ростик, хотя и не так уверенно.
— Придется, придется. От судьбы не уйдешь… — Евсей Федотыч развел руками в обвисших рукавах свитера. — Да, было такое… Вы садитесь, пожалуйста. А я расскажу, как это случилось. Поверьте, я сделал это не нарочно… То есть нарочно, однако по неразумению. Ведь мне было тогда примерно столько же лет, сколько вам… Нет-нет, я не хочу сказать, что в этом возрасте все безответственные и бестолковые. Вы — прекрасный пример тому, что это не так… Но я был именно безответственный и бестолковый…
Я живу в этом доме с самого рождения. И мне всегда хотелось узнать: что за этим окошком с решеткой? И вот один раз я не выдержал. Дождался, когда взрослые ушли из дома, поставил стремянку, снял решетку и полез…
Страшно было до ужаса, но и любопытно сверх меры… Я уже плохо помню этот подземный путь, ведь с той поры прошло больше полувека… Но в конце концов я выбрался в светлый зал, где в углублении вращался громадный круг. Наверно, я был очень легкомысленный мальчик. Убедившись, что в помещении ни души, я спустился на этот круг и покатался на нем, как на карусели. А потом… потом-то я и увидел эту пробку…
— Это не пробка, а свеча с волшебным зарядом, — хмуро перебил Евсея Федотыча Леша. — Ее вставил туда Орест Редькин, когда придумал Астралию…
— Я ведь ничего подобного не знал…
— Может, сперва это и была графинная пробка. Но Орест зарядил ее своей фантазией. Вы же сами говорили, что пробки заряжаются от людей…
— Несомненно, несомненно!
— Вот и получилась свеча зажигания для подземной станции. Самая главная деталь…
— Ах, если бы я это знал тогда! А я увидел пробку — красивую, сверкающую, — и сердце у меня заколотилось. Я ведь в ту пору как раз начал собирать свою коллекцию!.. Я схватил этот блестящий шарик и, ни о чем не думая, вернулся домой…
— Совсем ни о чем не думая? — подозрительно спросил Ростик.
— Да… сначала. Потому что пробка была прекрасна, от нее исходило какое-то особое тепло. И радость. Как от волшебного талисмана… Но через какое-то время я стал понимать, что совершил неблаговидный поступок. Даже начал опасаться, что это мне принесет несчастье. И однажды решил вернуть пробку на место. Пробрался в подземный зал снова. Но там, на каменном столбике, была уже другая пробка (или, как вы говорите, свеча), такая же. И я решил, что ничего страшного не случилось. Уже без всякого беспокойства вернулся с прежней добычей к себе.
Леша спросил с грустным удивлением:
— И вам не хотелось узнать, что там за подземелье, какая там вокруг волшебная страна?
— Ну… во-первых, я не догадывался про волшебную страну, я думал, что это просто подземный цех или станция какого-то завода… К тому же коллекция уже тогда была для меня самым главным и заслоняла все остальное. Я считал вполне справедливым, что таинственный ход привел меня именно к хрустальной пробке. И она стала главным экспонатом моей коллекции…
Леша опять открыл рот, но Евсей Федотыч поднял ладонь.
— Простите, я доскажу… Однажды случилось, что меня опять стала грызть тревога. И, видимо, совесть. Да-да… Но к тому времени я так подрос, что уже не мог пролезть в это оконце. По прошествии же нескольких лет стало мне казаться, что все случившееся было детским сном…
— А пробка? — подал голос Ростик.
— Да, вы правы… Когда я открывал ящик, где она лежала, снова все вспоминалось… Но разве случилась какая-то беда оттого, что я давным-давно взял себе эту стеклянную безделицу?
— Еще бы! — подскочил Леша. — Целая страна стареет и может совсем пропасть без энергии! А вы говорите — «безделицу»!
— Какой ужас! Но, может быть, еще не поздно что-то исправить?
— Значит, эта свеча до сих пор у вас?! — воскликнул Ростик.
— Без всякого сомнения! И если она необходима, я сию минуту… я сниму с души многолетний груз!
Евсей Федотыч зашлепал домашними туфлями к шкафу.
Леша повернул сияющее лицо к Ростику:
— Мы вставим свечу на место, и Астралия… ну, все в ней опять помолодеет! Как при Оресте!
— Теперь ты просто обязан стать наследным принцем, — заявил Ростик.
Леша вовсе не был в этом уверен. Сейчас, однако, было не до спора. Евсей Федотыч принес в ладонях ту самую волшебную свечу.
Когда-то, видимо, она в самом деле служила пробкой графина. Мальчик Орест зарядил ее своим безудержным желанием, чтобы Астралия жила сказочной и кипучей жизнью. Так оно и было до поры до времени…
— Вот, пожалуйста… — шепотом сказал Евсей Федотыч. — И попросите жителей этой страны: если можно, пусть они извинят глупого восьмилетнего Евсейку, который причинил им такие неприятности.
— Да они ничего не узнают! — воскликнул Ростик. — Просто маховик завертится быстрее и всякие веселые дела начнут случаться каждый день! Спасибо вам!
— Ох… это вам спасибо, что не сердитесь на меня, старого…
— Но только нам придется еще раз побеспокоить вас, — вежливо предупредил Леша. — Когда полезем обратно. Это самый короткий путь в Астралию…
— Пожалуйста, пожалуйста! Всегда располагайте мной! В любую минуту!..
— А сейчас, Ростик, давай забежим ко мне домой! А то я… — Он чуть не сказал «соскучился». Но вышло бы, что соскучился и по маме, а у Ростика-то мамы нет, и получилось бы неловко. — А то смешно даже: быть рядом с домом и не заглянуть!
— Конечно, забежим! — обрадовался Ростик.
— Ох, а как ты пойдешь в таком… нездешнем костюме? Все глазеть будут…
— Подумаешь! Я уже не раз ходил! Если спросят, скажу: из театрального кружка!
Леша замигал от удивления.
— Ты ходил? Здесь? У нас?
Ростик смутился:
— Ну да… Я ведь тебе не все еще про себя рассказал… Я потом объясню!
— Значит, у тебя тоже есть дорога сюда? Своя?
— Конечно! У многих есть…
Леша даже обиделся. Почему Ростик скрывал такое дело?
Но всерьез обижаться было некогда, очень хотелось домой.
— Пошли!
Леша собирался по пути расспросить Ростика: когда и как тот бывал в здешних краях. Но не получилось: оба спешили, чтобы прохожие меньше их разглядывали.
Впрочем, никто не обращал особого внимания на двух мальчишек: одного в сапогах со шпорами, другого в зеленом наряде пажа (теперь, кстати, весьма потрепанного). Возможно, думали, что это новая мода: в наше время моды меняются быстро…
Даша очень удивилась, увидев Лешу и Ростика.
— Леша, ты почему так быстро вернулся? А это… кто?
Настольные часы с календариком показывали, что Леша ушел из дома за час до этого момента. Почему не пять минут назад? Да потому, что надо прибавить время, которое он и Ростик потратили на разговор с Евсеем Федотычем и на дорогу от его дома.
— Это Ростик. Он кактусенок, — объяснил Леша. Не правда ли, очень понятно? Даша захлопала ресницами. Пришлось Леше коротко рассказать ей про все, что с ним случилось.
Даша поверила. И достала зеленые нитки.
— Ростик, ну-ка снимай курточку.
В швейных делах Даша была опытным человеком. Она аккуратно зашила прореху на кожаной куртке. Потом — прямо на ногах у Ростика — заштопала дыры на зеленом шелке. Приметала перо к берету. Надела берет на Ростика.
— Повернись… Все в порядке… Леша, нарисуй, пожалуйста, Ростика в полный ростик… ой, то есть в рост. Я с картинки сделаю выкройки. Он такой красивый. То есть костюм его… — И Даша порозовела.
— Нарисую, нарисую красивого Ростика, — засмеялся Леша. А у Ростика сделались розовыми оттопыренные уши.
Даша, чтобы сменить разговор, торопливо сказала:
— Между прочим, Ыхало и Лунчик вернулись. Полчаса назад. Спят в бане. Обещали, что потом расскажут про все приключения.
«Значит, и правда отмотали время назад», — подумал Леша.
Мама по-прежнему была в гостях у подруги, папа наверху писал свою картину. Размеренно тикали часы.
Леше казалось, что он никуда не уходил из дома, и все удивительные события ему приснились. Но ведь они же были! Вот и Ростик рядом!
И Леше очень захотелось опять т у д а. Конечно, дома хорошо, но слишком уж привычно (и даже скучновато). Это там, в Горнавере и других местах Астралии, его снова станет тянуть домой. А сейчас…
«Это что же, я теперь так и буду рваться то туда, то сюда?» — подумал он. Однако без большой опаски, даже весело.
— Ростик! А когда мы двинемся обратно?
— Давай через час! Мне тут надо забежать еще в одно место…
— Куда?
— Ну… я тебе потом объясню.
— Ладно, как хочешь, — равнодушным тоном согласился Леша и подавил в себе досадливое чувство.
— Давай через час встретимся у дома Евсея Федотыча, — предложил он. А от него — опять в столицу. Через «змеиный хвост».
— Договорились! — И Ростик убежал. Но на прощанье успел шепнуть Леше: — Какая у тебя симпатичная сестра…
Чтобы как-то протянуть этот час, Леша снова принялся рассказывать Даше про дона Куркурузо и глиняную корову, про турнир и короля, про подземелье и стеклянную пробку-свечу.
— Покажи пробку-то, — попросила Даша.
— Она у Ростика в кармане… Ну ничего, в следующий раз посмотришь.
— В какой это следующий раз? Вы пробку поставите на место, я и не увижу…
— Почему не увидишь? Мы с тобой вместе сходим в пещеру, где ПВД. Я попрошу короля…
— Это когда еще! Нога все болит и болит! Ох, Лешка, ты, конечно, опять забыл принести лечебный порошок?
— Голова моя дырявая!.. В следующий раз обязательно принесу. Попрошу у мага.
— Опять «в следующий раз»! Ты уйдешь, а мне тут снова одной сидеть!
— Но ведь по здешнему времени всего пять минут!
— По-моему, тебе просто не хочется брать меня с собой! — заявила Даша. Иногда она любила покапризничать. А теперь к тому же была причина.
Леша пробормотал:
— Глупости говоришь. Просто нельзя тебе с больной ногой…
— А я придумала! Можно вылечить ногу, когда придем к Евсею Федотычу! Китайской пробкой и «Чоки-чоком», как твой синяк! А до Проходной улицы ты довезешь меня на велосипеде! И не спорь!
Леша и не думал спорить.
Он вытащил из кладовки старенький велосипед-подросток, вытер с него пыль, подкачал колеса.
Даша празднично суетилась:
— Как ты думаешь, какое мне надеть платье?
— Спортивный костюм надень. Знаешь, по какой подземной кишке ползти придется…
Когда ехали на Проходную, Даша спросила:
— А почему подземный хвост змея ведет прямо в комнату Евсея Федотыча?
— Наверно, Орест придумал. Специально, чтобы побыстрее добираться до столицы. Ведь в той квартире жила когда-то его старушка няня. Наверно, он бывал у нее. Вот и решил сделать такой проход…
— Может, потому и улица — «Проходная»?
— Может быть… Не егози, а то свалишься…
Леша был уверен, что Ростик ждет его у дома на Проходной, у крыльца.
Но Ростика не было.
Подождали. Леша спросил у прохожего: который час? Оказалось, Ростик уже опаздывает на десять минут. Леша забеспокоился. Подождали еще минут пять…
— Леша, а может, он уже там, у Евсея Федотыча?
Позвонили. Никто не открыл. Подергали ручку — заперто.
Подождали еще. Позвонили снова: раз, другой, третий. Настойчиво. Никакого результата.
Прошло, наверно, полчаса. Потом еще столько же. Леша и Даша сидели на ступеньках, очень расстроенные. Леша даже бояться начал — неизвестно чего. И думал, думал: что же случилось?
Что случилось с Ростиком, станет известно позже. А с Евсеем Федотычем произошла неприятная, хотя и обычная для людей его возраста вещь. Он вышел из дома, чтобы купить в булочной свежий батон к обеду, и вдруг почувствовал, что у него сильно закололо сердце. Присел на лавочку у чьих-то ворот, прикрыл глаза. Прохожие заметили, что человеку плохо, помогли дойти до поликлиники, которая была за углом. Там Евсею Федотычу дали капель, сделали укол. Ему стало лучше, и он отправился домой.
Но вернулся он, когда Леши и Даши на крыльце уже не было. Потому что Леша сердито и печально сказал:
— Пошли. Сколько можно ждать…
У него появилось подозрение. Нехорошее такое. А что, если Ростик один вернулся в столицу? Ведь пробка-то — у него!.. Может, решил стать героем в глазах всей страны и короля?
Конечно, это скверное дело — подозревать друзей в нехороших поступках. Но… во-первых, мыслям не прикажешь. Во-вторых, друзья-то они лишь со вчерашнего дня. И что Леша знает о Ростике? Если по правде говорить, этот кактусенок кажется легкомысленным и непонятным. Почему он так таинственно исчез? Ничего не объяснил. От друзей разве что-то скрывают?
Леша отвез очень огорченную Дашу домой. Посидел насупленно, подумал. И решил:
— Вот что! Двинусь-ка я туда своим ходом. Надо все выяснить до конца!
— Пешком? — ахнула Даша. — А если опять Людоедов?
— Я возьму рогатку.
— Я буду страшно волноваться! И за тебя, и за Ростика. — Она ведь ничего не знала о Лешиных подозрениях.
— Не успеешь ты поволноваться, я же вернусь через пять минут… И уж на этот раз обязательно принесу лекарство!
Леша побежал на ромашковую поляну. Была надежда: вдруг Бочкин попросил Прошу пригнать сюда со станции поезд? Но поезда, к сожалению, не было.
И Леша зашагал по шпалам. Рогатка торчала у него за поясом. Глиняные пули были наготове, в верхнем кармашке.
На развилке Леша на этот раз свернул куда следует, налево. Недалеко была уже станция Чьитоноги. Леша стал шагать еще тверже, чтобы добавить себе храбрости. Шпоры зазвенели громко и по-боевому. И Леша вдруг подумал:
«А почему бы все-таки не попробовать еще раз колдовство с сапожками?»
Конечно, дон Куркурузо предупреждал, что не надо, но ведь и маги иногда ошибаются. Вон сколько он возился с коровой…
Страшновато стало, но Леша представил, какой длинный путь до Горнавера: по рельсам, потом на пароходе до Желтых Скал, затем по дороге, ведущей на Гору… Он встал прямо, зажмурился, сдвинул каблуки.
— Шагом марш!
Ничего не получилось.
Тогда Леша сказал:
«Удивительного скачка» не вышло. Но сапожки вдруг дернулись и… побежали по шпалам! Сами собой! Так, что Леша еле успевал перебирать ногами. Он понимал, что вот-вот брякнется.
— Эй, стойте! Вы с ума сошли! Да подождите вы, бешеные!
Но сапоги не слушали! Мчались все быстрее! И Леша наконец свалился и крепко треснулся о шпалу, вскинув ноги.
Сапоги подергались, соскочили с ног и помчались по шпалам — одни, без хозяина!
— Подождите! Куда вы?!
Но сапоги — топ-топ-топ, дзинь-дзинь-дзинь — скрылись за поворотом.
— Дураки, — сказал им вслед Леша. И, признаться, даже всхлипнул: слишком уж много неприятностей свалилось на него за последний час.
Потом он встал. Потер ушибленное место. Снял и сунул в карманы носки. И зашлепал дальше босиком. Потому что все равно ведь надо идти. Все выяснить до конца!
Что поделаешь, в сказках бывают не только радости, но и много всяких трудностей. Леша понимал: чтобы победить, надо шагать вперед. Если даже от тебя сбежали волшебные сапоги. Орест Редькин тоже не повернул бы назад… Вот кто мог бы стать настоящим другом — мальчик Орик!
А Ростик?.. Неужели он и правда такой обманщик?
А может, с ним что-то случилось?
Ох, как все непонятно и тревожно…
Леша задумался, глядя под ноги, а когда опять посмотрел вперед, вздрогнул. И перепуганно остановился.
Навстречу ковыляла бабка! Та самая, со станции Чьитоноги. Одной рукой она опиралась на клюку, а другой… несла Лешины сапожки.
Бабка встала в пяти шагах, улыбнулась ртом, из которого торчал зуб, похожий на огрызок желтого карандаша.
— Вот, изловила их, неслухов… Ну-ка, ступайте к хозяину! — Она поставила сапожки на шпалу. Те постояли и побрели к Леше. Остановились перед ним. И казалось, что они — не сами по себе, а в них вставлен очень виноватый, просящий прощения мальчишка. Только невидимый.
— Надевай, не бойся…
— Спасибо, бабушка, — пробормотал Леша. Торопливо натянул сапожки прямо на босые ноги. И покосился на бабку уже не так опасливо.
— Ты им спуску-то не давай, — посоветовала бабка. — Держи в строгости.
— Ладно, — буркнул Леша.
— Но и не колдуй зря. Все равно они одноразовые, толку больше не будет. Как обувки — годятся, а для транспортной цели — без всякой пользы…
— Спасибо, бабушка, — опять сказал Леша.
— Не стоит благодарности, голубчик… А чего вы в гости-то не заходите? Я каждый день угощенье готовлю, а вас все нету. Иногда мимо прокатите на своем самоваре, да ищи-свищи… Подчас прямо досада берет.
— Все времени нет, — виновато сказал Леша. — Да еще и боязно…
— А чего боязно-то? Или кто про меня всяких глупостев наговорил? Дак ты не слушай пустобрехов-то! Я отродясь ребятишкам худого не делала!
— Вы, наверно, обиделись, что мы тогда у вас корзинку с пирогами ухватили…
— И-и, милый ты мой! Неужто я детских шалостев не видела? Ухватили, и кушайте на здоровье! Я еще спеку… У меня и сейчас есть свеженькие. Может, зайдешь?
— Извините, бабушка, но опять времени нет! Мне вот так, до зарезу, скорее надо в Горнавер. Во-он туда! — Леша показал на вершину Горы, которая в дымке вырисовывалась над деревьями.
— До зарезу?!
— Ага…
— Ну, тогда постой малость… — Бабка уковыляла в избу. И тут же вернулась с большущей метлой. К толстенному длинному черенку было приделано мотоциклетное седло.
Бабка боком, привычно, устроилась на седле, а Леше велела:
— Садись давай впереди меня. Не забоишься?
— Ну а если и забоюсь, так что? — храбро отозвался Леша. — Главное, чтобы добраться поскорее…
Он тоже сел боком, как на жердь изгороди. Бабка одной рукой (костлявой и твердой) ухватила его поперек живота. А он изо всех сил схватился за черенок метлы.
— Ты зажмурься, оно тогда не так страшно.
Лешины глаза, однако, зажмуриваться не хотели, наоборот, раскрылись широко-широко.
Метла дернулась, земля вмиг оказалась далеко внизу, воздух кинулся навстречу, начал рвать волосы и теребить ресницы. Зато Гора стала приближаться, будто в кино, когда на экране растет изображение.
— Куда тебя в столице-то высадить? — крикнула бабка.
— Лучше всего у дворца! В саду!
Не прошло и трех минут, как Леша оказался на лужайке, где утром встретился с королем. А бабка стремительно взмыла ввысь. Леша едва успел крикнуть вслед спасибо.
— В гости приходи-и-и!..
Леша постоял, привыкая к твердой земле после сумасшедшего полета. Огляделся. Где искать Респектабо Первого?
На счастье, появился в беседке Туто Рюмбокало.
— Господин цер… цермер… Господин Рюмбокало! Здравствуйте! Вы не знаете, где сейчас его величество? У меня важное дело!
— Приветствую вас, рыцарь Прозрачного кота, — церемонно ответствовал Туто Рюмбокало. — Его величество Ренесансо… э, Респектабо Первый отправился с послами государства Акватыква осматривать достопримечательности столицы… Кстати, он весьма сожалел, что вы до сих пор не согласились на его предложение и он не может представить вас послам как официального наследника престола.
Леша поморщился. До престола ли ему сейчас? Главное — выяснить, что с Ростиком. И куда Ростик девал свечу! Едва ли он успел передать ее королю, если даже собирался…
А может, у Ростика и не было такого плана? Может, он хотел пробраться к Почти Вечному Двигателю один и поставить свечу на место самостоятельно? Чтобы всем сделать сюрприз!
Может, он не такой уж хитрый и обманчивый, а просто с ветром в голове? Решил пошутить с Лешей?.. Ничего себе, шуточки!.. Да ладно, пускай он, Ростик, будет хоть какой, лишь бы с ним не случилось ничего плохого! И лишь бы ПВД заработал с новой силой…
Леша сказал Рюмбокало, что подождет короля в саду. Но когда церемониймейстер удалился, Леша подумал: а зачем сидеть и ждать? Можно ведь и без короля побывать в пещере. Вдруг Ростик как раз там и устанавливает свечу!
Правда, ключ от зала с ПВД у короля, но хитрый Ростик вполне мог запастись отмычкой…
Тут, на счастье, высунулась из кустов Дромадера.
— Дрема! Отвези меня к пещере! Скорее!
Они помчались как на пожар! По улицам, по мостам!..
Вот и вход. Леша прыгнул с Дромадеры и помчался по знакомым залам и коридорам. Свернул в серый коридор с решетками. Сейчас поворот, а за ним — стеклянная дверь станции ПВД!
Но тут пришлось уменьшить скорость. Остановиться. Из-за поворота вышел навстречу… барон Виття фон Люмпо-Лампо!
— Леша Прозрачного кота! Какая удача! Я как раз искал встречи с вами, чтобы предупредить о страшной опасности!
— Да идите вы с опасностями! — в сердцах крикнул Леша. — Не морочьте голову!
— Я не думаю морочить! Я…
У Леши шевельнулось новое подозрение.
— Лучше скажите, где Ростик! Это, наверное, вы его заманили куда-то!
— Что вы! Что вы! Никакого Ростика я не знаю!
Это было уже чистое вранье! И Леша понял, что надо действовать храбро и быстро. Он выхватил из-за пояса рогатку, вложил глиняный шарик, растянул резинку.
— Руки вверх!
Барон усмехнулся, глянул мимо Леши, щелкнул пальцами.
И на Лешу упала тьма.
Такая же, как в Лиловом лесу — пыльная, пахнущая мешковиной…
Леша уже потом догадался, что за ним следили. И в городе, и здесь, в пещере. Подлый Виття фон Люмпо-Лампо отвлек Лешу разговором, а другой злодей — Его Етугоро — выбрался из боковой ниши и набросил на мальчишку мешок.
Леша не очень удивился. И не очень испугался. В глубине души он чего-то подобного ждал. Так всегда бывает: если уж начались неприятности, сразу не прекратятся. Поэтому он молчал и даже не дергался, пока его куда-то несли.
Вскоре Лешу довольно осторожно вытряхнули из мешка. Он встал. Увидел, что находится в каменной комнате без окон, с яркими лампочками. Значит, по-прежнему в подземелье.
Вытряхнул Лешу из мешка Его Етугоро — главный распорядитель всех массовых дел и праздников. Рядом пританцовывал и потирал руки Виття. А за длинным столом сидели еще двое: маркиз Аугусто-Негусто дон Сеял и незнакомый дядька с похожим на красный кулачок лицом, окруженным торчащими, будто жесткие швабры, бакенбардами. Потом узнал Леша, что это начальник астралийской полиции его превосходительство Бельдевул Хвост де Каракара.
Виття и Его Етугоро тоже поспешно уселись за стол. Виття поигрывал рогаткой, которую успел выхватить у Леши. Обезоружил, так сказать.
— Свинство какое! — сказал Леша. — Четверо на одного! Да еще такие здоровые!
— Ну и что! Ну и что! — заподскакивал Виття. — Мы же не на турнире!
— Вы забыли, что я почти королевский принц? Я скажу его величеству, он вам покажет!
— Пфы! — опять подпрыгнул Виття. — Очень мы боимся этого величества! Рекукамбо Первый, ха-ха…
Бакенбардистый дядька тоже насмешливо пфыкнул, а у маркиза под крючковатым носом зашевелилась ядовитая улыбка.
Его Етугоро привстал и насмешливо проговорил:
— Мы приносим извинения вашему «почти высочеству», что обошлись с вами несколько бесцеремонно. Но жаловаться его величеству вы не станете. После того, как вы ответите на несколько вопросов, мы почтительнейше попросим вас отправиться домой и забыть дорогу в Астралию…
— Чего вам надо-то? — совсем не по-придворному перебил его Леша.
— Нам надо, чтобы вы открыли один ма-аленький секрет! — опять подскочил Виття. — Один ма-а…
— Постойте! — перебил его бакенбардистый генерал Хвост. — Пускай Етугоро ведет допрос.
— А собственно говоря, почему вы прерываете меня, ваше превосходительство?
— Для порядка! — Генерал блеснул красными глазками. — Продолжайте, господин Етугоро!
Его Етугоро впился в Лешу колючим блеском темных очков.
— Барон прав. Один ваш маленький секрет. С помощью какого заклинания вы сумели сделать стреляющим незаряженный мушкет? Да еще так стреляющий, что из двух стволов ухитрились выпустить три пули подряд!
— Ка… кой мушкет? — почему-то очень испугался Леша. — Когда?
— Ты забыл? — И у Его Етугоро вдруг, будто у громадной лягушки, растянулся рот.
— Людоедов!
— Он самый, милый мой! — заулыбался Етугоро. Стащил темные очки и парик. — Удивляешься, да? Небось думаешь: «Как это он десять лет служит при дворе, если совсем недавно сидел в башне у Бочкина?» Хе-хе…
Леша в самом деле удивлялся. И мысли его перепуганно прыгали.
— Чтобы ты не отвлекался на посторонние размышления, объясняю сразу. Когда я не выдержал издевательств твоего друга Бочкина и освободил себя, то прежде всего пробрался в пещеру к шарлатану Куркурузо. Лишь чуть-чуть опередил тебя, но двух минут было достаточно. Я кое-что понимаю в колдовстве и сразу разобрался, где там у этого бездельника машина времени. Самое лучшее место для укрывательства после побега — прошлые времена. Хе-хе… Машина проста в управлении, я отвел рычаг на десять лет назад и — пожалуйста! Явился ко двору и с той поры верно служу Респектабо Первому, хотя данное величество этого и не заслуживает.
— Втерлись в доверие, значит, — заметил Леша. Он уже пришел в себя.
— Именно! Именно!.. А прежде чем воспользоваться машиной, я прихватил у Куркурузо его колпак, — самодовольно сообщил Етуторо-Людоедов. — Рассеянный дурень уронил его за бочку с глиной и не мог найти. А колпачок-то не простой! Я сразу сообразил, что он, помимо всего, — шапка-невидимка!.. Вуаля! — Етугоро выхватил из-за пазухи синий звездный колпак, вывернул на левую сторону, нахлобучил его и пропал! А через несколько секунд возник опять. — Ну, как?
— Не забывайте, что вы обещали передать после установления новой власти эту шапку в распоряжение законного правительства, — скрипуче напомнил генерал Бельдевул Хвост.
— Обещал, обещал… Сейчас речь не об этом. Надо разобраться с «наследником», хе-хе…
У Леши в голове опять началась сумятица: «Значит, они задумали захватить власть!.. Где же Ростик?.. Знают ли они о пробке?.. Что делать-то?..»
Он оглянулся на дверь. Может, так: «Чоки-чок, отопрись, дверной крючок?»
Но дверь была предусмотрительно закрыта не на крючок, а на могучий засов с висячим замком.
— Ускользнуть вам, сударь, не удастся, — хрипло сообщил генерал Хвост. — Лучше отвечайте по-хорошему.
— Да про что отвечать-то?
— Не притворяйся! Про мушкет! — рявкнул дон Сеял и стукнул кулаком по столу. Так, что мигнули лампы, а Леша даже подскочил. Но отвечать не стал. Сказал упрямо:
— Все равно вам мой секрет не поможет. Это только я умею.
— Поможет или не поможет, мы сами разберемся, — заявил Етугоро. — Ты давай выкладывай.
— Да зачем вам это! — отчаянно крикнул Леша. Он чувствовал, что рассказывать злодеям про «Чоки-чок» ни в коем случае нельзя.
— Он еще спрашивает! — перебил Виття. — Какие там, в несказочном пространстве, бестолковые дети!.. Для армии это нужно, для армии! Если не надо будет делать ни порох, ни пули и каждый солдат сможет заряжать ружье с помощью двух-трех слов, тогда что?
— Что? — бормотнул Леша, стараясь протянуть время.
— Такая армия будет непобедима! — веско произнес дон Сеял.
— Кроме того, стреляющие ружья нужны полиции, — напомнил генерал. — А сейчас у нас что? Позор для цивилизованной страны! Всего десять полицейских, да и те вооружены алебардами! Попробуйте тут навести порядок!
— Разве в Астралии нет порядка? — возразил Леша.
— Ни малейшего! — отрезал генерал Хвост. — Вот вам наглядный пример: проникают в страну всякие подозрительные личности!..
— А разная зеленая мелкота совсем обнаглела, — вмешался маркиз. — Нельзя даже кустики вырубить, чтобы расчистить место под гараж для велосипеда. Сразу скандал на все королевство.
— Ну, ладно! А зачем вам армия-то? С кактусятами воевать? — Леша снова тянул время. Он ждал, что откуда-нибудь придет спасение.
— Он глуп так же, как наш король, — отозвался Виття.
— Неужели непонятно? Если будет армия, враг всегда найдется. Во-первых, этот остров Акватыква! Может, они только притворяются мирной страной…
— А если даже не найдется врага за пределами государства, всегда можно разделить армию на две. Они прекрасно сумеют сражаться друг с другом, — заявил дон Сеял.
— Зачем?! — уже совершенно искренне изумился Леша.
— Для воспитания в людях боевого духа и героизма! — воскликнул генерал Хвост. — Без этих качеств настоящая нация не может существовать!
— Да, мы должны воспитывать героев! — поддержал его дон Сеял. — Наступают трудные времена. Стране нужны будут сильные личности! Скоро эта дурацкая вертушка Ореста Редькина остановится совсем, и в стране наступит энергетический голод. Начнутся трудности и борьба!
— И превосходно! — заявил барон Виття фон Люмпо-Лампо. — Без борьбы не бывает развития и прогресса! Борьба за лучшее будущее — задача любого нормального общества!
— Эта страна поросла плесенью! — заразился общим энтузиазмом Его Етугоро. — Мы разрушим эту сонную жизнь и на ее месте построим новую — светлую и свободную!
— А сейчас она разве не свободная? — опять удивился Леша.
Дон Сеял возбужденно объяснил:
— Это сонная свобода! А мы добьемся такой, чтобы никакого спокойствия!
— Только борьба! — завопил Виття. — Цель человечества в вечной борьбе! Ура!..
Тут все четверо забыли про Лешу. Вскочили, задрали подбородки и заголосили:
Они спели, посмотрели друг на друга и, кажется, слегка смутились. Строго глянули на Лешу.
«Про свечу им, значит, ничего не известно. Это хорошо», — подумал Леша. И сказал:
— Вы же всю страну разорите!
— И прекрасно! Мы построим на ее обломках новую! — отрезал Виття.
— Там не будет места всяким глупостям вроде сказок и приключений, — добавил генерал Хвост. — Число полицейских возрастет в четыреста раз. И школы я предлагаю тоже подчинить полицейскому ведомству. Чтобы новое поколение росло таким, каким полагается…
— Его светлость герцогиня Флориэлла Дальнополянская предлагала свою кандидатуру на должность директора главной столичной гимназии, — сообщил дон Сеял. — Она уже разработала ряд реформ.
— Каких? — полюбопытствовал Виття.
— Например, соединить в одном предмете обучающую и воспитательную роль. В указке! Известно, что слова «указание» и «наказание» имеют один корень. И в школьном деле корень тоже должен быть один. Только указки для этого следует делать прочными и гибкими…
«Экая новость, — подумал Леша. — Наша Леонковалла давно знала такой способ…»
Он сказал:
— Король все равно не позволит!
— Ха! — опять подскочил Виття. — При чем тут король, если полиция и армия будут подчиняться не ему, а нам!.. Ну, говори свой секрет, пока не поздно! А то худо будет!
Нельзя сказать, что Леша не боялся. Но злость на этих подлых заговорщиков была сильнее страха.
— Ничего я вам не скажу!
— Худо будет, — повторил Виття зловеще и ласково.
— Пусть! Можете меня даже съесть!
Злодеи посмотрели на Людоедова. Тот развел руками:
— К сожалению, не могу! Этот бесстыдный Бочкин так долго кормил меня морковью, что я совсем испортил здоровье: не в силах есть ничего, кроме морковных блюд. Недаром так похудел!
— Тогда я р-разорву его на части! — пообещал генерал.
Етугоро-Людоедов покачал головой:
— Если мы разорвем или съедим нашего пленника, кто нам откроет волшебство? Есть другие способы, чтобы заставить его заговорить!
— Да-да! — воскликнул барон Виття. — Мое изобретение! «Веселое кресло»! Оно развязывает язык лучше всяких хитроумных мучений!.. — Он захихикал и заегозил.
Леше отчаянно захотелось домой.
— Ну! — прищурился дон Сеял. — Последний раз спрашиваем! Будешь говорить?
— Нет… — слабым голоском откликнулся Леша.
Его схватили за плечи, лязгнули засовом на двери, втолкнули пленника в другую комнату.
Она была гораздо просторнее первой. И с таким же ярким светом. У стен громоздились механизмы и приспособления, жуткие на вид: скамейки с шипами, какие-то колеса с петлями и деревянные рамы с цепями. Не было ни малейшего сомнения, для чего все это. Потому что прямо против Леши на стене висела черная мраморная доска в деревянной раме и с медными старинными буквами:
Помѣщеніе
для
пытокъ
«Мамочка…» — простонал про себя Леша.
Етугоро-Людоедов по-лягушачьи заулыбался и потер руки. Виття захихикал:
— Не бойся, мальчик, мы не какие-то мучители. Тебе будет даже весело. Потому что… хе-хе… Вот сейчас…
И он выкатил из угла на середину комнаты большущее деревянное кресло на роликах. С какими-то крючками и отростками.
С Леши мигом сдернули рубашку и майку. Стащили сапожки. Он заверещал, забрыкался, но было поздно. Его усадили на жесткое сиденье, прижали к твердой спинке. Хлоп — на ногах, на руках, на плечах защелкнулись холодные железные скобы. Наверно, электромагнитные.
— Приступаем к демонстрации! — Виття, пританцовывая, нажал кнопку на пульте у стены. С боков и снизу у кресла выросли механические руки. Суставчатые. С длинными шевелящимися пальцами. На некоторых пальцах были волосяные кисточки.
Леша никогда не боялся щекотки — не то что Даша или Ыхало! Но сейчас ему стало жутко от своей беспомощности. Он понял, что вот-вот заревет. И крепко зажмурился.
— Действие такое, — объяснял своим сообщникам Виття. — Верхние конечности обрабатывают пациенту бока и подмышки, а нижние мягко, ла-асково щекотят его под коленками. И пяточки, пя-аточки…
— Прекрасно, прекрасно, — радовался Людоедов-Етугоро. — Давайте попробуем…
— Да зачем? — возразил генерал Хвост. — Подследственный и так готов выложить всю подноготную. Смотрите, какой он перепуганный!
— Ну, самую чуточку, — умиленно попросил Етугоро. — Любопытно, как он будет дергаться и визжать…
— Ни в коем случае! — возразил дон Сеял. — Мальчишка от хохота потеряет связность речи и не сможет ничего рассказать толком. Соображать надо своей головой, Егоро… тьфу, Еготуто…
— Моя голова очень даже соображает, — ответил бывший Людоедов. — А вы себе много позволяете, господин маркиз. Будто самый главный начальник!
— А кто же здесь начальник, позвольте узнать? Не мне ли поручено разработать план всех изменений в стране? По-моему, ясно, что председателем новой государственной коллегии буду я! И как первое лицо в государстве, я…
— Отставить! — рявкнул полицейский генерал.
— Что значит «отставить», господин Хвост?! — возмутился дон Сеял.
— Мы договорились, что власть в стране будет принадлежать военным! Чтобы все было «ать-два»! Следовательно, первым лицом в государстве является главнокомандующий!
— А не кажется ли вам, господа… — начал с вкрадчивой угрозой Етугоро.
Виття перебил его:
— Постойте, постойте! Спорные вопросы такой важности не следует решать при посторонних. Выйдем в соседнее помещение…
— Сначала пусть пленный скажет свой секрет! — потребовал генерал Бельдевул Хвост и потряс пышными эполетами на малиновом мундире.
— Ни в коем случае! — заявил маркиз дон Сеял. — Мальчишка никуда не денется. Сперва мы должны разобраться, кто же у нас глава государства! Идем!
И они друг за другом исчезли в дверном проеме, который тут же задвинулся решеткой.
Тихо стало. И еще страшнее, чем раньше.
Леша перестал жмуриться, широко открыл глаза. Только это он и мог сделать. Кресло так держало его зажимами, что не двинешься. Леша начал глазами шарить по ярко освещенному помещению. Но стало совсем жутко от вида всяких приспособлений.
А может, все это ужасный сон?
Леша попытался проснуться. Не получилось. Может, все-таки зареветь? Но громко реветь все еще было стыдно. Леша только всхлипнул. И тогда услышал:
— Нечего нюни распускать! Смотри сюда!
Это был писклявый капризный голосок. Знакомый!
— Ты где?!
— Сюда смотри, балда! На надпись!
Леша глянул на черную доску. «Помѣщеніе для пытокъ»… Ой! «…для пытакъ»!
Нельзя сказать, что Леша сразу обрадовался. Проговорил с досадой:
— Уже и сюда пролезла…
— Ох и дурень! Ради тебя пролезла-то! Или не хочешь, чтобы тебя спасли?
— Как ты меня спасешь? Побежишь за помощью, что ли? — У Леши появилась надежда.
— Я не побегу, я теперь тяжелая, медная. Вон кто побежит… Да оглянись ты! Налево!
Леша, чуть не вывихнув шею, глянул налево и назад.
На освещенной стене металась кошачья тень! И только сейчас Леша различил сердитое и жалобное: «Мяу! Мяу!»
— Тень-Филарет!
— Он бы давно уже помчался за Ыхалом, да зацепился за тень гвоздя! Видишь?! — пищала буква «а».
Леша видел.
— Филаретушка, милый! Рванись! Я тебе потом новый хвост нарисую!
— Мр-мяу! Мя-ау! — Тень дернулась и беспомощно замерла.
— Слишком крепко ты ему хвост приколдовал! — пропищала буква. — Не может оторвать!
— Что же делать?
— Слушай, что делать, и больше не называй меня глупой…
— Не буду!
— Сейчас эти олухи-министры придут, включат щекоталку, и ты заорешь…
— Не буду!
— Заорешь, я сказала! Вот так: «А-а-а!» И я начну расти…
— Зачем?
— Не перебивай! Головой упрусь в раму. Рейка поднимется! Она прибита длинным гвоздем. А рядом с ним под штукатуркой провод! Гвоздь порвет изоляцию!
— Ну и что?
— И будет «коза»!
— Какая еще коза?
— Ка-зэ! Короткое замыкание, бестолочь! Погаснет свет, тень гвоздя пропадет!
— И тень-Филарет освободится! Ура! Только ты беги скорей, Филарет! Пусть Ыхало мчится сюда со скоростью света!
— Мр-мяф!
— Я начинаю орать!
— Не спеши! Надо, чтобы они не догадались!..
В эту минуту четверо заговорщиков отодвинули решетку и вошли. Впереди с довольным лицом шагал дон Сеял. Видимо, главным выбрали все же его.
— Ну-с, рыцарь Прозрачного кота, — ехидно начал он. — Включаем кресло, или вы все скажете без этой крайней меры?
— Ничего не скажу!
— Господин Люмпо-Лампо…
Барон подбежал к пульту и нажал кнопку. Механические руки задвигались, зашевелили волосатыми пальцами. Леше сделалось ужасно противно! Он заорал от души:
— А-а-а!
Виття выключил кресло.
— Ну? Скажешь?
— Нет… А-а-а-а-а!..
Сквозь прищуренные веки Леша видел, как буква «а» увеличивается в росте. Упирается макушкой в раму. Приподнимает лакированную рейку… Трах! Синие искры и полная тьма!
И несколько секунд — полная тишина.
В этой тишине Етугоро тонко сказал:
— Ай, что это?
Электромагниты выключились, зажимы ослабли. Леша соскользнул с кресла, метнулся к стене, присел там на корточки.
Раздался мужественный голос генерала:
— Объявляю чрезвычайное положение! Господин Люмпо-Лампо, зажгите запасную люмпу! То есть лампу!
— Запасной нету…
— Господин Люмпо-Лампо, вы идиот, — тем же тоном сообщил генерал. — Караульте дверь, чтобы мальчишка не улизнул.
— Решетка тяжелая, ему не отодвинуть, — успокоил в темноте дон Сеял.
А Етугоро вдруг взвизгнул:
— Ай! Там чьи-то глаза!
— Где? — простонал Виття.
— Вон… светятся…
Леша понял, что светятся его коленки. Заслонил их ладошками, потом открыл опять. Несколько раз. И тихонько протянул:
— Ы-ы-ы-ы…
— Ай! — пискнул Виття. — Оно мигает… и воет…
— Стыдно, барон! — гаркнул генерал. — Здесь никого нет! Кроме пленника и нас… Ой!
— Ай! Кто меня пнул?
— Прекратите!
— Хулиганство какое!
— Это мальчишка! Надел сапоги и лягает нас!
— Держите его!
Но Леша никого не лягал. Судя по дробному топоту и звону, сапожки принялись бегать сами по себе. Наверно, они отлично видели в темноте, потому что не ошибались: давали заговорщикам точные пинки по самым подходящим местам!
— Ай!
— Ловите! Да не меня!
Бумм! Это, кажется, генерал и Етугоро брякнулись лбами. А Виття завыл, потому что с размаху сел на скамейку с шипами.
— Ой-ей-ёй-ёй!
— Господа, будьте мужчинами!
— Оно опять мигает! Я боюсь!..
— Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! — Это пронзительно веселилась буква «а». Она уже прыгнула с вывески и при этом ухитрилась угодить по темени маркизу.
— Меня убили!..
— Господа, сохраняйте спокойствие!
На Лешу мешком упал хнычущий Виття. У него из кармана вывалилась Лешина рогатка. Леша рванулся из-под Витти в другой угол, присел там. На ощупь зарядил рогатку, пальнул наугад. И, кажется, удачно.
— Караул! Мне отстрелили ухо! Отставить! — заорал генерал Хвост.
— Перестаньте меня пинать, я больше не буду, — совсем уже печальным голосом просил Етугоро.
— Станьте цепью! Ловите негодяя! — пытался командовать маркиз дон Сеял.
Но никто не успел выполнить такую разумную команду. В помещении разлился ровный желтый свет. Это повис под потолком и ярко разгорелся Лунчик Луняшкин!
А у дверей стояло с дубинкой в руке Ыхало! Глаза у него горели грозной зеленью. Рядом с Ыхалом так же грозно сверкал глазами большущий серый кот! Потом кот взлетел в воздух, как мяч, и растопыренной лапой дал пощечину Витте!
— Ай-яй-яй!
— Мр-мяф! Пш-ш-ш…
А в дверном проеме, за решеткой, трясла железные прутья и прыгала на одной, на здоровой ноге Даша.
— Лешенька, держись!
Да, но откуда же взялся кот?
И что за это время случилось в Хребтовске?
…Тень кота Филарета, освободившись от тени гвоздя, ринулась по подземным переходам. Ей тут все пути были давно известны.
Буквально за минуту домчался бесшумный и стремительный тень-Филарет до отдушины в комнате Евсея Федотыча. И не задержался там ни на секунду: через щель в окне скользнул на улицу. Еще полминуты — и тень была в баньке.
Баньку наполнял храп Ыхала. Оно отсыпалось после всех путешествий и приключений.
— Мр-мяу-мяф! Вставай!
— Хр-р-пф… Хр-р-фу-у…
— Да вставай же, тебе говорят!!!
Но голос тени — он же совсем не громкий. Это, можно сказать, тень голоса. И Ыхало дрыхнуло по-прежнему. Безмятежно, как грудное дитя.
— Вставай, мур-мяф тебя раздери!
— Хр-р… Пф-ф-ф…
— М-мяф-ф!! — Тень Филарета в великой досаде подпрыгнула и грянулась о дощатый барьер полатей. И…
Можете верить, можете нет, но это произошло. Тень превратилась в настоящего кота!
Потом Леша, Даша, Ыхало и все их друзья (и сам Филарет!) долго ломали голову, отчего случилось такое чудо. И решили, что, скорее всего, там, в «помѣщеніи для пытакъ», во время «козы» сильный электрический разряд прошел по тени и наделил ее новой жизненной силой. А тут еще — досада на Ыхало и громадное нетерпение! И тревога за Лешу! Вот и возродился кот из тени во всей своей природе! От нервного напряжения…
Но это обсуждали потом. А в тот момент Филарет даже не очень удивился своему превращению. Нога Ыхала свешивалась с полки, и Филарет мохнатой лапой щекотнул черную пятку.
— Уай-вай-вай!! — Ыхало взлетело под потолок, стукнулось макушкой и брякнулось на пол. — Ты с ума сошел?! Ай… Ты кто?
— Не рассуждай! Лешу захватил Людоедов! Вперед!
— Вперед!.. А куда?
— К Федотычу! Там проход!
Даже стукнувшись макушкой, Ыхало соображало здраво:
— Федотыч меня не знает! Не пустит!
— Возьмем Дашу!
Кинулись в сад, к Дашиному окну. Даша сидела на подоконнике, свесив забинтованную ногу.
Ыхало скомандовало, часто дыша:
— Верхом на меня! Леша в опасности. Подробности на бегу!
Даша, хотя и боялась темноты и щекотки, но в общем-то была девочка решительная. Подходящая для своего брата. Уже через две секунды она сидела на Ыхале, а оно мчалось, пугая прохожих на улице Крайней. (Потом по этому поводу было в округе много всяких слухов). Филарет мчался рядом. На скорости он излагал Ыхалу все, что случилось с Лешей. Ыхало переводило с кошачьего на человечий — Даше.
Они подлетели к крыльцу Евсея Федотыча. Дверь оказалась отперта. Евсей Федотыч только что вернулся из поликлиники и сидел в кресле, бледный и утомленный. Перед ним топтался Ростик и виновато пытался объяснить, почему он опоздал. Хотя объяснять это Евсею Федотычу было ни к чему.
Ыхало, Даша и Филарет ворвались, как бременские музыканты в дом разбойников.
— Евсей Федотыч!.. Ой, Ростик!
— Где это окошко?!
— Ростик, Леша в плену! Скорей!..
— Ых! Я полезу первое!
— Лучше Ростик! Он знает дорогу!
— Мр-мяу-мяф!
— Даша, ты останься! Куда ты с больной ногой!
— Вот еще новости! Ыхало, подсади!..
Только Евсей Федотыч ошарашенно молчал, глядя на суматоху, в которой принимало участие косматое чудище. Все это едва не стоило Евсею Федотычу второго сердечного приступа. Но, к счастью, обошлось…
Минуту спустя компания уже пробиралась тесным «змеиным хвостом». Впереди — Филарет, за ним — Ростик, потом Даша и Ыхало. Где совсем тесно, Даша ползла на четвереньках, а когда делалось просторнее, Ыхало подхватывало ее на спину.
Ростик обронил где-то свой фонарик, и Лунчик летел впереди Филарета, освещал дорогу.
Даша в этом стремительном движении все же успела упрекнуть Ростика:
— Где ты был? Почему не пришел вовремя?
— Из-за бабушки! Усадила меня чай пить! И все уговаривает: «Не спеши, посмотри, как еще рано…» А потом оказалось, у нее часы стоят!
— У тебя есть в нашем городе бабушка?
— Есть, есть! Потом все объясню!..
Они все же слегка сбились с пути и оказались в зале с рыцарским оружием. Зато здесь Ыхало запаслось шишковатой палицей древнего воина.
Ростик торопливо сказал:
— Вы давайте скорее туда, а я — за кактусятами! Позову на помощь! — И скрылся в проходе.
Вот наконец и серый гладкий коридор с лампочками. Филарет встал на задние лапы и жестом полководца вытянул переднюю: «В ту сторону!»
Помчались опять.
В одной из арок решетчатая загородка была отодвинута. Лунчик ринулся туда. Остальные за ним.
Слышны стали перепуганные вопли министров.
Ыхало животом ударилось о новую решетку. Лунчик пролетел сквозь нее и осветил картину битвы. Филарет тоже скользнул без остановки. А Ыхало… Не надо забывать, что оно было наполовину привидением и умело разжижаться в воздухе — до состояния киселя, а то и тумана. Так оно и сделало. И в один миг просочилось сквозь решетку. И протащило за собой дубину.
Одна Даша осталась по ту сторону и видела все сквозь железные прутья.
— Леша, держись!
Леша держался. Он опять вскинул рогатку.
— Руки вверх!
Маркиз дон Сеял, барон фон Люмпо-Лампо, генерал Хвост и Етугоро-Людоедов подняли руки.
Казалось, победа полная. Но… в поднятых руках у Етугоро был вывернутый колпак дона Куркурузо! Етугоро и нахлобучил его. И — пропал!
— Держите его! — закричал Леша.
Но как держать того, кого не видно?
В этот момент посреди каменного пола будто сам собой откинулся люк. И что-то невидимое ухнуло в него. И оттуда послышался етугоровский голос:
— Господа, за мной!
Все растерялись, даже Ыхало. Впрочем, не все! Маркиз, барон и генерал мигом сообразили, что к чему. Один за другим скакнули в квадратную черноту.
— Стойте, негодяи! — грозно завопило Ыхало. А Филарет прыгнул следом за беглецами. Леша и Ыхало хотели тоже кинуться в люк, но тут закричала Даша:
— А я?! Не бросайте меня!
— Ох! Ых!.. — спохватилось Ыхало. — Ну-ка, посторонись! — И ударом палицы сокрушило решетку. Даша допрыгала до брата и повисла у него на шее.
— Лешенька! Они с тобой ничего не сделали?
— Ничего! Подожди, Дашка, нужно догнать этих…
Но тут из люка не торопясь выбрался Филарет. У него была очень довольная морда.
За ним вылезли три беглеца: Виття, Аугусто-Негусто и Бельдевул Хвост. Они пожимали плечами и переговаривались:
— Что мы такого сделали?
— Странно даже…
— Эти мальчишки позволяют себе черт знает что…
Они посмотрели на Лешу и его друзей, еще раз пожали плечами и опять на всякий случай подняли руки.
Один Лешин сапожок вдруг подскочил и дал пинка начальнику полиции Бельдевулу Хвосту.
— Прекратите! — взвизгнул тот. — Я генерал и требую, чтобы со мной обращались в соответствии с моим званием!
Леша схватил сапожки и натянул их.
— Вы молодцы, но хватит уже…
А из люка появился Ростик! За ним — Филимон в бескозырке и дюжина кактусят.
— Какие ловкие, — сказал Ростик. — Вздумали удирать! От кактусят не уйдешь.
Зеленое воинство было вооружено самодельными луками, самострелами и такими же, как у Леши, рогатками.
— Ростик! — радостно закричал Леша. — Ты откуда?
— Леша! Я немного опоздал! Из-за бабушки! Ты не сердись…
— Я не сержусь! Пробка у тебя?
— Здесь! — Ростик хлопнул по карману.
— Мы протестуем, — заявил барон Виття фон Люмпо-Лампо де Лучина. — Это беззаконие. Какое вы имели право нападать на нас?
— Мы пожалуемся его величеству, — пообещал маркиз дон Сеял.
— Валяйте, жалуйтесь, — донеслось из люка. И оттуда появился Респектабо Первый. Он был в короне и парадном мундире: видимо, не успел переодеться после встречи с послами. А за королем вылез Главный маг Астралии Авдей Казимирович Белуга, Гран-Палтус дон Куркурузо.
— Мне уже все известно, — сообщил король. — Раньше всех мне рассказала про этот глупый заговор почтенная Дромадера. Она утром слышала, как злоумышленники совещались в садовой беседке…
— Как жаль, что я не успел пустить ее на топливо для камина, — горестно сказал барон фон Люмпо-Лампо.
— Это ничего бы не изменило, — объяснил дон Куркурузо. — Меня о том же самом предупредила глиняная корова…
— Да и все равно бы у них ничего не вышло, — заявил Филимон и гордо поправил бескозырку с надписью: «Герой».
— Правильно!.. Ребятки, отведите-ка этих господ в зал королевского суда и не спускайте с них глаз, — распорядился его величество. — А это что за милая девочка?
Даша попыталась на одной ноге присесть в поклоне. Ростик подхватил ее.
— Ваше величество! Позвольте представить вам мою сестру Дарью! — спохватился Леша. — Только у нее болит нога…
— Очень приятно, — сказал король. — То есть приятно не то, что болит нога, а… Ну, в общем, ясно, что я имею в виду…
— Нога — это пустяки. Это мы в один миг, — сказал дон Куркурузо. — А что это за славное существо кошачьей породы?
— С вашего позволения, это бывшая тень Филарета, — подало голос Ыхало. — Она, видите ли, превратилась…
— Я сразу догадался, — сказал Леша.
Кактусята и Филимон увели под конвоем трех заговорщиков. Виття хныкал, дон Сеял презрительно улыбался, а Бельдевул Хвост шел с поднятой по-генеральски головой. Ростик остался с Лешей.
Двинулись по коридорам — на солнышко, на свежий воздух.
Дон Куркурузо перед этим подержал в ладонях Дашину ногу, пошептал над ней, и теперь Даша уже храбро ступала на забинтованную пятку.
Когда все оказались на лужайке перед пещерой, то ждала их еще одна неожиданность. Навстречу двигались Етугоро, Бочкин и лохматый Лилипут. У бывшего людоеда был перепуганный вид, а Бочкин выглядел весьма довольным. Лилипут же время от времени рычал и показывал большие зубы. Етугоро при этом подпрыгивал так, что успевал несколько раз перебрать в воздухе ногами.
— Здрасьте, ваше величество, — сказал Бочкин. — Здрасьте все. Вот, получайте беглеца. Надумал воспользоваться шапкой-невидимкой. А нет того соображения, что от Лилипута ни в какой шапке не уйдешь, он по запаху любого злодея чует за версту… Авдей Казимирыч, возьмите ваш колпак да больше не теряйте.
— Мяу-мурр, — послышалось вдруг из травы. Лилипут вздернул уши и… замахал хвостом. Серый кот прыгнул к нему, начал тереться боком о добродушную песью морду. Лилипут лизнул его в нос…
Суд над заговорщиками состоялся в тот же день.
Сперва, правда, возникло затруднение, потому что председатель королевского трибунала Ревизо Крюка де Творо находился в летнем отпуске и уехал на дачу в какое-то соседнее сказочное пространство. Король полистал толстые книги астралийских законов и вычитал, что в этом случае он на основании статьи три тысячи сто одиннадцать дробь семьдесят семь имеет право назначить главным судьей самого себя.
Респектабо Первый так и сделал.
Но тут обнаружилась другая сложность: не было судейской мантии и парика.
Мантию наскоро соорудили из синей шелковой шторы, а с париком — никак. Церемониймейстер Туто Рюмбокало сказал, что свой парик отдать он не может, потому что без него перепутает не только имя его величества, но и вообще все на свете. А парики слуг и тем более парик злодея Етугоро, конечно, не годились.
Выручил всех опять Леша. Сделал из газеты «Астралийские новости» шапку и…
Между тем под окнами Дома правосудия собралась толпа. Все уже знали о заговоре. Большинство негодовало и требовало как следует наказать злоумышленников. Но были и такие, кто их жалел.
Король с балкона пригласил из толпы несколько человек в судебные заседатели. Вызвались два пекаря, смотритель городских фонтанов, один граф, несколько торговцев, директор начальной школы и два безработных водителя городского трамвая (трамвай давно не работал из-за нехватки энергии).
Но оказалось, что недостает еще трех человек. Тогда король включил в состав суда юного графа Андрюшку де Вулканоллу, конопатого кактусенка Яшку Божью Коровку и маленького Филимона.
Адвокаты подсудимых запротестовали:
— Им нельзя, они несовершеннолетние!
— А мучить несовершеннолетних можно?! — возмутилась Даша.
Король сослался на статью закона, в которой говорилось: если обидели детей, значит, дети могут заседать в суде. Все присяжные заседатели — и маленькие, и большие — дружно решили, что четверо обвиняемых виноваты в заговоре против государства и в коварном нападении на рыцаря Прозрачного кота Лешу Пеночкина. А Его Етугоро был также признан виновным в краже колпака-невидимки и в попытке людоедства. (Доказательств, что он в самом деле съел кого-нибудь, у суда не нашлось).
В конце концов король-судья огласил приговор. Суровый, но справедливый.
Бывшего людоеда Его Етугоро приговорили к изгнанию в прошлое — туда, где нет людей. К динозаврам. Главный маг дон Куркурузо взялся устроить это с помощью машины времени.
Его Етугоро презрительно сказал:
— Ну и подумаешь! Все равно я людей уже не ем, а видеть динозавров гораздо приятнее, чем вас. Буду жить-поживать и выращивать морковку. — И он показал суду язык. За то ему дополнительно объявили выговор.
Генерал Бельдевул Хвост был разжалован в подпоручики и в этом звании тут же уволен на пенсию без права ношения мундира.
Маркиза Аугусто-Негусто дон Сеял приговорили к принудительным работам в городском парке в течение месяца и предупредили, что за новое преступление лишат дворянского звания.
Барону Витте фон Люмпо-Лампо назначили полтора месяца домашнего ареста. В это время он не имел права есть ничего сладкого. Кроме того, каждый вечер на пять минут барон обязан был усаживаться в придуманное им «веселое» кресло — чтобы на себе испытывать результат этого адского изобретения.
Барон зарыдал.
— А если он не захочет усаживаться? — усомнился маленький Филимон. — Это, выходит, каждый вечер специальных дежурных к нему посылать?
— Я поговорю с его супругой, — пообещал король. — Баронесса весьма решительная дама, она держит мужа в строгости… Нечего реветь, Виття, раньше надо было думать… Заседание королевского суда объявляю закрытым.
Надо сказать, Лешу интересовал не столько приговор, сколько совсем другие вопросы. Сразу после суда Леша подступил к Ростику:
— Значит, у тебя в Хребтовске есть бабушка?
— Ну, есть… У нее часы остановились, вот я и…
— Да хватит про часы! Давай про бабушку!
— Ну, что про бабушку… Она, когда еще девчонкой была, жила то в Хребтовске, то здесь… А мама — всегда в Хребтовске… А потом… когда мамы не стало, мы с папой почти насовсем переехали сюда. Только он ушел в экспедицию, поэтому я у дяди…
— И ничего не рассказывал, — вздохнул Леша.
— А чего тут особенного? Думаешь, только мы с тобой знаем дорогу между Астралией и Хребтовском? Таких людей немало… Ты лучше расскажи, как это тень превратилась в кота?
Филарету удивлялись многие. Он сам себе тоже удивлялся и радовался. Это же так прекрасно — после того как несколько десятков лет был бесплотной тенью, стать настоящим, полным жизни котом! Лишь одно огорчало Филарета: у него не было тени. Но Леша пообещал нарисовать ему прекрасную густую тень и накрепко соединить с хозяином при помощи «Чоки-чока».
От приступа счастья Филарет потерял всякий интерес к своей коллекции марок. Зачем она жизнерадостному коту? И Филарет преподнес марки в подарок его величеству.
Король был в восторге. Оказалось, что он ярый филателист. Его величество поцеловал Филарета в усатую морду и предложил ему титул императора всех астралийских котов.
Но Филарет отказался. Он дал понять, что ему достаточно звания кошачьего герцога. В тот же вечер он отправился заводить знакомства с прекрасными кошками-аристократками, и у него было несколько победных дуэлей со столичными котами из дворянского сословия.
Вечером Леша и Ростик в зале ПВД поставили на место хрустальную свечу Ореста Редькина. Это было сделано торжественно, в присутствии короля, членов правительства и многих жителей столицы.
Едва стерженек пробки вошел в гнездо, как маховик ПВД заметно увеличил обороты. Лампы прибавили свет… А в столице в это время зажглись в листве тысячи фонариков и на рельсах зазвонили ожившие трамваи.
В слоистых облаках, лежащих на склонах Горы, замерцало множество новых звезд.
— Прекрасно! — заявил Респектабо Первый. — Отныне начинается новая жизнь! Завтра — грандиозный праздник! Господин Монья ля Порт де Монэ! Вам придется выделить из казны приличную сумму на карнавал!
— Ну так и что, — сказал министр финансов. — Как будет угодно вашему величеству. Только потом не говорите, что Монья пускает деньги на ветер… А кто будет распоряжаться праздником? Ведь, как известно, прежний распорядитель сейчас развлекает динозавров… Кстати, он совсем не плохо справлялся со своими обязанностями…
— Ну, и не так уж хорошо, — вмешался Ростик. — Всегда придирался к ребятам. И приказал вырубить шесть каштанов, чтобы проложить аллею к своему новому дому. За это не к динозаврам надо, а еще дальше…
— Мы создадим комиссию для подготовки праздника из юных жителей Астралии, — решил его величество. — А возглавить ее попросим уважаемого дона Куркурузо. Ведь в таком деле не обойтись без волшебства…
Праздник был восхитительный!
Три вечера подряд над Горой взлетали фейерверки, каких давно уже не помнила Астралия. Вертелись сотни сверкающих каруселей. Тысячи жителей в маскарадных костюмах веселились и устраивали игры и приключения. Даже самые почтенные горожане и крестьяне из окрестных деревень на этом празднике чувствовали себя мальчишками и девчонками.
С Луны срочно прилетели артисты цирка «Селено-полено». Они без перерыва давали представления на круглой поляне, где было в шесть раз уменьшено земное притяжение. До упаду смешили зрителей клоуны из группы «Лунус Переплюнус». Поражали лунные слоны-канатоходцы: они были похожи на земных, только крупнее, зеленого цвета и очень ловкие. Но больше всех вызывала восхищение Серебряная Танцовщица. Это была прекрасная девушка в легких одеждах небесного цвета с серебристыми блестками. И с голубыми веснушками на симпатичном курносом лице. Она танцевала на кончиках сверкающих мечей. Тысячи зрителей замирали, а потом кричали: «Браво!» И громче всех — его величество Респектабо Первый…
Особо надо сказать о карнавальном шествии. Оно состоялось на второй день праздника. Длинная процессия двигалась от королевского дворца до площади Ореста Редькина и при этом опоясывала вершину горы спиралью. Одетые в самые удивительные костюмы, астралийцы несли тысячи разноцветных фонарей. Фонари эти отражались в тысячах радужных мыльных пузырей, которые взмывали над головами и не лопались. Надувать такие пузыри научил здешних ребят Леша.
Играли оркестры. А впереди колонны выбивали звонкую дробь зайчата-барабанщики из деревни Мудрые Зайцы. За ними маршировали кактусята с пестрыми знаменами. Вместе с кактусятами шагало Ыхало. У него через плечо была надета малиновая лента ордена Астралийской Доблести первой степени. Орден этот пожаловал Ыхалу король. Такие ордена были у всех, кто принимал участие в схватке с заговорщиками. Только у Филарета лента висела не через плечо, а была повязана бантом вокруг шеи…
Леша, Даша и Филимон в бескозырке ехали на Дромадере. Филимон ехал стоя и держал большущий флаг с гербом Астралии. Он был очень горд.
У Леши был круглый щит с изображением Прозрачного кота. На Даше — ярко-зеленый берет с желтым и красным перьями — подарок Ростика. Над беретом висел и распевал стихи Лунчик.
Впереди Дромадеры шагали Филарет и Лилипут (с малиновой лентой поперек живота), а сбоку трусила глиняная расписная корова. Вокруг нее прыгал подросший глиняный теленок.
Над всем этим праздничным шествием возвышался великан Гаврила. Он неторопливо шагал, подняв над головой карусель, где верещала от веселого страха пестрая астралийская малышня.
А еще выше летала туда-сюда и светила, как настоящая луна, тетушка Ихтилена.
Даша то и дело говорила:
— Как красиво! Верно, Леша?
Леша соглашался. Мало того, он твердо решил, что, когда подрастет, обязательно напишет большую картину: «Карнавал в столице Астралии Горнавере».
Когда процессия проходила по улице Красной Шапочки, сквозь музыку и шум донесся истошный визг. Он летел из открытого окна. Это в своем баронском особняке Виття фон Люмпо-Лампо сидел в щекотальном кресле.
Даша поежилась.
— Леша, ты должен попросить короля, чтобы он помиловал барона. А кресло пусть разломают.
— Пожалуй, — согласился Леша. И подумал, что иначе этот противный визг может надолго засесть у него в ушах и помешает работать над картиной.
На третий день стало известно, что ожидается еще одно торжественное дело: прибивание над воротами нового щита с гербом Астралии. Старый щит порядком обветшал, и король решил, что пора заменить его более красивым и ярким.
Вот тут-то и пришло время торжества для нашей старой знакомой — буквы «а».
После ареста заговорщиков буква куда-то исчезла. Леша решил, что она опять отправилась на поиски «престижного места». И жалел, что не успел как следует поблагодарить ее за спасение.
На самом деле буква все это время жила в королевской сокровищнице, под покровительством министра финансов.
Король решил в награду за подвиг поместить букву на гербе Астралии. В начале слова!
— Если вы, конечно, согласны, — вежливо сказал он.
Буква запищала, что она согласна, только не видит никакой возможности. Ведь в названии королевства первая буква должна быть заглавной.
— А я — обычная, строчная…
— Это дело поправимое, — сказал король. И послал за кузнецом.
Леша тоже был при этом разговоре. Он спросил у буквы:
— А как ты сделалась медной? Была вроде бы из пластмассы…
— Ох, это совсем не трудно. Постепенно заменяла атом за атомом. Я могла бы, если бы хотела, сделаться даже золотой… А вот заглавной — никак…
Пришел кузнец — большой художник в своем деле. Осмотрел букву, кивнул и понес в кузницу. Леша, Даша, Ыхало, Филарет и Ростик пошли за ним. И Лунчик — в кармане у Ыхала.
В кузнице пахло горелым металлом и дымом. Гудел в горне оранжевый огонь.
Кузнец разогрел букву «а». Она попискивала, но терпела. Чего не вытерпишь ради того, чтобы стать заглавной.
Кузнец молоточком стал менять у буквы форму.
Сначала она была такая:
Затем сделалась такая:
Потом превратилась в такую:
И наконец стала, какой хотела:
Причем со всякими старинными завитушками.
Новый щит с гербом стоял тут же. На лазоревом поле белели три зубчатые башни, поднимался могучий дуб и сверкали звезды. А вверху полукругом выстроились буквы:
…СТРАЛІЯ
Горячую букву «А» кузнец опустил в холодную воду, как новую подкову. Она заверещала, зашипела и быстро остыла. Тогда ее надраили до золотого блеска.
Потом кузнец просверлил в букве отверстия для болтов и привинтил ее на место. Та сияла от счастья. Будто и правда золотая.
— Не вздумай снова удрать. Это будет очень нехорошо с твоей стороны, — сказала Даша.
— Разве я сумасшедшая?! Это самое лучшее место на свете! Я о таком и мечтала!..
И буква «А» засияла еще сильнее…
В полдень великан Гаврила прибил над городскими воротами новый щит с астралийским гербом. Трубачи-кактусята дули в золотые фанфары, зайчата лупили в барабаны, праздничный народ ликовал, разноцветные флаги плескались на ветру…
А на следующее утро Леша, Даша, Ыхало, Филарет и Лунчик уходили домой. Их провожали до станции Пристань Бочкин, Ростик и Лилипут.
Был ранний час, веял прохладный ветерок, и на солнце сверкала крупная астралийская роса.
Когда вышли из ворот, Леша оглянулся на герб. Звезды и буквы сияли в утренних лучах, и ярче всех, конечно, буква «А».
Леша помахал ей рукой.
Но буква не пискнула, не шевельнулась. Она понимала, что на этой должности надо соблюдать солидность.
Можно было добраться до дома очень быстро. Бочкин сказал, что теперь, когда стало много энергии, от столицы до Пристани и дальше бегает веселая сказочная электричка. Но Леша и Даша (у которой уже совсем не болела нога) решили, что хорошо пройтись через Астралию пешком. Вниз под Гору, до Желтых Скал, затем по берегу Залива до Пристани, а оттуда по шпалам прямо к дому.
— Надо зайти в гости к бабке на станции Чьитоноги! — вспомнил Леша.
— И Одинокого Шарманщика навестить! — подпрыгнула Даша.
— Кстати, он сейчас вовсе не одинокий, — сообщил Бочкин. — К нему приехала на каникулы целая куча племянников. Очень славные ребята, все музыканты.
— А ты свою бабушку навестишь? — спросил Ростика Леша.
— Обязательно. Только попозже. Скоро отец должен вернуться из плавания, мне надо его встретить…
— А свой берет ты подарил мне насовсем или на время? — спросила Даша. В этом берете и в своем зеленом спортивном костюме она была похожа на мальчишку-кактусенка.
— Конечно, насовсем! — Было видно, что Ростик готов сделать Даше еще и не такие подарки.
Лунчик дразнил Филарета: подлетит, пострекочет, покажет красный язычок — и удирать! Филарет притворно сердился, подскакивал и махал когтистыми лапами.
Бочкин, Ыхало и Лилипут о чем-то беседовали на ходу…
Леша топал босиком. Сапожки он отпустил погулять, и они умчались вперед. Носились туда-сюда по тропинке и звенели шпорами, как звенят колокольчиками на лугу резвые телята.
Никто никуда не спешил. В Астралии наступил спокойный послеполуденный отдых. А в Хребтовске, дома у Леши и Даши, прошло за это время всего несколько минут. Мама по-прежнему была в гостях у подруги, а папа в мастерской стоял перед мольбертом и задумчиво смотрел на неоконченную картину…
Дальше было много всякого. Интересного. Добираться до Горнавера стало очень легко. Сперва Леша и Даша ехали до Пристани на самодельном поезде с паровозом-самоваром (который, как выяснилось, приходился Ыхалу дядюшкой). А там пересаживались на звонкую электричку с разноцветными вагончиками (Леша сам разрисовал их — пестро, как глиняную корову).
Кроме того, бабка Глаша со станции Чьитоноги сообщила всем, что открывает регулярную авиалинию между своей платформой и столицей, и несколько раз подбрасывала Лешу и Дашу по воздуху, на большой пассажирской метле. Даша сперва визжала, но скоро привыкла.
У Ихтилены вывелось из икры много лунят — братьев и сестренок. Они расселились в окрестных лесах и в столичном парке. Иногда казалось, что это большие жуки-светляки. Лунчик время от времени летал к ним в гости. Но постоянно он жил по-прежнему вместе с Ыхалом.
Отец Ростика вернулся из плавания. Его парусный корабль «Океанский бродяга» пришел в портовый городок Грин-Бумсель, который располагался у западного подножья Горы, на берегу Изумрудной лагуны. Эта лагуна соединялась, кстати, широкой протокой с Заливом у Желтых Скал, а значит, и с речкой, где стояла Пристань. И оказалось, что от Пристани можно плавать прямо в Грин-Бумсель на пароходике «Отважный Орест».
Отец Ростика открыл в Астралийском океане архипелаг, населенный жизнерадостным племенем югги-лакамбуры, которым управлял вождь Якки Белый Гусь. Он приехал в гости к Респектабо Первому. Опять был в столице праздник (совпавший с праздником Летнего звездопада): фейерверк, выступления артистов лунного цирка и футбольный матч между столичными мальчишками и зайчатами-барабанщиками (счет: три — три). Король и Якки Белый Гусь так развеселились, что танцевали туземную румбу на площади среди карнавальной толпы. А с ними — Серебряная Танцовщица с Луны (земная нагрузка ей, видимо, не мешала).
Ростик ни на шаг не отставал от отца, даже про Лешу и Дашу вспоминал лишь временами. Но они не обижались. Понимали: у человека такая радость!
Бочкин слегка завидовал отцу Ростика. Он ведь тоже был капитаном судна, но дальше Грин-Бумселя ни разу не плавал. И теперь поговаривал, что неплохо бы отправиться на «Храбром Оресте» в дальнюю экспедицию. Тем более что Проша сдал экзамены на должность помощника начальника станции и с этой поры имел право заменять Бочкина, пока тот в командировке.
Среди шумных и веселых событий король не забывал иногда напоминать Леше: не надумал ли тот окончательно сделаться наследным принцем Астралии? И Леша почти согласился. Без особой, правда, охоты.
А Даша радовалась:
— Значит, я буду принцесса!
Впрочем, в последнее время король возвращался к этому разговору все реже. Может быть, считал, что дело решенное, а может быть, просто утомился от частых праздников и приемов гостей.
Его величество сделался задумчивым и рассеянным. Все чаще сидел один в королевском кабинете. Его любимым занятием стало разглядывать коллекцию, которую подарил Филарет. Особенно его величеству нравились марки с серебристым и голубым отливом. Он смотрел на них подолгу и вздыхал…
А Филарет никогда не вспоминал о своем прежнем увлечении. Он вел теперь жизнь кота-дворянина, полную любовных похождений и боевых подвигов.
Был Филарет знаменит и в Астралии, и в Хребтовске. И немудрено! Единственный в мире сумчатый кот! Ведь карман-то, где раньше лежали марки, у него сохранился. Правда, некоторые жители Хребтовска отказывались удивляться. Пожимали плечами:
— Что здесь особенного? Он же австралийский. В Австралии полно сумчатых животных.
Но, во-первых, они путали Австралию с Астралией. А во-вторых, даже в Австралии сумчатых котов нет.
Леша хотел нарисовать Филарету хорошую, густую тень, но тот, поразмыслив, отказался. Быть не только сумчатым котом, но и единственным в мире котом без тени — это тоже оригинально!
Кроме того, Филарет, оказывается, сохранил способность снова превращаться в тень. Когда хотел. Это было очень удобно, если встречались превосходящие по силе коты-противники или бестолковые окраинные псы, не признававшие дворянского достоинства Филарета.
А большой карман на животе очень пригодился. Симпатичная придворная кошечка Муринелла родила Филарету сынишку Митю. Филарет им гордился. Словно кенгуру, таскал сына в кармане и хвастался перед знакомыми. Юный кошачий герцог Митя де Филаретто был очень славный, все его любили, особенно Даша. Митя Дашу развлекал и утешал в печали. А печалилась Даша оттого, что Ростик уехал с отцом в какую-то деревню к родственникам и не показывался в столице.
Время в Астралии мчалось большими веселыми скачками, а в Хребтовске еле ползло. Но, оказывается, и здесь оно двигалось. Потому что папа успел написать картину «Портрет детей художника с Ыхалом и тенью кота Филарета на солнечной стене». Картина появилась на выставке, и о ней много спорили. Некоторые критики возмущались: что за Ыхало и почему художник ударился в такую неуемную фантазию! Но многим картина нравилась…
То, что тень Филарета превратилась в настоящего кота, папу и маму не очень удивило. Они уже привыкли к чудесам.
Впрочем, эта привычка не мешала маме трезво смотреть на вещи и напоминать детям о будничной, несказочной жизни. Однажды мама сказала:
— Уважаемые школьники! Вы не забыли, что через три дня у вас начинаются занятия?
Гном Петруша высунулся из окошечка на часах и подтвердил:
— Скор-ро пер-рвое сентябр-ря!
Вот такие дела. Пускай лето хоть самое бесконечное, а все равно приходит день, когда надо садиться за парту.
Леша уже знал, где находится школа, в которой будут учиться он и Даша. Совсем недалеко, в двух кварталах. Поэтому в первый день занятий он отказался от маминого и папиного провожания. Сам отвел Дашу в первый класс, а потом отыскал на школьном дворе место, где собирался второй «б».
Учительница Вера Васильевна оказалась молодой и веселой. Совсем не похожей на Леонковаллу Меркурьевну. Она обрадовалась Леше, словно давно ждала его.
— Говорят, ты хорошо рисуешь! Да?
— Только левой рукой, — на всякий случай предупредил Леша.
— Это неважно! Мы будем с тобой выпускать классную газету. Придумай название!
— Акватыква! — бухнул Леша. И немного испугался. Но Вера Васильевна обрадовалась еще больше:
— Замечательно! Такой газеты еще ни у кого никогда не было!
Потом она сказала, что до звонка много времени и пусть Леша познакомится с ребятами, побегает с ними на школьном дворе.
Утро стояло солнечное, совсем летнее, даже жаркое. Пестрая толпа шумела и резвилась среди кленов и рябин.
— Вон там, у волейбольной площадки, наши ребята.
Леша подошел…
Второклассники оказались дружелюбные. Сразу сказали:
— Будешь играть в скакалки-вышибалки? Тогда становись вон в ту команду…
Леша поиграл. Это было, пожалуй, не хуже, чем резвиться с кактусятами в Горнавере.
Потом он отошел, чтобы передохнуть. Оглянулся. И заметил стоящего в сторонке мальчика. Тот стоял спиной к Леше и что-то разглядывал в листве клена.
Мальчик был «растительных тонов». В салатной рубашке, в шортах защитного цвета, в зеленых гольфах и в спортивной кепочке «пограничной» расцветки. Мало того! За плечами у него висел ярко-зеленый лаковый ранец, с улыбчивым человечком-кактусом на крышке.
Леша подошел осторожно. Постоял еще, посмотрел, чтобы не ошибиться. Потом сказал:
— У кого-то здесь уши зеленым просвечивают…
— Леша!
— Ростик!
Они обнялись.
Ростик сказал, что будет жить в Хребтовске, у бабушки, и учиться здесь, во втором «б». Потому что отец опять ушел в далекое плавание.
— Я просился с ним, но он говорит, что еще маленький, — вздохнул Ростик. — Ну и ладно. Зато будем вместе с тобой…
Вот это было счастье!
Вера Васильевна, конечно, позволила им сесть за одну парту. Потому что друзья.
— Только не болтайте на уроках и не отвлекайтесь. Договорились?
Но они, по правде говоря, иногда болтали.
А на переменах бегали к первоклассникам — повидаться с Дашей.
Решено было, что в первое же воскресенье они опять отправятся в Горнавер, чтобы навестить друзей и узнать новости.
Но случилось так, что в столице Астралии Леша и Ростик оказались еще раньше.
В четверг на уроке чтения вдруг сильно постучали в дверь. Потом дверь отворилась, и на пороге возник… Туто Рюмбокало! При полном параде — в парике и расшитом белом камзоле. Он поднял свой жезл, чтобы трижды грохнуть о половицы, но вовремя спохватился: школа все-таки, а не дворцовый зал. Стукнул осторожненько, однако с торжественностью.
— Его величество Результато… э, Респектабо Первый просит Лешу Пеночкина и Ростика Цветкова срочно пожаловать на заседание Королевской коллегии…
Конечно, все ужасно удивились. А одна девочка спросила:
— Сейчас театр будет, да?
Ростик и Леша растерянно смотрели то на церемониймейстера, то друг на друга, то на Веру Васильевну.
Вера Васильевна пришла в себя раньше остальных.
— Ну, хорошо. Пусть Леша и Ростик идут, раз уж Королевская коллегия. Но только попросите его величество в дальнейшем назначать совещания попозже, чтобы они не совпадали с уроками.
Туто Рюмбокало важно согласился передать королю эту просьбу. Леша же оглянулся в дверях и успокоил учительницу:
— Не волнуйтесь, пожалуйста, мы вернемся через пять минут…
Когда шли по школьному коридору, Леша деловито спросил:
— На чем поедем?
Туто Рюмбокало вдруг по-ребячьи подмигнул, достал из кармана серебряный молоточек и металлическую пластинку с какими-то буквами. По углам у нее торчали гвоздики. Туто Рюмбокало остановился у двери третьего класса «а».
Наложил на дверь пластинку и застучал молоточком.
— Там же урок! Нам попадет! — испугался Леша.
Туто Рюмбокало приложил палец к губам:
— Тс-с…
На металлической полоске было написано: «Лифт».
Туто Рюмбокало открыл дверь. Класса не было! Была просторная кабина лифта. Опять чудеса!
Они вошли. Туто Рюмбокало нажал одну из множества кнопок. И кабина помчалась. Непонятно, вниз или вверх.
— А что случилось-то? — запоздало встревожился Леша. — Почему такая срочность? Что-то важное?
Туто Рюмбокало покивал значительно и слегка печально.
— Крайне важное… Король просто не знает, как быть.
— Неужели несчастье какое-то? — испугался и Ростик.
— Трудно сказать. В какой-то степени любовь — это всегда несчастье, — задумчиво сообщил Туто Рюмбокало. — Хотя и радость тоже… Вы обратили внимание, сколь задумчив и рассеян был государь последнее время?
Леша и Ростик закивали.
— Это объясняется сердечными причинами, — доверительно сообщил церемониймейстер. — Король влюблен.
— В кого?!
— Вы не поверите… Он испытывает самые сильные и нежные чувства к Серебряной Танцовщице… Долгое время его величество не решался открыть ей свое сердце. А вчера наконец решился…
— А она что?!
— Она… ответила благосклонностью и согласилась стать королевой Астралии. Скоро свадьба.
— Ну и прекрасно! — воскликнул Леша.
— Значит, опять будет праздник! — обрадовался Ростик.
— Праздник-то праздник, но этим ведь дело не кончится, — замялся Туто Рюмбокало (а лифт между тем все ехал и ехал). — Возникает один очень деликатный вопрос.
— Какой?! — опять разом спросили Ростик и Леша.
— Видите ли… через какое-то время после свадьбы у жены и мужа появляются дети. И… возможно, родится королевский сын. По закону он должен сделаться наследником трона… И в этом случае… В общем, государь очень неловко чувствует себя перед Лешей. Сперва уговаривал его стать наследным принцем, а теперь…
— Да пусть рождается королевский сын! Слава Богу! — обрадовался Леша. — Потому что мне эта королевская должность ну вот ни капельки не нужна! Я просто не знал, как быть! И не хочется, и отказываться неловко…
— Значит, вы не будете обижаться на его величество?
— Да нисколечко!.. Вот разве что Дашка огорчится. Она уже всерьез нацелилась сделаться принцессой…
— А она ею и будет! Король в любом случае пожалует вам титулы принцев королевской крови!
— Тогда и Ростику, — попросил Леша. — Чтобы, когда принцесса Дарья вырастет, жених у нее тоже был принц…
Ростик незаметно дал Леше тумака, но Туто Рюмбокало серьезно заявил:
— Нет ничего проще.
— А я, если его величество разрешит, стану потом директором королевской картинной галереи…
— А я — директором Астралийского ботанического сада, — решил Ростик. — Только сперва мы с тобой, Леша, попутешествуем. На папином корабле.
— А твой папа нас возьмет?
— Я думаю… Или, в крайнем случае, можно попросить Бочкина, чтобы отправиться в плавание на «Отважном Оресте».
— А если Бочкин не захочет взять нас, тогда… мы… однажды ночью… — начал Леша дурашливым и таинственным шепотом, — проберемся и… Я ведь умею управлять пароходом…
— Ай-яй-яй, — сказал Туто Рюмбокало. Леша и Ростик засмеялись. Они были уверены, что добрый старик на них не наябедничает.
Лифт наконец остановился. И они вышли в королевском саду — прямо из ствола толстенного ясеня. Зашагали по солнечным лужайкам и оплетенным цветами висячим мостикам.
— У короля есть еще один деликатный вопрос к Леше, — осторожно сказал Туто Рюмбокало.
— Какой?
— Понимаете, в чем дело… Его высочество герцог Филарет последнее время взял обыкновение часто обращаться в тень. Это само по себе никому не мешает. Но одновременно с этим превращаются в тени и все марки коллекции, которую герцог преподнес государю. Один раз король показывал коллекцию послам, и вдруг… Получилось очень неудобно… Король хотел узнать: не можете ли вы, Леша, сделать так, чтобы марки всегда оставались марками и не зависели от превращений его высочества Филарета? С помощью вашего «Чоки-чока»…
— Надо попробовать…
И Леша на ходу стал бормотать себе под нос. Никакие подходящие рифмы не шли в голову. Но Леша не унывал. До зала заседаний Королевской коллегии оставалось еще шагов полтораста. Леша был уверен, что за это время он успеет что-нибудь придумать.
Комментарии